StoryTeller

      Несмотря на лихорадочную усталость и готовность проспать еще «чуть-чуть», чтобы растянуть это невероятное слово на весь день, я все же открыл глаза, ведь яркий (полоумный) свет меня не радовал. И не зря. Запах больничной палаты, имение в комнате тех же приборов и склянок, выдавал ответ и белый цвет плит, перебитый разве что салатовыми плотными шторами по бокам от широкого окна. Я лежал на койке, а рядом заметил человека, как не странно, в больничном халате и с планшеткой. - Доброе утро, Владимир, - действительно с участием пропел доктор, на груди которого красовался бейджик с именем, но глаза упорно не хотел его читать. - Доброе, - отозвался я. - Вы попали к нам с тремя пулевыми ранениями, - сказал доктор с легкой улыбкой. – Но все обошлось, они не… - Когда я смогу выписаться? – спросил я. – простите за прямолинейность, но… - Все в порядке, вы будете здесь в течении трех суток. - А сколько я уже пролежал? - Идет второй день вашего здесь пребывания.       Внезапно открылась дверь, и какая-то медсестра срочно вызвала доктора к одному из пациентов. - До встречи, Владимир, будьте здоровы, - сказал он с улыбкой светлой и доброй. - Всего хорошего, - махнул я рукой, но покорчился от боли, ведь одна из пуль попала в плечо.       Выходит, я буду проходить одно из мучительнейших испытаний: ожидание выписки. Интересно, что случилось с остальными? Думаю, кому-то должно было повести больше или меньше моего. Лишь бы не умер никто по моей вине. Я бросился в огонь без защитной маски, без какого-либо плана действий, сбросив все на природные рычаги. Приеду, а там –разберусь. И не разобрался. Я подверг опасности людей, даже не проверив, не стоит ли какая-нибудь автоматическая защита и, как выяснилось теперь, оружие дистанционного управления. «Идиот,» - мысленно обозвал я себя по провалу. Но… если я здесь, причем живой, значит, все обошлось? Кто-то остановил стрельбу? Или я единственный спасся? Нет, глупость! На мне даже формы защитной не было! Тогда атаки действительно были прекращены кем-то или чем-то. Александр этого точно сделать не мог, Дан – тоже, поскольку я оставил его дома, наказав не высовываться. Макс не смог бы, у него не достаточно знаний для подобных взломов. Неужели управляющий этим оружием решился изменить мнение? Больше нет вариантов, но уж слишком нереально. Этому должно быть объяснение.       Я не заметил, как долго стал наблюдать за лучами солнца из окна. Такие теплые, прозрачные, но ощутимые. Вспомнил, как читал, что аутисты часами могут следить за тем, как косые столбы света постепенно меняют угол наклона, то увеличивая его, то уменьшая, то исчезая на секунды в тучах, то обжигая с новой силой лицо. Вот уж, кому не занимать терпения. Один из них, наверное, ищет меня сейчас. Или все еще дома – ждет и наводит порядок. Я представил, как Дан ходит по квартире, как расставляет по местам вещи, хотя они и так в полнейшем порядке. Вот он подходит к раковине и начинает мыть посуду. Или блуждает по просторам интернета и рыщет по новостным статьям, ища мое имя. Интересно, написали ли про все, что произошло накануне?       Словом, в раздумьях я витал довольно долго, ведь заняться было нечем. То я размышлял, что происходит с Дарьей Эстрадной, то представлял, как Макс работает в своей конторе, а Александра судят за все предъявленные доказательства. Да, уверен, Макс с Даном сделали так, чтобы он не увильнул от правосудия и все в этом же духе. А нашли ли они управляющего оружием? Я захотел было позвонить Максу, но вспомнил, что телефон оставил в доме Алексея, которого, наверняка, либо убило пулями, либо он сознался в покушении… А сбежать не смог бы. Нужно будет хоть заглянуть к Максу, да к Дарье – проверить исход событий.       Но заглянули, конечно, ко мне.       Случилось это, когда солнце стояло в зените, из-за чего в палате стало жарковато. В дверь постучали, а после и вошли. Уже боковым зрением я заметил: человек высокого роста загадочно улыбался. - Приве-е-ет! – протянул Макс и пододвинул к моей постели стул. - Привет, Макс. Как ты? - Да нормально, цел. Это у тебя спрашивать, вообще-то, надо. - А что со мной может случиться в больнице? - Хм… Ты прав, - друг протянул пакет из магазина, где уютно уместились штук десять мандаринок. – Это тебе. - Ого, спасибо. Чтим традиции? – усмехнулся я и хотел взять подарок, но Макс меня опередил и поставил сам его на тумбочку. – Я здесь, вроде, не на неделю. - Ой, да ладно, что останется – возьмешь домой, там, Дана угостишь. Еще на вот, почитаешь, -       Макс вынул из сумки толстую книгу. - Это чтоб меня в палате со скуки умершего не нашли? - Дурацкие у тебя шутки.       Книга оказалась такой, какой литературой увлекался Макс. Он всегда считал, что настоящий мужчина просто обязан хоть раз в жизни прочитать что-нибудь про Зону, про Чернобыль. Когда мне было пятнадцать, я заглатывал эти истории пачками. Отец, конечно, радовался, а мама относилась нейтрально, хотя больше предпочитала классику. Но спустя какое-то время я понял, что давно перерос эти книги. И меня однажды поразило то, что смысл их заключался в тех истинах, в которых я сам уже давно разобрался, оставив и отца, и известного писателя-фантаста позади. Я, наверное, ненормальным был ребенком. - Как парни? – спросил я, откладывая книгу на ту же тумбочку.       По резко сменившемуся выражению Макса можно догадаться, что кому-то действительно повезло меньше. Он рассказал, как все произошло с его стороны. Оказалось, Дан буквально вытащил четверых людей, включая меня, с края между жизнью и смертью от пуль. Александра успели схватить, Алексея – тоже, причем второй сам во всем сознался, а Дан подтвердил. Однако узнать, кто управлял оружием, так и не удалось, поскольку на базе, куда их привел Дан, никого не оказалось. Но одному из агентов отгрызло руку по локоть, а второй лежит в операционной, напичканный свинцом. С минуту мы молчали. Он глядел в существующую лишь в его голове пустоту, а я – в окно, по-прежнему светлое и не к месту приятное, даже манящее, какое бывает лишь в больницах и детдомах. - Почему же я такой идиот?! – выкипели слова. – Лучше бы я лежал сейчас в операционной. - Не говори глупостей! – взбудоражился Макс. – Да, ты идиот, - ободрил он, - но если уж тебе выпал шанс жить дальше – живи! Чего жалеть о том, что произошло? Вот сбрендил! Я не узнаю тебя в последнее время! - Прости, - говорю я. – И за товарищей прости, за все прости. - Только не говори, что собираешься нюни распускать, - жестоко сказал Макс. – Жив – и ладно. А там – разберемся. - Понял, - ответил я. Но все равно просчитывал, как буду в дальнейшем искупать вину, которая, несомненно, была. – Говоришь, Дан был с вами? - Да. Смелый парень. Я замолвил за него словечко, так что за хакерство его не поймают. Все-таки делу помог. – Голос друга звучал поникши, даже уставши, словно он всю жизнь нес на себе груз непосильной тяжести, а сейчас нашел пристанище и отдыхает. – Ты бы только с ним строже был бы что ли. - Я ему не отец, - ответил я. - А он про тебя говорит так, словно ты реально у него кровный родитель, - удивил меня друг. – Ну, я тебе все рассказал, пора возвращаться. – Макс поднялся, мы пожали руки. - А Дан где сейчас? – вдогонку бросил я. - Дома он, не волнуйся, - ответил Макс, стоя в дверях. – Но ты бы ему хоть ключи оставил в следующий раз, а то пришлось по твоим карманам лазить, да в бардачке машины. - Ладно, спасибо. - Дану спасибо скажешь, когда он к тебе придет, пока.       Дверь скрыла старого друга, и наступила тишина. Пробыл он в комнате совсем недолго, а воспоминания встряхнул с усиленной волной чувств. Похоже, воспоминаний за эту неделю мне хватит, чтобы прожить в больнице еще три дня, создавая в себе прежнего человека.       На следующий день, сразу после завтрака, который, к слову, не отличался от столовского в мои годы, я съел почти четыре мандаринки. Черт, до чего же они вкусные! Макс умеет подбирать лучшее из лучшего. Однако это относится только к еде, поскольку с книгой он промахнулся. В ней повествование шло от первого лица, что должно было втягивать читателя в события еще больше, а вместо этого вело под руку рядом с главным действующим лицом. Я получил интересную историю, но, как и ожидалось, полезную для тех, кто еще не понял тонкость всех книг этого автора. Однако поспешу хвалить: описания рассуждений и действий действительно захватывает. Читать пришлось после обследований врачей, практики движений, каких еще мне делать было сложно благодаря боли, но это не помешало мне погрузиться в мир Зоны. Я читал и незаметно слопал еще мандаринку, едва не поперхнувшись из-за сильного, даже властного и грубого стука в дверь. Всего второй день моего пребывания на больничной койке в сознательном состоянии, а заходит ко мне уже второй гость. Я заломил угол страницы, чтобы не потерять нужную, и позволил стучащему войти. - Здравствуйте, - отозвался мужчина крупных телосложений. - Приветствую, Евгений, - я узнал главу семьи Единомысловых, чье дело расследовал. Не знаю, каким именно способом он узнал о моем присутствии в этом месте, но уже давно догадался, зачем он пришел. - Это вам, - довольный собой Евгений поставил на тумбочку крохотную коробочку с неизвестным содержимым. - Спасибо. - Как вы здесь? – он сел на стул, какой оставил вчера Макс. - Скажите сразу, вы здесь, чтобы узнать у меня ответ о самоубийстве Михаэля? – рубанул я, откладывая в сторону книгу и скрещивая пальцы в замок. - Э… да, - ответил он и прочистил горло, укладывая пятерню н колени. Поза говорила о его готовности, поэтому я вновь нагнал на себя серьезность работающего человека, пускай и лежал в постели после пулевых ранении. Я пытался заткнуть внутренний голос, подсказывающий, что собеседник явно не может смириться с тем, что могла быть другая причина самоубийства, кроме чувства вины за то разочарование, какое Михаэль принес родителям. Евгений ждал этих слов. - Михаэль был легкой мишенью для опасного сайта, который подталкивал подростков к самоубийству путем давления с помощью психологических ухищрений. Ваш сын читал статьи о бессмысленности жизни, что привело к таким последствиям. Много детей погибло из-за этого сайта, но… Я хочу сказать еще одну вещь: сайт виноват в том, что довел вашего сына до летального исхода, но вы виноваты в том, что позволили этому случиться.       Рубить так рубить. Окунать в грязь и правду так окунать!.. - Вы не приняли Михаэля таким, каким воспитали и каким он сам себя развил. И поэтому он потерпел наисильнейший удар. Я, конечно, не профессиональный психолог, не психиатр, но я человек и понимаю, к чему приводят такие удары.       Лицо Евгения покрылось яркой алой румяностью, руки его дрожали, а голова опустилась на грудь. Сейчас опять заведет свою карусель… - Он мне не сын после… - Тогда что вы здесь делаете, раз вы не родственник самоубийцы? – резко прервал я гостя и сцепился с ним глазами. Они у мужчины налились кровью, готовясь выпустить жар животного гнева. – Не смею задерживать, - добавил я, после чего собеседник не то что «пожелал удалиться», а вылетел из моих обитель кометой, что вот-вот поджарится от собственного огненного хвоста.       Как только захлопнулась дверь палаты, я взглянул в притягивающее внимание окно. Вчера солнце поджигало белые стены, наполняя их искренним светом добра, милосердия, помощи. Но сейчас этот свет режет глаза. Еще одну встречу сегодня я не перенесу. Но я определенно должен был сказать эти слова отцу Михаэля. Хотябы за тем, чтобы Единомыслов задумался о произошедшем с ним под другим углом. Такие люди как он не всегда (а почти никогда) не меняют собственной точки зрения. Они могут делать вид, что слушают, а сами рассчитывают, как можно заткнуть тебе рот. Властные, но без власти и без понимания этого. С первых же секунд стал явным его характер. Неудивительно, что ситуацию с сыном он расценил как предательство.       А правильно ли я вообще поступил? Наверное, нет. Сказал бы конкретно, что Михаэля подтолкнули к самоубийству, да и всё. Прежде ведь всего я – наемный рабочий, а уже после – человек. Словно поддерживая меня, облака соблаговолили скрыть самые высокие здания города, скосив и половину жителей его в назревающей серости. Зябко стало в палате, по спине прошелся холод, отдаваясь мурашками в руки. «Пошло оно все к черту, - подумал я. – Я человек и имею право на личное мнение и ошибки. А поможет это кому-то или нет – уже не мое дело». Погода заставила окунуться в приятную и сонную прохладу, в которой я благополучно задремал. Перед глазами стояла прежняя серость, а мой образ в обычном черном костюме без галстука развернулся к кому-то спиной и ушел, победно выпрямившись. Что-то подсказывает мне о скором конце истории, о ее завершающих действиях.       Кто-то еще должен навестить меня.       Проснулся я в тот же день. Не могу сказать, сколько времени прошло и еще пройдет, но лучи солнца падали закатные. Погода снова дает встряску городу, а я лежу и наблюдаю, как он меняется. На тумбочке по-прежнему лежат мандарины, чей кислотный запах щекочет нос, коробочка от Евгения, которую я не мог себя заставить открыть, и книга от вполне известного, но не подходящего для меня автора. Интересный натюрморт долго заливается рыжевато- алыми красками, а я неотрывно наблюдал, как падающие квадратики света поджигали ворохи незаметной пыли и медленно крались к дверям. В спокойствии и яркости больничной палаты проваливался во тьму лишь один элемент, неподвижно устроившийся на стуле у стены. Я затаил дыхание и не смел повернуть голову в сторону провала, так отличающегося от окружающей обстановки. Но все же перевел взгляд, продолжая сдерживать дыхание. Закинув ногу на ногу, держа мою книгу в легкой руке, она напоминала распустившийся на рассвете одуванчик: солнечный свет практически избавлял пушистые волосы от серого цвета и одаривал белилами. Глаза ее немигающие проникали в меня, а губы едва показывали неразличимую улыбку. Девушка казалась выпавшей из другого времени частью, пространственное искажение. Но эта ошибка сейчас смотрела мне в душу, уже все обо мне узнав. - Тебе подарили эту книгу? Не похоже, что ты можешь читать подобное, - раздался ее все такой же легкий голос, тягучий, но свободный. - Да, подарили, - отвечаю я. - Ты не волнуйся так, я ничего тебе не сделаю, - она закрыла книгу и отдала мне в руки, а потом отошла к окну. – Красиво сегодня. Великолепные розовые облака, правда? - Да.       Тень приятно легла на положенное место, прячась от света за спиной гостьи. А тот в свою очередь продолжал напоминать мне о первой встрече, когда волосы ее горели огнем, а не пеплом. - Думаю, у тебя есть вопросы, на которые я бы смогла ответить, - произносит она, по-прежнему смотри в окно немигающим взглядом.       В голову вбивались самые разнообразные вопросы: как она сюда попала? как узнала обо мне с самого начала? почему до сих пор на воле? и тому подобные…Но куда важнее начать разговоры на те темы, какие интересны нам обоим. - Почему ты огласилась помочь Пропастьеву? Зачем тебе нужно было обучать Дана, чтобы он смог сдать экзамен? Была ли наша первая встреча на трамвайной остановке случайностью?       Взгляд девушки слегка опустился. Но она не видела теперь ни людей, ни улицы. - Я помогла Пропастьеву, потому что считала его мудрым гением. Однако я так считала лишь потому, что его мнение в некотором роде совпадало с моим. – Она усмехнулась. – Многие попадаются на эту ловушку. - А что с Даном? – спрашиваю я, чтобы вновь оживить гостью. Я не сомневаюсь: сейчас происходит открытие ее души, ее сути как человека, поэтому я хочу узнать от нее все. Возможно, я эгоист, но эта девушка выбрала меня, чтобы раскрыться. Или просто играет со мной, заставляя так думать, чтобы посмотреть на мою реакцию.       Она оторвалась от окна, отклонила голову в бок и заговорила уже громче, сильнее: - Знаешь, Дан раньше был хакером. Получал легкие деньги, осторожно и мастерски взламывая чужие сайты, ссылки и программы… Однажды он провернул подобное с моим приложением, а я его выследила. Когда я узнала, на что он способен, я подкинула ему идею о сдаче экзамена в подмастерья наемнику сети, а затем сделала так, чтобы он попал именно к тебе под крылышко. - Но зачем? Почему именно я? - Ты лучший в этом городе, - произнесла она словно загробным голосом. – Я хотела, чтобы Дан учился у тебя, потому что желала ему лучшего будущего. - Выходит, наша первая встреча была не случайностью? - Спланирована была кем-то эта встреча или нет – какая разница, если нужный ответ уже найден, - уклонилась она. - Но зачем это все? – не унимался я, и все больше пробирало меня холодом ее голоса.       Она долго молчала, не спешила. Похоже, она сама пытается дать себе ответ на этот вопрос. - Наверное, я действительно хотела доказать себе, что «особенные» - тоже люди, на конкретном примере. И это относится и к гениям, и к аутистам, и ко всем остальным… Я просто неверно расставила приоритеты. - Это про Пропастьева?       Девушка с тоской вздохнула: - Благими намерениями лично для него была вымощена дорога в Ад. - Для него? - Именно. А затеяла я эту игру, потому что главная проблема гениев - скука. - А ты считаешь себя гением? – усмехнулся я, сам не понимая, что говорю. - Даже если это не так, все считают меня гением. Все. - Гений, который убивает детей? Я попал в фильм? Где камеры? - Я никогда никого не убивала. Взрывы устраивали люди, нанятые Пропастьевым, с которыми я не имела ни одного дела, да и против компаний у меня ничего нет, как и не было. Даниеля столкнул с моста один из них. Я лишь выполняла то, что и сама считала нужным. А самоубийство – это решение самого человека. Грубо говоря, поколение с помощью сайта избавлялось от слабаков, которые не ценили собственную жизнь. А кто мог побороть себя, те больше к «StoryTeller» не возвращались. - И я должен тебе поверить? - Нет, не должен, не обязан. Но мне все равно, поверишь или нет ты моей правде.       Она резковато оторвалась от окна, прошагала к стулу, на котором сидела, и подала мне сумку борсетку с чем-то внутри. - Я одолжила это у твоего подопечного, - сказала девушка. – Отдашь ему сегодня. В сумке списки всех, кто работал с Александром. Еще списки всех самоубийц, всех программных кодов… В общем, абсолютно все, что вам нужно.       Я мгновенно открыл сумку, но из-за стука в дверь закрыл обратно. В ответ на звук девушка лишь вновь облачилась в прежний легкий, но холодный образ: надела маску с улыбкой и цепкими глазами. Она вновь встала посреди комнаты, проникла в мою душу, слегка наклонив голову, давая паутине волос обвить черты: - И все же я хочу знать, чему тебя научил Дан? - В каком смысле? – не понял я.       Но она молчала.       Я всерьез задумался над ее словами. Ответ я знал, вернее, чувствовал его тепло внутри, но никак не мог найти слов. Предложения не хотели складываться в верные формулировки, а бесцветный, мертвый взгляд гостьи испепелял любые их сочетания. Я по-прежнему сжимал в руках сумку аутиста, ощущая ее структуру, холод. Непроизвольно я перевел взгляд на нее и несколько раз простучал монотонный одинокий ритм. Мой стук прервался чужим, более звучным, потому что били по двери, но не отличался он ритмом. Девушка и я в ожидании взглянули на вход, который слегка приоткрылся. За пределами палаты также сиял солнечный свет, в коридорах больницы. Он и обрисовал силуэт по природе зажатого парня с рыжими на лучах прядями. Он вошел, неловко поздоровался и отпрянул назад, стоило ему увидеть мою гостью. - Приветствую, Дан, - мягко произнесла она и продолжила улыбаться.       Аутист вжался спиной в хлопнувшую дверь, да так и застыл с двумя стаканами кофе в руках (а судя по аромату, это был он). Дан прикусил губу и сильнее прежнего округлил глаза. - Напугался что ли? Не стоит, - сказала бывшая студентка. – Я ничего не сделаю, ты знаешь это. Хм, а кому второй кофе? - Э-это Истокову, - проговорил Дан и был вынужден видеть, как нежная, но ловкая рука девушки выхватывает у него стаканчик. - Спасибо, Дан. На этот раз я говорю спасибо тебе, - и делает глоток. - Э-это… н-на… - Что-что? - Это нахально! – выстрелил аутист, чем только раззадорил гостью. Она игриво засмеялась и с улыбочкой взглянула в мою сторону словно не глазами, а сталью. - И все же, Исток, - вещала она из выпадающей вокруг нее реальности. – Что ты понял из этой истории? Ответь, я хочу знать.       Как и в первый раз, мы оба молчали. Она непременно желала заполучить ответ, за которым охотилась все это время. И я был для него источником и хранителем, но так ничего не сказал. Лишь смотрел на нее, пока она лживо улыбалась. Такой же улыбкой, какая когда-то была у Дана. - Н-не лыби… Не улыбайтесь так, - вновь подал голос парень. – Пожалуйста, ему не н-нравится такая у-у-улыбка.       Девушка завертела головой, всматриваясь в мои глаза и пытаясь поймать медовые Дана, но, конечно, последнее ей не удавалось. - Что же, не буду напрягать вас обоих моим присутствием, я поняла все, что мне было нужно понять, - в конце концов девушка подошла к двери, от которой отлип Дан, и вышла из палаты. Ее волосы еще раз вскружили воображение и исчезли в пустоте коридора. - П-полиция? – сказал Дан, по-прежнему стоя посреди комнаты. - Нет, Дан, у нас сейчас нет повода ее задерживать. Она наверняка не заносила себя в списки. - Списки? – парень повернулся ко мне с детским недоумением.       Я кинул ему сумку. Несмотря на отсутствие предупреждения и занятую кофе руку, Дан поймал свою вещь налету и привычно перекинул через голову. Я лишь усмехнулся уголком рта. - Взгляни, что внутри. И дай мне наконец мой кофе.       Дан выполнил мою просьбу: стоя рядом, он открыл сумку. - Т-тяжелее, чем р-раньше, - заметил парень. И вытащил ноутбук, блестящий от собственной новизны, черный, легкий, тонкий. На дорогом гаджете прикреплен листочек с распечатанным посланием: «Дорогой Дан, это тебе от меня лично подарок. Поздравляю с окончанием обучения, которое я тебе давала. Я не знаю, что следует пожелать, но скажу лишь, что ты единственный человек, вывернуть личность которого я не смогла. P.S. Не волнуйся, ноутбук проблем тебе не принесет. И, Исток, не смей бросать Дана!»       Прочитав сообщение, несомненно, от покинувшей нас девушки, аутист едва не потерял сознание от счастья. Ноутбук завладел его вниманием, и надолго подмастерье покинул этот мир (пусть и не являлся его частью). Я тоже решил-таки открыть подарок Единомыслова. Коробочка тяжеловата. Открыв крышку, я увидел банку «Жардин» (все сговорились, или я реально напоминаю человека, который от кофе зависит?) и коробку конфет. Уложено все любящими руками, видимо, постаралась жена. Я приятно улыбнулся, тепло растеклось по телу от умиления и благодарности. Жаль, что Михаэль умер. И не только его было жаль потерять, но и всех тех, кто лишил себя жизни. Когда я посмотрел на Дана. Тот уже положил ноутбук обратно в сумку и говорил что-то про бумаги. Видимо, он нашел списки всех, кого обещала выдать студентка. Дан, заикаясь на словах, постоянно дергая плечами и пальцами, перебирал распечатанные списки, улыбался искренно как делал это во время дождя, радужки глаз его вновь загорелись; а я слушал его сдержанную речь, не понимая, что он говорит, и улыбался в ответ. Я откинул одеяло, чуть скривившись от ноющей боли ран, поднялся с больничной койки под беспокойные обрывки возгласов Дана: «В-вы что! В-вам вдруг н-нельзя!..» Но аутист замолчал, стоило обвить его руками за плечи. Я почувствовал, как он напряженно застыл и задержал дыхание, но обнял в ответ. В палате сделалось тихо-тихо, звуки исчезли, покинули помещение через окно. Я не хотел его отпускать, положил ладонь на затылок, чтобы удостовериться: бинт больше не стягивает его голову. Мы молча стояли, вспоминая все, что пережили за эту неделю. Неделю срока, даже меньше, а впечатлений – на всю жизнь. С первой встречи с рыжеволосой (теперь – пепельноволосой) студенткой-гением психологии и до сих пор.       Дан уткнулся мне в плечо носом, словно ребенок: - У-улыбка – лучшее с-средство… - Да заткнись ты, - шепнул я без злобы, а с искренним облегчением и странной радостью.       Дан лишь тихонько рассмеялся.