Безумие

Как бы сложно не было это признавать, но Ричи действительно влюблен. Это самое последнее, что он планировал делать, как только прибудет в эту школу и вообще в эту страну, потому что… черт возьми, он еще слишком молод для таких серьезных чувств, для осознания, что он медленно взрослеет не только телом, но и душой. А все взрослые люди любят. Находят себе вторую половинку, чтобы прожить с ней до конца жизни долго и счастливо, не беспокоясь о проблемах. Влюбленные решают все проблемы вместе, находят выход из любой ситуации, однако Тозиер понимает, что находится в тупике и понятие не имеет куда двигаться. Но он точно знал одно: в каждой стороне есть Эдди, куда бы он не повернул. Тот самый объект бессознательной влюбленности, мысли о котором терзают сердце постоянно. Ричи хочет избавиться от этого чувства, действительно забыть, что он вообще умеет хоть что-то чувствовать, только вечные воспоминания об Эдди не давали этого сделать. Ричи ввязался в борьбу с самим собой, со своими чувствами, с разумом, который постоянно противился сердцу. Быть влюбленным идиотом ужасно. И Тозиер действительно именно идиот, ведь он больше ничего не может видеть, кроме Эдди. Эдди, Эдди, Эдди, Эдди, Эдди, Эдди, Эдди, Эдди… Много раз парень думал сказать ему напрямую. Мол, тут такое дело. Ты мне нравишься, я даже влюблен в тебя, но понимаю, что это ошибка. Просто подумал, что тебе нужно знать об этом. На всякий случай. Ричи подходит к приоткрытому окну и закрывает глаза, чтобы чуть отвлечься. Он хотел сосредоточиться на мыслях о чем-то абстрактном, например, о море или дуновении ветра. О чем угодно, что не связано с Эдди. Этот веснушчатый принц занимал отдельное место в его голове, буквально вгрызался в корку подсознания, чувствуя себя, как в родном доме. Кудрявый вспоминал его мягкие волосы, маленький вздернутый нос, аккуратно подстриженные ноготки, пушистые ресницы, оленьи глаза и шелковую рубашку, в которой он однажды пришел на школьное награждение футболистов. Воздушная, абсолютно элегантная рубашка, так красиво обрамляющая его фигуру, волшебно развивающаяся на ветру. Эдди правда прекрасен. Настолько прекрасен, что восхищаться им можно было вечно. Если бы Ричи умел рисовать, он бы обязательно запечатлел все его плавные черты лица, каждую деталь невообразимой внешности. Ричард любит смотреть на Каспбрака вблизи, открыто разглядывать его глаза, никак не смущаясь. И думать о том, как же хочется вновь поцеловать эти губы. Впиться, прижимаясь всем телом и наслаждаясь тягостным моментом. Ричи летал в облаках при мыслях о мальчишке, хотя понимал, что между ними и быть ничего не может. Это слишком… глупо. Это должно скоро пройти. Просто подростковое. Закрыв лицо ладошками, парень делает несколько глубоких вдохов и выдохов, выходя из своеобразного транса, а после быстро идет к письменному столу. В его голове что-то слишком резко щелкнуло, поэтому уже в следующую секунду он сидел с ручкой над пустым листком, вырванным из тетради по английской грамматике. Тозиеру срочно надо было выместить все свои эмоции хотя бы так, рассказать о своих чувствах через бумагу, и однажды, когда смелости будет достаточно, он решиться всучить этот листок Эдди. Ричи боится, что слишком резко расплачется, если станет говорить о чувствах вслух. Может быть, он пытается внушить себе храбрость, безразличность собственным ощущениям, но, на самом деле, жутко трясется. Нервничает и переживает до безумия. «Я знаю, что это очень глупо, но ты мне нравишься. Я не могу не думать о тебе днем и ночью» Пробежав глазами по строчкам, кудрявый закатывает глаза и мнет листок, после чего выкидывает его в мусорное ведро под столом. Почему-то, когда дело доходит до такой записки, весь словарный запас внезапно исчезает. Ему и на родном языке сложно сформулировать что-то нормальное и адекватное, а тут английский. Ричи даже слегка усмехается от мысли, что умудрился влюбиться в англичанина. Вырвав новый лист, парень вновь зависает на несколько секунд. Как же это… сложно. Невыносимо. «Я думаю, что ты, на самом деле, хороший человек. Хочу, чтобы я стал тем, кому ты сможешь открыться, Эдс» Ричи вновь хочет смять листок и выкинуть его к черту, но вовремя себя одергивает. Он опускает веки и неосознанно кивает, давая себя обещание писать то, что думает. Плевать на грамматику, на глупость высказываний, на резкость и все остальное. Это его чувства, и в них не может быть ничего постыдного, верно? Именно поэтому он продолжает несмотря на то, что почерк стал невероятно кривым из-за дрожащей руки. «Ты мне нравишься, Эдди. Мне сложно признавать это, но я действительно влюблен без памяти. Не знаю, что со мной происходит. Я постоянно думаю о тебе, ты просто не выходишь у меня из головы. Может, это болезнь? Так глупо, Эдс, прости. Мы ненавидели друг друга, и, может быть, до сих пор ненавидим, но я не могу справиться с тягой к тебе. Возможно, нам стоило бы прекратить все это, вернуть первоначальные отношения. Я знаю, что так было бы лучше для нас обоих, но, Боже, я не могу. Я нуждаюсь в тебе, как ни в ком другом» Отбросив ручку в сторону, Тозиер кусает губы и чувствует дрожь по всему телу. Будто он собирался отдавать это прямо сейчас, а не в самый подходящий момент. Тем не менее, он сложил листок в несколько раз и суетливо засунул в карман джинсов, словно боясь быть пойманным. Как же по-дурацки он чувствовал себя. Еще сильнее испугал внезапный стук в дверь, и Ричи совершенно не догадывался, кого могло принести прямо сейчас, перед самым ужином. Майк ушел исправлять итоговый тест по биологии, Бен в библиотеке аж с обеда. Они договорились встретиться уже в столовой, но, может быть, все-таки кто-то из них передумал и решил прийти раньше. Зачем тогда стучаться в собственную комнату? — Да? — все-таки подает голос Тозиер и поворачивается лицом к двери, кладя локоть на спинку деревянного стула. Дверная ручка поддалась вниз, и уже через мгновение в проеме показалась Беверли. Взволнованная, с напряженной улыбкой на лице, но Ричи даже не возразил. Они не разговаривали с того обеда, когда кудрявый бесцеремонно просто взял и ушел, оставив друзей без своей компании. Конечно, он чувствовал себя виноватым, даже собирался извиниться, но, видимо, подруга решила сделать это раньше. — Я зайду? — Да, конечно, — пожимает плечами парень, наблюдая, как Беверли проходит вовнутрь и аккуратно усаживается на кровать Бена, — Можешь даже не спрашивать. Между ними никогда не было неловкой и неуютной тишины, они всегда находили способ развеять напряжение и снять оковы, но сейчас все было по-другому. И Ричи, и Беверли молчали, смотря на пол и стены, на предметы декора, на мебель, но только не друг на друга. Это настолько тяготило и создавало груз, что девушка решила первая разорвать тишину: — Прости меня, Рич. Ты был прав, твоя личная жизнь — это совершенно не мое дело. Я поступила… эгоистично. — Нет-нет, все в порядке, — мотает головой парень, наконец решаясь взглянуть на подругу, — Все нормально, правда. Я просто переволновался, наверное… — Я все еще беспокоюсь за тебя, — невероятно спокойным и приятным тоном проговаривает Марш, остановив взгляд на Тозиере. Она действительно всегда могла внушить доверие своим обаянием, своим умением поддержать кого угодно в сложную минуту, а также несомненно сражала своей лучезарной улыбкой, которая мгновенно отгоняла все самое плохое. О подруге лучше и мечтать не надо, потому что Бев — это предел, на самом деле идеальный друг, с которым можно поделиться чем угодно. Ричи стыдно, что он заставляет ее волноваться. Не только ее, но и Майка с Беном, которые понятия не имеют, что вообще происходит последний месяц. Тозиер вытягивал из Эдди правду всеми способами, называл его эгоистом, а по итогу сам оказался таким. Нервно прикусив нижнюю губу, Ричи выдыхает. Он так нуждается в поддержке, в простом понимании, что больше не может держать все в себе. — Я влюблен в Эдди, — тихо проговаривает кудрявый, вновь взглянув на рыжеволосую. Она удивленно приподняла бровь и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, просто не нашла подходящих слов, — Я не понимаю, что между нами. Наши отношения и так были странными, а после того, как мы поцеловались в хреновой кладовке, все стало еще хуже. И непонятнее. Помолчав несколько секунд, чтобы переварить поступившую информацию, девушка прокашливается и растерянно глядит на друга. — Вот оно как… Тебе стоило сказать сразу, Рич. — Я не привык открываться кому-то. Об этом даже Стэн не знает, — вздыхает, заправляя выбившиеся кудряшки за ухо, — Правда, прости. Я хотел сказать, но не знал как. — Что ты собираешься делать? — Не знаю, — качает головой, находясь в полнейшем непонимании того, что происходит. Слишком запутанно и сложно, — Наши чувства похожи на игру. Мы переходим на уровни выше, но от этого становится только хуже, понимаешь? Я узнаю новые подробности, что-то поистине жуткое, что должно пугать, отталкивать, но… я только сильнее привязываюсь к нему. Пора прекращать все это. — Рич… ты не из тех, кто опускает руки перед трудностями, я уверена в этом, — поднимается с кровати и не спеша подходит к стулу, где сидел парень. Девушка укладывает ладонь ему на плечо в успокаивающем жесте и слегка улыбается уголком губ. Она ожидала чего угодно, но только не то, что объектом влюбленности окажется Эдди Каспбрак, которого так остерегается половина школы, — Вам стоит поговорить. Вы достаточно взрослые люди, чтобы выяснять отношения так же по-взрослому. Ричи задумался. Поговорить с Эдди? О чем? О чувствах? О том, что они собираются делать с тягой друг к другу? Почему-то Тозиер почти на сто процентов уверен, что ничего хорошего из этого не выйдет. Может быть, он все-таки ошибается. — Я написал ему записку о своих чувствах, — поднял глаза на Марш, а та лишь покачала головой, — Это достаточно по-взрослому? — Лучше скажи это в глаза. Так будет куда лучше. Тозиер понял, что идея с запиской оказалась довольно глупой. И действительно, чего он вообще ожидал? Что, прочитав какое-то сумбурные мысли, Каспбраку все сразу станет понятно? Это просто нелепо. Тозиер понимал, что избегает разговора с Эдди всевозможными способами просто потому, что однажды боится докопаться до правды. А правда, он уверен, окажется душераздирающей и болезненной, как бы сильно не хотелось верить только в самое хорошее. В реальности такого не бывает. Особенно такого не может быть в случае с больной влюбленностью в Эдди. В такого прекрасного, будто нереального Эдди. Еще около получаса Беверли и Ричи просто болтают обо всем на свете. Подруга рассказывает о своей первой влюбленности в парня, который был младше нее на три года, и эта история действительно повеселила Тозиера, на секунду даже отвлекла от мыслей об Эдди. Они обнимаются, Марш оказывает невероятную поддержку, говорит такие нужные прямо сейчас слова, и Тозиер наконец-то обретает покой впервые за долгое время. Потом они идут на ужин, где встречаются с Беном и Майком. Они рады, что все более или менее наладилось, а Хэнском все время с благодарностью смотрит на Беверли, как на фею-спасительницу. И все-таки, как бы сильно Ричарда не тяготили мысли об Эдди, поговорить все же стоило. Может быть, не обязательно поговорить, но наладить контакт точно. Так они далеко не продвинутся, будут шугаться друг друга, иногда отчаянно цепляясь, когда почувствуют потребность. *** Застегивая маленькие пуговицы, Эдди с каждой секундой напрягался все сильнее. Он стоял перед зеркалом и оценивал внешний вид рубашки, которую ему когда-то подарила бабушка, в то время как Билли слонялся позади, глядя себе под ноги. Он был угрюм, раздражителен и постоянно хмурил брови, словно других эмоций совершенно не знает. Это всегда смущало Каспбрака, ведь его двоюродный брат с первого взгляда не был похож на такого человека. На того, кто вечно недоволен, вечно зол, кто вечно пытается добиться всего, что хочет, даже самого абсурдного. В какой-то степени Эдди был похож на него, но, благо, в свое время полностью не повелся на поводу характера старшего. Эдди застегнул последнюю пуговицу и, сглотнув комок в горле, взглянул на себя снизу вверх. На самом деле, выглядит довольно симпатично, а главное, закрывает все, что нужно. Длинный рукав, плотная ткань — это то, что надо для плачевного состояния Каспбрака. Даже несмотря на то, что ни одна царапина, ни один синяк не был виден, он все равно чувствовал боль. Больше даже не физическую, а душевную, из-за того, что позволяет так обращаться с собой. Он слишком слаб, чтобы противостоять кому угодно. Он сломан, поэтому в любом случае зароется в угол и заплачет, как маленькая девочка, которой не купили дорогую куклу. Только Эдди никакие куклы не нужны. Он так нуждается в защите. В любви, нежности и ласке, в тепле тозиеровских ладоней. — Ты не пойдешь в этом, — категорически заявляет Денбро, внезапно остановившись и взглянув на Эдварда через большое зеркало, — Выбери ты уже нормальную рубашку, блять. Выглядишь, как педик. Самый настоящий. Эдди кусает губу и опускает глаза вниз. Он снова унижен, снова оскорблен, но… на самом деле, в словах Билла есть правда, верно? Эдди действительно педик, если думает о том, что хочет поцеловать Ричи. Эдди педик, потому что ему снятся грязные сны с участием Ричи. Эдди педик, потому что тянется к Ричи. Эдди не гей, Эдди просто жалкий педик. Ему никогда не нравились мальчики. Он даже не думал о том, что, когда мальчикам нравятся мальчики — это нормально. Он был уверен на сто процентов, что это расстройство, что подобное просто навязано модой, обществом, до тех пор, пока сам не столкнулся с похожим. Каспбрак не понимал, какие чувства питает к Тозиеру, но зато был уверен, что он буквально нуждается в нем. Он хочет тонуть в Ричи, забывая обо всем на свете, одновременно понимая, что он под надежной защитой. Ричард был его стеной, за которую можно было спрятаться. Надеждой, за которую хотелось ухватиться. Парнем, который вызывал необъяснимое чувства. — Если рубашка розовая, это не значит, что я педик, — рискует возразить мальчик, вместе с этим готовясь к самому худшему. — Тогда почему ты до сих пор никого не пригласил на Рождественский бал? — подходит ближе, вставая практически вплотную к спине и все еще жутко глядя через зеркало прямо в глаза, — Или женская кандидатура тебя не привлекает, м? Эдди сжимает пальцы в кулаки до побеления костяшек. Как же больно и отвратительно это слышать. И как же тяжело осознавать, что это, на самом деле, чистая правда. — Прекрати, — тихо говорит шатен, едва ли сдерживаясь от того, чтобы не закрыть уши руками. — Правда глаза режет, Эдвард? — язвительно протягивает Денбро, акцентно выделив последнее слово и растянув губы в ядовитой ухмылке, — Что, Тозиер уже успел отыметь тебя? Эдди хлопает глазами. Услышав чужую, но одновременно такую родную фамилию, он мгновенно поднял глаза с пола на зеркало, взглядом врезаясь во все еще издевательски ухмыляющегося Билла. Все мысли запутались в один большой клубок, и в голове оставался только один единственный вопрос: откуда он знает про Ричи? — Думал, я не узнаю, что вы трахаетесь? Твой бойфренд запалился вчера вечером, когда выходил из твоей комнаты. — Мы не спали, — он растерян, но все еще способен более или менее нормально говорить. Только теперь Эдди поворачивается к Денбро лицом, что создало еще более нервозное состояние, — Он просто… — голова пуста. Даже придумать нечего. — Просто что? — Это не твое дело, — выдыхает шатен, как ни в чем не бывало поправляя рукава рубашки, — Моя личная жизнь тебя не касается. Билли удивленно приподнимает брови, явно не ожидая такого ответа от брата, который обычно постоянно отмалчивается в таких ситуациях. Эдди знал, что это нехороший знак, однако все равно старался сохранять спокойствие и непоколебимость, хотя на поверхности души неимоверно дрожал. Он боится всех, кто окружает его с самого детства, поэтому пытается защищаться. Не желая показаться слабаком, он старается оправдывать ожидания, делает только то, что от него ждут. Просто чтобы отстали. Хотя бы ненадолго. Только даже это мало помогает, и Каспбрак уже просто не может выносить все, что происходит. Ричи единственный, кто дает ему шанс быть защищенным от всех, и безумно не хотелось, чтобы о них кто-то узнал. То, что между ними происходит, нельзя описать ни одним словом, но как это объяснить Биллу? Он не поймет. Он никогда не понимал. Он все время делает только хуже, шантажирует, цепляется за незначительные мелочи ради собственной выгоды. Эдди знает отца Денбро, но только косвенно, ведь он постоянно разъезжает по разным странам по работе. Возможно, Биллу просто в свое время не хватило родительской заботы, но тогда почему сам Эдвард не вырос таким мудаком? — Уж не ожидал я, что Тозиер станет твоей личной жизнью, — сдвигает брови еще ближе к переносице, и Каспбрак замечает, как дергается уголок его губ, — Считаешь это нормальным? — Черт возьми, да, — выпаливает шатен, чувствуя, как медленно начинает закипать. Пусть Денбро и внушал в него страх до сих пор, но просто так отмалчиваться было неправильно, как-то несправедливо по отношению к себе, — Что в этом ненормального? — У тебя мозги отшибло совсем? Эдди, ты вообще слышишь, что говоришь? — Может и отшибло, но он мне нравится, Билл! — восклицает шатен, чувствуя, как к горлу начинает подкатывать ком, а в глазах скапливается влага, — Ты ничего не сможешь с этим поделать. Эдди пугало внезапное молчание со стороны Денбро, ведь подобного обычно не было. Он всегда находил, что сказать, всегда знал, как ранить человека одним словом, совершенно не прилагая усилий. Эдвард был тем, кому чаще всего приходилось терпеть все нападки, все высказывания, которые только придут в голову этому парню. А противиться было просто… опасно. Можно было получить по лицу или в ребра, и, возможно, даже не только рукой, но и ногой. Как бы сильно не хотелось скрыться от этого, оно всегда находило его, зажимая дыхательные пути и лишая возможности нормально жить. Так произошло и сейчас, что стало совершенно неудивительным. Эдди получил замашистую пощечину, а уже в следующую секунду схватился за щеку, ощущая сильное жжение. — Лучше бы ты молчал. Да, Эдди. Лучше бы ты молчал. *** На этот раз Ричи берет максимально полезную еду, чтобы хотя бы желудок не страдал. Вообще, в столовой этой школы в принципе не было вредной пищи, была только тяжелая, которая могла отрицательно сказаться на самочувствии. Поэтому, недолго поразмыслив, парень уместил на поднос тарелку овощного салата и куриный суп с лапшой, уже предвкушая замечательный прием пищи. Ребята давно сидели за их столом со своими порциями, что-то весело обсуждая и смеясь. Тозиеру было интересно, что там такое происходит и что так взбудоражило их диалог, поэтому, быстро захватив коробочку вишневого сока со стойки, он направляется в сторону друзей. Проходит сквозь учеников, едва ли не толкается плечами и не спотыкается о собственные ноги, в то же время стараясь крепко держать поднос в руках. Он даже практически врезается в Эдди, как в первый день, но вовремя останавливается. Сердце забилось в несколько раз быстрее, как это бывает каждый раз, когда в поле зрения появляется этот мальчик. Он тоже глядит растерянно, даже как-то напуганно от неожиданности, но все равно еле заметно поднимает уголки губ. Тозиер делает то же самое, неосознанно сжимая поднос сильнее. — Привет, — коротко выдыхая, говорит Каспбрак. — Привет. Ричард не знал, что говорить дальше. Он просто стоял, иногда осматриваясь по сторонам, чтобы не чувствовать себя еще более неловко. Эдди же покусывал губы, словно решаясь что-то сказать. — Я подумал, может быть, ты захочешь снова прийти ко мне, — наконец-то говорит шатен, неуверенно взглянув на Тозиера, — После ужина или… завтра. Парень правда пытается держать себя в руках. Ему кажется, что все закончится, как обычно, что это ничем хорошим не обернется. Он хочет отказаться, ссылаясь на важные дела, но, черт, что может быть важнее Эдди? Кудрявый ощущает зависимость, потребность пойти с ним, остаться рядом надолго, если не навсегда. Эдди становится для него неким утешением, шансом чувствовать что-то невероятное и необъяснимое. Ричи хочет, чтобы это было взаимно. Хочет, чтобы Эдди был влюблен, а не просто нуждался в поддержке, в помощи и любви хоть кого-то. Он надеялся, что сможет стать особенным. — Думаешь, это хорошая идея? — Не знаю, — сразу же отвечает Каспбрак, вновь кусая нижнюю губу, все никак не оставляя ее в покое, — Нет, наверное. — Я приду, — сглатывает, устремляя взгляд на напротив стоящего, — Через час или два, не знаю. *** Комната Эдди при свете выглядит куда лучше. Если в первый раз здесь было темно, мрачно, нагнетающе, то сейчас можно было рассмотреть все, на чем фокусировалось зрение. Каждый предмет декора, какие-то мелкие детали, школьные принадлежности на столе — все это вызывало необъяснимый интерес, поэтому Ричи бродил по комнате, вглядываясь в особо заинтересовавшие предметы. Каспбрак, видимо, особо не был против, потому что просто сидел на кровати, прижав коленки к груди. Они молчали, за все время не сказали и слова, но точно знали, что поступают правильно. Рядом с Эдди образовывалось какое-то вселенское спокойствие, умиротворение, особенно в столь уединенной обстановке. Никто не отвлекает, никто не смотрит, никто даже не смеет осуждать или презрительно смотреть — они просто наедине друг с другом в тишине, без напряжения, без желания яростно выяснять отношения. Будто так и должно было быть с самого начала. Иногда Тозиер действительно жалеет, что связался с Эдди на свою голову, что с самого начала возненавидел его за надменность и эгоизм, а когда понял, что кроется под этим всем, без шансов влюбился. Погряз в их странных отношениях, постоянно желая прекратить их и оборвать всю связь, но не в состоянии это сделать. Никто не сможет зацепить его так, как Эдди. Никто не сможет вызвать такие чувства. — Моя комната была чем-то похожа на твою, — все же подает голос кудрявый, переводя взгляд с небольшого подвешенного гобелена с изображением солнца на Эдварда, — Ну, только с видом на море. — Я никогда не был на море, — отвечает Эдди спустя несколько секунд, так же подняв глаза на парня, — Даже в речке не купался. Ни разу. — Ты многое потерял, — качает головой и, подойдя к кровати, садится рядом с шатеном, а когда замечает, как тот неверяще поднимает брови, слегка пихает его в плечо, — Нет, я серьезно! Море — это ахереть как круто. Песок, солнце, теплый ветер — разве это не жизнь? Закатив глаза, Каспбрак невольно улыбается, чувствуя, как тепло разливается по всему телу. Ему хорошо, как никогда раньше. Спокойно, комфортно, и наконец-то без скандалов и криков, без громкого выяснения отношений. Эдди даже забыл, какого улыбаться, какого ощущать себя полностью в своей тарелке, какого вообще наслаждаться одним только присутствием того самого человека. — Море — это не только песок, солнце и теплый ветер, но и миллионы паразитов, которых в воде дохрена. — Не нуди, Эдс, — это прозвище всегда заставляет сердце Каспбрака на секунду подпрыгнуть, и этот раз не исключение, — Мой дед в молодости пил морскую воду, чтобы избавиться от болезней. Ему почти восемьдесят, а он до сих пор бегает по утрам. — Это потому, что твой дед ведет здоровый образ жизни, — смеется шатен со всей нелепости ситуации, вглядываясь в шоколадные глаза Ричарда, — Но никак не из-за морской воды, в которую все ссут, Ричи! Они смеются вместе в первый раз, шутят и разговаривают о странных вещах. Ричи рассказывает немного о жизни в Болгарии, о своих родителях, о школе и Стэне, и, кажется, Эдди даже интересно. Он слушает внимательно, иногда что-то спрашивает, действительно искренне интересуется. Тозиеру приятно, он чувствует себя слишком хорошо, и где-то на подкорке сознания думает, что все так и должно было быть изначально. Они не должны были враждовать, искать виноватых, хотя, возможно, это лишь затишье перед предстоящей бурей. — Я могу включить музыку, если хочешь, — в какой-то момент выдает Каспбрак, когда все-таки наступает момент неловкого молчания. — У тебя есть музыка? — Несколько старых кассет, — пожимает плечами, а после, даже не дождавшись ответа, поднимается с кровати и уходит в сторону шкафа. Некоторое время Ричи просто глупо улыбается, глядя на собственные руки, которые впервые за долгое время не дрожали при разговоре с Эдди. И только когда он слышит неразборчивые звуки и бормотание под нос, все же переводит взгляд на шатена, роющегося в небольшой коробке с кассетами. Он поставил ее на пол, а сам сел на корточки боком к Тозиеру, заставляя последнего замереть. Он снова завороженно рассматривает россыпь веснушек на вздернутом носике, пышные ресницы, тонкие запястья и маленькие пальцы, быстро перебирающие кассеты. Эдвард поправляет волосы, упавшие прямо на лицо, убрав их назад одним движением руки, хмурит брови, читая названия, небрежно написанные маркером. И только спустя минуту или полторы, он наконец находит нужную кассету и, победно подняв уголок губ, направляется к магнитоле, которая стояла на подоконнике довольно неприметно, закрытая шторами. Эдди возится совсем недолго, жмет на разные кнопки, задумывается буквально на пару секунд, и вот, по комнате разносится приятная мелодия, предваряющая старую песню. Ричи сразу же узнал ее, по первым секундам, но не подал виду, решив дать шанс Каспбраку продемонстрировать такую замечательную песню, как Roy Orbison — A Love So Beautiful, пятидесятых или шестидесятых годов. Некоторое время постояв около подоконника, Эдди садится обратно на кровать, только уже немного ближе к Ричи. Они вновь молчат, даже дышат тихо, еле заметно покачиваясь из стороны в сторону, ведь мелодия была действительно красива. Кудрявый сглатывает комок в горле, напряженно теребит ниточку на джинсах пальцем, однако в один момент все же решается взглянуть на Эдди. И не зря. Они встречаются взглядами, смотрят друг на друга так проницательно, что Тозиера даже холодок пробирал. Но не тот холодок, от которого хотелось спастись всеми возможными и невозможными способами, а тот, который хотелось ощущать снова и снова. Это уединение нельзя было сравнить ни с чем. Ричи одновременно ощущал и тревогу, и спокойствие, размышляя о том, что ему делать дальше. Просто пошутить, чтобы разрядить обстановку? Сказать, что Майк давно заждался его в библиотеке и уйти? Или, может быть… — Хочешь потанцевать со мной? Эдди впадает в ступор моментально. Он хлопает глазами, открывает и закрывает рот, выдает тихие и невнятные звуки, пытаясь придумать вразумительный ответ, пока Ричард, уже жалея о своих необдуманных словах, думал, как бы начать оправдываться. — Я не умею, — в конце концов выдает шатен, немного поджав плечи. — Я тоже. Услышав ответ, Каспбрак слегка улыбнулся, осознав, что, на самом деле, все не так уж и плохо. Обычно в таком возрасте каждый подросток пытался танцевать, хотя бы пробовал. Медленные танцы в летнем лагере, школьные выпускные вальсы, первый свадебный танец — это все неотъемлемая часть жизни, а Эдди даже понятия не имеет, как двигать ногами и куда класть руки. Но он все равно кивает, соглашается хотя бы попробовать. Пусть даже, скорее всего, и неудачно. Поднявшись с кровати, кудрявый дожидается Эдди и отходит немного назад, чтобы ничего вокруг не мешало. Он становится в самый центр комнаты, шатен же, немного помешкавшись, подходит ближе, оставляя буквально двадцать сантиметров между телами. — Я правда мало представляю, как это делается, — неловко выдыхает парень, робко укладывая обе ладони на талию Эдди, ощущая приятные ворсинки коричневого свитера, надетого поверх рубашки. По коже последнего мгновенно пробегаются мурашки от ощущения чужих теплых рук, слегка сжимающих его, и от взгляда темно-карих глаз, такого пронзительного и до жути дурманящего. Быстро сообразив, Каспбрак кладет ладони на плечи Тозиера, чуть сжимая его темную футболку в пальцах. Смотрит в ответ, ни на секунду не отводит глаз, желая максимально продлить этот момент, чтобы он навсегда отпечатался под коркой мозга. Ричи начинает плавно и медленно покачиваться, Эдди поддается ему, делая то же самое под приятный голос исполнителя. Странно. Ему казалось, что такими вещами занимаются только парочки, но точно не люди, которых связывают неоднозначные отношения. Хотят сбежать друг от друга, но смотрят влюбленными глазами. Хотят покончить с этим раз и навсегда, но до сих пор находятся запредельно близко. Хотят забыть друг друга, но крепко держатся. Эдди рассматривает Ричи слишком внимательно. Рассматривает еле заметные веснушки, потрескавшиеся губы, горбинку на носу, густые брови, сверкающую радужку глаз. Он безумно красив, безупречен, даже с очками. Плевать, с очками или без — это никак не портит его, не делает его хуже, не делает менее привлекательным. Пальцы сами тянутся к чужому лицу, Каспбрак касается сначала кончиков волос у уха, потом впалой скулы, и только потом щеки, проводя прямо по тем самым едва заметным веснушкам. Ричи просто смотрит, невольно сжимает и разжимает пальцы на талии, то спускается, то поднимается на несколько сантиметров выше. Первым просит Эдди. Глядит пронзительно, с немой просьбой, запускает пальцы в густые кудри. И Ричард поддается, потому что сам не может держать себя в руках. Как бы сильно ему не хотелось забыть о потребности в этом мальчике, забыть о его глазах и веснушках — ничего не получалось. И не получилось сейчас. Ричи наклоняется и, затаив дыхание, целует Эдди. Прижимается своими губами к его губам, чувствуя, как чужое тельце буквально обмякает в его руках. Тозиер притягивает его плотнее к себе, на этот раз не желая никуда отпускать. Одну руку кладет на спину между лопаток, другой так же держит талию, пока пальцы шатена зарываются в смольных кудрях. Он любит так делать. И Ричи никогда не забудет этого. Губы Эдди мягкие, почти воздушные, и парень упивается ими, не хочет, чтобы это заканчивалось. Он целует жадно, желанно, но аккуратно, будто перед ним фарфоровая кукла, которую надо оберегать всеми силами и способами. Каспбрак хватается за шею, сжимает волосы, приоткрывает рот и пускает язык Ричи, позволяет ему исследовать все. Он позволит Ричарду что угодно, разрешит сделать с собой все, лишь бы не остаться одному. Этот парень необходим ему, как воздух, как последний шанс на хоть какое-то счастье. Хочется прошептать «Не уходи, пожалуйста», но он знает, что Ричи никуда не уйдет. В прошлый раз он пробыл с ним до последнего, Эдди наконец смог спокойно уснуть, без чувства даже малейшей тревоги. Они целуются недолго, но до самого конца песни, может, секунд двадцать, может, чуть меньше. Шатен отстраняется первым и судорожно выдыхает в чужие полураскрытые пухлые губы. Ричи же расслабляется и опускает веки, а уже в следующее мгновение прислоняется своим лбом ко лбу Эдди. Сердце бьется в бешеном ритме, будто намеревается вырваться из грудной клетки, а пальцы вновь начинают дрожать. Какое же знакомое чувство. Да, может быть, он сошел с ума. Но кто сказал, что это плохо?