Ворон и Вереск

Вереск не отрывала взгляда от спины впереди. Слегка сутулый стан – всегда готовый рывком кинуться вперёд, был скрыт дублетом и накинутым сверху плащом с меховым воротом. Чёрные волосы блестели в ластившихся лучах солнца. Так и хотелось зарыться в них своими пальцами, слегка потянуть на себя, чтобы услышать довольный рык и нечеловеческое мурчание. Магесса не привыкла к длительным путешествиями. Даже поездка в Тирию много лет назад таковой не считалась. Она жила на восточном побережье вместе со своими родственниками, иногда тоскуя по Вильне. А конкретно по одному человеку. Варнас уже давно вела аскетичный образ жизни. Вереск, привыкшей к роскоши и относившейся к ней как к должному и неотъемлемому, было не понять суровый подход женщины. Морской бриз доставал их даже на обрыве. Камень вырос высоко вверх, обозначая границу суши и вод тонкой полоской белоснежного песка в самом низу, в свете закатного солнца, отливавшего розовым золотом. Хоть была и летняя пора, но Нордфалия никогда не славилась теплыми и, тем более, жаркими деньками. По вечерам такие прогулки требовали утепленных плащей и закрытых одежд. Куда надежней было укутаться в ткани или же прижаться к сильному и тёплому телу. Дорогие сапожки давно сменились на удобные ботинки, а лёгкие ткани платьев поменялись местами с грубыми рубахами в шкафу. Такая смена стиля, как ни странно, пришлась Вереск по душе. Ощущение грубых тканей равнялось ею свободе – птице, что высокого парила над их головами. Варнас, не оборачиваясь, шла вперёд, иногда замедляясь. Во время таких прогулок они сохраняли комфортное молчание. Если оно затягивалось, то Вереск было достаточно пустить вперёд искорку, и тогда Варнас живо оборачивалась к ней, посылая улыбку и предлагая теплое место в её плаще. Они жили на северо-восточном побережье, недалеко от рыбацкой деревушки в низинах. Прямо у их небольшого домика с длинной и слегка корявой каменной трубой печи начинался хвойный лес. Запах моря и хвой передавал невероятное ощущение. Хотелось петь и танцевать у веранды, сминая босыми ногами сочную зеленую траву. Казалось, что к вечно молодой Вереск вернулась её молодость, а точнее – юность. Когда жизнь не была омрачена заботами мирскими и преподносила лишь счастье да задор. Варнас в это время была особенно хороша. Лицо в шрамах выглядело куда мягче и возвратило флёр юности. Казалось, вот она прямо перед ней – восемнадцатилетняя, безрассудная и азартная девица, которая могла переполошить всех магистров одним лишь своим действием! Возвращаться домой желания не было. Хотелось ещё побродить по опасным мшистым каменным уступам, наслаждаться блеском тихих вод и песнями чаек. Здешние красоты пробуждали в Вереск её романтика – ей не хотелось покидать это место никогда. - Вильгельмина. Яркой вспышкой пронеслась перед глазами жизнь магессы. После стольких лет она назвала её по данному от рожденья имени! Сердце затрепетало, казалось, что счастье до краев переполняет её как медный сосуд. Хотелось окунуться в эти чарующие светло-зелёные глаза и неотрывно целовать тонкие пьянящие уста. - Я так лю… Вереск резко распахнула глаза. Ночной крик совы разбудил её на столь важном моменте. Дейве! Чёрт! Вереск недовольно выдохнула, ощущая рядом с собой шевеление. Не разбуженная этими действиями Варнас крепче сжала её в своих объятиях. Теплые шкуры, в которых они уже которое время засыпали и просыпались, казались жаркими, но вставать или скинуть одеяла ни сил, ни желания не было. Холодный воздух вокруг не давал ей даже вытянуть ноги, казалось, что таким образом мороз доберётся до неё. - Почему не спишь? – Голос из сна раздался шёпотом у её шеи. Сердце Вереск заухало быстрее. Варнас как всегда была недосягаема. Думала, что спит – ан нет, она всё равно была начеку. Всегда. Даже рядом с ней, и это было не менее обидно, чем осознание того, что этому было объяснение. - Всё в порядке. За окном был шум. – Вереск повернулась к возлюбленной, очерчивая большим пальцем скулу. Губы оставили на теплой изрубцованной щеке поцелуй. – Спи. – Рыжеволосая перевернулась на другой бок, подтягивая в объятиях к груди голову женщины. Вороные волосы разметались на подушках, а крепкие руки стиснули мягкие бёдра сильнее. Обманчивым было размеренное дыхание Варнас. Вереск попыталась заснуть, но жар рук возлюбленных утешающим не был, а холод стылого воздуха удушал. Магесса хотела выбраться из объятий и покинуть их постель. Маленькая прихоть отзывалась в груди всё яснее, но она сдерживала в себе этот порыв, дабы насладиться тем покоем, который они с Варнас заслужили. О, дейве! Как же настрадались они! Какие только им испытания не подкидывали дейве! В их милости уже сомневалась Вереск, осознавая всю чуждую их образом жесткость и кровожадность. Они играли ими словно марионетками, заставляя метаться из стороны в сторону: убивать людей - каяться с тысячами бездомных, прыгать из постели в постель – сотни раз клясться в своей верности. Одного они только не могли отнять у них – любви. Любовь, будто большекрылая птица, согревала своих детей под своим боком. Иногда поодиночке, иногда вместе, заставляя вспомнить все то, что было между ними и вновь осознать, что распри мирские того не стоят. Но какая-то неведомая сила умудрялась из раза в раз отталкивать их друг от друга, а когда проигрывала – то они сломя голову вновь становились единым целым. Вереск была отчасти знакома с законами мироздания, отчасти, потому что никому не было ведомо всё о нём. И никогда она не понимала, что происходит с ней и Варнас. Ворон в её руках во сне всегда притворялся милым птенцом. Если только не желал вкусить её плоти – распробовать то, чего вкус никогда не забыл бы. Варнас иногда вела себя словно одичалая в постели – запоминала, любила жёстко, но страстно, забывая обо всех чинах, морали, что итак не присуща чародеям, и о собственных принципах. Вереск же отдавалась навстречу – давала себя любить до потери рассудка. Была течной сукой и упивалась этими животными ощущениями. В глазах же – на их дне, плескался страх, что такого больше повторится. И это отчаянье вгрызалось в неё так, как она впивалась в ключицы Варнас, прижимая мощное тело к себе. В такие абсолютно дикие и неконтролируемые моменты ей хотелось, чтобы Ворон осеменила её, таким образом привязав к себе на веки вечные – хотя куда там больше. Они были единым целым, но умудрялись существовать друг без друга. И в мыслях такого не было – но всё же получалось. Каждая собственная ошибка звенела в голове неустанной болью. Их результаты она видела изо дня на день в собственных прикосновениях, в отдаче возлюбленной, в их взглядах и в том, что кроится за ними. Сколько же их было совершено? Как их никто не сумел остановить? Неужели все вокруг, даже самые близкие, упивались этой драмой? Впрочем, эти вопросы не играли никакой роли. Ни Вереск, ни Варнас не придавали окружающим и их мнению значения насчёт того, что происходило между ними все эти годы. Но самое неприятное было то, что «это» толком и обозначения не имело, оставляя ясность сокрытой от их глаз. Чем одна руководствовалась, засыпая рядом в одной постели – другая не знала. И так по кругу, дурацким циклом змия из легенд древних ведьм – Уробороса, что хотел пожрать мир, но этому не суждено было случиться. Они пожирали друг друга, сгорая в её огне, а затем возрождались из пепла, словно священная птица южан – феникс. Всякий раз, когда она хотела и набиралась достаточно сил, чтобы заговорить, чтобы наконец-то объясниться – рот затыкался чем-то, что хотело так и вести их хоровод у костра. Вереск так и видела эти ведьмовские пляски в одеждах сельчан – Варнас представала в вышиванке и просторных штанах, а она билась в пляске в свободном белом платье с венком на голове. Босые, озорные и беззаботные – никак не могли ускользнуть друг от друга, ни слова молвить – оказывались в объятьях, да смехом давились. Либо же верещали, кричали, выкрикивали зовы звериные, то Вереск флейту из воздуха темного ночного возьмёт, да начнёт дивную, но страшную мелодию играть, а Варнас диким зверем будет рычать, да завывать вдогонку ей. А над головами – иссиня-чёрное небо, такое же пугающее, как чёрная земля под босыми ступнями, разлетавшаяся в стороны. А за деревьями вокруг – ни просвета, ни жизни. Только они вдвоем и их вечный танец, приносящий болезненные, но столь желанные ощущения. Этот сон преследовал Вереск все эти годы. Она думала поначалу, что это проказы сумрака с ней игрались, но позже разубедилась в этом. Сумрак – наставник Варнас, любил её также как свою подопечную. Будто одна связь Варанс с ней открывала ей безграничные возможности в этой отрасли магии и бытия, от которых она сознательно отказалась, но они от неё – нет. Это было нечто другое, способное захватить и унести в плен любого – даже самого могущественного мага. То, что сами дейве не были в состоянии контролировать. И заложницами этого они обе и стали. Варнас пошевелилась в своём чутком сне, заботливо положив свою руку между её лопаток. Женщина в её объятиях была до ужаса чуткой и весьма тонко различала её настроение. Вереск пыталась расслабиться, и наконец-то ей это удалось. Мысли улетучились в сторону, а где-то вдалеке послышался треск костра. Сон неумолимо приближался к ней. А потом и вовсе захватил в свой плен. … Утренний воздух был преисполнен прохладой и солнечными руками. Варнас проснулась за час до рассвета, и оставшееся время до пробуждения Вереск молча любовалась её профилем и игрой света на бледной веснушчатой коже. Казалось, что могло быть лучше такого утра? Когда любимая женщина тихо спала в твоих объятиях, не просыпаясь от прикосновений губ, которые осторожно опускались то на шею, то на плечи, иногда касаясь позвонков и тонких лопаток. Варнас не могла насытиться этой близостью – ей было всё мало и мало. Хотелось большего – но как? Божественные путы и без того связали их навсегда, но даже этого было недостаточно. Полное удовлетворение не приходило, а навязчивые мысли не хотели отпускать. Из-за них Варнас скрывалась в сумраке, покидая телесную оболочку. В нём же царило спокойствие и понимание. Варнас не могла оставаться в нём вечность, но это место давало ей передышку. Непонятно где и когда. Одна или с множеством. Сумрак помогал восстановить тот утерянный баланс, давая возможность продумать шаги наперёд. Мир злился на их союз – Варнас знала это как никто другой. Глядя на Вереск в своих руках, она мыслила на сотни шагов вперёд, дабы защитить её от проказ и зависти других. Впереди – бесконечное неизведанное, с которым доводилось бороться даже магам и колдунам. Они с Вереск не были исключением, уж точно не в этом. Изо дня на день она боролась с собственными бесами. Рычала, раздирала в клочья, играла в их игры, оставляя за собой десятки тел. А толку было мало. Даже Визунасу не было под силу очистить её своим пламенем от этого бельма. Посему она держала себя в узде, идя по краю у обрыва прямо вперёд. Не глядя под ноги, иначе бы это принесло лишь долгожданное, но никак не желанное падение во мглу. Вереск была той единственной причиной, почему ещё она не достигла самого дна, становясь тем, кого бы боялся весь Известный Свет. От Далекого Севера до Южных Берегов. Она оставалась той, кто мог зачинать и оканчивать войны одним своим словом. Её уважали и боялись. Не знали чего ожидать от той, в чьих сосудах плескалась кровь берсерков. И Вереск – самое ценное в её жизни, то, ради чего стоило сражаться, ради чего хотелось жить, к сожалению, до сих пор не осознавала своей значимости. Совсем чуть-чуть – и тогда бы они действительно стали бы одним целым без всяких чужих притязаний и возникавших из воздуха перипетий. Варнас всегда не могла налюбоваться красотой Вереск. Ведь было в ней нечто неземное – неподвластное описанию в манускриптах эльфских и балладах северян. Словно дейве или их дочь спустилась с небесного царства, озарив человечество своей красотой. Вечно юношеской, вечно скромной, но от того и величественной. Рыжие волнистые волосы, словно её стихия – пламя, струились по тканям и нагому телу вниз. Синие глаза – дивные озера в Борверских нагорьях, были прикрыты веками, украшенными пышными светло-рыжеватыми ресницами. Россыпь веснушек, словно созвездия украшали в нужных местах пышноватое с крутыми изгибами стройное тело. Полная грудь была скрыта шкурами, хотя рука Варнас спокойно лежала на одной, обозначая своё. Полные озорные губы цвета спелой вишни призывно были полуоткрытыми. Так и хотелось сорвать сладкий поцелуй – единственная сладость, которой хотелось насытиться Варнас - была её любимая женщина. Кожа её была, словно бархат – коснуться бы лишний разочек, да не хотелось будить спавшую. Под шкурами их ноги переплелись. Низом живота Варнас чувствовала прижатые к себе ягодицы Вереск. А губы так и шепнули в озорное ушко запретное, чарующее и не менее правдивое: - Вильгельмина. Но Вереск никогда не просыпалась после этого. От того и становилось и грустно, и счастье одолевало Варнас, что эта тайна оставалась вместе с ней. Верным зверем она охраняла спящую красавицу, позволив себе лишь завернуть за ушко медный локон. Хотелось вернуться во сны, но тело взбодрилось утренней прохладой, а глаза ловили солнечных зайчиков на деревянных стенах и различали в воздухе блестевшие пылинки. Тело рядом возбуждало, порождая истому внизу живота. Жар прошелся от холки в самый низ, но Вереск будить не хотелось – вместо этого Варнас бесшумно выскользнула из постели, на ходу подбирая штаны и рубаху. Волшебное зеркало в конце комнаты приветливо ей улыбнулось, и она покинула в спальню. Рассчитывая на то, что Вереск должна была проваляться в постели ещё с час, она прикинула, какие дела могли найтись для неё. «Приготовить завтрак, быть может?» - подумала женщина, отмечая, что дров возле печи, служившей одновременно камином, не было. Решив, что стоит побаловать свою женщину, Варнас взяла колун и вышла во двор, встречаемая зеленью травы. Прохлада исходила от утренней росы, стоял штиль. Чайки изредка переговаривались вдалеке. В сарайчике, которым служила пристройка к дому, стояла небольшая дровница. В охапку взяв три поленья Варнас вышла, потом вернулась и взяла ещё в таком количестве. Посреди двора, обнесенного высоким каменным забором – то, над чем действительно постаралась Варнас, стоял высокий старый вяз, а под ним – пень, весь с зазубринами, торчащими щепками и осколками. Засучив рукава, поставив полешко и взяв колун в руки, Варнас методично колола дрова, наслаждаясь тихим утром. Варнас посетила мысль о вареных яйцах, вот только последние закончились. Покончив с рубкой дров, Варнас занесла их и колун в дом. Подумав о том, что ничего страшного не будет, если она не наденет жилет, она взяла несколько золотых, холщовый мешок и покинула дом. В деревне всегда можно было найти свежие яйца. В деревушке в основном питались рыбой, меньше птицей и очень редко дичью. В рационе фальцев также входили съедобные водоросли, которые квасили на манер капусты. Хлеб если и был, то черствый из грубого помола и культур, которые терпели суровый климат. Очень популярны были лепешки, с примесью тех самых водорослей. Тонкие, солоноватые, но сытные. Торговали деревенские рыбой и другими морепродуктами с населенными пунктами в глубине страны. Бочонки с засолкой почти ежедневно отправлялись в соседние деревни и поселки, откуда возвращались пустыми, а мешочки рыбаков полными медяков, серебряников и золотых. Варнас сама нередко ходила порыбачить на побережье или половить крабов, из которых выходила вкуснейшая похлебка. Во время отливов она с удовольствием собирала устриц – иногда к ней присоединялась Вереск. В такие дни, Варнас выносила небольшой столик и стулья на обрыв, Вереск украшала его посудой и свечами, и они делали вид, будто бы находились среди тирийской знати, но по факту игрались со свежей и очень вкусной едой. Деревня уже вовсю жила. Местные патрули из трех человек с обычными одноручниками сновали по околицам и в основном в порту. Патрульные, завидевшие женщину, улыбнулись с ней и обменялись рукопожатиями. В деревне Варнас знали как человека важного, военного, но, как оказалось, совершенно простого и не отличавшегося от них самих. И неважно, что она была женщиной, мужики относились к ней как к уважаемому нордфальскому вояке. Низенькие одноэтажные, куда реже двухэтажные, приземистые дома, с каменными цоколями, смотрелись уютно благодаря поросшим мхами крышам. Узкие витиеватые с резкими перепадами улочки всегда по бокам освещались вечерами столбами с факелами, в преддверье всегда стояли пузатые бочки, а у каждого дома был сарай. Внизу была небольшая бухточка, которую обзывали портом. Две дюжины лодок с парусами и семь шхун стояли вдоль берега. На самом верху деревни размещались пастбища, а также курятники, в сторону которых и двигалась Варнас. Куры здешние были совсем тонкие, почти не мясистые – проще было сгонять в лес с луком и силками: словить пару куропаток или жирных уток, что водились на болотах неподалеку. Зато несли яйца, много яиц, с красивым оранжевым желтком. С такими каши с утра кушать – одно удовольствие! Варнас добралась до нужного дома, постучалась. Ей отворила пышногрудая дочь хозяина. Для Варнас не было секретом, что девица иногда заглядывалась на неё, ведь если бы женщина была бы парубком – её тут же под венец все девы деревни бы позвали! Чего уж слухи по остальным поселкам! Но до жути верной была Варнас. Ведь, правда – никто кроме Вереск ей не нужен был. Когда вышел хозяин – тогда и завязался диалог. Они успели обсудить недельный улов, также помощь с пастбищами и погодой – кто-кто, а Варнас в тандеме с Вереск, если та согласилась бы, могли мигом решить этот вопрос. Возвращалась назад Варнас с дюжиной яиц, заскочив по дороге к одной тетушке за свежеиспеченными булочками. Та единственная имела чудо-посевы пшеничные в деревне. Дома уже, зайдя за калитку, Варнас подумала о винограде, что рос в теплице-оранжерее с обратной от сарая стороны дома. Защищенная магией от сил природы постройка приветливо зеленела сквозь стекло. Занеся яйца в дом, Варнас закинула в печь поленья и дала огоньку, чтобы потом быстро смотаться в теплицу, сорвать большую гроздь сладкого винограда и вернуться обратно. Завтрак собой представлял яйца всмятку, душистые булочки, намазанные сладковатым сливочным маслом с виноградом. Варнас также заварила настойку из трав из здешнего леса. Разлив горячий напиток по кружкам, расставив всё на маленьком столике для двоих в кухне, Варнас уже было обернулась, что пойти будить Вереск, но встретилась с синими-синими волшебными глазами. И в который раз влюбилась в их обладательницу. Вереск разбудили стук и звон, раздававшиеся на кухне. Уж лучше, чем пугающие ночью совы. Распластав руки, она почувствовала холодную постель. Вечно чем-то была занята Варнас. Но приятный аромат свежей еды не дал Вереск поворчать. Она с удовольствием потянулась, размыкая тяжелые веки – солнце уже не струилось сквозь окна ей в лицо, но мягко освещало их спальню, в которой было всего пара стеллажей, платяной шкаф для нарядов Вереск и одежд Варнас, сосновый стол и два стула у него. Угол у стола был забит различной научной и не только литературой. Некогда длинная свеча почти полностью растопилась, достигая воском почти что пола. Надо было очистить стол и поставить новую. Тихонечко Вереск выплыла из постели, надевая легкое льняное платье, босиком шагая к выходу, где тут же столкнулась со светло-зелёными, вечно влюбленными глазами. Варнас стояла к ней боком, держа в руках корзинку со свежей выпечкой. На столе уже лежал их завтрак. До чего же в некоторые моменты была заботлива Варнас! Обычно они вместе готовили, отдавая предпочтения тем или иным блюдам, но всегда сходясь в чём-то одном. Варнас, дитё Сумрака, светилась вся, тут же поставив корзинку на стол, подошла к Вереск и сомкнула свои уста на её. Такое приветствие Вереск пришлось по душе, а единое на двоих сердце затрепетало от нахлынувших чувств. Варнас редко была чувственной в понимании Вереск. У неё была своя непередаваемая манера поведения и ухаживания. Из-за этого, такие, как тогдашний, моменты, она ценила больше всего. Она смело положила свои ладони на широкие плечи, сплетаясь языками с Варнас. Нежный, ненапористый, пропитанный теплом и любовью поцелуй затянулся ненадолго. Обуреваемая голодом Вереск разомкнула их уста, довольно льня к плечу возлюбленной. Варнас окружила её коконом рук, грея от утра, а потом ухаживая за дамой. Она почистила ей яйцо, разрезала и намазала половинки булочки маслом, пододвинула ближе кружку с настойкой, а потом сама приступила к еде. За завтраком им не нужно было лишних слов – они бесцельно улыбались, касались друг друга невзначай руками, а после Варнас покормила Вереск с тех же рук виноградом. Вереск довольно постанывала, ребячески мотая ногами, улыбаясь как маленькая девочка. После завтрака они разместились на лавочке под вязом. Точнее, это сделала Варнас, захватив из дому манускрипт, когда Вереск умчалась в теплицу проверять свои редкие магические растения. Ещё в Нордбурге при дворце у неё была собственная лаборатория из которой был выход в зимний сад. Такую роскошь мог себе позволить не каждый дворцовый маг, а Вереск, как ни странно, была удовлетворена и этим. Хотя её аппетиты касательно магического ремесла и Варнас были неутолимы. По этой же причине она долго в теплице не задержалась – убедившись в сохранности и целости своих дражайших растений, она выпорхнула к развалившейся на лавке Варнас. Со стороны женщина выглядела умиротворенной и довольной. Такая редкая картина всё чаще представала перед Вереск, и она никак не могла нарадоваться этому. Столько лет терзаний, бесовых дней, полных отчаянья и горечи – чтобы получить такую награду! Покой – вот чего им обеим не хватало все эти годы. Вереск всё отчетливей понимала, что если бы не многие её ошибки и гнусные свершения, то всё, что они имели, было бы у них намного раньше. Вереск не дала мрачным мыслям проникнуть в голову. Она, будто не касаясь земли - паря, прошагала к Варанс, тут же падая в её мягкие и тёплые объятия. Синие глаза прошлись по заглавию книги, а вкрадчивый тихий голос тут же поведал обо всём пропущенном. Продолжила Варнас читать вслух, мурча от поглаживаний своих рук Вереск. Ласка, некогда чуждая им обеим, стала неотъемлемой частью их повседневности. Без мимолётных касаний, невесомых скользивших поцелуев жить было уже невозможно. Как и без кокона рук Варнас, надежно оберегавших Вереск от всего зла на свете. Вереск, в свою очередь награждала своего зверя поцелуями в шершавые ладони, потом сплетая их пальцы вместе. Иногда на ночь она пела колыбельные, а днями при хорошем настроении заполняла их двор мелодией флейты. Её длинные тонкие чарующие пальцы создавали волшебную музыку. Днём, когда солнце обогнуло зенит, они устроились на веранде с двумя деревянными резными мисками, в которых дымилось разогретое в казане рагу с прошлого вечера. Репа с диким фазаном, парой морковей, свеклой, дикими грибами в специях томились несколько часов. Вереск присматривала за рагу, словно за зельем. Она часто проводила аналогию кулинарии с зельеварством, и нельзя было сказать, что от этого становилось не менее вкусно. Напротив, Варнас, по достоинству могла оценить готовку возлюбленной и заявить, что вкуснее ничего в жизни не пробовала. Ведь в своё время она перебиралась полусырыми и протухшими харчами, а при двух дворах – одном княжеском, другом имперском, она сумела оценить и даже привыкнуть к монаршей гастрономии. Мясо птицы за ночь пропиталось подливой ещё сильнее. Кусочки репы аппетитно выглядывали сверху над свекольным-красным соусом. Грибы приятно раскатывались на языке, а общая гамма вкусов с нотками специй не могла оставить никого равнодушной. Варнас с удовольствием ела, аккуратно, но не стесняясь закатывать глаза и отламывать кусочки оставшихся булочек, чтобы макнуть их в миску. Вереск, как и любая другая женщина их времени, была крайне довольна, что её возлюбленная не могла оторваться от приёма пищи. Такое признание всегда подпитывало её гордость, ведь осознание того, что ты талантлива не только в сложных, но и весьма будничных и простых вещах, было чертовски приятным. Вереск тоже быстро управилась со своей порцией, сделав пометку, что в следующий раз можно было бы попробовать добавить ещё парочку других специй. Игры с сочетанием вкусов её нравились не меньше, чем часы кропотливой работы с реактивами и не менее опасными алхимкомпонентами. - Ешь аккуратней. – Всё-таки даже таких бывалых воинов сноровка подводила в простейших вещах. Вереск, не скрывая озорной улыбки, пальцем провела в уголке губ Варнас, тут же отправляя его себе в рот. Солоновато-пряный вкус подливы приятно прокатился по языку. Варнас ухмыльнулась, резко поддаваясь вперёд, урывая поцелуй, тут же отстраняясь. Довольная как большая сытая кошка, она поднялась, захватила миски и ложки и зашла в дом, давая возможность Вереск заглядеться на свою задницу в обтягивающих штанах. До вечера каждая из них занималась своим делом. Вереск уединилась в оранжерее, где также был установлен небольшой алхимический стол, хотя предпочитала она работать с зельями в маленькой комнатушке в доме. Она переоделась в рабочее платье, подняла волосы в незамысловатой прическе и надела драконьи рукавицы – «драконьи» - это было условностью. Кто пустил бы шкуру дракона на рукавицы? Это же найти одного уже надо было – только чего это стоило. Перчатки были из кожи драконидов, а конкретнее – из шкуры и чещуи дольварийской саламандры. У Варнас же послеобеденным занятием был заведён уход за немногочисленным, но достаточно дорогим арсеналом магического оружия. В кузнечном деле она не была мастером, но была опытным зачарователем – она разрабатывала связи созданных ею же рун и накладывала их на различное оружие. Иногда она перебивалась заказами у нордфальской знати, но ни в коем случае не магическим аристократам этого княжества. Не хватало ещё, чтобы её собственный нож был воткнут ей в спину. Изредка, благодаря связям, у неё брали заказы из Тирии. Тогда выкованное в столице оружие там и оставалось, и Варнас на несколько дней приезжала туда, работая с рунами, чтобы потом проконтролировать процесс отправки весьма ценного и смертоносного оружия. Ближе к вечеру они собирались в спальне, чтобы собраться на недлинную прогулку. Обычно их путь проходил через пролески, где хищников нельзя было встретить. Оттуда слегка видная тропинка выводила их на каменный выступ, под которым в дни особой непогоды бушевало море, а в тихие вечера рождался и умирал невероятной красоты закат. Даже заходившее на тирийском побережье солнце не могло сравниться с красотами Нордфалии. И в этом сравнении Тирии клинии и виллы, в которых можно разложившись наблюдать за пейзажем, не помогали. Само чувство, вызванное открывшейся перед ними картиной, было в стократ сильнее, и, тем более, другим. Такой невероятной красоты закат они запечатлели и тем вечером. Стоя рука об руку, глядя на огненное зарево, окрыленное розово-золотыми, отливающими сиренью облаками. Сумрак медленно надвигался вперед, рассыпая за собой звёзды, который он должен был вновь собрать, уводя за собой подальше от светила. Вереск прильнула к руке Варнас. В ответ к её макушке прижались холодные губы, с горячим обещанием небольшого сюрприза, который ждал их за ужином. Варнас не собиралась отпускать Вереск ещё долго, а та и не была против этого, кладя голову на её плечо и прикрывая глаза. Дыхание Варнас, шум прибоя и редкие крики морских птиц стали её любимой колыбелью. Не менее очаровательным вечер стал, когда будучи уже дома, Вереск с нетерпением дожидалась Варнас, которая умыкнула в деревню, вместо того, чтобы вернуться в их дом. Дом. Их. Осознание этого было слаще верескового мёда. Понимание того, что их быт был совместным, делало его в сто крат приятнее. Вереск не могла упиться всеми моментами за раз, напрочь откидывая эту невозможную возможность. Варнас вернулась довольно скоро с деревянным бочонком, из которого плескалась вода и раздавался глухой стук изнутри. На вопрос, что она притащила, Варнас сняла крышку и рыбий хвост чуть не дал по носу наклонившейся и не ожидавшей этого Вереск. Отфыркиваясь и возмущаясь, она прожигала взглядом Варнас, которая довольно улыбалась, снимая с себя плащ и закидывая его на комод рядом. - Глянь какая красота! – А ведь и вправду. Недовольство сменилось благодарностью, а синие глаза с интересом разглядывали огромную рыбину, которая в ответ смотрела на них и бойко билась об бочку. Опасность представлял лишь вывалившийся хвост. Сверху бочка была перетянута небольшим куском сетки. - Сколько здесь? - Половина пуда! – Довольно воскликнула женщина. Откуда в ней была страсть к рыболовству и рыбам? Непонятно. Донести, конечно, такую рыбину, не менее мощной Варнас не составило труда. Она довольно покачивалась с пятки на носок, уже в предвкушении разделки рыбины. Она уже знала что на что пойдёт и едва терпела, объясняя откуда она взяла её. – Мужики пошли к устью реки, сейчас же сезон нереста. А там кета и горбуша. М-м-м-м-м! Взяла с одного слово, что если будет большой и хороший улов – то пусть мне отложит. Вот и сталось так! Поднялись они вверх, к подножью Варинии и там выловили. Далековато, но другим посёлкам ещё дальше. Отправят сегодня же в столицу – у них там такого нет! А нам досталась эта красавица! Да, тут и нельзя было поспорить. Как немного зоолог Вереск оценила и окрас рыбы, которую вывалили на разделочный стол в кухне – самый большой в доме, тут же прибив ножом хвост к столешнице. Кета виляла из стороны в сторону, разбрызгивая воду повсюду. Схватив разделочный нож, Варнас тут же загнала его под жабры. Кета стихла, а женщина принялась к нарезке. Сначала отделила голову рыбины, переломив хрящ, затем вспорола брюхо – оттуда вывалился потрох, из которого была ценна разве что печень. Но! Им, несомненно, повезло. Мешочки полные икры, которой, наверняка с два фунта было. Вереск тут же отыскала пустые баночки, забрала икру у Варнас и пошла промывать её колодезной водой – все удобства были под рукой! Варнас, тем временем, отложила печень и приступила к нарезке самой рыбы. Одно филе шло на засушку, часть другого – на копчение – было где развернуться в их сарайчике! Оставался ещё огромный кусок рыбы – разделила пополам – одна половина на уху, вторую – зажарила этим же вечером. Жирные кусочки этого филе ушли на засол – идеальная была закуска для настоек! Вереск вернулась в дом с аккуратными баночками полными икры и помогла очистить столешницу от грязи. Справившись с этим, они приступили к основной готовке – чудесный ужин у них получился! Сытые и довольные они готовились к купанию перед сном. Тут уже играла им на руку магия – вода заполнила кадушку до краев, тут нагреваясь! Вереск налила туда душистого масла и была готова занырнуть сразу в воду. Но она дожидалась Варнас, которой нужно было развесить рыбу в сарае – в отведенном для этого сухом уголке. Сколько же удобств было в этом небольшом домике! Всё поместилось – и было где развернуться тоже! Голая кожа покрылась мурашками. Вереск лукаво подглядывала в дверной проем, слыша как Варнас на ходу разувалась. Женщина тут же появилась в комнате, никак не смущенная наготой рыжей ведьмы. Наоборот, она прошлась заинтересованным взглядом по её изгибам, довольно улыбаясь и предвкушая их совместное купание. Изо дня на день одно и тоже – и никак наскучить им обеим не могло! Долго терпели – теперь наслаждались друг другом. Рубаха и штаны полетели на скамью – где лежало платье Вереск. Портки оказались там следом. Варнас медленно прошагала к Вереск, давая разглядеть мощное смуглое поджарое тело с небольшой грудью и россыпью шрамов, часть из которых была перекрыта татуировками в стиле нордлингов и рунами. Магическими или нет – тут уже Вереск затруднялась ответить. Особо выделялись шрам на левом бедре и три пятна в районе груди – вечные спутники Варнас. Все три имели особое значение для них с Вереск, болезненное, но весомое как доказательство их чувств друг к другу. - Панна, вперёд. – Вереск тут же юркнула в пенистую воду, хихикая. Варнас аккуратно залезла следом, и на ней тут разместилась рыжеволосая красавица, в такие моменты напоминавшая ещё совсем девчонку. Купание заняло у них около часа. Всё никак не могли влюбленные нацеловаться, всё никак отринуть друг от друга, покидая никак не остывавшую воду – то ли Вереск накладывала греющие чары, то ли это её собственный жар подогревал всё вокруг, включая саму Варнас, которой было уже невтерпеж забраться на шкуры и там же расправиться с Вереск, заставляя её кричать во всё горло и не сдерживать своих стонов. Варнас выпрыгнула из воды вместе с Вереск, проявляя чудо ловкости. Как невесту она несла возлюбленную к кровати, скидывая её на перины и шкуры, тут же запрыгивая следом. Вереск была готова к напору своего зверя, распахнула свои объятия, тут же получая неимоверную отдачу от Варнас, резко заполнившую её лоно. Дикая страсть спала с приходом ночи. За окнами светила луна-сестра солнца, возлюбленная её. Варнас грелась в её огненных руках, подставляя лицо поцелуям-лепесткам, нежным как цветки вишен в садах под Нордбургом. - Кстати, - Варнас слегка вытянулась, выглядывая ногами из-под шкур. – Нас Янин к сыну на свадьбу приглашает. Вся деревня гулять будет три дня и три ночи. – Варнас улыбнулась, наблюдая за блеском синих озорных глаз. Вереск внимательно её слушала. – Сказал, что честь для них будет наше присутствие. - Ну конечно, умаслил тебя. – Вереск улыбнулась, как будто сама не страдала тщеславием на её то веку. - Ты достаточно редко появляешься в деревне. А мне, которая из-за дня на день там бывает, всё приходится оправдания придумывать для своей нелюдимой избранницы. – Варнас обернула руки вокруг талии Вереск. - Вот оно как. – Цокнула языком Вереск. – Ну, я подумаю. – Хотя Варнас прекрасно знала, что пирушку, даже деревенскую, Вереск ни за что бы не пропустила, рыжеволосая всё равно для виду решила немного повредничать. Ночь укрыла весь континент, когда Вереск в снах своих цветастых видела их – Варнас и Вереск перед алтарем ведьминого камня. Губы Варнас беззвучно шептали слова, руки её держали руки Вереск и были перевязаны пурпурной лентой – такой венчали в древности ведьм. Вокруг них – кольцо из пламени взмывало вверх и утихало у пят. Босые в нарядах пестрых – Варнас стояла в дублете на манер нордлингов, всем расшитым серебряными нитями, перетекавшими в узор древних символов северян. На плечах чёрная шкура медвежья – берсеркова метка извечнова бывшая. На поясе два топора – блестели на лезвиях языки пламени. На босых ступнях были видны руны. На руках – два перста: родовой и невиданный Вереск до этого. На голове – поверх заплетенных в косу смольных волос венок из шипов – каких не разглядеть было. Будто Сумрак витал вокруг и венчал их друг с другом. Себя же Вереск видела и со стороны и была же собой. Кровавый наряд с золотыми нитями струился вниз, а его концы были украшены живым пламенем, ничего не пожиравшим, а танцевавшим вместе с большим вокруг. Руки были украшены многочисленными кольцами и браслетами. Обнаженные без рукавов плечи выделялись на фоне красных тканей. Рыжие волосы были распущенны и венок из полевых цветов венчал её макушку. На лице – немного красок, вкраплений золота и непрерывная улыбка. Казалось, что вспорхнёт она фениксом, насколько ярок был внутренний огонь в глазах её, заставляя их светиться золотым пламенем поверх синей радужки в ответ на дикий блеск светло-зеленых глаз. Лента обвивала их руки, а алтарный камень начал светиться. Казалось – церемония подходила к своей кульминации, скрепляемая обменом крови. Вереск не заметила как нож коснулся её собственной ладони, но очнулась она тогда, когда их руки сомкнулись вместе и кровь их слилась в одну. - Вильгельмина. – Нежное, ласковое придававшее забвению, не дававшее покоя её сердцу. Струившееся пламенем в единое на двоих сердце. Заставлявшее желать всё больше и больше. И так до самого конца.