***
Конец марта выдается веселым и удачным для Уильяма Айеро. Он возвращается из Европы в хорошем настроении, ведь ему удалось решить кое-какие свои дела. Купил прекрасного раба, которого назвал Харви, в честь нищего попрошайки из его любимого романа. Разумеется, Джерарду имя не нравится, и упертый мальчишка резво протестует и противится против него, каждый раз смея поправлять своего Господина, из-за чего получает по лицу в лучшем случае. Одним словом, чувствует себя альфа просто восхитительно. Слуги подготавливают его дом для большой вечеринки, которая должна пройти двадцать пятого марта, в день рождения их Господина. И это должно случиться уже завтра. Разумеется, Уильям пишет сообщение и своему брату, любезно приглашая того к себе домой. И, конечно же, у Фрэнка нет выбора, он абсолютно точно должен быть там и поздравить старшего альфу. Он практически отпустил все обиды, успокоив себя тем, что у Уильяма такой специфический характер, и, к сожалению, с этим трудно что-то сделать. — Сэр, — Айрис мягко касается руки своего хозяина, не смотря тому в глаза. Он взволнован и ему безумно не нравится то, что он делает, но Фрэнка он ценил так сильно, что готов был разозлить его. — Вы еще даже не завтракали. Не стоит. Эльф аккуратно забирает из рук альфы стакан, переставляя его в сторону, пока Август наблюдает за ними. Пять минут назад бета спрятал все сигары. Вчера вечером он разозлился на своего Господина так сильно, когда увидел, как тот пошел на поводу у своих вредных привычек. — Мои слуги бунтуют против меня, — задумчиво говорит мужчина, откинувшись на спинку стула с еле заметной усмешкой. Он смотрит на Августа, и тот жестами повторяет то же самое, что сказал Айрис минутой ранее, поэтому альфа цокает. — Не думаете ли вы, что в этом доме у вас прав больше, чем в любом другом? Фрэнк злится, но все же не предпринимает попыток налить себе еще виски и спокойно принимается за завтрак. С самого утра у него безумно болит голова, да и мысли все еще о вчерашнем вечере, о том славном мальчике и об упрямстве старшего брата. — Мы не хотим думать о том, что было бы в другом доме, Господин, — нерешительно говорит омега, также боязно посматривая на своего друга, который стоит за спиной Фрэнка, — но вы для нас все. Не сочтите нашу заботу за дерзость в вашу сторону. Айрис скромно кланяется и уходит ближе к бете, обеспокоенно взглянув на того и тихо вздохнув. Август кивает ему, будто бы говоря, что все будет хорошо, и омега поступил правильно, когда решил вмешаться. — Ты прав, — альфа вытирает рот салфеткой, все же подумав о поведении своих подданных. В его сердце разливается непонятное тепло из-за слов мальчишки, поэтому, сам того не замечая, он мягко улыбается. — Вчера день не задался. Один момент за другим выводил меня из себя. Фрэнк спокойно завтракает, хотя ест он крайне мало, перебив аппетит чашечкой кофе и парой блинов с шоколадной пастой. — Терпеть не могу это чувство эмоциональной усталости, — тихо добавляет он. — Мне не хватает чего-то нового. Спрячь алкоголь, Август, я обещаю, что больше не притронусь к нему. Мужчина решительно встает, вытерев руки салфеткой по привычке, и уходит в свой кабинет. Он осознает, что у него есть проблемы со спиртным, но отказаться от него так сложно. Альфа привык пить каждый день: он не употребляет много, но пару стаканов обязательно должны создавать ему настроение каждое утро и приятно завершать день вечером. Сейчас же он окончательно мотивирует себя прекратить пить, надеясь, что этот очередной раз будет последней точкой. В конце концов, позавтракав и быстро собравшись, Фрэнк берет в кабинете кое-какие документы и, быстро спустившись по ступенькам в неплохом настроении, просит слуг, собравшихся внизу, хорошенько подумать над подарком Уильяму на день рождения. О, конечно альфа не хочет делать это сам, ведь у него нет ни времени, ни желания. Он не собирается говорить брату, кто придумал идею для сюрприза, иначе праздник будет испорчен, как и настроение виновника торжества. Нет, Айеро-младший не такой глупый, как старший альфа. Где-то в обед Фрэнк, проверяющий свои автосалоны, получает сообщение от Августа, прочитав его и улыбнувшись уголком рта. Прислуга Господина заключила, что у Уильяма есть все, чего он хочет, и если альфа не желает делать что-то своими руками, он может купить ему какую-то дорогую безделушку. К вечеру того же дня благодаря своим связям ему удается достать редкий экземпляр карманных часов, изготовленных из белого золота, с вкрапленным цветком лотоса, имитирующим принцип золотого сечения Фибоначчи. Одним словом, часы эти радуют глаз, Фрэнк даже подумывает о том, чтобы оставить их себе, но все же не идет на поводу у собственных желаний. Этот подарок понравится Уильяму, и пусть стоит он безумно дорого, этих денег мужчина не жалеет. В назначенный день рабы старшего альфы любезно принимает гостей в его роскошном просторном особняке. Чуть опоздав, Фрэнк прибывает с Луиз всего через полчаса после назначенного времени. Как обычно, внутрь их провожает охрана, в помещении играет легкая музыка, бомонд веселится, виновник торжества принимает комплименты и поздравления. — С днем рождения, — младший альфа с ласковой улыбкой обнимает брата, а Луиз вручает ему подарок в красивой упаковке. Уильям оживляется, поднявшись на пару ступенек вверх в холле, и просит минуточку внимания. — Уважаемые гости, — начинает он. — Дамы и господа! Я рад видеть здесь, в мой тридцать восьмой день рождения, каждого из вас. Благодарю за сердечные поздравления и подарки, — альфа лукаво улыбается, выхватив из подноса у мимо проходящего раба бокал с дорогим алкогольным напитком. — Но также хочу сказать отдельное спасибо моему младшему брату, который знает меня всю жизнь: он мирится со всеми моими недостатками и упрямством, принимает мой не самый приятный характер. Фрэнк, слушая Уильяма, шепчет одними губами «да брось», даже слегка смутившись и тихо смеясь, но старший альфа подмигивает ему. — Правда, Фрэнк, прости меня за те моменты, где я поступил не так, как было удобно тебе. И спасибо, что сегодня ты со мной. Что бы не произошло, знай, я люблю тебя, — Уильям делает глоток крепкого напитка и, поставив стакан на крышку рояля, обнимает брата вновь, и, конечно же, тот обнимает его в ответ. Фрэнк не глуп, чтобы понять, что все это – красочное представление для гостей, которые, тронутые добротой хозяина вечеринки, возлюбят его еще сильнее. Что-то такое произошло с младшим альфой, что теперь он больше не верит ни единому слову своего брата. Во всем он видит фальшь и иронию, повторяя себе все четче и четче то, как слеп он был раньше. Он хотел бы спросить у Уильяма, что же он задумал, но просто молчит и мягко улыбается, принимая извинения и делая вид безумно тронутого младшего брата. О, это так просто. Где-то около часа Фрэнк проводит в компании своей прекрасной Луиз, общаясь с остальными гостями. Пьют абсолютно все, даже его бета, но мужчина остается непреклонным, вежливо отказываясь от спиртного. Иногда он ищет взглядом мальчика, чьи волосы по цвету напоминают шелк из лунной пряжи. Джерард не хочет выходить на первый этаж и всячески прячется, уклонялся от внимания бомонда, но это едва ли удаётся сделать с его-то внешностью. Одет он в обычные темные брюки и такого же цвета рубашку, что ему на пару размеров велика. Волосы омеги собраны в неопрятный высокий хвостик. Времени ухаживать за собой у юноши попросту нет, ведь все, что он делает, так это прислуживает Господину, терпит побои, унижения и грубые приставания. — Хочу снять этого мальчишку в порно, — Уильям, стоящий рядом с хорошими друзьями, рассказывает им о Джерарде, выглядя таким самодовольным и пьяным. — Как он хорош, а как брыкается! Клянусь, это может возбудить любого. Уловив эти разговоры краем уха, Фрэнк морщится, стиснув зубы. Ему безумно неприятно слышать подобное, и мужчина правда не знает, чем он может объяснить это. Если бы этот кадуцион был произведением искусства, он был бы прекрасной и неимоверно печальной балладой, которую исполняли бы под душещипательную скрипку, а Уильям, его Господин, был бы в таком случае полностью глухим. Вот как их можно описать. Младший альфа, желая немного отвлечься от музыки и шума, поднимается на второй этаж. Их отец, увы, не смог остаться на день рождения сына, поэтому Фрэнку было скучно здесь. Его хватало максимум на час на таких мероприятиях, после чего он начинал грустить и задумчиво уходить в себя. Сейчас же его телефон зазвонит, пока он поднимается по ступенькам, и это еще один повод побыть одному. Луиз же осталась один на один со всеми, и в этом не было бы ничего такого, если бы Уильям, наблюдавший за ней еще с аукциона, не решил к ней подойти. — Фрэнк оставил тебя? — альфа игриво улыбается, вздернув бровь. — о, милая, не волнуйся. У него очень своенравный характер. Он никогда не задумывается о ком-то, кроме себя. Этот человек эгоист чистой воды. Мужчина смеется. Луиз смотрит на него с огорчением и разочарованием, но альфу этот взгляд не смиряет. — Из вас двоих ты кажешься намного большим эгоистом, чем он, — девушка собирается уйти, но Уильям хватает ее за руку. Его взгляд не по-доброму сверкает, а губы шепчут «пойдем со мной», но бета дергается, освободив запястье от хватки. — Я сделаю вид, что этого не было. Хотя бы ради него. Он и так знает, какой ты человек. Передай ему, что у меня появились дела. Оскорбленная девушка выходит на улицу, пока альфа засовывает руки в карманы штанов и самодовольно улыбается, чуть вскинув голову и смотря ей вслед. — Да что вы все такие серьезные, — говорит он сам себе, качая головой, и тихо смеется, — я ведь играю. Просто играю. Уильям тихо напевает себе под нос задорную мелодию, возвращаясь на свою вечеринку, выпивая еще и позволяя гостям увлекать себя в разговоры. Иногда он агрессивно обращается со своими слугами и даже устраивает представление под названием «прекрасный Господин», избив одного дракона за то, что тот роняет пустой бокал на пол. Альфа ещё тот любимчик публики и центр внимания сегодня. Всегда. Фрэнк же остается в тени, которую создает себе сам. Закончив разговор с одним из своих ассистентов, мужчина резко оборачивается, чтобы все же вернуться на первый этаж, но сталкивается с кем-то, чуть пошатнувшись и по инерции придерживая того, в кого врезался, за талию. Минута тишины переливается во вторую, третью, пока он смотрит в глаза пепельноволосому мальчишке, а тот нагло смотрит в ответ. — Вот ты какой, — тихо говорит мужчина, аккуратно отпуская ошарашенного кадуциона. Он рассматривает омегу, жадно запоминая каждую деталь его лица. Аккуратно берет его подбородок пальцами, чуть повернув голову вбок и рассматривая ушибы, что так неуместно смотрятся на бледной коже. — Ну здравствуй, баллада. На секунду мужчине кажется, что мальчик, прикрыв глаза, ластится, несчастно вздохнув, и альфа, сам того не ожидая, одергивает руку, чуть приподняв брови от удивления и даже не зная, что сказать. Но больше всего мужчина теряется, когда это прекрасное существо хватает его ладонь, ведя гостя в только ему известном направлении. — У нас мало времени. Я должен показать именно вам, — судорожно шепчет кадуцион и чуть ли не срывается на бег. Фрэнк идет следом, но не говорит ни слова. Он все еще не может отойти от этих смешанных чувств внутри него. Джерард заводит Господина в какую-то комнату, которая ничем не отличается от остальных. Полочки с книгами, – интересно, зачем они Уильяму? – большой удобный диван с кожаной обивкой и прочие не запоминающиеся детали. Кроме того, что комната выполнена в спокойных темных тонах, Фрэнк не успевает ничего рассмотреть, ведь Джерард быстро отдергивает штору, висящую на стене, скорее, как декорация, но на самом деле эта штора выполняет другую роль. — Дверь? — совсем непонимающе говорит альфа, проводя ладонями по лицу, и мальчишка, тяжело дыша, дрожащими руками достает из вазы, стоящей на книжной полке, ключ. Он отдает его в руки мужчине, выглядя таким несчастным и переживающим. Этот контакт взглядов, который длится секунд десять, вновь заставляет Фрэнка потеряться. Джерард убегает, оставляя мужчину один на один со своими мыслями и ключом. Альфа не глуп, поэтому как можно скорее он открывает эту тяжелую дверь. В комнате неприятный спертый воздух и абсолютная темнота. Смердит кровью, да так сильно, что Господин лишь морщится, кое-как подавив рвотный позыв. — Черт, — мужчина зажимает пальцами нос, достав из кармана телефон и посветив включенным экраном на стены рядом. Он находит включатель и щелкает по нему, устремляя взгляд вглубь комнаты, но к тому, что он видит, он оказывается не готовым. Он видит в помещении три существа: двое из них мужчины и одна женщина. В комнате куча использованных пакетиков из-под крови, большое количество каких-то безумных сооружений для пыток, ножей, плетей и всего, что только можно придумать. Фрэнк делает шаг назад. Ему плохо. Его тошнит, ведь он замечает и четвертое существо, лежащее у дальней стенки с внутренностями наружу. Альфа качает головой, потирая глаза, перед которыми все плывет, а на лице его застывает маска отвращения и ужаса. Остальные существа серьезно покалечены и ранены, но связаны так, что не могут даже пошевелиться. — Вы в порядке? — твердо говорит Господин, но на деле лишь хрипло шепчет. Проходит десять секунд, двадцать, минута, прежде чем он начинает кое-что понимать. Будто бы последний пазл, дополнивший картинку, был найден: те, кого он видит перед собой, являются самыми настоящими вампирами. Фрэнк даже не успевает все толком обдумать, но уже бросается вперед, приседая на корточки перед еле живой женщиной, пытаясь развязать ее. То, что происходит в этой комнате, все еще не укладывается в голове у альфы. Он в полнейшем шоке. — Это именно то, что я хотел тебе однажды рассказать, — мужчина слышит сзади спокойный голос своего брата, резко поднимаясь на ноги и тяжело дыша.— Ах, это лицо… Люблю, когда ты такой. Эмоциональный. Уильям смеется, опираясь о дверной косяк. — Ты должен был узнать, Фрэнк, но сейчас ты еще совсем не готов для этого. Не знаю что, а точнее кто привел тебя сюда, но он поплатится, я обещаю, — старший мужчина вальяжно идет к брату, выглядя полностью спокойным. — Я похищаю и развожу вампиров в колониях. И ты не представляешь, сколько денег это приносит, поэтому даже не пытайся идти против меня. Тебе нужно будет молчать, иначе пострадают все. Ты, я, отец… Разве ты хочешь этого? Хочешь плохого для своей семьи, Фрэнки? Младший мужчина вздрагивает, когда слышит это противное «Фрэнки» из уст Уильяма. Старший же аккуратно поправляет ему галстук и пугающе-спокойно улыбается. Все, чем занимается Уильям Айеро, этот безумец, может спровоцировать войну империй в таких масштабах, которые ранее человечеству еще не были известны. И если правительство Империи Чаушеску узнает о том, как старший сын императора-союзника обходится с вампирами, он, скорее всего, не успокоится, пока не убьет его.Глава 5
27 мая 2020 г. в 14:14
«Не будь эгоистом», – хорошо известная Фрэнку с детства фраза, которую он слышал чаще, чем что-либо. По крайней мере ее он досконально запомнил, и каждый раз, когда Уильям произносил ее после очередной своей выходки, оправдывая сделанный поступок любым глупым способом, альфу пробирала неимоверная неприязнь. Он становился агрессивным и раздраженным, но, как и всегда, старался держать себя в руках. В детстве братья ладили между собой лучше. По крайней мере так казалось маленькому Фрэнку, ведь он со всей силы тянулся к Уильяму, любил его и порой даже не понимал, что его серьезно пытались задеть или обидеть. Семья для мужчины всегда была превыше всего.
Сара Дэллоуэй, няня братьев, любила их одинаково: она появилась в их жизни, когда Фрэнку было лет девять. До этого роль воспитателя двух прекрасных мальчиков пробовал на себе не один человек, но идеально нашла общий язык с ними именно эта омега. Когда она попала в дом семьи Айеро, ей было сорок два года. Она пробыла с мальчиками целых четырнадцать лет, прежде чем умерла.
Фрэнк запомнил ее смеющуюся, кружащуюся в танце в белом летнем платье в пол с длинными дутыми рукавами и обнаженными плечами и поющую песни Франческо Наполи или Рикардо Форгли. Дэллоуэй всегда была худой и аккуратной, даже когда ее волосы седели от старости. Она не имела своих детей, поэтому всю себя отдавала творчеству и работе мамой.
Хочешь, чтобы мы вместе станцевали, хочешь? – пела она с теплой улыбкой таким голосом, которым бы пела сама душа. Она держала маленького Фрэнка за руку и кружила его, и смеялась, и фальшивила, а альфа только смотрел на нее, не моргая и неумело двигаясь в такт; он внимательно слушал и ее, и то, как скрипят деревянные половые доски на террасе под их ногами. В лицо ему светило летнее солнце, а воздух вокруг плавился от жары. Фрэнку тогда было десять.
Миссис Дэллоуэй взяла свою фамилию от второго мужа, который покинул ее, когда ей было тридцать девять лет. Он не был спокойным человеком, его жизнь всегда оставалась тайной даже для тогда еще более молодой женщины. Райан Альберт Джордж Дэллоуэй хоть и был чутким мужчиной, но в свое время сильно пристрастился к выпивке и казино. Когда его походы в подпольные клубы участились, к ним домой начали наведываться разгневанные незнакомцы, вымогатели денег, которые угрожали самыми мерзкими способами и волновали несчастную омегу. Спустя полгода такой скрытной жизни бездыханное тело Райана было найдено на берегу реки Гудзон. Осенняя речная вода была тогда неспокойной: сильным течением тело отнесло далеко от места убийства, поэтому полиция так и не смогла найти улики и виновных. Лишь его жена знала, что это не было простым несчастным случаем, но доказать что-то она не могла. Все, что ей оставалось, так это почтить память возлюбленного, оставив его фамилию и отрекшись от своей – Хенсли.
Эту историю, как и другие грустные и неприятные в своей жизни, няня предпочитала держать в тайне. Она часто рассказывала что-то маленькому Фрэнку, который постоянно крутился возле нее, но ни один ее рассказ не заставлял мальчика думать о чем-то неприятном. Именно по этой причине молодой Господин запомнил ее счастливой и солнечной.
Сара Дэллоуэй умела печь вкусные чизкейки и вязать спицами. В холодные зимние вечера у камина она этим и занималась: вязала детям кофточки и утепленные носочки, а летом женщина брала мольберт и ходила с ребятами к реке или в лес. Там она рисовала карандашом, акварелью, маслом. Таким образом она медитировала, а рядом с ней медитировал и маленький Фрэнк. Уильям же считал это занятие скучным и не очень любил ходить на прогулки с няней и братом, но ходил, так как еще тогда он не мог стерпеть, что все внимание досталось бы младшему брату.
Любимой прической Сары была туго заплетенная коса, которую она в конце всегда перевязывала бежевой лентой. В двенадцать лет Фрэнк научился ее плести, потому что ему это казалось интересным. Его брат считал, что это не то умение, которое альфа должен хотеть приобрести.
Фрэнк сжимал прядки в своих маленьких ладонях и сосредоточенно пытался придать окрашенным в светло-русый цвет седым волосам опрятный вид. Сара сидела на веранде и вновь рисовала, поэтому мальчик наблюдал и за ее действиями, и контролировал свои. Большое полотно, прикрепленное к деревянному этюднику, медленно окрашивалось в спокойные натуральные оттенки зеленого. Вскоре между этими оттенками начал проскакивать и нежно розовый.
— Восхитительно, миссис Дэллоуэй, — все, что смог сказать тогда восхищенный юноша, поджав губы и переплетая косу вновь с тихим вздохом. Он вечно путался в пышных вьющихся волосах. Компания няни ему была безумно приятна.
Сара вновь макнула кисть в розовую краску. Она тихо напевала какую-то незамысловатую мелодию. Рисовала женщина свой шедевр с головы, потому что магнолии тогда еще во дворе дома семейства не росли. Омеге на тот момент было сорок пять лет, и к своим годам она обладала неимоверно развитой фантазией и большим чутким сердцем.
Очередная попытка Фрэнка заплести косу вновь и вновь заканчивалась плохо, но в тот день спокойная и умиротворенная няня была как никогда терпеливой и мечтательной. Ее постоянно мерзнущие пальцы ласкало приятное летнее солнце.
— Цветет магнолия, — тихо говорила Дэллоуэй, выводя все новые и новые цветы на полотне. Иногда она останавливалась и про себя пересчитывала их, — лиловые закаты бесшумно пеленает в лепестки. Звезд филармония играет ей сонаты.
Она читала стихи так, будто бы слышала на фоне нежную Прелюдию ми минор 4 (опус 28) Шопена. Мотив этой прекрасной мелодии всегда звучал, когда омега открывала свою любимую подаренную когда-то папочкой шкатулку, в которой она хранила заколки для волос в виде цветов.
Спустя два часа усердного плетения волос, прическа Сары выглядела опрятной и аккуратной, по крайней мере так думал маленький альфа. Он плюхнулся в подвесное плетеное из деревянных прутьев кресло с большими белыми подушками, чуть раскачав его. С такого ракурса он видел и сосредоточенное лицо своей няни, и ее творение. Она аккурат пересчитывала цветы в последний раз.
— Эти двое, — мотая ногами в воздухе, мягко поинтересовался альфа, аккуратно кивнув в сторону картины, — кто они?
Женщина смочила тряпочку в разбавителе для масляных красок и протерла ею руки. У разбавителя был едкий запах керосина. Вызывал он у мальчика очень странные эмоции: до отвращения нравился.
— Не знаю, — омега налила Уайт-спирит в стакан и сунула в него испачканные кисточки. Она поджала губы, поморщившись от запаха, и тихо хмыкнула, — но они влюблены друг в друга. И магнолии вокруг них, знаешь, подтверждение этому. Магнолии не растут в местах, в которых захотят даже самые профессиональные садоводы. Они растут там, где есть любовь, Фрэнки. О них сочиняют стихи влюбленные поэты. Рисуют их влюбленные художники. Песни о магнолиях поют голосом из глубин сердца. Что-то в них есть… загадочное. Прекрасное.
Мальчик поднял голову в небо. Тогда еще это «загадочное и прекрасное» не было ему известно, но слова няни он запомнил, как и этот памятный момент. Картина, нарисованная ее натруженными нежными руками, с того времени украшала уютную гостиную семейства Айеро. «Я всегда буду рядом, малыш. Просто взгляни на это полотно, и ты вспомнишь все» – приговаривала она с присущей ей неземной нежностью, пока вешала «Сто два влюбленных сердца» на стену. Фрэнк крутился сзади и помогал Саре удержать равновесие на стуле. Он хотел, чтобы отец тоже взглянул на картину, но тот как всегда был в длительных разъездах и не часто приезжал в Канаду.
Слуги в отчем крове Фрэнка всегда уважали омегу, которая оставалась главной, когда глава семейства чаще всего пропадал в Мюнхене в Главном доме империи. Она была с ними мягкой и снисходительной, хорошо ладила, всегда смешила и по-доброму поучала. Каждый невольник в ее власти был ей другом и поддержкой. Сара трудилась точно так же, как и драконы, эльфы, кадуционы и нимфы, а маленький альфа видел это, видел и недоумевал. Женщина ему объясняла, что даже в современных реалиях каждое живое существо имеет такие же чувства, такой же разум, и насилие, применяемое к рабам, равно насилию, применяемому к человеку. С тех пор Фрэнк всегда думает, прежде чем что-то сделать; он навсегда останется верным взглядам своей няни, никогда не будет груб и не будет пользоваться своей властью, как делает это Уильям.
Фрэнк хорошо помнит тот день, когда впервые почувствовал себя безумно огорченным. Он тогда понял, что намерения его старшего брата не всегда бывают добрыми. От его слов и действий чаще веяло холодом, когда что-то шло не так, как тому хотелось.
Это была осень: дожди шли все чаще, поэтому мальчикам больше не разрешали гулять на улице так долго, как летом. Японские красные клены начинали привлекать внимание молодого Фрэнка. Начался негласный сезон момидзи.
Братья с наступлением осени учились более усердно, и, как правило, делали они это дома с личными учителями. Уважаемые и знаменитые в обществе семьи редко отдавали своих детей в школу к сверстникам, поэтому осенью их программа вновь усилилась, занимались они семь дней в неделю по пять часов в день максимум. Летом их отец давал им немного свободы в этом плане, не отменяя репетиторов, но сокращая время занятий.
После очередного учебного дня Фрэнк все же оделся, чтобы немного прогуляться, и, сообщив няне, убежал из дома, пока та готовила ужин. Ему нужен был час, всего час, чтобы восстановить свой внутренний баланс: тогда его голова была переполнена математикой, а хотелось думать о прекрасном, хотелось вспоминать стихи, песни, прекрасные мелодии. Поэтому прогулка на свежем воздухе в окружении красных кленов была для него лучшим источником вдохновения.
Каким же было удивление миссис Дэллоуэй, когда мальчишка пришел домой весь продрогший, но такой счастливый, ведь вернулся он тогда не один. Альфа аккуратно достал из-под курточки маленький пушистый комочек, который, поджав дрожащие ушки, аккуратно принюхивался, не моргая.
Комочек громко мяукнул, а Фрэнк взволнованно закричал:
— Я нашел этого малыша в двух кварталах отсюда под мостом возле реки! Мне показалось, что он был одиноким и безумно голодным, поэтому и забрал, — кашлял мальчик, протягивая котенка удивленной женщине. — Позвольте мне ухаживать за ним, миссис Дэллоуэй.
Сначала няня хотела отказать парню, но, видя его глаза, все же вздохнула и одобрительно кивнула. Взгляд Фрэнка был полным надежды и выражал недетскую ответственность.
— Хорошо. Только нужно его вымыть как следует, он же весь грязный! — Сара присела на стул, покачав головой, — и к ветеринару записать бы его. Мало ли, чем мог заболеть одинокий котенок на улице.
В тот момент маленький альфа засиял от радости. Он крепко обнял женщину и потащил котика к себе в комнату, чтобы ухаживать за ним там. Маленький Мисти, так новоиспеченный хозяин назвал своего зверька, был белым, словно облачко, а его носик украшало огромное рыжее пятнышко. Котенок был неимоверно ласковым и быстро стал лучшим другом Фрэнка. Он считал его подарком судьбы на свой день рождения, который должен был состояться через неделю.
Уильяму кот откровенно не нравился: он не упускал момента пнуть животное, наругать его или где-то закрыть потехи ради. Вот только старший альфа тогда еще не знал: ему не нравился домашний любимчик или же не нравилось то, как к нему относится его брат? Уильям ревновал. Он ревновал так сильно, что когда к тринадцатому дню рождения Фрэнка приехал домой отец, старший пожаловался ему на Мисти. Он выдумал все: и симптомы аллергии для себя, и то, что этот котенок отвлекал его братика от учебы, и что мелкий проказник только портил вещи в доме. Разумеется, Айеро-старший, который сам по себе был очень строгим педантом, невзлюбил Мисти и, невзирая на уговоры младшего сына, нашел животному других хозяев.
Фрэнк все еще помнит, как тихо плакал у себя в комнате. Он привязался к котенку так сильно, но в один момент его забрали, будто слова альфы тогда ничего не значили. Мальчик не был плаксой, нет, но в таких ситуациях, когда он просто не мог сдержать слез, он запирался в своей спальне и надолго уходил в себя, после чего некоторое время ходил хмурым и пугающе спокойным.
— Не будь эгоистом, малыш, — грустно сказала ему Сара, — ты же понимаешь, у твоего брата аллергия на шерсть. Мне жаль, но мы бы не смогли оставить Мисти дома.
Кажется, это и был первый раз, когда Фрэнк услышал эту фразу. Он воспринял ситуацию как должное и легко отошел, но все же обиду с того случая и неприятное осознание вранья Уильяма альфа запомнил и по сей день.