A Thousand Words (Тысяча слов)

      Драко никогда в жизни не считал себя любителем физического контакта. На самом деле, совсем наоборот. Самым экстремальным проявлением такой близости у отца был крепкий хлопок по плечу, а его мать обычно выражала чувства через нежное прикосновение к руке или ласку по лицу, хотя после войны она определенно была склонна к более материнским действиям, таким как объятия и даже поцелуи в щеку. Будучи воспитанным в чистокровном обществе, где гораздо более распространены были жесткие формальности, чем фамильярные жесты, он считал все, что выходило за рамки рукопожатия или предложения локтя, излишним и раздражающим.       Он стойко придерживался этих убеждений, пока не достиг половой зрелости. Точнее, до того момента, когда они с Пэнси впервые пробрались в чулан для метел по пути в подземелья. Естественно, целоваться с кем-то означало, что нужно прикасаться к этому человеку, и Драко понял, что в таких обстоятельствах не слишком возражал против контакта. Но большая часть тех прикосновений была неуклюжей и неловкой — ни один из них не знал, что делать с руками — и он понял, что ему не нравится, когда она хватает его за лицо или ерошит волосы. Но ещё большее отторжение вызвали ее отвратительные попытки прикасаться к нему после того, как они покинули пределы того чулана. Похоже, для нее поцелуй с ним означал, что она имела право обнимать его, когда ей заблагорассудится.       Как сделал бы любой молодой волшебник, движимый гормонами, Драко терпел ее внимание ровно настолько, чтобы она была счастлива и не отказала ему, когда представится другая возможность оказаться в тускло освещенном углу. Он вздрагивал и морщился, когда чувствовал, как она берет его за руку, или скрежетал зубами, когда она играла с его волосами, и обычно, досчитав до десяти, вырывался из ее объятий. Однако он категорически отказывался позволять ей сидеть у него на коленях. Он подыграл ей только один раз, это было в начале шестого курса, и то только для того, чтобы устроить шоу для Поттера, который прятался на багажной полке.       Нет, он не был обидчивым человеком, хотя жизнь со столькими гриффиндорцами значительно повысила его терпимость к подобным жестам. Казалось, что физический контакт — дополнительный язык красно-золотых. Они давали друг другу пять, ударялись кулаками и плечами, время от времени перемежая все это с объятиями. Но это только парни. Девушки из всех трех других факультетов были гораздо более физически активны, чем девушки из бывшего логова. Они играли с волосами друг друга, клали головы друг другу на колени, даже держались за руки, когда шли по коридору. У Драко никогда раньше такого не было, и, если честно, ему понадобилось довольно много времени, чтобы привыкнуть.       Когда дело доходило до реальных пар, Драко обычно высмеивал любые явные проявления чувств. Несмотря на тот факт, что теперь он считал Уизли кем-то вроде друга, воспоминания о том, как он обслюнявил Браун на шестом курсе, все еще вызывали у него тошноту. Держаться за руки всегда казалось детским, а парень, который постоянно обнимал свою девушку за плечи при ходьбе, казалось, посылал какое-то неандертальское сообщение любому, который мог подойти к «его женщине». Драко не мог понять необходимости постоянных прикосновений, и не мог вызвать в себе никакого желания испытать подобное. Ему нравилось личное пространство, и он был рад, что между ним и другими магическими существами оставалось хотя бы несколько дюймов. По крайней мере, до недавнего времени.       После вечеринки в День святого Валентина он заметил тревожный всплеск в своем желании физического контакта, особенно с одной конкретной ведьмой. Дело даже не в том, чтобы поцеловать ее — что было чрезвычайно приятно всякий раз, когда они оказывались наедине — но его сводил с ума именно контакт без поцелуев.       Когда ее не было в комнате, все было нормально, но как только она попадала в поле его зрения, казалось, каждая клеточка его существа напряглась, чтобы быть как можно ближе к ней. Драко потерял счет тому, сколько раз отдергивал руку, когда она подползала к ней все ближе, казалось бы, сама по себе. Он не пытался пощупать ее или что-то в этом роде, ни в коем случае ничего неприличного. Просто вид ее руки на столе вызывал у него желание подержать ее. Наблюдение, как локон падает ей на лицо, вызывало у него желание накрутить его на палец. Ее близость вызвала желание притянуть ее ещё ближе и прижать к себе. Каждое из этих влечений заставляло Драко чувствовать, что он сходит с ума, и он сомневался, как долго еще сможет контролировать себя, прежде чем сдастся и станет одним из тех идиотов, которых раньше ненавидел.       То, что в настоящее время он сложа руки на диване перед камином рядом со своей любимой девушкой, пока она старательно изучала учебник, лежащий у нее на коленях, было связано с нелепым представлением о приличиях, нежеланием быть приставучим болваном, и тем фактом, что он просто не делал подобных вещей. Ее ноги были скрещены, и она наматывала один из своих своенравных локонов на палец, пока читала. Драко ужасно хотелось прикоснуться к ней. Хотелось поиграть с ее нежными пальцами и переплести их со своими. Хотелось провести большим пальцем по линии подбородка. Хотелось вытащить ее волосы из шаткого пучка на макушке и зарыться пальцами в ее мягкие кудри. Хотелось схватить ее, перетащить к себе на колени и поцеловать. Хотелось обнять и никогда не отпускать. Его элитарное воспитание и отстраненное поведение, по-видимому, вылетели в окно, когда Гермиона в первый раз поцеловала его, потому что теперь быть рядом с ней было единственной мыслью, поселившейся в его мозгу.       Он как раз пытался придумать, как отвлечь ее внимание от домашней работы, когда она со стуком удовлетворенно закрыла книгу и положила ее на пол.       — Готово, — объявила она с улыбкой, немного потянувшись после долгого сидения на одном месте. Однако вместо того, чтобы встать, Гермиона слегка повернулась к нему и положила щеку ему на плечо, подавшись коленями в его сторону и подавив зевок. Не успев обдумать свою реакцию, Драко обнял ее одной рукой, притянув немного ближе, и положил другую руку поверх одного из ее коленей. Гермиона в ответ положила одну из своих рук поверх его и начала рисовать на тыльной стороне разные узоры.       Драко знал, без тени сомнения, что если шестнадцатилетний он посмотрел бы на происходящее сейчас, то рассмеялся бы над бедным, нелепым идиотом и поинтересовался, где он оставил свою мужественность, но все же ему было все равно. Сейчас он был полностью доволен, и ему было без разницы, насколько слащавым этот момент может показаться кому-то другому. Драко был счастлив — по-настоящему счастлив, — и все это было связано с ней, с девушкой, которая свернулась калачиком рядом с ним. Видя, что в комнате никого нет, он прижался губами к ее голове и вдохнул сладкий аромат ее шампуня.       — Ты тихий, — заметила она, наклонив голову, чтобы изучить его лицо. — Все в порядке?       — Да, — с улыбкой кивнул Драко. — Все прекрасно, — он наклонил голову и поцеловал ее в кончик носа, заставив хихикнуть.       — Я думаю, что наконец-то все наверстала. Вечеринка отняла у меня больше времени, чем я ожидала, но теперь, думаю, я вернулась в свой привычный режим, — Гермиона начала наклоняться вперед, чтобы взглянуть на свою цветную учебную таблицу, лежащую на полу рядом с учебником, но Драко мягко схватил ее за плечи и потянул назад, крепко обхватив руками, чтобы она не смогла уйти.       — Драко, — снова хихикнула она, — что ты делаешь?       — Время домашних заданий закончилось, — пробормотал он ей в плечо, наслаждаясь ею в своих объятиях.       Гермиона фыркнула в притворном негодовании.       — Если я провалю тест по Защите, — но Драко оборвал ее вроде как предупреждение или даже легкую угрозу.       — Как будто ты когда-нибудь что-нибудь провалишь, — она начала протестовать, но он заставил ее замолчать, прижав палец к губам, и повернулся так, чтобы его лицо оказалось прямо перед ней. — Завтра у тебя будет время снова заняться учебой. И послезавтра. И послепослезавтра. Ты занималась весь вечер, и теперь пришло время для другого, — все время, пока он говорил, ее глаза скользили между его глазами и губами, и когда он убрал палец, позволяя ей снова заговорить, она придвинулась немного ближе.       — И для чего? — прошептала Гермиона.       Не ответив, он просто наклонился и поцеловал ее. Драко снова наполнило ощущением правильности и завершенности, и нечеткими чувствами, которым, как он поклялся, он никогда не поддастся. Единственной мыслью в голове было то, что он хотел, чтобы подобные моменты повторялись до конца жизни. Он хотел ее до конца жизни.       Он застыл. Это было похоже на удар молнии. Драко сжал пальцы, чтобы его руки не дрожали, когда он отстранился. Ее глаза распахнулись, когда он резко встал, пробормотав что-то о том, что ему надо в туалет, и быстро пошёл к мужской ванной, убедившись, что не выглядит так, будто убегает от гиппогрифа. Оказавшись внутри пустого пространства, он начал расхаживать по выложенной плиткой комнате, пытаясь привести мысли в хоть какое-то подобие порядка.       До конца жизни?       Он всерьез так думал? Да, да, думал. Он серьезно? Драко обдумывал это несколько секунд. Он попытался представить свою жизнь после Хогвартса. Он знал, что найдет работу, даже если в данный момент не имел ни малейшего представления, какую. Он знал, что в конце концов захочет иметь собственный дом. Как бы сильно он ни любил свою мать, у него не было желания постоянно жить в Мэноре. Ещё он знал, что когда-нибудь захочет детей или хотя бы одного ребенка, как это было принято в его семье. Когда он рассматривал эти возможности, человеком рядом с ним всегда была та самая красивая, кудрявая, кареглазая ведьма, которая сидела на диване, и, наверное, думала, куда он ушел. Это был не первый раз, когда у него появлялась подобная мысль, но она до сих пор поражала его, как бладжер, в основном потому, что каждый раз, когда она подкрадывалась к нему, только укрепляла его решимость воплотить ее в реальность. И сама эта мысль пугала его до чертиков.       Мне восемнадцать, ради Салазара.       Драко потер лицо руками, словно пытаясь стереть слишком яркие образы в сознании или тоску, которую они пробудили в душе.       Рациональная часть его мозга не желала жениться сразу после школы, нужно было перед разговором на эту тему предложить своей ведьме что-то — что-то существенное. Для начала ему нужно было иметь стабильный доход и место для жизни. У него не было намерения жить за счет семейного имущества. Мысль о том, чтобы изо дня в день бродить по залам своего дома сводила с ума. Несмотря на то, что его прагматичная натура твердо стояла в этих вопросах, другая сторона его явно одурманенного мозга только скулила от возможности не быть с ней каждый день. Мерлин, в его голове полный бардак. Полный и совершенно нелепый бардак. Драко чувствовал, что если он не сделает чего-то, что укрепило бы хотя бы крошечное обещание будущего с ней, он сойдет с ума уже сейчас.       Отказываясь больше спорить с самим собой, Драко вышел из туалета и направился обратно к дивану, где все еще сидела Гермиона, нервно покусывая нижнюю губу и с тревогой ожидая его возвращения. На ее лице промелькнула вспышка облегчения, но затем ее брови нахмурились от его серьезного лица, с которым он пересёк комнату. Она не отрывалась от его глаз, когда он снова сел, полностью повернулся к ней и взял обе ее руки в свои, наблюдая, как их пальцы переплетаются.       — Гермиона, — начал он, но тут же замолчал, услышав, как она резко вдохнула. Он поднял взгляд и увидел, как ее глаза вопросительно расширились. Хотя в последнее время ему было удобнее называть ее по имени, он, как правило, приберегал это для важных моментов — привычка, о которой она явно знала. Затем он улыбнулся, смягчая серьезность, что успокоило ее — беспокойство с ее лица исчезло, открывая нежность взгляда. Смотря в глаза, которые он обожал, Драко почувствовал, как его сердце начало бешено колотиться в груди, а во рту стало сухо, как в пустыне, но он поклялся Годриком, что скажет это.       Он снова начал.       — Гермиона, я знаю, что мы вместе совсем недолго, но мне нужно тебе кое-что сказать, и я очень надеюсь, что после этого ты не убежишь, — он пристально наблюдал за ней, но выражение ее лица не изменилось. Она просто слегка кивнула, давая ему продолжать. — Я знаю, что уже говорил тебе, как сильно я тебя ценю и как мне нравится проводить с тобой время. Надеюсь, ещё ты знаешь, как я ценю твою дружбу, и что ты веришь, когда я говорю тебе, чем восхищаюсь в тебе. Но мне нужно, чтобы ты знала, что это нечто большее — больше, чем просто отношения, по крайней мере для меня, — ее взгляд стал немного более задумчивым, как будто Гермиона пыталась понять, к чему он клонит. К этому моменту его сердце определенно пыталось перерыто доступ кислорода, а руки были неприятно липкими, но ему было все равно.       — Я понимаю, что мы все еще молоды и понятия не имеем, что будет после школы, но у меня есть полное намерение быть с тобой за стенами замка. Ты стала огромной частью моей жизни, самой лучшей частью, и я не могу представить ее без тебя. Я не хочу представить ее без тебя, — Драко увидел, как ее глаза наполнились слезами, и ему пришлось с трудом сглотнуть комок в горле. — Ты мне нравишься, Гермиона Грейнджер, гораздо больше, чем я могу выразить словами. На самом деле, Мерлин, это звучит безумно, но я почти уверен, что люблю тебя, — ее глаза широко распахнулись от последних слов, и Драко продолжил. — И… и вот. Я люблю тебя, и мне нужно было, чтобы ты знала.       Он сделал глубокий вдох, чувствуя себя так, словно пробежал марафон, и ощущая неловкость из-за своего нехарактерно милого словесного приступа. Но вся неуверенность исчезла секундой позже, когда Гермиона прижалась к его губам, схватив руками его лицо. От ее напора Драко пришлось откинуться на подлокотник дивана. Он мог только обнимать ее, когда она несколько мгновений осыпала его лицо и шею поцелуями. Он чувствовал себя довольно забавно от ее избытка чувств и был чрезвычайно доволен, что все прошло хорошо.       Когда она выпрямилась, то вытерла слезы, скатившиеся по щекам, манжетой рукава и откинулась назад. Ее глаза все еще были остекленевшими, а нос чуть розовым, но Драко все равно считал ее идеальной. Она глубоко вздохнула и с восторгом посмотрела на него.       — Ты серьезно? — тихо спросила она, пригвоздив его к месту пристальным, но удивленным взглядом. Драко кивнул, и легкая усмешка тронула уголки его рта. Он нежно провел костяшками пальцев по ее лицу и снова взял ее руку. — Тогда это хорошо, — продолжила она, — потому что я вполне уверена, что тоже люблю тебя.       Если раньше Драко думал, что его сердце переполнено, то теперь оно было готово разорваться. Он надеялся, что она ответит ему взаимностью, но понятия не имел, как много на самом деле будет значить услышать эти слова от нее. И теперь он почувствовал, как защипало в глазах. Не желая погружаться ещё больше в чувства, он просто заключил ее в объятия и притянул к себе. Драко прижался губами к ее макушке, яростно моргая, чтобы прояснить зрение, и пытаясь выровнять дыхание, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Она любила его. Когда он почувствовал, что может говорить и не задохнуться, он мягко поддразнил ее.       — Значит, мы вполне уверены в этом?       Гермиона усмехнулась.        — Да, но знаешь, я никогда по-настоящему не была влюблена, поэтому я не хотела просто предполагать, что это именно то самое, — Гермиона запрокинула голову, заглядывая ему в глаза. — Ты согласишься на девяностовосьмипроценьную уверенность?       — А остальные два процента? — проворчал он.       — Допустимая погрешность, возможность для улучшения, ну, знаешь, что-то в этом роде, — она пожала плечами, и в ее глазах появился дразнящий блеск.       — Ну, пока я могу выбирать, в какой области улучшать, — он не закончил предложение и снова завладел ее губами, решив, что это хорошее начало.