Sublata causa, tollitur morbus

Аквитания, лагерь Гюрс. весна 1942 года.

Ее держали в темноте около недели, хотя точно определить было невозможно – отсутствие окон или хотя бы часов превратило полотно времени в одну вязкую бесконечную жижу. Впрочем, держали – не совсем точное слово. Ее бросили в темноту, судя по внутренним часам Рей, около недели назад. Бросили и забыли и теперь она словно очутилась на дне пересохшего колодца или очень глубокой ямы, спускавшейся почти до преисподней. Да и как можно держать человека, который даже не пытается сопротивляться. Первое время она и вовсе не подавала никаких признаков жизни, скорчившись на холодной сырой земле, обхватив руками ноющие от боли колени. Если бы ей пришлось бороться за свою жизнь сейчас, она определенно предпочла бы смирение. Потому что у нее не было сил, даже чтобы дышать. Пока тело само не опомнилось и не начало медленный и мучительный процесс регенерации, не потрудившись спросить разрешения у своей хозяйки. Рей все равно не дала бы его; но жажда жизни была сильнее и так глубоко внутри нее, что противиться ей было бесполезно. Вероятно, такая же неистовая потребность в том, чтобы выстоять перед всем, когда-то спасла жизнь солдату Мариусу Сноуку, когда его обожженное тело покоилось под трупами товарищей в превратившемся в братскую могилу окопе западного фронта. Вероятно, что-то подобное испытывал росток, пробивающийся через асфальт или каменистую почву. Он просто продолжал свою борьбу, не задаваясь вопросами о ее смысле и цели. Боль уходила, словно сама холодная земля забирала ее себе. Через какое-то время Рей смогла сесть, отползти от того места, где так долго пролежала в одной позе, и отыскать стену, к которой можно было привалиться. К своему величайшему удивлению, проделывая этот замысловатый путь, пальцы девушки наткнулись на нечто, оказавшееся солдатской фляжкой. Она жадно выпила всю воду до капли, не заботясь о завтрашнем дне. Ледяная вода больно оцарапала пересохшее горло и вдохнула немного силы в беспомощное тело. Но недостаточно много сил, чтобы возродить боевой дух девушки и подарить надежду. Вероятнее всего, ее пребывание здесь – вопрос времени. В этот раз ее точно казнят. Не удивительно! Рей усмехнулась и только оскалив зубы, ощутила на губах соленый привкус собственных слез. И она всегда считала, что борется с судьбой, что приспосабливается к любым обстоятельствам? Человек, наделенный хотя бы тенью инстинкта самосохранения не оказался бы в этой темной яме. Этот человек направил бы серебристый нос физелера в другом направлении, затаился, скрылся бы от войны. Постучал в двери случайного крестьянского дома и умолял бы дать ему ночлег и работу, любую, самую тяжелую, самую грязную. Или затерялся бы в крупном городе, продал проклятый серебряный перстень и добыл себе билеты в новую жизнь. Этот человек никогда не вернулся бы в место, где был пленником и не попытался в одиночку справиться с толпой вооруженной охраны. Пора признаться себе – она не хотела жить, а искала смерти. Может быть из лучших, героических побуждений, но разве важны причины того, если стремишься побыстрее оказаться в сырой земле? Вот она и оказалась. Похороненная заживо, но все еще живая. Когда Рей закрывала глаза, она словно видела себя со стороны – хрупкую фигурку, тенью выскользнувшую из леса и решительными, прямыми шагами направлявшуюся к высокой ограде Гюрса. Видела, как лучи прожекторов сходятся на ней, как щелкают спусковые крючки винтовок и воздух разрывают пронзительно-свистящие пули. Видела, как пули обращаются назад, к тем, кто их отправил. А железные ворота сминаются, как бумага, словно сжатые сильной, невидимой рукой. Видела всполохи сражения и крики погибших солдат. Чувствовала их боль, когда жизнь покидала все еще теплые тела. И хотела не видеть этого никогда. Это война, - говорила она себе, - ты же уже убивала. Помнишь того предателя, задушенного скрипичной струной? А тех, кто подорвался на заложенной тобой взрывчатке? А остальных, кто был врагами и потому не заслуживал жалости, как ты говорила себе. А потом плакала в подушку всю ночь напролет, чувствуя себя самым страшным чудовищам. Но ты убивала и не испытывала удовольствия. Ты не казалась себе спустившейся с небес богиней возмездия, смелой и мудрой, имеющей настоящее право решать, кого стереть с лица земли, а кого помиловать. Рей пыталась спастись от этих мыслей в воспоминаниях, но вместо утешения они приносили только боль. В тот раз, когда она томилась в застенках Парижа, в подвале закрытой типографии, все еще не зашло настолько далеко. Это было до Гюрса, до замка, затерянного в снегах, до Монстра… Ее воспоминания были радостным оазисом утешения – и партизанская война, казавшаяся игрой, и тяготы детства и светлые дни с друзьями, в почти забытое уже мирное время. В ее воспоминаниях не было столько боли и темноты. Теперь же они были чернее того мрака, что окружал девушку со всех сторон. Если долго всматриваться в бездну, бездна начнет всматриваться в тебя, - сказал ей однажды Сноук и эти слова намертво отпечатались у Рей в памяти. Она не запомнила кому принадлежало это высказывание и была уверена, что не сам Сноук придумал его, но эта деталь казалась совершенно незначительной рядом со смыслом, вложенным в них. Она заглянула в бездну. Она впустила тьму внутрь себя. Она никогда не станет прежней. Теперь она такое же чудовище, как Кайло, как Сноук… Она была рождена подобной им, но не знала ничего о своей истинной сути, но демоны, таившиеся в глубине ее души столько лет, дождались своего часа. Она сама теперь – демон… Нет – тут же шептала сама себе она, - все можно обратить вспять. Она не позволит им изменить себя и уничтожить все доброе и светлое в себе. У нее в этом царстве мрака есть тонкий луч света – ее друзья. Она верит, что они все еще живы. И война однажды закончится, если, конечно, ее смерть не придет раньше… А если придет, то пусть последним, что она увидит, будет не темнота вокруг себя, а тщательно нарисованная воображением картинка. Наполненная светом и воздухом квартира Демеронов в Париже, просторная кухня и большой стол, за которым они соберутся снова все вместе, как растерянные куски пазла, каждый наконец-то оказавшись на отведенном ему месте. Солнечные лучи, пронизывающие прозрачный воздух и золотистые от него пылинки, кружащиеся, словно снег. Улыбки друзей, повзрослевших, но живых. И она с ними, она – прежняя. Где-то наверху лязгнул засов на двери, и Рей оказалась растерзанной ярким лучом света, пробившимся через тьму. Она болезненно зажмурилась и заслонила глаза рукой. Это конец. Она ухватилась за пытающуюся раствориться картинку, словно пытаясь шагнуть в нее, как тогда в замке Сноука в воспоминание о жарком алжирском полдне и городе, затерянном в песках. Пожалуйста, не исчезай… Но лица друзей уже подернулись рябью, как испорченная кинолента, теряя свою четкость. Пожалуйста… Рей ухватили под руки и поставили на ноги. Чья-то властная рука в перчатке заставила ее разжать зубы и, на удивление, в ее горло полилась холодная до немоты на языке ключевая вода. Тот же человек вытер ей рот и прикоснулся ладонью ко лбу, словно пытаясь измерить температуру. Затем ее потащили по ступенькам вверх, и Рей только и оставалось, что передвигать ногами. Здесь были ступеньки? Ей казалось, что вокруг лишь сплошные стены. В конце пути она все-таки позволила себе приоткрыть отяжелевшие веки и тут же пожалела об этом. В глаза ударил яркий свет, толи уличный, толи искусственный – после пребывания в темноте было сложно разобрать. Свет был повсюду, его было слишком много. И Рей даже поверила в то, что ей удалось перенестись из мрачной безнадежной реальности в свое теплое и прекрасное видение. Но ее не казнили и, на удивление, даже не отвели в допросную или пыточные застенки, где она оказалась сразу после своего триумфального возвращения в Гюрс. Всю дорогу Рей держала глаза закрытыми, поэтому, открыв их в мягком полумраке, не сразу поняла, где находится. Помещение напоминало барак, но все было заставлено какими-то непривычными глазу конструкциями… Рей сосредоточилась и вытащила из своей памяти подходящую картинку – по дороге в Париж они с Финном были в похожем месте и странные сооружения на деле оказались многоэтажными кроватями, на которых ютились бездомные и беженцы с юга. Где она? Пока Рей мучительно соображала, пытаясь соединить воедино осколки своей реальности, из полумрака появились силуэты в одинаковых серых пижамах, заинтересованные гостьей, но предпочитавшиеся держаться на расстоянии от конвоя. Остекленелый взгляд девушки скользил по размытым бледным лицам, не в силах вырвать из морока хотя бы одни знакомые черты. Глаза болели даже от тусклого света, хотелось протереть их рукой и вытряхнуть из них несуществующий песок, но ее руки все еще держали. Ее подвели к одной из коек и довольно грубо толкнули вперед. Ослабшие после долгого пребывания без движения ноги оказались ватными и непослушными. И Рей тут же, лишившись поддержки извне приземлилась на кровать. Конвоировавшие ее охранники перебросились парой фраз на неизвестном Рей языке и спешно удалились. Рей откинулась на жестком матрасе мечтая только об одном, провалиться обратно в забытье, так сильно дорога истощила ее и без того немногочисленные силы, но кровать прогнулась под чьим-то весом. Кто-то с силой сжал ее руку и на кожу капнуло что-то соленое и теплое. Рей попыталась сфокусировать взгляд. Кайдел. Кайдел! Силы внезапно вернулись к ней, но всего на мгновение, которого хватило, чтобы крепко обнять подругу. Девушка выглядела исхудавшей, поблекшей, но относительно здоровой и живой. Ее глаза блестели от слез. - Господи, змейка… - пробормотала американка, еще крепче сжимая руку подруги, - я уже не ждала увидеть тебя живой… Где ты была? Но Рей не способна была ответить, проваливаясь обратно в гостеприимную темноту. Рей толком не успела прийти в себя до конца, когда ей пришлось снова вернуться к работе на заводе. С пленниками по-прежнему не церемонились, хотя условия стали более пригодными для жизни. Как узнала девушка из болтовни Кайдел, перемены начались после ее исчезновения, примерно в тоже время Хакс освоился на месте начальника лагеря и активно принялся перекраивать его на свой лад. Он не был добрым или милосердным, но был рассудительным и мудрым человеком. Отвратительное обустройство лагеря он нашел недальновидным и опасным для мятежа, поэтому хоть немного облегчил жизнь пленников – улучшил медицину, утеплил бараки и приказал установить в них кровати с настоящими матрасами и одеялами. Коснулись его модернизации и пищи, уже меньше напоминавшей безвкусные помои. Хакс был прав – заключенные стали меньше умирать и больше работать, хотя вряд ли из благодарности за его труды. Он даже пытался организовать какую-то внерабочую деятельность, но никто не поддержал энтузиазма в создании театральной студии и литературного кружка. Состав заключенным был многонациональным и некоторые не способны были общаться друг с другом. Относительно большая группа людей в принципе не умела читать и не видела в этом смысла. Кайдел рассказывала обо всем этом с присущей ей язвительностью и выглядела так, словно не побывала в карцере по приказу того же самого Хакса. Она рассудила, что рыжий военный намного лучше своего предшественника – лентяя и развратника Келера. Отсутствие интереса нового начальника лагеря к хорошеньким заключенным тоже не осталось без внимания и о нем любили шептаться и сплетничать. Но Кайдел старалась не говорить «гомосексуалист», как в либеральном Париже, а придумывала всякие метафоры, большую часть которых Рей не понимала. Рей молчала и слушала, каждый раз избегая вопросов о том, где она была. Однако, момент, когда Кайдел надоест слушать ее невнятный лепет, неминуемо должен был наступить уже скоро. И хоть Кайдел тактично сделала вид, что не станет заставлять подругу говорить о пережитых мучениях, ее пытливый взгляд говорил об обратном. Рей же хотелось верить, что она унесет эту тайну в могилу. Ведь все это больше не имеет значения – отсечено, отрезано чертой ее полета сквозь ночь и дождь. Какой смысл перекатывать на языке горькие пилюли болезненных воспоминаний? И все же ей пришлось заговорить. Обстоятельства сами потребовали от девушки той откровенности, к которой она была не готова. Они с Кайдел и другими заключенными направлялись от цеха обратно к лагерю. У Рей было удивительно хорошее настроение для окружавших ее суровых обстоятельств – изнурительная и монотонная работа осталась позади, впереди ее ждал, хоть не вкусный, но сытный ужин и долгожданный отдых в бараке, когда они с Кайдел смогут поболтать или просто полежать в тишине на своих койках. Она снова училась радоваться мелочам и достигла в этом зыбких успехов: вот она, прежняя. Несгибаемая девочка из пустыни, для которой отдых и еда – уже праздник, а наличие рядом кого-то, кто разделяет ее одиночество – невероятный подарок судьбы. Если начальство лагеря по какой-то удивительной причине решило сохранить ей жизнь после устроенного ей светопреставления, то у нее вероятно, есть небольшой шанс дотянуть до конца войны. Война же когда-то закончится? Все в этом мире рано или поздно заканчивается, как хорошее, так и плохое. Нужно только набраться терпения и снова радоваться мелочам. Но оптимистичным прогнозам Рей не было суждено сбыться. Она внезапно остановилась посреди дороги, согнувшись почти вдвое от нахлынувшей на нее ледяной волны, судорожно хватая воздух ртом и жмурясь на носки своих потрепанных ботинок, утопающие в весенней грязи. Ее сердце бешено колотилось, готовое в любой момент выпрыгнуть из груди и только чудо удерживало его в хрупкой коробке из ребер. Она почувствовала его присутствие. Монстра. Он здесь. Рей вовсе не нужно было подтверждение своей пугающей догадки, но она все равно нашла в себе силы распрямиться, сделать глубокий вдох и оглядеться по сторонам. Ее взгляд сразу зацепился за высокую темную фигуру, неподвижно застывшую возле административного корпуса. Его лицо снова скрывала маска, утопающая в тени наброшенного сверху капюшона, а полы мрачного черного плаща трепал ветер, гулявший в долине. Он смотрел на нее. Как огромный и жуткий хищник, приметивший свою добычу и рассчитывающий расстояние до нее перед решительным прыжком. Рей поспешно отвернулась, до боли прикусив губы. Конечно, вся эта сцена не укрылась от внимания Кайдел – слишком прозорливой, слишком цепкой и распаленной многодневным неутоленным любопытством. Она робко тронула Рей за руку, заставив вздрогнуть от тепла ее пальцев, словно вернувшего девушку из царства Аида обратно в мир смертных. - Ты точно не хочешь мне ничего рассказать? – чуть наклонившись к Рей шепнула подруга. И Рей бы нашла в себе силы что-то ответить, или хотя бы начать придумывать правдоподобную легенду, оправдывающую ее долгое отсутствие, если бы не была так сильно занята мучившим ее вопросом. Почему он здесь? Почему он снова здесь? Теперь счет шел на часы, потому что Рей не нужно было обладать даже сверхъестественными способностями, чтобы предугадать свой скорый визит в допросную. Или куда-то, где состоится один из самых тяжелых разговоров в ее жизни. Но Монстр не торопился, словно и сам боялся этой встречи. Поэтому Рей оказалась на другом допросе, устроенном ее близкой подругой, больше не способной мириться с тем, что Рей просто провалилась в пустоту на несколько месяцев и не была втянута в какие-то интриги. Конечно, разговор начался с того, что Кайдел изрекла: - Я не хочу на тебя давить. Наверное, ты пережила что-то страшное, но… В этом «но» и заключалась главная проблема. Это «но» не просило, а требовало от Рей ответа. Ответа, который у нее, может быть и был, но вряд ли подходил для того, что можно было рассказать близкому человеку. Даже в собственной голове история звучала как минимум безумной: Ваш любимый Хакс велел нарядить меня, как куклу и притащить в местный бордель с одному ему известными целями. Там я обнаружила Монстра в объятиях Фазмы, чем была огорчена, потому что привязалась к нему, приняв чудовище за человека. Монстр пытался организовать мой побег, но все сорвалось из-за моей сердобольности. Меня отвезли в замок в горах и отдали самому жуткому типу, которого я встречала в своей жизни. Да, по сравнению с ним и Хакс и тем более наш Монстр – просто милые котята. Он говорил о том, что я избранная и мне уготована великая судьба, пытался склонить на свою сторону. Да, прости, дорогая, но я не нашла в своей истории подходящего момента, чтобы рассказать тебе о том, что я не просто Рей с края света, а… кто я? Не знаю, но у меня есть всякие странные способности. Я могу двигать предметы силой мысли и, да, мысли тоже читать могу, и исцелять раны наложением рук и… Кажется, что все, что я скажу дальше уже не будет иметь значения. Проговаривая это про себя, Рей долго смотрела в одну точку, почти не моргая. Кайдел терпеливо ждала, теребя краешек своей больничной робы. Рей не нужно было вторгаться в ее мысли, чтобы понимать, что она нервничает и сейчас очень хочет закурить, как когда-то в Париже, всегда, когда сигарета дрожала в ее тонких пальцах от волнения. В конце-концов Кайдел не выдержала затянувшейся паузы. - Хорошо, - вздохнула она, - это связано с Монстром, да? Рей кивнула. - Он тебя обидел? Рей растерялась, потому что в последний момент остановила себя от того, чтобы выплюнуть слова, так и крутившиеся на языке. Нет, он меня не обижал. Всего лишь разбил мне сердце. - Он держал тебя где-то против своей воли? – продолжала Кайдел. Рей неуверенно кивнула, решив, что американке не стоит знать о присутствии в этой истории еще одного чудовища. Сноук мертв. Нужно забыть о нем, словно его не было. Словно все это был затянувшийся, липкий и душный кошмар. Не стоит тратить силы на то, что больше не является отягощающими обстоятельствами. Нужно разбираться с проблемами, по мере их поступления. И самая главная сейчас проблема – это неизвестно по какой причине вернувшийся в Гюрс Монстр. Рей бы посмеялась над ситуацией, если бы не была настолько выбита из колеи. Все-таки у них было чертовски много общего, они оба получили возможность вырваться из этого порочного круга и начать новую жизнь, но выбрали вечное возвращение. Кайдел вдруг сделала то, чего Рей совсем не ожидала. Она мягко надавила девушке на грудь, вынуждая лечь на койку, и устроилась рядом, совсем близко, так, что ее дыхание щекотало Рей ухо. Рей невольно захотелось отодвинуться, потому что ее тело вдруг обдало жаром воспоминаний, и, и без того хаотичные мысли, свились в тугой клубок. - Ты сильная девочка и сможешь это пережить, - шепотом, но довольно громко произнесла Кайдел, а потом почти прямо в ухо Рей взволнованно прошептала, - скоро ты сможешь отомстить. Потерпи, змейка. - О чем ты? – воскликнула Рей, за что получила мягкий пинок под ребра, призывающий ее держать себя в руках и говорить тише. - У меня почти все готово, - торжественно сообщила Кайдел, - я не теряла времени в твое отсутствие. - Готово для… Рей запнулась. Из жара ее бросило в холод. Она вернулась в прежний кошмар, когда была вынуждена бояться за безрассудно-отчаянную Кайдел. Американке отлично удалось убедить даже ее в том, что она позитивно восприняла перемены, внесенные в лагерный быт Хаксом, и оставила все свои мысли о бунте. Она не смирилась. Она не образумилась даже после пребывания в карцере. Она по-прежнему готова была положить свою жизнь на алтарь великой войны, ее личной войны. Вместо того, чтобы найти компромисс и смиренно ждать, когда союзники освободят лагерь. И в чем-то она была права, вынуждена была признать Рей. Если немцы выиграют войну и подомнут под себя всю Европу, некому будет прийти к ним на помощь. Но она пока не была уверена в том, какой исход лучше конкретно для нее – продолжать выживать в любых условиях или все-таки погибнуть в надежде на лучшую жизнь. К первому она более-менее привыкла за время собственных скитаний, полных подобных компромиссов. Но ее друзья тащили ее по другому пути. И, если бы, например, когда-то она не решилась отправиться вместе с Финном в Париж, она не получила бы даже тех крупиц счастья, которые теперь так бережно лелеяла в памяти. - Оружия достаточно, - почти не дыша, продолжила Кайдел, - когда придет время, повар подмешает яд в пищу управляющему персоналу. Мы, черт возьми, выберемся отсюда, - Кайдел судорожно вздохнула, и ее голос дрогнул, - у тебя будет важная роль… Рей уже знала ответ, но Кайдел все равно его озвучила. - Ты должна будешь убить Монстра. Рей даже немного хотелось увидеть снова допросную, в чем признаться самой себе было чрезвычайно сложно. И все-таки это жуткое место вызвало в ее душе волну теплой и наивной ностальгии, словно войдя снова в эти двери, она могла шагнуть в прошлое. Поступить иначе, изменить что-то в принятых решениях, выбрать другой путь. Во всем был виноват черный ящик. Если бы она не представляла его себе, так старательно запихивая туда воспоминания, то может быть, Кайло не почувствовал бы в девушке ее потенциала. Он спокойно забрал бы то, что пытался откопать в ее голове и навсегда забыл о ее существовании. Зачем запоминать обычную, ничем не примечательную девушку? Их таких в бараке двести душ и каждая десятая была партизанкой или во Франции или в Испании. Возможно, у каждой седьмой были глаза такого же цвета, волосы или кожа. Может быть, кто-то из них даже вырос в нищете. Никакой исключительности. Никакой избранности. Рей была бы спасена. Она никогда бы не увидела того лица, что скрывалось под маской и не обманулась бы его эмоциональными чертами и тоской в глазах. Монстр остался бы для нее только монстром. Враг остался бы врагом. Жутким рыцарем в темных одеждах. Пока Рей размышляла об этом, вяло передвигая ногами вслед за охраной, она с удивлением обнаружила, что ведут ее вовсе не в допросную. В голове тут же родилось неудобное опасение на счет блока, где располагалось жилье офицеров и того, для чего ей предстояло там оказаться, но и здесь Рей ошиблась. Конвоиры остановились перед широкими двустворчатыми дверьми и затолкали девушку внутрь. Сами они предпочли остаться снаружи и, судя по шагам, максимально быстро убрались на безопасное расстояние. Помещение выглядело слишком хорошо обставленным для лагеря, где даже административные работники и военные чины придерживались спартанской скромности в убранстве. Окна, выходившие на поле и деревню, деревянная мебель, массивный стол, какие-то карты на пробковой доске и, конечно же, широкий алый флаг Рейха во всю стену, красноречиво говорили о том, что Рей посчастливилось побывать в кабинете начальника лагеря. В душе загорелся слабый огонек надежды – а вдруг она понадобилась Хаксу?… Но это было наивно. Монстр шагнул в полосу света, пробивавшегося через зарешеченное окно и обернулся к ней. Рей ждала, что он снимет шлем в ее присутствии, как это бывало раньше, но Кайло предпочел сохранить маску, скрывавшую его лицо на месте. Рей выдохнула облегченно. Она не готова была сейчас смотреть ему в глаза, да и не хотела лишний раз обманываться тем, что под жуткими одеяниями прячется обычный человек. Он именно тот, кем хочет казаться. - Что ты здесь делаешь? – вырвалось у нее, и она тут же испугалась того, что голос, вероятно, прозвучал слишком эмоционально, выдавая ее волнение. - Я следовал за тобой, - медленно проговорил Кайло, - легко было предположить, куда ты направишься. - И что дальше? Нет, так нельзя. Все это неправильно. Рей сжала руки в кулаки и ногти впились в кожу. Как она и рассчитывала, острый укус мимолетной боли, помог ей собраться. Хватит быть наивной девчонкой, страдающей из-за своих поруганных нежных чувств. Пора научиться играть, также, как играли с ней. Монстр все-таки не выдержал и стянул с себя шлем, растрепав и без того беспорядочно торчащие волосы. Он выглядел помятым, уставшим и чрезвычайно печальным. Конечно, он снова смотрел на нее глазами побитой бездомной собаки, тянущейся в человеческому теплу. Но она больше на это не поведется. Раньше, но не теперь, когда ей известна горькая правда. - Я здесь, чтобы защитить тебя, - тихо и подавленно проговорил мужчина, - они собирались казнить тебя за то, что ты устроила… - А я хотела защитить своих друзей, - заявила Рей. - Я знаю, - он кивнул, - но ты же понимаешь, что не смогла бы справиться с ними в одиночку. И ничем не помогла бы друзьям, будучи мертвой. - Отчаянные времена требуют отчаянных мер, - сказала она и почему-то улыбнулась, вдруг ощутив себя снова храброй и сильной. Ей даже не придется притворяться, если она сможет отыскать в себе хотя бы осколок прежней песчаной змейки. Не пропущенной через мясорубку войны и тяжкой ноши особого предназначения. - А у бурных чувств неистовый конец, - откликнулся Монстр, и его губы тоже тронула улыбка, легкая и тоскливая. Рей нахмурилась. Меньше всего на свете ей хотелось говорить о чувствах. Вероятно, в этом их планы с Кайло совершенно не совпадали. Он неуверенно приблизился к ней, но остановился в нескольких шагах. Рей начинала злиться, посчитав это запрещенным приемом. Его близкое присутствие, запах, взгляд глубоких темных глаз – все это чертовски дурманило ей голову. Не будь он таким трагически-красивым, поцелованным тьмой и окутанный флером одиночества и страданий, все было бы намного проще. И не будь она никому не нужной девочкой из пустыни, брошенной даже собственными родителями, тянущейся к любому, кто подарит ей обещание заботы и тепла. Ведь ему было достаточно всего лишь пару раз спасти ей жизнь, немного побыть внимательным и отзывчивым, чтобы Рей окончательно потеряла голову и с удовольствием проглотила любую ложь. - Потерпи, - наконец-то решился нарушить затянувшееся молчание, Монстр и Рей считала в его движениях и мимике желание потянуться к ней, дотронуться, окончательно стереть дистанцию между ними, - я придумаю, как вытащить вас отсюда. Просто не делай глупостей… Как же ей хотелось поверить этим словам! Рей готова была по-детски расплакаться от обиды, от того, как больно было осознавать, что все это – лишь очередная ложь. Если бы ты не была избранной, твоя судьба бы никого не интересовала, - поспешила она напомнить самой себе. Вся твоя ценность – потенциал, засунутый в совершенно неподходящую для того оболочку. Как будто кто-то захотел посмеяться, выбирая претендентов для того, чтобы наделить особым, божественным даром. Ведь будет иронично, если предназначение уровняет нищенку и принца? Или кем бы он там ни был. Рей вдруг явственно ощутила холод кольца на своем пальце. Удивительно, каким чудесным образом ей удалось сохранить этот подарок у себя. Она носила его уже так долго, что привыкла к нему и даже стала забывать о его существовании. Но скоро настанет время вернуть его своему хозяину. Затолкать в глотку. - Я не умею не делать глупостей, - нашла в себе силы усмехнуться девушка. Она вертела кольцо на пальце и рисовала в уме картинку. Жажда мести ведь должна придать ей сил и решительности. И помочь сохранить сознание ясным и холодным, чтобы не угодить снова в хитросплетенную паутину лжи. Жаль, что она и сама не поучилась этому у Сноука, пока он был жив, возможно, смогла бы также преуспеть, как и его первый ученик. Пока она представляла себе в красках расправу над Монстром, он решился нарушить дистанцию между ними. В один широкий шаг он оказался рядом и сгреб Рей в объятия, уткнулся ей носом в макушку, как тогда, на мосту рядом с замком под непрерывно идущим снегом. - Береги себя, - прошептал он ей в волосы и потерся о растрепавшиеся пряди щекой, словно ищущий ласки дворовый кот. Ноги у Рей налились свинцом, она до боли прикусила губы, радуясь, что ее лицо спрятано за складками грубой, черной ткани у Монстра на груди. Она заставила себя опустить руки, до того неестественно застывшие в воздухе, и обнять его в ответ. Ненавижу тебя, - подумала она, тщательно скрывая свои мысли, - ненавижу особенно за то, что сейчас так хорошо. Рей не знала сколько у нее времени в запасе. Кроме того момента откровения, когда Кайдел посвятила подругу в подробности своего плана, они больше не разговаривали о готовящейся операции. Рей вообще удивилась тому, что американка сохранила к ней доверие после загадочного и долгого отсутствия без объяснения причин. Вероятно, все еще верила, что пустынную змейку невозможно сломать. Рей и сама не отказалась бы от веры в это. В себя. И в успех запланированного предприятия. Она обдумывала все возможные варианты осуществления поставленной Кайдел задачи и все больше убеждалась в невозможности претворения плана в жизнь. Да, она сможет найти способ усыпить бдительность Монстра, но что она будет делать дальше? Если вооружится пистолетом, он легко остановит пули и поджарит ее мозги, прежде, чем она успеет пискнуть. Если выберет холодное оружие, то вынудит Монстра снова обнажить свой жуткий кривой меч, которым он без сомнения обрубит ей руки, еще до того, как она сумеет сделать удар. Использовать против него свою силу? Он сильнее, быстрее, хорошо обучен и преимущество явно будет на стороне упорного ученика, посвятившего освоению своего потенциала десятилетия, а не жалкие несколько месяцев попыток сдвинуть с места чучело медведя или вазу. Чтобы она не выбрала, ее шансы на успех приблизительно равны нулю. Впрочем, были и другие варианты, требовавшие от Рей нетипичной для нее хитрости и изворотливости. Она может усыпить его бдительность и воспользоваться ядом. Но и этот способ казался сомнительным, учитывая способности сверхлюдей к регенерации. Рей могла проверить на себе, но в случае провала лишила бы Кайдел одного из бойцов самым глупым и нелепым образом, а заодно поставила бы под угрозу весь план. Окажись она в лазарете с ядом в венах, Монстр быстро бы заподозрил неладное и выпотрошил всех заговорщиков, причастных к тому, что подобное вещество оказалось на территории лагеря. Рей много размышляла об этом и мрачнела с каждым днем все больше. Она поглядывала на Кайдел, напротив, расцветавшую, словно роза, явно в предвкушении скорого освобождения от гнета захватчиков. Американке чрезвычайно шел заговорческий огонек в глазах и порозовевшие от постоянного внутреннего напряжения щеки. Рей любовалась ей и гордилась тем, что хотя бы в преддверии серьезных действий, Кайдел стала осторожнее и спокойнее. Даже с Фазмой она была покорной и милой, отчего немка еще больше испытывала ненависти к заключенной, не дававшей ей новых поводов для наказаний и придирок. В лагере вообще царила на удивление спокойная атмосфера, словно даже в эти мрачные стены сумела пробраться царящая за высокой оградой весна. Дышать стало легче и все ужасы минувшей зимы казались далекими и размытыми. К величайшему удивлению Рей, Монстр не пытался донимать ее своим вниманием. Он держался на расстоянии, но не приближался. Рей часто чувствовала его взгляд сквозь узкие прорези маски, но старалась не смотреть в его сторону в ответ. Теперь он постоянно носил капюшон, словно одежды, не оставлявшей видимой ни одного участка открытой кожи, теперь было не достаточно. И он не вызывал Рей в допросную или в кабинет начальства, что казалось девушке чрезвычайно странным. В какой-то момент на нее опустилось холодное облако паранойи, в котором она пробарахталась несколько дней. В голову лезли самые немыслимые и жуткие предположения, в жалкой попытке объяснить необычное поведение ее тюремщика. Что, если он узнал о предстоящей диверсии и сейчас продумывает каким образом казнить всех причастных? Или совсем потерял голову от власти и могущества и собирается избавиться от Рей, как потенциального конкурента? Он же убил своего учителя, к которому был так сильно эмоционально привязан. Что помешает устранить жалкую выскочку из ниоткуда? Или… или… Рей так глубоко погрузилась в свою тревогу, что стала рассеянной и невнимательной. Именно так она получила травму на производстве, из-за которой, истекая кровью, была вынуждена отправиться в лазарет. Именно там, среди склянок и флакончиков с микстурами на нее внезапно сошло вдохновение. Пока седой и вечно недовольный жизнью врач, скудно изъяснявшийся по-французски, зашивал ее рану, Рей изо всех сил пыталась вспомнить обрывки лекций по медицине и название необходимого ей вещества. Бор… Или литий? Нет, бром. Что-то… В итоге она не придумала ничего лучше, как проникнуть в мысли трудившегося над ней медика и отыскать там сведения об интересовавшем ее препарате. Еще немного усидчивости, и пока старик промывал руки в тазу с водой, не выглядевшей достаточно чистой для этой процедуры, и нужный флакон, а вместе с ним и шприц, скользнули девушке прямо в здоровую руку. Она торопливо спрятала свою добычу под одеждой, как прятала когда-то военные пайки. Врач что-то пробурчал Рей напоследок и передал ее в руки охраны, оттолкавшей девушку обратно в барак. Рей зарылась лицом в матрас и пролежала так до темноты, пока с ужина не вернулась Кайдел. Подруга присела на краешек койки и тронула Рей за плечо. - Ты готова? – спросила она совсем тихо. Рей почувствовала, как ее пустой желудок, а вместе с ним и все остальные внутренности, стягивает в тугой узел. Дышать стало трудно, как будто ее ударили кулаком в солнечное сплетение. Она судорожно вздохнула и повернула к американке лицо. Кайдел была серьезна, как никогда. Она наклонилась к Рей, словно хотела поцеловать ее в щеку, но застыла в нескольких сантиметрах от кожи. - Пора, - прошептала она, - рыжий уехал. Остался только Монстр. Рей кивнула и выдавила из себя улыбку, хотя на самом деле от такого стремительного поворота событий ей захотелось заплакать и убежать в лес. Она не готова. И вряд ли будет когда-то готова к самой жестокой схватке в собственной жизни. Это намного сложнее, чем задушить предателя скрипичной струной или подорвать грузовой состав. Это сложнее, чем одной, без оружия, попытаться штурмовать Гюрс. Но она не имеет права на ошибку, не имеет права на поражение. Потому что без нее вся затея Кайдел рассыплется словно карточный домик от легкого ветерка. И американку в этот раз обязательно убьют. Она может быть сколько угодно везучей, но слишком долго играть со смертью нельзя. Как и вглядываться в бездну. Нужно уметь вовремя останавливаться. Но бессмысленно останавливаться, когда уже слишком поздно. Когда ты – словно поезд, на всех парах несущийся к обрушившему мосту, чтобы сойти в рельс, утопая в дыму и лязге железа. Рей сделала глубокий вдох, перевернулась на спину, и закрыла глаза. «Кайло» - мысленно позвала она, позволяя потоку их ментальной связи, до того перекрытому ей на семь замков, снова спокойно течь в пространстве. Она не успела даже сделать следующий глубокий вдох, когда уже почувствовала отклик. Монстр ждал ее зова. Шприц был спрятан в потрепанной подошве ботинка. К счастью, обувь арестантов была достаточно рваной и дырявой, чтобы в ней отыскалось место для тайника. Рей двигалась осторожно, как крадущийся хищник, стараясь переносить вес на другую ногу, чтобы избежать риска попросту раздавить шприц, прежде чем она доберется до цели. В конце-концов это было ее единственное оружие, кроме, конечно, мистической силы, абсолютно бесполезной в схватке с кем-то, равным, а то и превозмогающим ее по способностям. За Рей никто не пришел и путь до административного блока ей предстояло проделать в одиночестве. Вероятно, Монстр уже позаботился о том, чтобы охранники не замечали спокойно разгуливающую по двору лагеря арестантку. Рей даже позавидовала его навыкам, ведь будь она настолько опытной в использовании открывшейся ей силы, кровавый и самоубийственный бунт Кайдел и вовсе не имел бы никакого смысла. Рей усыпила бы всю охрану, заставив предварительно распахнуть перед заключенными все двери и они бы уже бежали по лугу, радуясь свободе, как дикие жеребцы, оглашая округу радостной какофонией криков на разных языках, сливающихся в один победный клич. Рей сама не хотела учиться. Она, если быть честной, и вовсе не хотела бы иметь никакого дара. Но права выбора ей предоставлено не было. Впрочем, как и всегда. Оставалось только мириться с предложенными обстоятельствами и искать способ выжить любой ценой. Или умереть, - мрачно усмехнулась она, пытаясь заставить заткнуться нехорошее предчувствие, клокотавшее в груди. А между прочим, ей стоило бы не рефлексировать в очередной раз на тему своей запутанной судьбы, а использовать время пути с пользой. Она же так и не удосужилась продумать свой план до конца. А ей жизненно необходима легенда и подходящая речь, чтобы заявиться в комнату Монстра среди ночи. Рей уже неоднократно убеждалась в том, что соблазнительница из нее никакая и любые попытки отыграть не подходящую ей роль могут обернуться катастрофой. Но ей же удавалось в Париже выдавать себя за других людей? Почему теперь это стало такой проблемой? Потому что те, с кем она сталкивалась в Париже не смотрели ей прямо в душу большими и глубокими темными глазами? Не имели того самого особенно приятного слуху низкого тембра голоса и прочих соблазнительных черт хищника, намеревающегося проглотить свою добычу целиком, даже не разжевывая? Рей не оставила себе путей к отступлению и даже не стала смущенно топтаться за дверью, решительно ворвавшись внутрь. Монстр ждал ее и сразу же рванулся к ней на встречу. Конечно, он не выглядел пауком, расставившим сети для глупой мухи, обманчиво прикидываясь жертвой. Он был… слишком безоружным. Без своей маски, плаща и черного мундира; без изогнутого меча за спиной. - Рей… - обронил он, нервно хватая Рей за плечи и вглядываясь ей в лицо, - что случилось? Она сделала глубокий вдох, готовясь к одному из самых отчаянных смертельных сальто в своей жизни. Но наспех подготовленная речь, куда более близкая к импровизации, комом застряла у нее в горле. Она вдруг осознала неоспоримо горькую истину – любая ложь, которую она попытается сказать, будет звучать горяченным бредом сумасшедшей. И помочь ей не могли даже бесконечные романы мадам Демерон со всеми этими страдающими красавицами, бросающимися своим таким же страдающим возлюбленным на грудь в слезах и бескомпромиссных порывах чувств. И все их чертовы дрожащие чресла, разлетающиеся от страсти пуговицы и кружева тоже. В какой-то момент они просто перестали существовать. Остались только темные, горящие как угли, глаза Монстра, его напряженные черты и упавшие на лоб спутанные вьющиеся волосы. Жилы на шее, морщинка между бровей, сильные крепкие пальцы на ее плечах, вдруг оказавшихся такими хрупкими, как птичьи косточки. Рей преодолела разделяющий их шаг. Она забыла зачем пришла сюда. И почему только у хладнокровного убийцы и фанатика такие мягкие губы? Так должно быть? Она не знала, потому что прежде никогда не целовала никого и не целовала так. Однажды в Париже, когда они только приехали, Финн выпил много шнапса и попробовал поцеловать ее, но этот момент стерся, растаял, вместе со всеми прежними смыслами и ощущениями. Рей помнила только лишь, что они долго неловко смеялись, а потом больше никогда не возвращались к этому моменту. Если бы тогда произошло что-то значимое, она бы не забыла бы об этом так легко. Вихрь мыслей в голове сменился блаженной пустотой и она уже стаскивала с Кайло темно-серую рейховскую рубашку, казавшуюся в этом тусклом освещении совсем черной. Следом за ней отправилась ее арестантская форма, его брюки; они так увлеклись, что чуть не споткнулись о паутину одежды, образовавшуюся на полу, по пути к узкой и жесткой кровати, не разрывая при этом поцелуя, не переставая касаться друг друга. Кажется, она прежде ничего не знала о своем теле, оно казалось деревянным и мертвым, не способным к таким ощущениям. Созданным для чего-то другого, более простого и понятного. Но на деле оказалось живым, отзывающимся на прикосновения, жаждущим их, изголодавшимся по ним. Пальцы внутри снова были жесткими и грубыми и Рей пискнула от боли, ощутив каждую мозоль и порез, полученные Монстром во время его бесконечных тренировок. И все же этот опыт был таким прекрасным и неизведанным, что даже дискомфорт не мог заставить ее остановиться. Может быть так и должно быть? Она не знала, ведь сама не хотела слушать Кайдел и никогда не спрашивала Финна и Роуз о том, что на самом деле между ними происходит. И разве о таком спрашивают? И разве ей вообще нужно было о таком спрашивать? Она никогда не думала, что захочет узнать. Она не хотела знать. И не захочет помнить, когда все это закончится, а содержимое шприца будет выпущено до капли. Когда Гюрс падет и они будут оценивать жертвы, принесенные во имя великой цели. Но Рей не приносила жертву. Она дарила самой себе прощальный подарок, прежде чем навсегда захлопнуть этот черный ящик в своей голове. Завтра Монстр будет холодным и мертвым и все, что было между ними навсегда будет спрятано за семью печатями, за всеми возможными замками и преградами, которые она сможет возвести. Сколько бы времени для этого не понадобилось, даже, если она до конца своих дней, тщетно, как Сизиф, будет строить эту стену. Глупо было бы оборвать все, не бросившись сначала в омут. Не ощутив жар его тела, пока он еще жив. Кайло остановился и, тяжело дыша, попытался поймать ее взгляд, но Рей упрямо сжимала веки, прячась за ними, как моллюск в своей раковине. Это слишком. Его глаза – слишком. - Ты уверена? – донесся до нее хриплый, сбивчивый шепот. Она хотела ответить, но нашла в себе силы лишь для того, чтобы слабо кивнуть. И ее веки не выдержали, глаза распахнулись сами собой от боли, когда она ощутила внутри уже не пальцы, остекленелый от слез взгляд уставился в потолок. Полосы света с улицы показались удивительно четкими, яркими, словно живыми. Рей прикусила губу до крови, пытаясь заглушить собственный полувздох-полустон, провожая уходящий дискомфорт. - Я люблю тебя, - выдохнул Монстр, - ты лучшее, что случалось со мной. Рей стало трудно дышать от душивших ее слез. Она думала, что плачет от боли, но ощущения давно перестали быть неприятными. Тугая наполненность внутри и скользкое трение влажной кожи о кожу не были похожи ни на что, происходившее с ней раньше. Она могла только ловить ртом обжигающе горячий воздух и его частое дыхание, уже давно смешавшееся с ее. Так и должно быть? Им положено слиться в одно существо? Шприц в ботинке, погребенный под ворохом одежды. Кайдел, которая ждет ее сигнала. Все закончилось слишком быстро, хотя Рей совершенно потеряла счет времени и с трудом могла судить о продолжительности происходящего. Она так и не успела достигнуть того самого пика, о котором неоднократно слышала и читала, и мало представляла себе, каким он должен быть. Романы мадам Демерон в этих вопросах были загадочны точно также, как и во всем, что касалось постельных сцен. Но в любом случае, большая часть этих изысков литературного труда заканчивалась чем-то счастливым и жизнеутверждающим, вроде долгой и счастливой жизни в старинном замке или роскошной свадьбы с белым платьем и выпущенными в воздух голубями. Рей не могла вспомнить ни один из них, в котором героиня должна была после всего жаркого, сладкого и кружащего голову, выбраться из обжигающих объятий, отыскать в темноте припасенное сильное седативное вещество и возглавить бунт среди заключенных. Потому что ее жизнь не чертов роман. Рей ждала. Монстр теперь уютно устроился рядом с ней, погребя ее в своих объятиях и зарывшись лицом в растрепанные волосы девушки. И когда только они успели стать такими длинными? Его пальцы выводили на ее плече какие-то одному ему известные символы. Кожа горела под этими прикосновениями и становилась холодной там, где оставалась без внимания. Рей ждала. По ее представлениям люди должны погружаться в сон после подобного. На примере полученного опыта это казалось самым правдивым из всего, что до того она знала о сексе. Ее и саму охватила невероятная сонливость, но она изо всех сил удерживала себя в сознании. Хороша из нее будет помощница Кайдел, если она отключится здесь и пропустит весь бунт, разморенная томной сладостью произошедшего. - Куда бы ты хотела уехать? – вернул ее в реальность охрипший голос Кайло. - Куда угодно, - буркнула она и испугалась, что ее голос прозвучал слишком жестко и раздраженно. Она поспешила исправить ситуацию, уже мягче добавив, - я толком нигде не была, кроме Алжира, Парижа и Гюрса… и того замка, - опомнилась она. - Когда закончится война, я покажу тебе мир, - пообещал Монстр, - и ты сможешь выбрать, где захочешь остаться. Черт возьми, - сердито думала Рей, и почему бы тебе не уснуть в конце-концов? Зачем все эти бессмысленные разговоры? Даже если бы не то неприятное обстоятельство, что этой ночью, ей придется убить своего Монстра, она бы все равно никуда с ним не поехала. Даже если бы он не стоял на ее пути к свободе. Но, вероятно, люди после занятий любовью становятся чрезмерно сентиментальными. Она бы тоже могла себе это позволить, если бы не была шестеренкой в часовом механизме плана своей ближайшей подруги. Но не могла же Рей так ему и сказать? Прости, но у меня нет времени на бесполезные разговоры. - Хорошо, - выдавила она и заерзала, стараясь устроиться поудобнее в его объятиях и пристроить голову на его все еще влажную и горячую грудь, - завтра… все решим завтра… я смертельно устала… - Ладно, - легко согласился Монстр и легко, совсем невинно поцеловал ее в висок, - спи… Рей выдохнула облегченно и снова принялась бороться со сном. Куда сильнее было искушение снова притронуться к нему, изучать его тело, словно она была ребенком, впервые обнаружившим различия между мужчиной и женщиной. В какой-то степени это было правдой. Она росла среди мусульман с их весьма своеобразными взглядами на подобные вопросы. О таких вещах там никто не говорил. Женщин выдавали замуж, когда они достигали хоть какой-то относительной половой зрелости, а дальше им предстояло самостоятельно разбираться с вопросами человеческой физиологии. Сирот же, болтавшихся под присмотром Платта, такие вещи и вовсе не должны были волновать. Рей, выглядевшая как мальчишка и знавшая только то, что от арабских мужчин лучше держаться подальше, никогда не думала о том, что может стать чьей-то женой или любовницей. Оттого она не знала и не хотела знать что скрывают под одеждой представители противоположного пола. - Я… тебе не было больно? – снова заговорил Кайло. Рей с трудом сдержала тяжелый вдох, сердясь на то, что из-за этих бесполезных разговоров они теряют бесценное время. Она теряет бесценное время. - Нет, - сказала она и постаралась прикинуться спящей. Теперь она слушала тишину и стук сердца Монстра под собственной щекой, надеясь, что он больше не решиться с ней заговорить. И дело было вовсе не в стремительно уходящих мгновениях, каждое из которых могло повлиять на исход их отчаянной авантюры с Кайдел, а в том, что ее снова начинали душить слезы. Постепенно дыхание и пульс Кайло выровнялись, но Рей подождала еще какое-то время, чтобы убедиться в том, что он достаточно крепко спит. Она выбралась из его объятий и судорожно стала разматывать скомканный ворох одежды на полу, пока не отыскала свой ботинок. Шприц был на месте и, к счастью, пережил все ее ночные приключения. Рей скользнула обратно к кровати, присела на краешек и наклонилась над Монстром. Во сне он совершенно не заслуживал этого прозвища, таким беззащитным и невинным делали ночные тени его лицо. Морщинки на лбу разгладились, пухлые губы были нежно приоткрыты в легкой полуулыбке, а горящий, тяжелый взгляд был безопасно спрятан за густыми ресницами. Рей поймала себя на том, что уже несколько минут любуется его чертами, словно пытается впитать их, создать отпечаток на сетчатке глаза. Вместо того, чтобы найти подходящее место для укола. Та самая пульсирующая жилка на шее сразу привлекла ее внимание. Девушка аккуратно прицелилась и глубоко всадила иглу в мраморно-белую кожу. Кайло дернулся. Ресницы затрепетали, выпуская на волю темноту его глаз. Он как-то неловко взмахнул руками, словно пытаясь защититься, но, не зная откуда ему угрожает беда, пока его расфокусированный взгляд не остановился на лице Рей. Она не выдержала этого, быстро отвернулась и зажмурилась. Ее пальцы знали свое дело, выпуская все содержимое шприца без остатка. Ее трясло сильной, болезненной дрожью, словно она подхватила горячку. Рей изо всех сил пыталась справиться с собой, но не могла. Легче ей стало только после того, как она решилась посмотреть на Монстра. Он снова провалился в забытье, но теперь на его лице застыло совсем другое выражение. Вероятно, именно оно войдет в число тех вещей, которые будут сниться ей в кошмарах до конца своих дней. Она бы предпочла, чтобы смерть стерла с его черт гримасу невыносимой боли. А заодно и из ее памяти. Но дело было еще не закончено. Рей потратила несколько минут на то, что просто смотрела в стену остекленевшим взглядом и заторможено жевала уже неоднократно за ночь прокушенную губу. Кровь уже успела запечься и она чувствовала во рту только ее железное послевкусие. Потом она одевалась, все также отупело разглядывая кирпичную кладку. Также сомнамбулически обшаривала ящики и шкафы, пока не отыскала спрятанный под бумагами «Вальтер» и коробку предназначенных для него патронов. Странный изогнутый меч стоял в шкафу, поразившем девушку своей аскетичностью – одна пара обуви, рейховский мундир, тот самый черный плащ и злополучный шлем. Даже у нее, бедной оборванки с конца света, было куда больше вещей, чем у потомственного европейского аристократа, да еще и представителя военной верхушки СС. Рей накрыла волна грусти и стыда, словно она протрезвела от алкогольного морока и снова вынуждена была столкнуться лицом к лицу со всеми жестокими реалиями окружавшего ее мира. Повинуясь минутному порыву, она стянула с пальца перстень, уже так привычно обосновавшийся там, и положила его на гладкую и пустую поверхность стола. Затем она приблизилась к постели и занесла меч, стараясь не смотреть на неподвижно распластавшегося на смятых простынях человека. Человека, чью жизнь должна была отнять, чтобы спасти много других невинных жизней. Это война – напомнила она себе. И вытерла слезы, стекавшие по щекам тыльной стороной ладони. Он – Монстр – напомнила она себе. Он не сможет регенерировать с отрубленной головой. Только так он наконец-то перестанет представлять ту смертельную опасность, которой является. Ты же убивала раньше. Ты убивала. Но не тех, чей запах впитался в твои волосы. Не тех, кто говорил тебе "ты лучшее, что со мной было". И проклятое "я тебя никогда не брошу", в которых она так нуждалась в минуты позорной слабости. Пока Рей уговаривала себя сделать то, что должна была, во дворе прозвучал одинокий выстрел. Все, что происходило дальше, Рей помнила очень смутно. Она выскочила во двор, каким-то образом столкнувшись с Кайдел, которая протягивала ей винтовку без лишних слов. Выстрелы гремели со всех сторон, но их было куда меньше, чем Рей ожидала. - Что происходит? – пробормотала она опухшими, ватными губами. - Трусы, - рявкнула Кайдел и тут же пригнулась, ринулась за какие-то ящики, из-за которых без лишних промедлений открыла огонь куда-то в темноту, в кого-то, заметного только ей. Рей по-прежнему пребывала в состоянии какого-то оцепенения и ее непослушные пальцы никак не могли совладать с доверенным ей оружием. Она куда-то стреляла, куда-то бежала. - Я рассчитывала, что будет больше людей, - отдаленно и глухо, словно из-под воды донесся до нее голос американки. Их, и еще нескольких арестантов, продолжавших неистово палить в темноту спящего лагеря, теснили к хозяйственному блоку. Измотанные и уже порядочно уставшие, они оказались в западне, когда врубилась аварийная сирена и по двору поползли всполохи света прожектора на вышке. Следом за ними заскрежетали главные ворота и на территорию лагеря въехало несколько черных бронированных автомобилей. Последнее, что Рей запомнила из той безумной ночи, это рыжие волосы Хакса, возникшего словно из ниоткуда, «Вальтер» в его руках разрывающийся от выстрелов. А потом кто-то крепко приложил ее прикладом по голове, и она окончательно провалилась в забытье, умоляя всех известных ей богов о том, чтобы больше никогда не открывать глаза и так и остаться здесь, на этой холодной земле, разметав руки, словно в полете. Где-то близко звучал голос Кайдел, постепенно растворяющийся в общей какофонии звуков. Как же она устала! Она, черт возьми, смертельно устала. За одну только ночь, как за целую жизнь.