Blasphemy

Мой брат слишком правильный. Мы с ним сильно отличаемся не только в этом. Мало кто при встрече может сказать, что мы братья, ведь сходство во внешности у нас минимальное. Если оно вообще есть… Я высокий брюнет с большими карими глазами, а он — коротышка с русым цветом волос и пухлыми губами. Пожалуй, только цветом глаз мы и схожи. Я обычный парень, живущий обычную жизнь, он же — тот, на кого в наше время, конечно, посмотрят косо, однако осуждать не будут. Хотя, кто его знает… Придурков всегда хватает. В общем, мой брат из тех, кто полностью за здоровый образ жизни и при этом еще и страстно верующий. Я ничего против не имею, просто так же время от времени удивляюсь вместе с моими друзьями нашему кровному родству. Мы от разных отцов. Мой отец умер, когда я был еще ребенком, так что видел я его только на фотографиях. Моя мать не отчаялась и вскоре забеременела от другого мужчины. Мне было два года. Однако с братом я долгое время не виделся, поскольку его отец заявил, что будет воспитывать ребенка сам. Мать сопротивлялась недолго, может, потому, что все еще была привязана к моему отцу. Но, когда мне было четырнадцать, мать неожиданно привела этого странного пухлощекого парнишку в дом, заявив о том, что это мой родной брат, когда я о нем уже успел забыть. Его отец неожиданно куда-то переехал, брать с собой мальчишку ему было в тягость, поэтому он сплавил его нам. По сей день мы не знаем, что с ним и где он вообще. Четыре года я наблюдал за этим парнем, у которого крайне странные тараканы в голове. Ни разу я не видел таких людей, поэтому и привыкал к нему очень долго. Но сейчас меня не удивит ничего из того, что он сделает, даже если он пойдет копать себе могилу, перед этим заявив, что «так велели небеса». Мы ходим в одну школу и там тоже отличаемся. Только я отличился в спорте, а он — в учебе. Из-за множества медалей и дипломов, которые я приношу своей школе, на меня не особо давят учителя в плане отметок. Иногда, как и все всегда делают, они упоминают моего брата и говорят, чтобы я брал с него пример. Из-за его успехов в учебе его знают даже младшие классы, но друзей у него все равно нет. Я никогда не видел, чтобы он с кем-то разговаривал, кроме учителей и одноклассников, которым нужно было что-то объяснить. Я в свою очередь не являюсь супер-популярным парнем в школе, да, за мной бегают девчонки, но я уже понял, что они меня не привлекают. Супер-популярным я буду тогда, когда за мной начнут бегать парни. Я не хожу на крутые и модные вечеринки, и не потому, что меня не зовут, а потому, что там нет ничего интересного. У меня дома свой личный цирк Шапито есть. Никогда не скучно. У меня нет татуировок, но я надеюсь в будущем на парочку. Нет пирсинга, лишь два прокола в левом ухе, за которые мама сначала кричала, но потом остыла и даже сказала, что мне идет. А вот братец мой, когда увидел серьги у меня в ушах, чуть в обморок не грохнулся. Для него это было надругательством над собственным телом. Отчасти из-за этого я и хочу себе татуировки. Вот секс у меня был. Первый раз год назад, но я думаю это нормальный возраст для такого. Тогда я, в принципе, и понял, что меня не особо привлекают девушки в плане интима. Может, мне просто партнерша такая попалась, но как тогда объяснить то, что я часто задумывался о сексе с парнем, какие ощущения при этом испытываешь. Впрочем, я это проверил и ощутил в красках после своего первого раза с парнем. Тогда я был снизу, поскольку тот парень взял на себя всю инициативу, а я и не был против. Через некоторое время я поменялся с ним местами, и да, это мне понравилось гораздо больше. Признание перед мамой совершить было не сложно. Она у меня понимающая и всегда поддерживает. Вот и тогда она сказала, что любить меня от этого не перестанет и вообще не видит в однополых отношениях ничего такого, ведь главное — чувства. На всякий случай, мы решили ничего не говорить брату. А то мало ли, сбежит еще из дома или вообще упадет в обморок и потом не встанет. А виноват буду я! Не думаю, что он когда-либо целовался или вообще трогал кого-нибудь. Он даже с мамой никогда не обнимался, не говоря уже о других людях. И мне очень нравится над ним шутить по этому поводу. Главное — шутить так, чтобы он не смог рассказать маме. Ведь он никогда не врет и всегда честно рассказывает то, что было. Он не раз сдавал меня, когда я прогуливал уроки и даже когда я просто матерился в компании с друзьями, а мама меня потом отчитывала, грозясь даже ограничить мое общение с такими друзьями, но эти пламенные речи, конечно, были только для брата. Но при нем мама попросила меня больше не материться. А потом я уже приловчился и действовал аккуратнее. Например, я как-то раз стащил полотенце из ванной, когда он собирался в душ. До сих пор помню это недоумевающее лицо и пылающие щеки, когда он проходил в свою комнату за еще одним полотенцем. А там уже стоял я с тем самым полотенцем в руках и ехидной улыбочкой на лице, невинно интересуясь: «Не это потерял?». Он так смущенно прикрывался и едва не плакал от стыда, а я не мог остановиться смеяться, когда вышел из его комнаты. А перед ужином, когда мама, как обычно, интересовалась, что происходило за день, он не смог выдавить ни слова, поэтому я, невинно улыбаясь, сказал, что ничего такого не было, все как всегда. Да, я мудак, урод, садист и так далее. Обзывайте как хотите, но я получаю от этого удовольствие и знаю, что он не обижается. Просто потому, что не умеет. В общем, своеобразные у меня шутки.

***

Вот и очередной день моей увлекательной жизни. С трудом поднимаясь с кровати, я сразу же иду в ванную, чтобы не уснуть по дороге. Вчера я поздновато лег, поэтому даже холодная вода не очень помогает. Сейчас меня спасет только кофе, который я уже иду делать. Разумеется, мой братец уже давным-давно встал, успел побегать, а сейчас стоит в гостиной и делает зарядку. Навыки бесшумно ходить очень помогают, знаете ли. Особенно тогда, когда хочешь попялиться на упругий зад своего братца. Из-за ежедневных упражнений и бега он выглядит подтянутым и спортивным, но до меня, который ходит почти во все кружки и секции нашей школы, ему еще далековато. Чимин — да, это имя моего брата, — стоит посреди гостиной, не спеша наклоняясь и касаясь ладонями пола. И как я не замечал у него такой растяжки? Я подглядываю за ним из-за угла, понимая, что встал так рано не зря. Но мое удовольствие длилось недолго. Вскоре Чимин начинает делать дыхательную гимнастику, и я знаю, что это сигнал к тому, что он закончил. Я иду на кухню и быстро ставлю чайник, после уходя к себе в комнату, так как вспомнил, что еще не собрал портфель. Закончив, я вновь иду на кухню и вижу, что Чимин уже сидит за столом и завтракает. В тарелке у него что-то странное и серое, а рядом стоит кружка с зеленым чаем. — Доброе утро, — неизменно приветствует меня брат, пока я стараюсь не сморщиться от вида его еды. Чайник уже вскипел, я делаю себе кофе и лезу в холодильник, доставая ветчину и сыр. — Доброе, — запоздало отзываюсь я. Сегодня я что-то туго соображаю. Собрав себе сэндвич, я ставлю тарелку с ним в микроволновку и не могу не поинтересоваться: — А что это ты такое ешь? — Это овсяная каша, — отзывается Чимин, прожевав. Я понимающе киваю, хотя брови у меня подняты. Микроволновка издает писк, и я достаю свой сэндвич, от приятного запаха которого в животе урчит. Я беру кружку с кофе и присаживаюсь напротив Чимина, который желает мне приятного аппетита. Внезапно на мой телефон приходит сообщение. — Чимин, — зову я брата, который встал, чтобы помыть посуду, — меня сегодня Хосок обещает подвезти. Ты с нами? — Если это не будет вам в тягость, — вытирает он руки полотенцем. — Да ну, брось. Он мне сам написал, чтобы я и тебя взял. — Тогда буду признателен. Мне нужно только одеться и почистить зубы. Он как всегда чертовски спокоен, поднимает уголки губ в подобии улыбки и уходит к себе. Проводив его взглядом, я глубоко вздыхаю и иду мыть посуду.

***

— Не знаю я, в общем, что делать. Клуб на соплях уже держится, никто танцевать не хочет! — жалуется мне друг по дороге в школу. Вдруг какой-то придурок сзади резко обгоняет нас, едва ли не сталкиваясь. — Ах ты, су… — начинает Хосок, но я знаю, что он может держать себя в руках, — …мка кожаная… Я прыскаю в кулак, и он следом за мной. Друг поглядывает в зеркало заднего вида и зовет моего брата. — Хей, Чимин, что ты там все читаешь? Поговори с нами. Чимин отрывается от каких-то бумаг и виновато улыбается. — Это доклад по обществознанию. Простите, я прослушал, о чем вы говорили. Не могли бы вы повторить? — Ох, общество, значит. Прости, я не хотел тебя отвлекать. — Он молчит с секунду, а потом вновь заводит свою шарманку: — Просто в мой танцевальный клуб никто не ходит! Чимин, что мне делать?! — Вести машину аккуратно, иначе угробишь нас, и твой клуб останется без его создателя. — Раздраженно говорю я, так как Хосок в приступе паники за свой драгоценный клуб едва ли не выпускает из рук руль. Он обиженно надувает губы, а Чимин извиняется за то, что не может ничего посоветовать. Дальше Чимин снова утыкается в свои бумажки, а мы с Хосоком переговариваемся, тихо включив радио. Добравшись до школы, я даю Хосоку пять и прощаюсь с ним, так как он учится в другой школе, недалеко от нашей. Чимин, выбравшись из машины, кланяется Хосоку, и тот уезжает. А мы идем в здание. По дороге к своему кабинету со мной здоровается по меньшей мере человек тридцать, и я жутко жалею, что забыл дома наушники. Чувствуя, что еще немного — и мой язык просто отвалится, я просто стал кивать в ответ на приветствия. День протекает самым обычным образом. В школе скучно в понедельник, потому что мало кто из моих друзей ходит в нее в этот день. На нескольких переменках ко мне заходил Чимин. Он часто так делает. Просто спрашивает, как дела, и может что-то объяснить. Но понедельники всегда быстро пролетают, и этот не исключение. Отсидев свои пять уроков, я захожу за Чимином, как примерный старший брат. Он о чем-то разговаривает с учителем математики и просит меня подождать, когда замечает. Я в это время переписываюсь с Хосоком, который сейчас сидит на уроке истории, и капсом ему сообщаю, что «А МЫ УЖЕ ИДЕМ ДОМОЙ». Он обещает меня выпотрошить и скормить собакам, что говорит мне уже на протяжении трех лет, но я все никак этого не дождусь. Убираю я телефон в карман как раз вовремя. Чимин кланяется учителю, и мой взгляд снова перебегает на аппетитные формы младшего. Тут любая девчонка может ему позавидовать, а ведь он не делает ничего такого сверхъестественного. Просто зарядка, бег по утрам и вечерам, здоровое питание и, насколько я успел заметить, йога по воскресеньям. Но, может, это просто от природы так досталось, а тренировки только помогли. Мысли возвращаются к утренней зарядке младшего. Я вспоминаю, как он наклонялся… И, черт его дери, кажется, у меня сейчас встанет. К счастью, Чимин уже подошел ко мне, и мы вместе идем домой.

***

Я стараюсь отвлекать себя всем, чем только могу. Делаю уроки, слушаю музыку, отжимаюсь, даже читаю одну из многочисленных книг, стоящих у меня на полке. Ничего не помогает. Стоит только закрыть глаза, и я вижу упругий зад младшего, а в ушах — его размеренное дыхание. Понимаю, что убегать от самого себя бессмысленно и закрываю дверь на ключ. Главное — не издавать громких звуков, а то стены у нас тонкие, и кое-кто может обломать мне весь кайф. Ложусь обратно на кровать, приспуская шорты, и засовываю руку под кромку трусов. Из груди вырывается судорожный вздох облегчения, когда я касаюсь плоти, которая уже давно требует внимания. Чтобы не стонать и не вздыхать так громко, закусываю край футболки. Вновь представляю зад Чимина, обтянутый облегающими штанами, в которых он обычно бегает, и быстрее двигаю рукой, желая это все уже закончить. И резко я распахиваю глаза от неожиданности, когда слышу монотонный голос священника. Кажется, ежедневная молитва Чимина по телеку уже началась, а я и забыл совсем. Я замираю на пару секунд, а потом меня начинает трясти в приступе внезапного смеха. Я улыбаюсь, как идиот, и вновь двигаю рукой. Я не знаю, что со мной происходило в этот момент, но мне становилось так хорошо от осознания того, что Чимин сейчас стоит на коленях, соединив ладони и закрыв глаза, в то время как я лежу на кровати с правой рукой на члене и представляю его. Я закусываю губу, ухмыляясь и не сдерживая тихого стона от возобновившихся движений рукой. Я ощущаю себя грязным, плохим и испорченным. И осознаю, что до безумия хочу испортить Чимина. Подарить ему крышесносные ощущения, от которых он будет смущаться и уворачиваться, а в конце прошептать ему на ухо сладкое: «Хороший мальчик». Я так сильно хочу его испортить. Вовремя закрыв левой рукой рот, я глушу стон, который грозился выйти очень громким, потому что такого яркого оргазма я не испытывал давно. Немного отдышавшись, я иду в душ, слегка пошатываясь по дороге. А с моего лица все не сходит та дьявольская ухмылка.

***

— Ты чтооооо?! — кричит мой второй друг Тэхен, когда я рассказываю ему всё. Мы с ним знакомы так же давно, как и с Хосоком. Эти двое знают все мои секреты и они единственные, с кем я могу поделиться всем, что у меня накопилось, не боясь осуждения или предательства. Наша дружба проверена и временем, и расстоянием, и даже девушками. Ну, знаете, ситуации вроде: «Ты опять с ними гулять собираешься? Знаю я ваши похождения! Небось, к бабам каким пойдете! А как же я? Ты меня не любишь?!». Пока никто из нас не нашел ту самую (ну, а в моем случае «того самого»), да и мы не стремимся к этому. Мы сидим с Тэ в столовой, где он только что подавился водой, после того как я выложил ему о том, что я вчера делал. Пока Тэхен откашливается, я хлопаю его по спине. — Подожди, — хрипит он, — давай еще раз. Ты дрочил на своего брата, пока он молился в соседней комнате? Я киваю, а улыбка у меня такая довольная, что Тэ невольно отодвигается подальше. Его лицо выражает непонимание от моей тупости, брови приподняты, и он нервно делает глоток воды, не сводя с меня глаз. — Это полный пиздец, дружище… — выносит вердикт Тэхен. — Что бы Чимин сказал… Я фыркаю. Конечно, я знаю, что бы он сказал. — «Это богохульство».

***

Тем не менее, мысль о том, чтобы «испортить» своего брата, не покидала меня и укреплялась с каждой секундой. У меня не было определенного плана, и я решил импровизировать. Я окидываю взглядом кабинет истории, в котором сейчас нахожусь, и замечаю свою одноклассницу, что тут же отвела взгляд. В голове моментально рождается очередная идиотская мысль, и я спешу к девушке, пока эта идея еще кажется мне нормальной. Она явно удивлена тем, что я подошел, и сразу же начинает суетиться, поправляя волосы и одежду. Зря стараешься, милая, ты не в моем вкусе. Но несмотря на это я все равно цепляю на лицо самую обворожительную улыбку из имеющихся и пытаюсь сделать томный взгляд. Судя по реакции девушки, у меня все отлично получается. Я стою в опасной близости от нее и почти шепчу ей на ухо, что мне нужна помощь с историей. Бедная девочка только спустя пару минут понимает, что я сказал, и торопливо соглашается. После уроков я веду ее к себе домой, и она отлично понимает, что заниматься мы будем точно не историей. У Чимина сегодня было меньше уроков, чем у меня, так что он дома, снова тихо сидит за книгами и тетрадями. Мать еще на работе. Все идет как по маслу. Затащив девчонку, имя которой я не знаю, к себе в комнату, я специально оставляю дверь чуть открытой. Не теряя времени зря, я валю ее на кровать, пытаясь хоть немного растянуть прелюдию, чтобы ей не было так обидно. Хотя оба мы понимаем, что это просто секс, и дальше между нами ничего не будет. Тихо извинившись, я оправдываюсь тем, что терпеть уже не в силах, и наконец вхожу в нее. Разомлев от поцелуев и моих комплиментов, девушка расслабляется и начинает стонать. То что мне нужно. — Громче, детка, — соблазнительно шепчу я ей на ухо, и девушка повинуется, будучи убежденной в том, что в доме мы одни. Я едва удерживаю себя от того, чтобы не рассмеяться, а то выйдет очень неприятный казус. Спустя пару минут это шоу со мной в главной роли заканчивается, и девушка, полежав пару минут и отходя от оргазма, молча встает и одевается. Я предлагаю ей душ, но она отказывается, говоря, что живет неподалеку, целует меня в щеку и убегает. Я же принимаю душ и закидываю грязные вещи в стирку. Непринужденно иду на кухню и застаю там своего брата. Видимо, от громких звуков за стеной он сбежал сюда. Выражение его лица просто незабываемо. Чимин сидит с округлившимися от испуга глазами, вперившись взглядом в столешницу. Ладони спрятаны между коленей, а осанка как всегда идеальна. Не удержавшись, я прыскаю в кулак, от чего он вздрагивает, и лезу в холодильник за банкой колы. Он так внимательно за мной наблюдает, словно ожидает подвоха, а я спокойно делаю глоток из банки и уже собираюсь уходить, как слышу: — Чонгук-хён… И сразу же оборачиваюсь. Брат снова вздрагивает, но тихо спрашивает: — Что было у тебя в комнате с этой девушкой? Я усмехаюсь и делаю шаг вперед. — Секс. — Пожимаю плечами я, как будто говорю о погоде, в то время как Чимин морщится и краснеет. — Мне ведь уже восемнадцать, что в этом такого? Этим предложением я тонко намекаю Чимину, что даже если он расскажет об этом маме, то она мне ничего не сделает. Он только качает головой, и я снова разворачиваюсь, чтобы уйти. — Вступать в половые отношения до брака — грех. Неужели тебе понравилось…? — слышу я робкий вопрос в спину. Как же я его ждал. Пора играть по-взрослому. Я поворачиваюсь с ехидной улыбочкой и подхожу ближе, наклоняясь к Чимину и упираясь руками в стол. Он испуганно смотрит на меня, не понимая. — Не знаю, — шепчу я, — мне ведь больше парни по душе. Чимин моментально бледнеет, прикладывает ладонь ко рту и срывается в туалет, откуда слышатся характерные звуки и кашель. Я позволяю себе рассмеяться и наконец ухожу к себе в комнату. Наступает та часть дня, которую я не продумал. Ужин. Сегодня Чимин спустился к ужину позже обычного. Мать по традиции спрашивает, как прошел день, пока испуганный и дерганый Чимин присаживается на свое место. Мама моментально накидывается на Чимина с вопросами о его самочувствии, и он какое-то время молчит, а потом решительно поворачивает голову в ее сторону, и я понимаю, что если сейчас ничего не сделать, то будет катастрофа. Ведь мы с мамой договорились о том, что о моей ориентации Чимин не должен узнать. Не придумав ничего лучше, я кладу руку Чимину на колено, от чего тот бледнеет еще больше и открывает рот, как рыба. Он хрипит что-то нечленораздельное, а я поднимаю руку выше. — Ничего, — пищит он, — все хорошо. А я тут же отвлекаю мать разговорами, и мы приступаем к ужину, во время которого моя рука все еще на бедре Чимина.

***

Твою мать, как я зол! Мне кажется, я еще никогда так не злился, как сейчас. Поворачивая, я буквально влетаю в комнату Чимина, снося дверь с ноги. Она с жутким грохотом ударяется о стену, от чего Чимин, стоящий у навесной полки, роняет книгу, так ее и не поставив на место. Вздрогнув, он переводит на меня взгляд, после чего выдыхает и наклоняется за книгой. Закрыв дверь, я подбегаю к Чимину как раз тогда, когда он разгибается. Прижимаю его одной рукой к стене, сжимая его плечо. Брат непонимающе смотрит на меня. — Что случилось, Чонгук-хён? — осторожно интересуется он. — Это я у тебя должен спросить! — рычу я. — О чем это таком увлекательном ты беседовал с учителем Ли? Он хмурит брови и отвечает: — Он объяснял мне, как решить одно уравнение. «И параллельно пялился на твою задницу!» — внутренне кричу я. У меня в голове до сих пор стоит картинка, где я, как обычно, иду забирать брата домой, но нахожу его пишущим что-то на доске, а рядом стоит учитель математики и беззастенчиво пялится на зад Чимина, пока тот решает. Да этот извращенец просто охренел на старости лет! — Что не так? — тихо интересуется Чимин, пока я кричу внутри. — Да неужели ты не видел, как он смотрел на тебя?! — Чимин качает головой. — Этот старик только и думал о том, чтобы отодрать тебя прямо там! На лице Чимина вновь непонимание, брови сведены к переносице, а сам он чуть наклоняет голову в бок. — Что значит «отодрать»? — интересуется он совсем как ребенок, а меня сейчас это выводит. — Да ты, блять, серьезно или прикидываешься?! — повышаю я голос, пригвождая брата к стене второй рукой. В порыве ярости я и не заметил, как мат слетел с моих губ. Осознание пришло лишь после его округлившихся глаз и крика мамы с первого этажа, которая отходила в магазин: «Мальчики, я купила торт, пойдемте пить чай!». Заслышав маму, Чимин выбирается из моего кольца рук, ставит книгу на полку и двигается к выходу, но я останавливаю его за рукав кофты. Брат не оборачивается, а я четко, стальным голосом, произношу: — Только мама узнает про то, что я матерился, и я продемонстрирую тебе это слово во всей красе. Брата как будто передергивает от моих ледяных ноток, но он тихо произносит: — Пойдем, мама звала. За чаем мать уговаривала Чимина съесть кусочек торта, говоря, что сладкое тоже хорошо в меру. Немного посопротивлявшись, Чимин сдался. В целом, все проходило довольно хорошо… До тех пор, пока младший не встал, чтобы помыть посуду. Выключив воду, он тихо произнес: — Мама. Чонгук сегодня опять сквернословил. Мать тут же переводит на меня шокированный взгляд. — Чонгук! Ну я же просила! Все. На этих выходных сидишь дома, может, научишься у брата хорошим манерам! Ее гневную тираду прерывает телефонный звонок, и она быстро покидает кухню. Я медленно поворачиваю голову к Чимину. Тот смотрит на меня, а я, так же пялясь в ответ, сгибаю в руке вилку, которой ел до этого. Чимин округляет глаза, приоткрывая рот, и спешно покидает кухню, опуская взгляд. Хочешь поиграть, значит…

***

Все выходные я действительно сижу дома из-за того, что меня сдал Чимин. Я пытаюсь максимально его доставать, чтобы он ощутил всю мою силу мести. Сбежать он от меня мог только тогда, когда уходил в туалет, душ или на тренировки. В остальное время я от него не отлипал. То подсяду близко, положив руку на колено, то прижмусь сзади и прошепчу что-то на ухо, то просто сижу у него в комнате, слушая музыку и подпевая, пока он чем-то занят. Надо отдать ему должное, он ни разу не пожаловался на то, что я ему мешаю. Да, вздыхал тяжело, но после всегда улыбался мне и вел себя так, словно он рад меня видеть… Хотя он не умеет притворяться, так что я думаю, он был рад мне даже так. В воскресенье вечером случилась беда. У Чимина появился кашель, и началась лихорадка. Оказалось, что его продуло на очередной тренировке, потому как он слишком легко оделся, и в придачу неожиданно начался сильный дождь. Стоя на кухне вместе с мамой, которая делала Чимину какой-то отвар, я решил, что лучшего момента и не придумаешь. — Мам, а давай я с Чимином завтра останусь? — осторожно спрашиваю я. — А то ты ведь его знаешь, а так я буду рядом. Мама на секунду мнется, но потом соглашается, разрешая мне остаться завтра дома. А и не думал, что это будет так просто. Чимину я, естественно, ничего не сказал, вместо этого просидев у него в комнате до позднего вечера и читая ему какую-то жутко скучную ересь по биологии.

***

Проснувшись ближе к девяти, я сладко потянулся от осознания того, что я сегодня не иду в школу. Не спеша приняв душ и приведя себя в порядок, я выхожу из кухни, на ходу отпивая кофе из кружки. В коридоре встречаю удивленного Чимина, который сразу же закрывает руками глаза. — Чонгук-хён? — ошарашенно спрашивает он, — ты почему дома? — Я за тобой сегодня приглядываю, братик, — ухмыляюсь я, откидываясь спиной на стену. Добавьте еще к этому то, что на мне из одежды только домашние штаны (ну и трусы, конечно), и вы поймете, почему Чимин разговаривает со мной, закрыв лицо руками. Я закатываю глаза и иду к себе в комнату, отпивая на ходу кофе. Чимин же явно удивлен тем, что я сегодня еще не приставал к нему, как какой-то озабоченный придурок, но он не знает, что это только начало. У меня между прочим тоже дела свои есть. Да, по мне не скажешь, но они есть. Кофе меня бодрит так, что у меня даже поднимается настроение. Я делаю половину уроков, чтобы не возиться с этим потом, параллельно подкалывая Хосока и Тэхена в нашей беседе и смеясь с фоток, которые они присылают, будучи на уроках. Настроение поднимается еще выше, и тут я вспоминаю про своего брата. Надев футболку, я иду к нему в комнату и застаю брата сидящим на кровати; он что-то увлеченно читает, делая пометки карандашом. С улыбкой я захлопываю дверь, а Чимин от неожиданности вздрагивает. Решительно подойдя к брату, я отбираю у него книгу и карандаш, кладя их на тумбочку возле кровати. Он не успевает спросить — я нависаю сверху, а он так и застывает с приоткрытым ртом. — Помнишь, я обещал тебе продемонстрировать слово, если ты меня сдашь? — невинно спрашиваю я с улыбкой. — Так вот, пришло время платить по счетам. Я облизываюсь, мельком взглянув на губы младшего. — Как же я этого долго ждал… — шепчу я и уже почти наклоняюсь, как останавливаюсь от тихого: — Я тоже… Это настолько меня шокирует, что я сажусь на кровати и вопросительно смотрю на брата, который совсем не поменялся в лице. — Что? — спрашиваю я, надеясь, что ослышался. — Я тоже ждал. — Поясняет Чимин. Наверное, он подумал, что я не понял. Но через пару секунд он добавляет: — Я ждал, когда ты придешь и покажешь, потому что я правда не понял, в каком смысле ты употребил это слово… — Стой. — Взмахиваю я рукой. — Так ты поэтому меня сдал маме? Я начинаю злиться. Неужели этот ангелочек вовсе не такой невинный, каким кажется? — Нет. Я бы все равно рассказал маме об этом. Я думал, ты это понял, поскольку ты не приходил, а потом я бы сам к тебе пришел, чтобы ты объяснил мне это слово. Я ухмыляюсь. Ко мне возвращается былой азарт. — Так сильно хочешь знать? — Мне просто любопытно. — Пожимает плечами Чимин. — Ведь так я бы смог понять то, что ты мне сказал, и нормально поговорить с тобой. — Хорошо. Я покажу тебе. Но тебе нужно лечь и закрыть глаза… — Зачем? — хмурит брови Чимин. — Ты хотел знать, так что не задавай сейчас вопросов и делай так, как я говорю. Чимин кивает и укладывается на спину, послушно закрывая глаза. Я ликую в душе. Ощущаю себя каким-то Богом. Точно им, потому что Чимин слушается его безоговорочно. Он как марионетка в моих руках — я дергаю за ниточки, и он мне повинуется… Кладу руку на его щеку, поглаживая ее большим пальцем. Брат хмурится, но глаза не открывает и ничего не говорит. Не теряя времени, второй рукой я спускаюсь вниз и ныряю ей под его футболку. Вот здесь Чимин и паникует, распахивая глаза. Я оглаживаю его бок и перехожу ладонью на пресс, пока он соображает. Когда до Чимина доходит смысл сего процесса, он начинает активно дергаться, отталкивая меня. Правой рукой я сжимаю его тонкие запястья, а второй задираю его футболку до самой груди. — Чонгук! Отпусти! Что ты делаешь?! — паникует он. — Дарю тебе незабываемые ощущения, — улыбаюсь я. Он снова начинает что-то кричать, но я, не слушая, невесомо провожу кончиками пальцев по его торсу. И этот результат… О, боже… У Чимина внезапно кончается воздух в середине его крика, он выгибается дугой, широко распахивает глаза и весь стремительно краснеет. Это выглядит потрясающе… Чимин закрывает глаза, закусывая губу, и поворачивает голову в сторону. Теперь дергается он не так активно. — Хён… Остановись… У меня, кажется, что-то с животом, — шепчет он. — Сильно тянет… Я позволяю себе рассмеяться. — Это хорошо, Чимин-и. Так и должно быть. — Нет… — так же шепчет он, пока я продолжаю водить рукой по его телу, — так не должно быть, Чонгук-хён. Не желая его слушать, я припадаю ртом к его соску. Он весь трясется, мечется на кровати, ворочая головой из стороны в сторону и соблазнительно так тяжело дышит. Из его рта вырывается какое-то мычание, когда я провожу рукой по другому соску, играясь с ним пальцами. На этом моменте он начинает еще сильнее вырываться, прося прекратить. Отстранившись от его груди, я вижу, что по его лицу текут слезы. Не то чтобы меня это сильно испугало, я ожидал такого. — Тшш, Чимин-а, все хорошо, — шепчу я, упираясь лбом в его лоб. — Успокойся, тебе же нравится. Он быстро качает головой из стороны в сторону, всхлипывая. — Так не должно быть, Чонгук. Не делай этого. Это извращение, это грех… — Да кого это, блять, волнует?! — срываюсь я. — Тебе хочется большего, не обманывай себя. Это ведь тоже грех. Я наклоняюсь к его губам, но не касаюсь их, а рукой вновь провожу по груди, надавливая на соски. Он закусывает губу, зажмуриваясь, и откидывает голову назад, тем самым открывая шею. Я мигом целую ее, спускаясь к ключицам, пока брат продолжает трепыхаться в моей хватке, как маленькая бабочка. — Не надо, — без остановки повторяет он, — пожалуйста… Не надо… Я прошу, не делай этого… Я чувствую, что еще немного — и мой брат рискует заработать нервный срыв из-за моих выходок. Я заглядываю ему в глаза, жду, пока он посмотрит в ответ и немного успокоится. С первым пунктом проблем нет, а вот со вторым ничего не вышло. Он так же шепчет просьбы, только глядя мне в глаза. — Чимин. Успокойся, слышишь меня? — кладу руку ему на щеку. — Все будет хорошо, доверься мне… Я не буду показывать тебе то слово, потому что ты еще не готов. Просто помогу расслабиться, чтобы ты ощутил кое-что новое. Я обещаю, тебе понравится. Чимин замолкает, но взгляд у него все еще напуганный, в глазах стоят слезы, он сильно боится. — Только не плачь, пожалуйста… — прошу я. — Если ты так сильно не хочешь, то я не трону тебя. Вопреки моим ожиданиям, брат откидывается обратно на подушки, отворачивая голову к окну, и тихо произносит: — Об этом следовало думать раньше. Ты знаешь, что прерывать начатое — тоже грех? Больше мне приглашений не нужно. Я тут же приникаю к его губам, сминая их в жарком поцелуе, во время которого брат мне даже не отвечает. От губ я перехожу на шею, а рукой спускаюсь к штанам Чимина. Быстро ныряю под них ладонью, пока Чимин не передумал, кладя руку на возбужденную плоть, из-за чего брата снова выгибает над кроватью, а сам он даже задыхается, как рыба, выброшенная на берег. Смыкаю пальцы вокруг его члена, начиная неторопливо делать по нему движения рукой сверху-вниз. Чимина сильно трясет, и он мечется по кровати от переизбытка ощущений. Он сильно дергается, но это мне даже не мешает. Я сам помню свои ощущения во время первой дрочки. И тогда я кончил почти сразу, а это значит, что… — Чонгук! — кричит Чимин, от чего я даже вздрагиваю. Он как обезумевший пытается меня оттолкнуть, но я превосхожу его по силе, поэтому его попытки терпят крах. — Чонгук, пожалуйста! Отпусти! У него такой жалобный голос, но я не собираюсь ему поддаваться. Только не сейчас. — Тише, тише… — шепчу я ему на ухо. — Сейчас будет хорошо… Я ускоряю движения рукой, и вот он — долгожданный момент. Чимин вдруг издает высокий стон своим мягким, потрясающим голосом, а я чувствую, как моя рука становится мокрой и липкой. Еще пару минут мы находимся в том же положении, так как Чимин содрогается от сильного оргазма, и слезы снова текут по его лицу, пока я шепчу ему на ухо то, что так давно хотел: — Ну все-все. Все позади. Ты умничка, Чимин-и… Хороший мальчик. Отпуская его запястья, я поднимаюсь с кровати и иду в ванную, чтобы вымыть руки. Вернувшись в комнату, я вижу, что Чимин не поменял своего положения — так же лежит на кровати, отвернув голову к окну. — Чимин… Ты в порядке? — тихо интересуюсь я, подходя ближе. Какое-то время он молчит, а я и не тороплю его. Слезы на щеках брата уже высохли, его взгляд вновь спокоен, такой же, как и всегда. — Мой отец был священником… — начинает говорить Чимин, а я от неожиданности даже вздрагиваю. С чего это его вдруг пробило на истории о своем прошлом? — Он забрал меня к себе почти сразу после моего рождения потому, что боялся, что мама неправильно меня воспитает. Нет… Он даже не боялся. Он был уверен в этом. Я устраиваюсь поудобнее, забираясь на кровать с ногами. Это интересно. — Все проходило хорошо. Так я думал всегда. Отец и все те, кто меня окружал там, говорили, что я делаю все правильно. Я умный, веду здоровый образ жизни, не думаю ни о чем плохом, в общем, типичный посланник Бога. Меня убеждали в том, что это все правильно, я так и должен жить. За меня решали мою жизнь, а я даже слова против сказать не мог, потому что безоговорочно доверял им, да даже если бы я и возразил, то меня бы в лучшем случае ударили. Ведь я не имел права спорить с теми, кто был старше, мудрее и опытнее. — Чимин усмехается, вытирая вновь выступившую слезу. — Я думал, что я буду жить такой жизнью до конца своих дней, но потом все неожиданно так сильно изменилось… В двенадцать лет, пока я ждал отца на улице, ко мне подошел какой-то мужчина. На вид ему было лет тридцать, может, больше. На улице тогда никого не было… И он облапал меня прямо там. Внаглую. Я сижу, открыв рот. Я был просто шокирован тем, что услышал, но если бы это была вся история… — Я тогда ничего не делал. Не сопротивлялся совсем. Просто потому, что мне однажды вбили в голову то, что старшие всегда правы и с ними нельзя спорить. А отец, когда вышел и увидел это, подумал, что я не сопротивлялся потому, что мне понравилось. Собственный отец записал меня в геи, даже не спросив, как все было, — всхлипывает Чимин, а я утираю ему слезы, чувствуя злость и непонятный страх за своего брата. Все же я так не люблю, когда он плачет… — он сказал, что я позорю его. А после отправил меня к вам, сказав, чтобы я приходил тогда, когда разберусь в своей ориентации и в своей жизни. Чимин берет мою руку, которой я вытирал ему слезы, и улыбается, глядя мне в глаза. — Вы — те, кто по-настоящему научили меня жить. Мама, Хосок, Тэхен, но главное — ты, Чонгук. С тобой я всегда чувствовал себя хорошо. Ты всегда был со мной рядом, а это то, что мне было так необходимо. И именно благодаря тебе я понял свою ориентацию. — Постой, Чимин. — Протесую я, когда до меня доходит последняя фраза. — Ты не можешь утверждать наверняка. Ты ведь не пробовал с женщинами. — Могу… — вновь отворачивается Чимин, — я порно смотрел. Причем, самое разное. Без звука, правда… Ну и тогда понял, что к женскому телу испытываю, скорее, отвращение, нежели желание. Да и твои прикосновения были слишком… У меня просто не было выбора… Он краснеет, закрываясь руками, а я тихонько смеюсь. — Завтра поеду к отцу. — Бормочет Чимин из-за рук. — Расскажу ему все. — Подожди, Чимин, — убираю я его руки. — А что он сделает? — Ну, я не знаю… Когда меня заставляли читать Библию, я видел про это запись… Мы мало того, что родственники, так еще и оба парни. И помнишь, я тебе говорил о том, что вступать в половые отношения до брака — тоже грех? В общем, полный набор. Не знаю, на что отец будет смотреть в первую очередь. Когда я жил с ним, то не видел подобных случаев, но в Библии написано, что за это убивают. Он говорит так спокойно, а я вдруг весь бледнею, и снова мои глаза грозятся выпасть к чертовой матери. Брат неожиданно смеется и треплет меня по волосам. — Ты чего, хён? Думаешь, я — почти семнадцатилетний здоровый парень — не смогу справиться с почти пятидесятилетним стариком, который иногда даже позавтракать забывает? Ты плохого обо мне мнения. — Отсмеявшись, он как-то грустно добавляет: — Все равно он убил во мне всю ту любовь к нему, когда сказал, что я позорю его. Мне было тогда очень больно… Я, не удержавшись, обнимаю брата со всей силой, которая только есть, и стискиваю зубы, лишь бы не расплакаться. Я готов поклясться, что Чимин сейчас улыбается. — Знаешь, после того случая я понял, что уже согрешил. Я пытался как-то исправиться, но продолжал грешить все больше. Между прочим, из-за тебя, — легонько толкает меня брат в плечо, смеясь, — а потом уже перестал бегать от самого себя. — Но это не помешало тебе сопротивляться, — замечаю я, отстраняясь. — А чего ты ждал от меня? — восклицает брат, — мне было страшно! После наступает тишина, и мы, как по команде, начинаем смеяться неизвестно с чего. Мы просто смотрим друг другу в глаза, ощущая легкость, и он неожиданно подается вперёд, касаясь моих губ своими. Опешив, я не сразу понимаю, что это было, а Чимин уже отстраняется. Секунда — и я опрокидываю его на кровать, нависая сверху, а Чимин в самые губы шепчет мне: — Может, тогда испортишь меня до конца…?