Покажи, как ты умеешь врать

      Как Питер и предвидел, Мэй прилетела в среду. И сразу по прилете набрала ему смс с вопросом: есть ли в доме еда?       Питер, находившийся на занятиях, ответил честно:       «Ничего».       В магазин он так и не сходил, по привычке заказал пиццу, которой поужинал и пообедал.       Пусть Питер ожидал возвращения Мэй, стало немного тоскливо из-за необходимости возвращаться в общежитие. Это когда-нибудь должно было случиться, но в среду…       Впрочем, чем отличается среда от другого дня недели, Питер сказать не мог. Просто вернуться в общежитие в выходные, когда там никого нет, самое лучшее.       Среда ничем не отличалась от вторника. Все те же безуспешные попытки не думать о Тони, сосредоточиться на учебе, и на том, что есть здесь и сейчас.       Однако образ Старка не покидал его голову. Питеру даже показалось, что он видел Тони в коридоре университета, спутав с одним из преподавателей. В тот момент сердце зашлось в бешеном ритме где-то в горле.       А потом пришло облегчение: это не он. Или разочарование. Питер так и не смог определить.       Открыв дверь квартиры, Питер тут же наткнулся на гору пакетов, которые привезла с собой Мэй. Чуть дальше стоял большой чемодан, и еще горстка пакетов составляла ему компанию. Как все это Мэй затащила в квартиру — загадка.       Сестра уже переоделась в домашние штаны, в те розовые с котятами, и простой белый топ. Ее волосы собраны в высокую прическу, а на лице серьезное и деловое выражение. Это значит, Мэй готовит.       И правда, стоило пройти в квартиру, как Питер увидел на плите несколько кастрюлек, от которых вполне прилично пахло.       — Привет, дорогой! — Мэй удостоила его неловкими объятиями, все-таки они такое не часто практиковали. — Обед уже почти готов. Осталось только сварить спагетти. Садись.       Питер сбросил рюкзак на пол и сел за кухонный островок. На плите он увидел ковшик, в котором булькал темно-красный соус, а рядом в глубокой сковороде в бульоне томились мясные шарики. Мэй тем временем отправила в кипящую воду золотистые спагетти и сосредоточенно за ними следила, отмеряя на часах время, чтобы не переварить.       Питер продолжал рассматривать пакеты, думая про себя: свои вещи он так и не собрал. И на что надеялся?       Отбросив спагетти на дуршлаг, Мэй принялась рыскать по своим пакетам, пока не извлекла из них: бутылку вина, упаковку сыра, багет, паштет в жестяной банке.       Питер давно заметил за Мэй тягу к эстетике. Это касалось всего. Если пить вино, то только из красивых бокалов, с сыром и виноградом. Если есть, то с красиво сервированного стола.       Питер этого не понимал. На еду не смотреть надо, а есть. Впрочем, это Мэй всегда ела в ресторанах, где подача тоже очень важна. А Питер довольствовался тем, что приготовит сам.       Наконец, спагетти разложили по тарелкам, мясные шарики по краю, все это щедро полили соусом и посыпали сыром. В животе у Питера, после пицц и прочего фаст-фуда, жалобно заурчало в предчувствии нормального обеда.       Мэй разлила по бокалам вино и тоже села за стол.       Между ними все еще чувствовалось напряжение, как бывает между родственниками, которые помнят друг о друге не очень хорошие вещи. Обиды прошлых лет все равно тонкой ниткой звенели, стоит им подойти на расстояние ближе телефонного разговора.       Питер все еще винит Мэй, Мэй все еще винит себя. Они упустили время, когда могли стать действительно близкими людьми. И никто из них не знал, как это поправить. Да и не были уверены, что им это надо. Им привычней жилось на расстоянии от родственных чувств.       Вон родители, осели в Бостоне, плевать им на детей, звонят только по особо важным праздникам.       Ели они молча, смотрели в собственные тарелки, пили вино и старательно делали вид, что все нормально.       Питер вспоминал, где лежат его вещи, чтобы после обеда все оперативно собрать. Как бы ему не хотелось покидать квартиру, находиться здесь вместе с Мэй некомфортно. Да и устала она с дороги.       Когда тарелки опустели, Мэй разлила по бокалам ещё вина, выставила на стол контейнер с кубиками твердого сыра, и Питер понял: сейчас будет разговор.       Мэй наколола на зубочистку кусочек сыра, отправила его в рот и запила вином. И посмотрела на Питера.       Сейчас начнется.       — Мэй, послушай, последнее чего я хочу — это нравоучений, — решил ее опередить Питер.       Мэй изогнула бровь, отчего этот жест показался очень знакомым.       — Нравоучений? — она покрутила в руках бокал. — Ты считаешь, они тебе нужны?       — Тогда о чем ты хочешь поговорить?       — Изначально я хотела поговорить о том, что Тони Старк не тот, кто тебе нужен, — ответила Мэй прямо, тут же заставляя Питера покраснеть и пробормотать: «ну надо же». — Но я вижу, ты и сам это понял. Я разговаривала с ним.       Питер зло посмотрел на Мэй.       — И о чем?       — Не о тебе, — тут же осадила она, — о вашей афере. Кстати, разговор состоялся очень вовремя, потому что потом мне звонила Пеппер. Очень любопытная Пеппер, хотела выведать у меня подробности вашего знакомства.       Мэй улыбалась, словно ее это даже забавляло.       — Это же я вас свела, - да, именно такой и была легенда их знакомства.       — И что ты сказала?       — Правду, — Мэй улыбнулась. — Питер, я знаю, он тебе нравился уже давно. И я не осуждаю. Очарованию Тони трудно не поддаться.       Отрицать очевидное было бы глупостью, поэтому Питер молчал. Надо же, а он думал, его влюбленность являлась тайной. Впрочем, Мэй все же не столько наблюдательна, сколько просто знала: никто не остается равнодушным к Тони после общения с ним.       Мэй, в свое время, тоже ощутила на себе невероятную харизму и притягательность молодого Старка. Но была слишком умна, чтобы влюбиться.       Но сколько дурочек она успела повидать за все время общения с миллиардером? Не счесть. Она их не жалела. У каждого своя голова на плечах. И, если каждая думает, что она «та самая», то разочарование, которое они в итоге получают, исключительно их проблема.       Мэй оставалась в стороне и как друг всегда вставала на сторону Тони. Ведь он не виноват, беря то, что ему так настойчиво предлагали.       Что касается мальчиков, которые тоже не прочь провести время с Тони, тут Мэй укоризненно, иногда про себя, иногда перед Старком, качала головой и закатывала глаза. Но у всех есть маленькие слабости, которым мы боимся потакать. А вот Тони не боялся.       Но все это касалось посторонних людей, которых Мэй не знала. Или даже не видела, а только слышала рассказы Тони, как он провел ночь с очередной дурочкой или дурачком.       Она и предположить не могла, что Питер, не поднимавший головы от своих учебников, попадет в эту ловушку.       С одной стороны, надо дать ему возможность обжечься самому. Ведь мы учимся только на собственных ошибках. Но с другой — Мэй хотелось уберечь брата от ненужной душевной боли. Конечно, в жизни все равно ее не избежать, просто пусть объектом воздыханий не будет Старк.       И опять она проиграла по всем статьям. Повела себя слишком легкомысленно и вот результат. Оправдать себя тем, что была полностью занята Беном, она могла, но не хотела. А просто признала: она дала добро на эту поездку. И в этой поездке с Питером что-то случилось. Пока Мэй не подозревала самого худшего, но готовилась к этому.       Устраивать разборки за поруганную честь брата с Тони она не собиралась, хотя очень хотелось дать обоим подзатыльники.       Естественно, ничего из этого она Питеру не проговорила. Просто смотрит на своего в раз повзрослевшего брата, не очень понимая, как ему помочь. Да и нужна ли ему эта помощь.       Питер смотрел на нее с уже привычной обидой. Возможно, Мэй это казалось именно из-за того, что чувствовала себя виноватой. За то, как бросала брата в детстве. Но ей было пятнадцать. Что она вообще понимала?       За чередой мыслей она не заметила, как выпила все вино в бокале. Питер ко второй порции так и не притронулся.       — Просто хочу сказать, — Мэй вздыхает, — Тони не тот человек, которому можно подарить свое сердце. Он и не заметит такого жеста. Он не плохой и не делает это специально. Просто он такой, какой есть. И не жди от него большего. Не придумывай себе ничего, Питер.       Питер ничего себе и не придумывал. Он знал, кто такой Тони Старк. И ложась к нему в постель, пусть и с затуманенным рассудком, но вполне отчетливо принимал факт после: с Тони вместе они никогда не будут.       Другой вопрос — зачем все это? Потому что хотелось.       — Спасибо, — Питер кивнул, — но тебе не о чем беспокоиться. Как видишь, Тони здесь нет, я по нему не убиваюсь. И не собирался.       Мэй подозрительно смотрела на брата. Поторопилась ли она с выводами? Питер всегда был разумным мальчиком.       — Я просто хочу тебе добра.       Питер сухо ответил:       — У меня все хорошо.       Это «хорошо» бывает разным. Но Питеру действительно не на что жаловаться. Первую неразделенную любовь его сверстники прошли несколько раньше. И что из этого?       Питер не мог не вспомнить, как убивался по Лиз в старшей школе. Как страдал по ночам, с волнением ожидая предстоящий учебный день. Посмотрит ли она на него, заговорит? Согласится пойти на школьный бал? Казалось, весь мир младшего Паркера сузился, отрезая все лишнее, оставляя где-то позади за ненадобностью. Мир готов был рухнуть от одного ее слова.       А потом Лиз уехала, и все прошло за неделю или даже меньше.       Сейчас все это кажется смешным и каким-то детским. Питер не хотел преуменьшать свои тогдашние чувства. Или сравнивать с тем, что испытал сейчас.       В пятнадцать лет его переполняли эмоции. Сейчас же он ощущал внутри себя пустоту. Словно Тони ушел и все, чем был наполнен Питер, забрал с собой. И Питер спокоен, просто не хватает эмоций что-либо ощущать.       От осознания того, что уже никогда не будет, как прежде, в сознании вспыхнула и тут же погасла искра страха и растерянности.       Ведь ему придется перекраивать всю свою жизнь. Все то, за что он так держался. Стабильность — всегда являлась залогом его успешного существования. А сейчас что? Он гей? Он би? Он предпочитает все еще девушек, а Тони так, увлечение, эксперимент? Что?       Одно Питер знал точно: никаких сердечных дел, пока он окончательно не разберется в себе. Да и не хотелось ему. С Мишель придется объясниться и постараться остаться друзьями. Отпускать ее из своей жизни Питеру не хотелось.       — Мне надо собрать вещи.       — Оставайся на ночь, — предложила Мэй.       Но Питер покачал головой. Зачем оттягивать неизбежное?              Общежитие его встречало привычным устойчивым запахом еды, казенного дома и чистящих средств. Вообще-то, общежитие от Нью-йоркского технического университета не такое плохое, как может показаться. А для тех, кто приехал из маленьких городов — вообще как пятизвездочный отель. Просторные светлые комнаты, хорошая мебель, чистые душевые. Кухни немного обшарпанные и пахнет на них всякой всячиной, но Питер там почти не появлялся.       Шумные вечеринки здесь устраивали редко, все-таки собрались в основном ботаны, для которых отличный вечер — это когда ты провел его с книгой.       Для Питера, привыкшего жить в квартире с собственной комнатой, находиться здесь не нравилось, но человек привыкает ко всему.       Соседи по комнате отсутствовали, а когда вернулись, ни о чем не спрашивали.       Жизнь постепенно входила в свое привычное русло, рутина затягивала, а те два дня, проведенные в поместье Старков стали казаться выдумкой. Воспоминания, как Питер и предполагал, меркли. Только пустота внутри так и осталась, но Питер научился не замечать ее.