— слышал ту легенду о нашей библиотеке? — ямагучи отрывается от исписанных от и до листов и с вопросом на лице поглядывает на хинату. тот, словно не обращая внимания на своего друга, расписывает скандинавскими рунами листы и как-то по-особому вздыхает, когда очередная письменность выходит не такой идеальной, какой он себе ее представляет.
— то, что там можно найти заснувшего под кучей книг кенму, когда тот в очередной раз прячется от своих прямых обязанностей в клубе? — тадаши посмеивается, вспоминая недовольный взгляд своего друга. он, как и цукки, не особо горел желанием связываться с какой-либо деятельностью, но закрытый клуб давал свои привилегии: просто состоять в нем уже своего рода гордость. на имя кенмы шое слишком шумно вздыхает, а затем крутит в разные стороны головой так быстро, что ямагучи кажется, что та сейчас не выдержит и оторвется.
— не-е-е-ет! в общем, слушай, мне про это кагеяма рассказал, — парень отодвигает от себя чуть мятую тетрадь и сгребает свои ноги ближе к груди, обнимая их. в таком положении и под светом мутной лампы он выглядит скорее как ребенок: растрепанный, в большой льняной пижаме и с тенью кругов под глазами из-за той же лампы. — училась тут одна девушка...
— шое, мы учимся в мужском частном пансионе.
— не перебивай меня, — он по-детски надувается, но очень быстро его лицо разглаживается от недовольных морщин. рыжая лохматая прядка падает на лицо и тадаши отмечает, что его друг выглядит действительно очаровательно. — вообще-то раньше было два корпуса: мужской и женский. их соединял тайный проход под землей и возлюбленные парочки бегали по ночам друг к другу...
о чем-то подобным ямагучи слышал от цукишимы, когда тот разгребал старые документы, связанные с их местом обучения. тот ворчал, закатывал глаза, говоря о том, что учиться вместе с противоположным полом недопустимо и неправильно, но когда молодая мадам сонберг вместе со своими розовыми щечками благодарила его, тот заливался краской ярче солнца на закате дня. ямагучи сочинил в честь этих двоих недлинную поэму и получил за это подушкой в лицо от своего лучшего друга.
— тогда училась девушка. она была очень красивой и достаточно умной, — хината закатывает глаза, явно представляя девушку стандарта красоты древней греции. — не венера милосская, но тоже ничего. однажды она пошла в нашу библиотеку и с тех пор ее никто не видел. пропала. растворилась. вот так вот: пух! — вскидывает руки в стороны. — поговаривают, ее возлюбленный не выдержал горя утраты и застрелился, когда спустя несколько месяцев не нашли даже ее тела.
— так и что с ней могло произойти?
— ее могли отравить завистливые девицы. или скинуть с отвесной скалы, которая находится тут недалеко. как же ее звали? эм, — хината притягивает тетради к себе, словно там написан ответ на его вопрос. — я не помню, но узнаю у конохи. он собирает людей, которые хотят поучаствовать в спиритическом сеансе для призыва ее души. говорят, что ее можно встретить в библиотеке, но показывается она только тем, кто ей понравится. вот так вот.
легенду тадаши слушает, но значения особо не придает. мало ли какие байки живут в этом учебном заведении, ему ведь столько лет. случись что-нибудь достаточно мистическое, об этом говорили бы чаще и больше. то, что сам поэт узнает об этой истории только на втором курсе значит лишь одно - кому-то хотелось немного романтических историй. как цукки, который романтизирует великую французскую революцию или как тендо, который носится со своими препарированными лягушками и оставляет за собой шлейф спирта и формалина.
он вытягивает с дальней полки увесистую книгу на древнегреческом для тобио, чтобы тот прочитал отрывок на их совместном обеде и уже планирует что будет сам читать на сегодняшней встрече закрытого клуба. тадаши написал пару новых стихов, когда муза снизошла до него в три часа ночи; цукки ругался и требовал выключить свет, поэтому приходилось писать под пламенем догорающей свечи.
холодок проходится по рукам и ямагучи вздрагивает, когда слышит долгое дыхание за своим ухом. быстро оборачивается, но встречает лишь пустоту длинных библиотечных коридоров, пропитавшихся запахом старых книг и пожелтевших от старости страниц. он медленно вздыхает и оглядывается по сторонам.
как будто кто-то открыл окно и в библиотеку ворвался холодный осенний ветер. холодно, как будто рядом смерть.
— сапфо была прекрасной поэтессой, — тонкий девичий голосок отдавал чем-то жутким, от чего у ямагучи сердце в пятки ушло. он вжимается спиной в книжные полки и проводит взглядом вперед, встречаясь с небольшой фигуркой в белой рубашке и юбки в пол. — она не зря входила в список девяти лириков. но коринна тоже очень интересная личность.
парень дышит тихо. он смотрит и пытается придумать оправдание, какого черта в пансионе оказалась девушка не из числа преподавателей. какого черта ее кожа такая бледная, а глаза пустые. какого черта от нее веет холодом. какого черта она так смотрит и улыбается, словно они знакомы уже сотню лет.
— язык проглотил? — она надувается и откидывает тонкой ручкой волнистую прядь. завороженный тадаши наблюдает и прижимает увесистый томик книги к себе. смотрит с вопросом.
— у тебя сборник ее стихов в руках, — она все еще смотрит в глаза, а затем грациозно запрыгивает на один из столов, размахивая игриво ножками и открывая небольшие белые туфельки. — я миртиде,* — улыбается.
— ставлю в упрек звонкоголосой:
спорить за приз с пиндаром ей —
женщине смысл был ли какой?
кажется, словно она находится в другом измерении. ну, как вон те астральные тела из фильмов ужасов, которыми засматривается ойкава и вечерами рассказывает о них всему закрытому клубу.
она не была пугающей, ямагучи мог поклясться, потому что она была воистину прекрасной. прекраснее всех собранных нимф.
— носсида мне больше по душе, — отвечает тихо, но она слышит. улыбается и жмурится, от чего на ее гладкой коже выступают ямочки. тадаши не замечает, как начинает неловко ей улыбаться в ответ. от страха ли или от чего-то другого - он и сам не знает.
— прочитаешь?
— а имя скажешь?
— т/и.
и он читает.
ямагучи срывает красный бутон с новой азалии цукки и получает подушкой в лицо второй раз. он потирает щеку и закладывает цветок в ту самую книгу, которую вытащил в день встречи с т/и.
она больше не пугает. она заливисто смеется в те дни, когда библиотека пустует, советует книги и читает античных поэтов наизусть.
цукишима крутит у виска, когда его друг часами пропадает в библиотеке. тадаши оправдывается, но в библиотеку ходить не перестает.
через месяц он начинает чувствовать - от нее пахнет сиренью. книга по античной поэзии заполнилась сухими веточками пахучего дерева.
через какое-то время он приносит небольшую книгу с гербарием ей и т/и смущенно отводит взгляд, благодаря всем сердцем.
очевидно, что ему бы не поверили, поэтому никто никогда не знал, что юный поэт посещает это место не только для учебников и книг. он и сам не верит в то, что проводит вечера с кем-то вроде... призрака?
— я не помню, что было, — она отводит взгляд в сторону. — когда умерла. я не помню. я не помню, сколько нахожусь здесь. я не помню, почему не могу выйти отсюда. тадаши, я не помню.
проводит кончиками пальцев по портрету эринны и вздыхает. ямагучи борется с желанием обнять свою новую подругу и когда она поднимает свой грустный взгляд, смотрит ему в глаза, он не выдерживает и прижимает к себе, чувствуя фактически живое тепло на своих руках.
его руки покоятся на ее талии и он готов поклясться всеми - она, черт возьми, живая. сейчас, здесь, с ним. такая теплая, грустная, печальная.
— слаще любви ничего. остальные все радости жизни
второстепенны; и мед губы отвергли мои.
так говорит вам носсида: кто не был любим афродитой,
тот не видал никогда цвета божественных роз.
она смеется, когда слышит стихи носсиды. тадаши смеется, потому что видит ее улыбку. он не знает, что будет делать завтра. не знает, что будет делать послезавтра и даже через месяц, год.
он просто хочет обнимать ее бесконечно.
by qierita
