kodokushi

— Вону?.. Вону? Вону сонно хлопает глазами и поднимает их на сидящего напротив Сынчоля. Это следующее утро после богатой на события ночи, и он едва поднялся с кровати — состояние было хуже, чем после «Лунного отражения» или ночи на складе с Томузики. Они все встали поздно, а за стол сели ближе к двенадцати. И у Вону так и остаётся ощущение, что он всё ещё спит. — Ты сейчас зальёшь соевым весь рис, — мягко подсказывает Сынчоль, кивнув на тарелку, и Вону, ойкнув, резко поднимает бутылочку. Теперь это есть невозможно, и он, вздохнув, пододвигает к себе пельмени. Это сложно, так быстро перестроиться. За всё утро никто не произнёс имя Кан Ёнхуна, никто даже не упомянул, что произошло меньше семи часов назад, и Вону тоже старается пока об этом не думать. Весь завтрак Сынчоль и Рейвен ведут светскую болтовню, Суа, уставившись в одну точку, тихонько попивает кофе, а у Мингю с самого пробуждения плохое настроение — он всех игнорирует и выглядит темнее тучи в бурю. Он не сводит внимательных глаз с Вону, а тот это пропускает, поскольку витает в облаках и смотрит куда угодно, но не на ребят. Вону готовит себя к долгожданной встрече. Въедливая усталость не уходит, и он вновь даёт слабину, но теперь этого никто не видит, поэтому ничего страшного в этом нет. Он начал этот путь в одиночку, и, сколько бы помощников у него не появилось, закончит он его также самостоятельно. После завтрака они все вместе спускаются в офис, однако Сынчоль тормозит Вону, Рейвена и Суа и просит подождать. — Дайте-ка сначала мы с Мингю его поприветствуем, — задорным тоном говорит он, кончиком языка лизнув заживающую ранку на губе. — А затем пообщаемся все вместе. — Какие наши вообще действия? — спокойно интересуется Рейвен, не возражая, Вону, глянув на Суа, понимает, что она тоже не задаётся вопросами. Соответственно, и он не будет спорить, хоть и настораживает то, как Сынчоль с готовностью заворачивает рукава, а на Мингю уже рабочие перчатки без пальцев. Они же... ничего ему не сделают?.. — Сначала узнаем, что ему известно о «Кубике» и как он связан с Кан Хёнджо в рабочем плане. Нужно понять, насколько он нам полезен. И уже потом будем решать, какой составим третий этап. — И я хотел бы поговорить с ним лично, — тихонько встревает Вону, и Сынчоль активно поддерживает, издав согласный звук. — Конечно, конечно. Обязательно. Сказав это, Сынчоль указывает Мингю на спортзал, будто в этом есть необходимость, и они уходят. Оставшиеся без дела Вону, Рейвен и Суа рассаживаются по офису и принимаются терпеливо ждать. — Только бы не жестил раньше времени, — спустя несколько минут сетует Суа, поставив локти на бёдра и сцепив пальцы в замок. — Его жестокость сейчас совсем не к месту. — Ну, ведь обычно он не увлекается. Будем надеяться, что и сейчас не переборщит. По сути Рейвен и Суа говорят правдивые вещи. То, как оно есть, но это всё равно звучит как-то обидно, точно Мингю грубый неотёсанный головорез, нападающий на людей без разбора. Они не видят то, чего видит Вону, и, чуть нахмурившись, он негромко встревает: — Я не думаю, что Мингю- — Да мы не про Мингю, — вяло отмахивается локтем Суа. — Мы про Сынчоля. — Когда надо, он умеет быть... — Рейвен прерывается, чтобы подобрать подходящее слово. Откинувшись на спинку кушетки, он бросает взгляд на спортзал. — ...устрашающим. — Охотно верю, — в ответ роняет Вону, тоже неосознанно посмотрев на плотно закрытую дверь. Ожидание затягивается ещё на время. Вону из любопытства прислушивается, но не улавливает никаких посторонних звуков, он тоже надеется, чтобы Сынчоль и Мингю не сильно на Кан Ёнхуна давили (что бы они там сейчас вообще не делали с ним наедине). Ему бы не хотелось никаких проблем после, уже во время личного разговора о Минхи. Наконец, Сынчоль зовёт их приглушённым голосом. Вону не знает, что ожидает увидеть, но в итоге ничего особенного — никто не ранен, нет крови, только волосы у Кан Ёнхуна стоят торчком и рубашка на пару пуговиц расстёгнута. У него взгляд человека, непонимающего, где он находится, и это могло бы быть забавным, если бы не обстоятельства его нахождения здесь. — Давай, Ёнхунчик, как договаривались, — Сынчоль на стуле чуть подъезжает к сидящему напротив Кан Ёнхуну, и тот затравленно отодвигается подальше. Боковым зрением поймав прислонившегося к зеркалу Мингю, он отклоняется немного в сторону. — Мне правда вам нечего сказать. Я-я ничего пока что не знаю. Я не занимаюсь этим. — Но что-то ты да знаешь, — возражает Сынчоль, поставив локти на спинку стула. — Пока что, — специально добавляет Рейвен с поднятыми бровями, как бы говоря попался. Суа остаётся где-то сзади, а Вону присаживается на один из сбитых в сторону тренажёров. — У меня реально нет никакой информации. Давайте... Давайте я заплачу вам, и мы разойдёмся, как будто ничего не было. Назовите свою цену, — Кан Ёнхун держит спину прямо, но в голосе сквозит напряжение. У него нервно дёргаются губы. — У меня больше денег, чем у тебя и дядьки твоего вместе взятых, так не пойдёт, — Сынчоль цокает языком, мотая головой. — Деньги мне твои не нужны, нужна информация. — Я... Сынчоль стреляет глазами Кан Ёнхуну за спину, и договорить не удаётся — Мингю резко отклоняет стул назад, из-за чего он неестественно выгибается, и зажимает ему нос и рот ладонью. Оставшись без воздуха, Кан Ёнхун протестующе мычит и дёргает зависнувшими в воздухе ногами, но, конечно же, никто не приходит на помощь. Вону, не выдержав, болезненно морщится и отворачивается. Когда взмахи ног Кан Ёнхуна становятся вялыми, Мингю небрежно толкает его обратно. Он тотчас судорожно заглатывает воздух ртом, его лицо красное, стяжки натянулись на запястьях до содранной кожи. Кан Ёнхун направляет на Сынчоля настолько ненавидящий взгляд, что впору и насторожиться, но Сынчоль, наоборот, расплывается в довольной улыбке. — Мне повторить вопрос? Может, спросить конкретнее?.. — Что именно вы хотите знать? — сдавшись, удручённо уточняет Кан Ёнхун. — Какая сейчас обстановка в отделе разработок? Может, у Кан Хёнджо что-то запланировано? — Обстановка... напряжённая, — ещё один злой взгляд, точно Кан Ёнхун знает, что в этом замешаны они. — Производство и разработка приостановлены, точнее, уменьшены объёмы. Учения проводятся, но... не в том графике, что раньше. Это всё, что я знаю. — Что насчёт сотрудничества? — вклинивается Рейвен. — Кан Хёнджо ведёт переговоры с «JJ ON». Новые инвесторы пока не привлекаются, хотя он держится за рынок предложений. На этом всё, — Сынчоль приподнимает бровь, и Кан Ёнхун, взмахнув связанными руками, горячо добавляет: — Да, это всё! Меня не посвящают в детали, пока я не вступлю в должность. А это только в конце месяца. — Что насчёт самого Кан Хёнджо? — это уже спрашивает Сынчоль. — Как его настроение, какие планы? — Если разговор идёт о его намерениях, то он не собирается прекращать работу над «Кубиком». — И где же он будет этим заниматься? Все лаборатории разрушены. Есть ещё одна?.. — Да, главный лабораторный пункт. Он отдельно, единственный оставшийся. В остальных филиалах «Кубиком» не занимаются. — Значит, это всё-таки не офисы «Free Dom Comp», — Сынчоль выразительно смотрит на Суа и Рейвена, напоминая о первой встрече акционеров, с чего всё началось. После он поворачивается к Кан Ёнхуну обратно. — Этот пункт точно последний? — Насколько мне известно да. Он центральный... был центральным. От него всё шло, все поставки, оборудование, штат сотрудников . Я не часто там бывал, но точно знаю, что это, считай, сердце «Кубика». — То есть ты там уже бывал, — Рейвен заинтересованно весь подбирается, и теперь его черёд выразительно глядеть на Сынчоля. Тот усмехается, поймав мысль, и кивает на Кан Ёнхуна, мол, продолжай. — И сможешь провести нас. — Я не... я не уверен, — это не вопрос, но Кан Ёнхун всё равно затравленно отвечает. — Меня знают, н-но доступа нет, и я... Это не положено. — Но ты знаешь, как всё выглядит изнутри, — вперёд выходит Суа, и при взгляде на неё у Кан Ёнхуна в глазах помимо страха появляется что-то ещё, что-то настолько же сильное, как и ненависть. — Знаешь этажи, где что находится, куда нельзя заходить, а куда — можно. Как работает система безопасности. Кан Ёнхун молчит, подтверждая тем самым её слова, и в спортзале воцаряется короткая тишина. Сынчоль, на мгновение задумавшись, с намёком стреляет глазами ещё раз, и Мингю точно так же грубо наклоняет Кан Ёнхуна назад, перекрывая доступ к кислороду. Сынчоль разворачивается к ним спиной. — Стало быть, вот и весь план, — объявляет он. — По крайней мере, начнём с этого. Сначала разведаем обстановку — посмотрим охранную систему, Вону получит доступ — и выберем оптимальный вариант, как убрать этот последний пункт. А после что остаётся? Остаточное, это на Рейвене и Вону. Дальше Кан Хёнджо. Этим займутся Мингю и Суа, я подстрахую. — В этот раз всего одно здание, непонятно где, непонятно какое. Не факт, что уничтожить его получится так же, как мы уничтожили другие. Если мы снова дробим по этапам, то теперь будет сложнее. — Скорее всего оно в городе, где-нибудь в центре. Не самое большое, для этого были нужны базы. Что-то неприметное, — Суа кусает заусенец большого пальца, наблюдая за дёрганиями Кан Ёнхуна. — Если его, ещё не сотрудника «Free Dom Comp», пустили только потому, что он племянник самого главного, значит, самим нам туда тихо не проникнуть — сразу заметят чужих. С ним же у нас будет шанс. — Если это центр, то всё усложняется. Разделяя уничтожение здания и увольнение сотрудников, мы- — Нам необязательно разделять, — устало встревает Вону, и все вспоминают о его существовании. — В этот раз мы можем сделать всё за один заход. — Вону? — вопрошающе с осторожностью зовёт Сынчоль. — Уверен? — Мне всё равно, — Вону прочищает горло, чтобы не фонить своим низким голосом. — Давайте просто сделаем это. Закончим с «Кубиком». Сынчоль и Рейвен переглядываются, но смену приоритетов Вону не комментируют, Сынчоль хлопает в ладони. — Это решим позже. Сначала посмотрим, что это за главный лабораторный пункт такой. По ходу дела выбор сам придёт к нам. Сынчоль небрежно взмахивает рукой, и Мингю усаживает Кан Ёнхуна обратно. История повторяется — снова красное лицо, снова попытки нормально задышать — и на их лицах нет ни тени сочувствия. — Значит, так, Ёнхунчик, слушаем внимательно: ты должен будешь провести нас по этому лабораторному пункту. Показать всё, что есть, рассказать обо всех нюансах системы безопасности. В общем, небольшая такая экскурсия для возможных будущих инвесторов. Ты же хочешь помочь любимому дядюшке, верно? — Зачем- Зачем вам это? Зачем мне помогать вам? — краснея сильнее, Кан Ёнхун истерично лепечет и бегает глазами по всему спортзалу. — Кто вы?! Почему вы похитили меня, при чём здесь Кан Хёнджо? Я-я... — Вопросы здесь задаю я, не галди, — Сынчоль показывает жест, чтобы Кан Ёнхун заткнулся, и это срабатывает — тот, мигом сомкнув губы, вжимается в стул. — Сделаешь эту малость, и мы тебя, так уж и быть, отпустим. Никто тебя убивать не собирается, — он показательно оборачивается на Вону. — Наверное. — Я... Я... Я не имею к этому ебучему «Кубику» никакого отношения, — зло бормочет Кан Ёнхун, дёрнувшись всем телом. — Я обычный парень, живу своей жизнью, никому вреда не причиняю... — Вот и побудь обычным парнем исключительно для нас на пару часов, — Сынчоль поднимается, показывая этим, что разговор окончен, и поворачивает стул лицом к зеркалу. — Сделаешь всё, что тебе будет сказано, и окажешься на солнышке раньше, чем вообще успеешь заскучать. — Эй, а как же... — рука Суа зависает в воздухе. — Всё остальное? Нужно узнать... — Попозже вечером, — Сынчоль не объясняет, но после его слов становится понятна причина перерыва. — Дадим время Вону поговорить. Если честно, Вону не уверен, что готов к этому разговору, однако не препятствует тому, чтобы их оставили наедине. После того, как за Суа закрывается дверь, он медленно подходит к стулу, на котором сидел Сынчоль, и держится за его спинку, будто иначе ноги подведут. Он избегает смотреть Кан Ёнхуну в глаза и сосредотачивается на слабо заметных отметинах на шее, полученных от Мингю. — А ты ещё кто? — спрашивает Кан Ёнхун, усевшись более ровно. — Меня зовут Чон Вону, — начинает издалека Вону. Может, это сразу даст понять Кан Ёнхуну, что- — И это должно мне о чём-то говорить? — Возможно, имя моей сестры что-то тебе скажет: Чон Минхи. — Кто? — пренебрежительно переспрашивает Кан Ёнхун, сгримасничав, будто была произнесена откровенная чушь. Вону даёт ему ещё пару секунд, но воспоминания не приходят. С немного наглым выражением лица Кан Ёнхун ожидает продолжения и его не получает — не выдержав, Вону разворачивается и выходит из спортзала. Он непринуждённо направляется на кухню, чтобы выпить стакан воды и перевести дух, а затем надолго задерживается перед дверью. Стоит признать, это оказалось сложнее, чем представлялось изначально. Хочется всё бросить и уйти, но откладывать разговор нет никакого смысла, это должно произойти. Так что, напомнив себе, почему он здесь, собрав всю смелость, Вону резко дёргает ручку двери. — Я Чон Вону, наследник «JJ ON». Чон Минхи — моя младшая сестра, — с порога объявляет он, решительно возвращаясь к Кан Ёнхуну. Вону буквально падает на стул и ставит локти на бёдра, нависнув. — Ты был её одноклассником. Пять лет назад. — А, Мин-и, — то, как Кан Ёнхун ласково произносит её имя, заставляет Вону заскрипеть зубами. — Да, было дело. Помню. А ты, получается, тот самый любимый старший братик. — Рад, что ты вспомнил, — холодно отзывается Вону. — Официально мы не были друг другу представлены, но у тебя очень запоминающийся голос. А Минхи-я... Её не забудешь. Таких девушек вообще не часто встретишь, — Кан Ёнхун держится куда свободнее, чем прежде. Видимо, не понимает, к чему всё идёт. — Однако прошло уже столько лет. К чему эта ностальгия? — Я знаю, что ты сделал с ней. По расслабленному образу Кан Ёнхуна проходится рябь, но в целом он остаётся невозмутимым. — И что же? — Забавно, что я искал тебя везде, а ты все эти пять лет был прямо перед моим носом, оставалось только взглянуть на ситуацию целиком, не только с моего ракурса, — Вону внимательно следит за хотя бы малейшими изменениями на лице Кан Ёнхуна. — Ты убийца, Кан Ёнхун. — Интересное заявление, — ядовито усмехается Кан Ёнхун, дёрнув щекой. Без Мингю и Сынчоля он показывает свой характер, и, если какой-то дискомфорт у Вону и был из-за похищения, то сейчас он легко сходит. — Ты же осведомлён, что в нашей стране можно также легко получить иск и за клевету, что говорить и о ложных обвинениях? — Ложные обвинения не считаются ложными, если подкреплены доказательствами, — спокойно парирует Вону, и Кан Ёнхун настораживается. — Переписка и личные записи из дневника не могут считаться ими, но видеозаписи и фотографии — ещё как. И они у меня теперь есть. — Но как ты... — Кан Ёнхун неосознанно хлопает локтем по карману в поисках телефона. — Этого не может быть. Всё спрятано- — В скрытых папках? Да, я их нашёл. Это было несложно. И это я ещё не проверял твоё «облако». Кто знает, что там запрятано. — Как? — Кан Ёнхун издаёт неверящий смешок. — Это нетрудно, даже старшеклассник справится, — повторяет Вону и позволяет себе улыбку, возможно, не совсем к месту. — Ещё одна забавная вещь: именно из-за тебя я этому и научился. — Мы просто трахались, — похабно всё-таки признаёт Кан Ёнхун. — Ты насиловал её, — с нажимом поправляет Вону. — Она ни разу не сказала мне «нет». На мгновение Вону просто сидит с открытым ртом, отказываясь верить, что подобные люди реально существуют с ним на одной планете, а затем с низкой интонацией говорит: — Если женщина — да и мужчина, любой человек, вообще-то — не даёт чёткого согласия, то это изнасилование. — Ладно, слушай, изнасилование, так изнасилование, называй это как хочешь, мне-то что. Просто не нужно думать, что твоя младшая сестрёнка была такой милой овечкой. Она была той ещё испорченной штучкой... Мы просто развлекались, как любые другие подростки. Будь Вону немного поагрессивнее, не таким воспитанным, он бы уже давно приложил Кан Ёнхуна ко всем доступным поверхностям и ударил с такой силой, чтобы тот заплакал или чтобы у него пошла кровь. Но Вону спокойный, и вместо ответа он всего лишь пристально вглядывается в глаза Кан Ёнхуна, как и хотел, надеясь увидеть там если не раскаяние, то хотя бы сочувствие, но там их нет. Вону вообще не видит хоть что-то человеческое. — А затем ты её убил. — Я не убивал её! — с неожиданной горячностью заверяет Кан Ёнхун, но быстро нацепляет надменную маску. — Это уже обвинения посерьёзнее. — Видеозапись обрывается, поэтому я хотел бы узнать точно: почему ты это сделал? Зачем? — вот он, самый главный вопрос, мучавший его с того самого дня, когда к ним с фотографиями пришли полицейские. Со всем остальным Вону справится и сам, сложит историю из открывшихся фрагментов, и самый центральный ему бы хотелось получить сразу. — Если вы... «развлекались», зачем было лишать себя этого? Что её смерть тебе дала? — Не понимаю о чём речь, — Кан Ёнхун качает головой. — Я бы ни за что не убил мою Мин-и. Вону может понять, почему Минхи было сложно противостоять Кан Ёнхуну — когда надо, тот умеет казаться слишком открытым и дружелюбным, вызывать доверие, а его смазливая мордашка наверняка вводит людей в заблуждение. Но на Вону подобное не действует, и он видит его насквозь. — Мне позвать друзей, чтобы ты начал отвечать на мои вопросы? — вкрадчиво предлагает Вону, указав большим пальцем за спину. Кан Ёнхун продолжает играть невинность, и тогда приходится встать и сделать вид, что сейчас он реально пойдёт позовёт их. Это срабатывает безотказно — Вону и отойти от стула не успевает, а Кан Ёнхун моментально издаёт протестующий звук. — Я не хотел, ясно? Это вышло случайно! — вырывается испуганное у него. — Я не убивал её. Мы просто... заигрались. — Случайно? — Вону выцепляет одно это слово, будто всё остальное прошло мимо. — Я... надавил слишком сильно. Я подумал, она просто потеряла сознание, но она... Не очнулась. Я запаниковал, а она... Это не моя вина, — тараторит Кан Ёнхун, его глаза бешено скачут по спортзалу. — Она не остановилась сама. Она... Я всего лишь слегла сжал её. Случайно. Вероятно, невозможно решить, какой ответ может стать худшим для подобного вопроса. Вону прошёл долгий путь от участия Минхи в чатах секс-услуг до шантажа одноклассника, и развязка всегда обещала жестокость. К этому не подготовишься, и сейчас признание Кан Ёнхуна вышибает из Вону все силы. Просто случайность... У Кан Ёнхуна нет причин лгать, и, пусть желания нет, но Вону верит. Тайна жизни раскрыта, больше никаких неразрешённых вопросов. Это забавно: то, как долго и тяжко Вону к этому шёл, сколько всего преодолел, сколько сделал и узнал, чтобы получить этот довольно утешительный ответ. Никаких заговоров и мистики, всего лишь один пубертатный подросток, не рассчитавший силы и случайно заигравшийся. Вону не верит в божественные силы, но если там кто наверху и правда есть, то его определённо сделали самым главным, любимым шутом. Вону медленно поднимается и потерянно поворачивается на месте. Всё, что хотел, он от Кан Ёнхуна узнал, и задерживаться смысла нет. Он не уверен, что у него остались силы на нормальное общение с этим человеком. Вону вообще больше не хочет его видеть, если этого не требует их работа над «Кубиком». — Раз уж ты тут песочишь всех причастных, то, может, и их на цепь посадить, — это летит в спину, Кан Ёнхун показательно потрясывает сцепленными запястьями. — История тёмная, но почему это я один за всех отдуваюсь? — О чём ты? — А ты давно вообще эту историю с родителями обсуждал? — Кан Ёнхун выглядит так, будто знает некую важную тайну, и Вону это не нравится. — При чём... При чём здесь они? Они вас просто познакомили и... — Просто познакомили? Какого ты хорошего мнения о них, — Кан Ёнхун ещё больше начинает вести себя, как хозяин положения. Ноги у него также связаны, однако он всё равно умудряется удобнее рассесться. — Мы с Минхи сразу поняли в чём дело. И успешно играли свои роли. Пока мне не захотелось большего. Ну а кто такая Минхи, чтобы отказывать мне. Положение ваших родителей уж было совсем тяжким, и если бы вдруг что-то повлияло на решение «Free Dom Comp» насчёт сотрудничества... Ух, это была бы целая трагедия. Хорошо, что Минхи сделала всё, чтобы этого не допустить. Вону не хочет это слушать, главную тайну он узнал, и пора уходить, он не хочет знать, но Кан Ёнхун неумолимо не останавливается. — А ещё, Чон Вону, знаешь... Ты никогда не задумывался, как именно получили твои родители контракт? Как так вышло, что они были нацелены на один отдел, а в итоге забрали совершенно другой? — Кан Ёнхун откровенно издевается, заставляя не двигаться с места. В его голосе столько насмешки, а в глазах — надменности, что создаётся ощущение, будто спортзал не его тюрьма, а личный кабинет. — Видимо, тебя очень интересует мой дядя и его работа, так и неужели ты ни разу не задавался вопросом, почему он улетел на Чеджу в долгую командировку, а затем вдруг резко сорвался и вернулся? И как так вышло, что по его возвращению дело сразу же официально приостановили, а твои родители получили самый главный, самый прибыльный отдел разработок? Ни одной мысли ну вот совсем не пробегало, что же могло измениться? Кан Ёнхун не говорит прямо, но всё и так понятно. И сначала Вону столбенеет, а затем молча и довольно поспешно пятится из спортзала, ноги едва слушают его, а Кан Ёнхун провожает насмешливым взглядом. — Может, за информацию мне полагается хотя бы завтрак? — на прощание кричит он, не прекращая забавляться. В коридоре Вону припадает к стене и, ухватившись за косяк двери Рейвена, дышит. Это снова начинается — стены сдвигаются, а из груди пропадает весь воздух, появляется порыв от всего спрятаться и закрыться. Вону успокаивающе гладит себя по груди и контролирует дыхание. Он не даст себе потерять контроль, и нужна пара минут, чтобы слова Кан Ёнхуна перестали стучать по голове молотом. Насколько правдивы они могут быть? Кан Ёнхун рассказал ему о смерти Минхи, значит, он вряд ли будет обманывать. Сама история звучит логично, и Вону не может не поверить и в это, если только это не особого рода издевательства или уловка. Однако в то же время он понимает насколько это абсурдно, чтобы оказаться действительностью. Да и разве его родители на это способны? Они любят свою компанию и скупы на проявления любви, но точно не стали бы продавать свою дочь. Возможно, лишь часть этой истории правда. Возможно... ему нужен перерыв, чтобы уложить всё в голове. Суа и Сынчоль смотрят телевизор, и Вону присоединяется к ним. Показывают одну из старых дорам, увлечённые сюжетом, они не спрашивают, как прошёл разговор, тактично молчат, и он им за это благодарен. Их обсуждения происходящего на экране отвлекают, и Вону с радостью поддаётся этому временному забвению. Ему требуется время, чтобы болезненный голос, сомневающийся в родителях, замолк. Вону хватает на полторы серии, а затем его начинают одолевать сомнения. Слова Кан Ёнхуна крутятся бесконечной шарманкой, дорама наскучивает, и, не выдержав, он оставляет Суа и Сынчоля. Он собирается пойти к себе, чтобы заняться хоть чем-нибудь. К нему возвращаются кадры видеозаписи, Минхи мелькает вспышкой, и Вону, будучи в мыслях, неожиданно для себя оказывается у комнаты Мингю. Там никого, внизу Мингю тоже не было, и Вону резко меняет свои планы. Он не хочет, чтобы их общение переходило в сплошное его нытье, но рядом с Мингю переживать всегда как-то полегче, и ему просто необходимо его увидеть. Потерянный Вону выходит на улицу. Днём теплее, чем вечером, и в толстовке нет никакой необходимости. Шумно — на общей улице играют дети, соседка-аджумма привычно ругается на мужа за беспорядок, а где-то очень далеко кто-то устроил домашнее караоке. Пахнет костром, едой, вокруг кипит жизнь, и их офис как независимый мирок пропускает всё веселье. Солнце уже не особо греет, но оно пока здесь, мягко ласкает щёки. Вону обходит всю территорию и встаёт на носочки, чтобы взглянуть на крышу, но Мингю отыскивается совсем не там — с другой стороны дома, где обычно стоит его мотоцикл. Сейчас он тоже занят им, ковыряется в двигателе, и Вону без понятия, что именно он делает, но всё равно подходит ближе. Мингю незаинтересованно поднимает глаза, но, осознав, что это именно Вону, тотчас отрывается от своего занятия и поднимается на ноги. На его лице отчётливо написан вопрос, и Вону едва уловимо качает головой, присаживаясь на одиноко стоящий ящик. Свесив руки с бёдер и сгорбившись, он принимается следить за тем, как Мингю занимается своим делом. Вону абсолютно ничего не понимает в техническом обслуживании и дело даже не в мотоцикле, загляни он под капот автомобиля и будет точно такая же тишина в голове. У Мингю же никаких проблем. Как и с готовкой, он в своей стихии. Постепенно с каждой минутой наблюдений все тревоги и проблемы отходят на второй план, остаётся лишь этот солнечный день и Мингю. Голос сомнения в родителях затихает сам по себе. — Почему именно мотоцикл? — спрашивает Вону, когда Мингю, закончив, заводит мотоцикл и что-то проверяет в двигателе. — Удобнее. Они быстрее, — не удовлетворившись результатом, Мингю присаживается на корточки и что-то откручивает. — Проедут, где угодно. И ведь не поспоришь. Вону бы мог добавить про безопасность, но наверняка Мингю и сам прекрасно всё знает (будто того это вообще когда-либо заботило) да и спросил он, не чтобы возражать против выбора транспорта. — Этот был куплен здесь или ты вёз его из Японии? — Здесь. Я не езжу на спорт-турерах. Не дома. Вону не имеет ни малейшего представления о том, что ему сказали, однако всё равно издаёт понимающий звук. — Ты их... собираешь? Или как это назвать... Коллекционируешь? Мингю кивает и пробует завести мотоцикл ещё раз. Теперь его всё устраивает, и он достаёт тряпку из заднего кармана джинсов, чтобы вытереть заляпанные пальцы. — И тебе хватает места? — Вону, эти пять лет живший в разных местах, иногда в таких, что были меньше его комнаты в доме, представляет небольшую квартирку. На высоком этаже старого дома, возможно, на последнем, где едва хватает площади для кухни и спальни- — У меня трёхэтажный дом. На эту новость Вону, не ожидав, непроизвольно поднимает левую бровь. — Гараж для мотоциклов занимает первый этаж. Перед глазами тотчас предстаёт картинка огромного трёхэтажного пустого дома и одинокого Мингю. Каждый живёт, как хочет, но Вону всё равно непонимающе склоняет голову. Зачем одному человеку столько места? Разве это не слишком тоскливо? Он представляет себя в подобном месте. Даже если дом сам по площади узкий, всё равно это три этажа, и ему вмиг становится некомфортно. Эта пустота... Однако, если подумать, никто и не говорил, что дом пустой. Вону опять довольно внезапно и не в тему посещает это гадкое чувство, как в магазине из-за кассира. Откуда ему знать? Мингю признался в чувствах, просто чтобы он знал, про отношения ничего не говорилось, и, возможно... что его кто-то может ждать? Обсуждали ли они вообще что-то на эту тему? Может быть, это и не стоит никаких обсуждений. Кто он такой, чтобы лезть в личную жизнь Мингю, он даже не ответил на признание. Его эксперименты в перспективе их общения ничего могут и не значить. Если Мингю позволяет ему это, это ещё не означает, что у него есть право думать, что в потенциале он один-единственный. — И в таком большом доме ты... живёшь один? — как бы между делом интересуется Вону, напустив на себя безразличный вид. Возможно, не то время, возможно, не та ситуация, но почему бы и не узнать. Попытка не пытка. Мингю, ничего не заподозрив, спокойно кивает. Это не отвечает на весь вопрос Вону, но становится... легче. О святые, что с ним сделали эти пять лет минимального человеческого взаимодействия. — И тебе... не одиноко? — Нет. Я свой лучший друг. Я себе семья, — Мингю облокачивается о мотоцикл поясницей, скрестив ноги. — Другие люди не нужны, чтобы заполнить пространство. Звучит тоскливо, особенно потому, что это знакомо Вону не понаслышке. Сейчас они живут с другими людьми, и привычное ощущение пустоты от одиночества утихло, но скоро всё вернётся в ту же колею. Опять это тупой импульс, пора бы спросить прямо, вернётся ли Мингю в Японию сразу после окончания дела «Кубика», но смелости спросить так и не появилось. Вону и сам не знает, куда двинется. Теперь, без пятилетнего груза, для него открыты все двери, но в какую именно стучать он не представляет. Если и возвращаться к старой жизни, то стоит начать с основы — с семьи. Помириться с родителями... Отвлёкшись на немного, сейчас Вону вспоминает сказанное Кан Ёнхуном, и сомнения вновь сжимают его в тиски. Он наклоняет голову, пряча глаза, но Мингю всё равно понимает, что что-то не так. Чёрт бы побрал его внимательность. — Что сказал Кан?.. Сознался? — Да, он... всё рассказал, — Вону передаёт все слова Кан Ёнхуна, некоторые почти дословно, и, подытоживая, тяжко вздыхает. — Он, как и его дядя, умеет здорово забираться под кожу. Мингю, слушая, садится перед Вону, прямо как тогда в спортзале. — Можем его, — не договаривая, беззаботно предлагает он и проводит большим пальцем поперёк горла. — По-тихому. — Мы не будем его, — Вону на автомате повторяет его жест. — Я никогда не был нацелен на месть, но то, что он должен ответить за свои действия в прошлом... Я пока думаю. Да и, напоминаю, он нужен «Ветеранам» для дела «Кубика». На нём весь третий этап держится. — Никто не узнает. Скажем, умер сам. Убился нелепой смертью. Споткнулся... о тренажёр. — И проломил себе череп, — заканчивает за него Вону, и Мингю на полном серьёзе согласно моргает. Вону протестующе мычит. — Нет. К тому же... То, что он рассказал про родителей... Нужно ещё время, чтобы всё проверить... Уточнить... Осознать и примириться. — Я не... Я не думаю, что он врёт, но верить в такое... — Почему не спросить прямо у родителей? — Я не думаю, что они ответят- — Вону запинается, понимая, насколько дико это звучит. В их семье не принято делиться личными, сокровенными вещами, одни разговоры на общие темы, и это уже унесло одну жизнь. Не значит ли это, что пора что-то менять? Родители не смогут всю жизнь делать вид, будто ничего не было, и отстраняться от ответственности за своё бездействие. Не теперь, когда у Вону есть не одно желание найти виновника, а сам виновник, тем более с таким заявлением. Если они действительно стали сообщниками семьи Кан и скрыли правду... — Прямо сейчас, — Мингю, поднявшись, приглашающе хлопает по сидению мотоцикла. — Я отвезу. ...то лучше Вону узнает это от них. Он должен убедиться сам, без любезных подсказок Кан Ёнхуна. Это дело его семьи, семья и должна отдать ему последний оставшийся фрагмент. Поставить окончательную точку, и отпустить наконец Вону жить дальше. — Если твой отец что-то тебе сделает, я- — Мингю прерывается: его перебивает Суа шумным появлением. — Мингю, извини, что перебиваю, — на её лице появляется странное выражение, точно она не верит, что реально это говорит. — Сынчоль хочет знать. Вону, ты закончил с Кан Ёнхуном? Мы можем двигаться дальше? Вону смотрит на предложенное место на мотоцикле, переводит глаза на Мингю, готового хоть в эту же секунду сорваться ради него с места, и поднимается с ящика. — Не совсем. Нам с Мингю нужно кое-что сделать, — он чувствует, как решительность вытрясти из родителей всю правду крепнет в нём, как второй скелет. Это буквально осязаемо, насколько он готов впервые им по-настоящему противостоять. — Но вы можете продолжить и без нас. Пока оставшаяся часть команды будет вытаскивать из Кан Ёнхуна ответы, Вону получит свои. И без них он определённо никуда не уйдёт. Вону почувствовал, как его крепко обняли и уткнулись ему в грудь. Маленькие ладони сомкнулись за спиной и притянули к себе, а он не сопротивлялся. — Мне очень-очень жаль, — плаксиво пробормотала Джуён, её слова были неразборчивыми и искажёнными. У них была разница в возрасте, но в детстве они также часто играли и были близки, и для неё это было подобно потере младшей сестры. — Очень. Вону вяло обнял Джуён в ответ, на пару секунд придержав за плечи, и терпеливо подождал, пока от него не отстанут. — Ох, Вону, — следующей была тётя Лим, она приблизилась и тихонько встряхнула. Плакала она, не стесняясь. — Бедный, бедный Вону. Тётя Лим отстранилась, и Вону, направив невидящий взгляд куда-то в пол, слабо поклонился, что больше походило на кивок. — Благодарю Вас за то, что пришли, — у него не было сил говорить, и госпожа Мун, стоящая рядом, исполняла его роль младшего члена семьи — приветствовала всех и благодарила за потраченное время. Она поклонилась тёте Лим и Джуён куда глубже и попыталась слабо улыбнуться, но на её посеревшем ненакрашенном лице это вышло как гримаса. — Минхи была бы рада сегодня Вас увидеть. Её портрет располагался, как и следовало, в большой круглой рамке из белых и красно-жёлтых цветов. Внизу стояли традиционно подношения в виде фруктов на подставках, горели толстые высокие свечи. Вону тошнило от этого запаха, он избегал смотреть прямо на фотографию в центре. Так было легче сделать вид, будто это всё не правда, а лишь нелепая проекция. — Прошу Вас, присаживайтесь, — госпожа Мун указала в сторону низких столиков для поминок, и тётя Лим и Джуён, поклонившись в ответ и бросив на Вону ещё пару сочувствующих взглядов, отправились в указанном направлении. Вону проследил, куда они ушли — большинство столиков были заняты, дальше всех сидел дедушка со старым папиным знакомым. Они пили соджу, о чём-то громко переговариваясь, их слушал соседний столик, но в беседе не участвовал. Вону заметил репетиторов Минхи, японского и английского, они сидели рядом со старым классным руководителем из академии. Из новой школы не было никого, кроме двух девушек и одного парня, они были без родителей. Вону отыскал глазами своих, те стояли у входа и приветствовали гостей. Они держались как обычно невозмутимо и строго, однако отец то и дело тянул удушающий узел галстука, а мать сжала юбку традиционного траурного платья в кулаках настолько сильно, что на ткани появились некрасивые вмятины. Кто-то рядом пронзительно завыл, и Вону повернул голову к подставкам с подношениями. Это была одна из старых подруг Минхи из Кояна. Она нагнулась для уважительного низкого поклона, но ноги её не удержали, и она буквально упала на коврик. Её попытались попридержать ещё одна подруга и чья-то мать, но она лишь сильнее согнулась и заплакала так сильно, что её лицо неестественно покраснело. Вону безразлично отвернулся. Сил оставалось только на то, чтобы стоять и в нужных моментах моргать. В мыслях, в сердце, внутри была пустота, абсолютный вакуум, и он не чувствовал ничего. Госпожа Мун говорила за него, изредка ведя вежливую беседу с каждым желающим выговориться. Вону поглядывал на столики бездумно, неосознанно отсчитывая время до конца церемонии — лицезреть процесс кремации ему очень не хотелось, и он надеялся, что с помощью госпожи Мун сможет пораньше улизнуть. Иногда он подсматривал за родителями, те в основном перебрасывались парой фраз с гостями и изображали бесстрастные статуи. С одним мужчиной, которого сейчас бы спустя столько лет он не смог описать, они говорили долго, мать даже как-то изменилась в лице. И тут произошло то, что заставило Вону сбросить пелену задумчивости и заинтересоваться — к ним подошёл детектив О. Они вчетвером что-то непринуждённо обсудили, незнакомый мужчина много улыбался, что совсем не подходило под атмосферу, и бесцеремонно хлопнул пару раз отца по плечу, детектив О в основном слушал. Затем этот мужчина, пожав всем руки и получив поклоны на прощание, но не поклонившись в ответ, отправился прочь из зала. — Госпожа Мун, — коснувшись её локтя, Вону, не сводя взгляда с родителей и детектива О, пошёл к ним. Он почти что летел, так его поддерживала мысль о том, что расследование продвинулось. Вону не заметил, как облегчённо выдохнул. — ...поэтому это будет приостановление, — эти слова детектива О встретили Вону, когда он трусцой подобрался к ним. — Вы не можете повлиять на закон, но в случае отсутствия улик семья пострадавшей стороны имеет право на защиту семейных интересов. — Что, вы закрываете дело? — потрясённо переспросил Вону, искренне надеясь, что не так понял обрывок разговора, но их лица всё сказали ещё до того, как это произнесли вслух. — Вону... — мать предупреждающе потянулась к нему, но он только увернулся от её рук. — Почему вы закрываете дело? — упрямо переспросил Вону, и детектив О с мольбой в глазах посмотрел на родителей. — Они не закрывают дело, — пока терпеливо пояснил отец. — Оно приостанавливается до получения новых, более существенных улик. — Но у полиции появился подозреваемый. — Больше нет. Вону этот ответ не устроил, он выжидающе уставился на детектива О. — Господин Чон Вону-щи, понимаете... Это обычное дело, когда- — Изнасилование семнадцатилетней девочки — это обычное дело? — низким голосом переспросил Вону. — Нет, конечно, нет. Я имел в виду, что это нормально, когда в таком сложном деле полиция отступает, чтобы- — Это нормально, что полиция относится к изнасилованию и убийству ребёнка, как к какому-нибудь жалкому ограблению? — Чон Вону! — мать так сильно тряхнула его за рукав, что Вону в удивлении выпучил глаза. — Прекрати лезть в то, что не понимаешь. Это не твоя работа, это работа полиции. Оставь своё ценное мнение при себе и вернись к Мун Бонки, исполняй свою роль старшего горюющего брата. — Мам, я не лезу в процесс, я просто хочу узнать- — Чон Вону, — таким спокойным, что даже жутко стало, тоном прошипел отец. — Вернулся. На место. Вону, будто решив до конца удостовериться, пару секунд помолчал, а следом, подобравшись, с прижатыми руками к животу послушно поклонился. Как обычно проницательная госпожа Мун, словно всё зная, успокаивающе погладила его по спине, как бы говоря с возвращением. Вону встал рядом с ней там, где стоял до этого, и коротко поприветствовал очередного гостя. Было сложно поверить в то, что родители были готовы так просто сдаться с расследованием. Детектив О тоже не выглядел особо вовлечённым, и это заставило кровь Вону вскипеть. До этого он долгие недели жил как в тумане с пустотой в груди, а сейчас он будто проснулся. Конечно, он не будет не лезть. И не оставит своё ценное мнение при себе. Как это вообще возможно? Он ещё не успел позабыть эту мерзкую жестокость, которую сотворили с Минхи. Может быть, детектив О оказался таким неразговорчивым из-за родителей, и Вону решил для себя, что обязательно поговорит с ним позже. Плевать, что скажут родители. У него было столько надежд на это расследование, и он не мог всё бросить и жить дальше, притворившись, что ничего не было. Обида жгла его, как топливо, и он взглянул на Чон Дальми и Чон Джиука, чтобы напомнить себе, что он не станет таким, как они. Чон Дальми коротко улыбнулась детективу О, а Чон Джиук пожал ему руку, и они отпустили его. Но Вону отпускать не собирался. Минхи с фотографии улыбалась мягко, подбадривая, большие глаза светились искренней радостью. Её тепло усмиряло бушующий огонь эмоций, Вону сжал челюсти до боли. И в эту самую секунду он пообещал и себе, и ей, что никогда ни за что не остановится, пока не узнает, что на самом деле произошло той ночью. Глупо злиться на родителей раньше времени, ведь слова Кан Ёнхуна ничем не подкреплены. Однако во время поездки к Вону приходят некоторые воспоминания прошлого, он вспоминает последние две встречи, их обидные слова, то, как Чон Джиук обращался с ним, как они снова делали вид, будто ничего не происходит. И поэтому его начинает душить обидой. Несильно, но достаточно, чтобы ворваться в здание компании ураганом. За пять лет здесь ничего не поменялось, только, может, новый ресепшен и зона ожидания, и Вону незаинтересованно пролетает мимо. Он направляется к отдельному входу для родителей и высокопоставленных сотрудников, а Мингю даже со своими длинными ногами еле поспевает за ним. — Добрый день, извините, сюда нельзя, — предупреждает новый охранник — молодой мужчина со стрижкой ёжик — которого Вону никогда не видел. Он подходит к турникетам из синего металла и с низкими прозрачными перегородками. — Общие лифты в другой стороне- Вону наглядно демонстрирует охраннику свой пропуск на верёвке, которые тот вряд ли успевает прочитать, и прикладывает к специальному прозрачному считывателю с красным лучом. Как и с другими замками, здесь также остаются сомнения в работоспособности его доступа, но они быстро исчезают — пропуск реагирует моментально, осветившись зелёным, и перегородки услужливо распахиваются. Получив информацию о допуске в небольшом информационном окошке, охранник весь подбирается, и его глаза по-типичному изумлённо округляются, когда становится понятно кто перед ним. — Добрый день, господин Чон... Вону, не дослушав, проносится мимо, позабыв о Мингю. Но для Мингю турникет не становится проблемой — подтянувшись двумя руками, он плавно, как кошка, перепрыгивает через перегородки. Охранник касается рации, начиная лепетать угрозы, но он в ответ безразлично хлопает его по груди, заставляя отшатнуться, и проскальзывает в коридор вслед за Вону. Путь на лифте на самый верхний этаж тянется так долго, что Вону отбивает себе всю пятку — нервозность сквозит во всём его теле. Он прокручивает то, что скажет Чон Джиуку и Чон Дальми по несколько раз, и эти слова постепенно теряют для него смысл. Так ли важно, что скажет он, если говорить должны другие. Ответы не у него, ответы у родителей. И за ними по коридору, ведущему к их кабинету, Вону проносится почти бегом. Ему в самый конец, мимо панорамных окон, открывающих вид на Ённамдон. Из сотрудников никого, на этом этаже в принципе нечасто кто бывает, кроме родителей. И их секретарей, конечно же. — Чон Джиук и Чон Дальми у себя? — спрашивает Вону, дойдя до конца коридора и указывая пальцем на большие двери. По сторонам от неё стоят два больших цветка, создавая искусственную уютность. — О, господин Чон Вону-щи... — поражённо приветствует молодой секретарь Ын, отвечающий исключительно за рабочие вопросы. Он невысокого роста, крепкий и полнощёкий, глаза чёрные, как бусинки. За пять лет он не сильно изменился. Секретарь Ын приподнимается из-за стойки ресепшена, и Вону отмечает, что соседнее место госпожи Мун пустует. — У Вашего отца на данный момент важные переговоры... Господин Чон Вону-щи... Господин- — Секретарь Ын, отдохните немного, — мягко приказывает Вону, и секретарь Ын под тяжестью ладони Мингю на его надплечье послушно опускается на стул. Он явно не понимает, что происходит, а право спорить не имеет со своим по сути таким же начальником, так что остаётся подчиниться. Вону никогда это не использовал, но всё бывает когда-то в первый раз. В кабинете холодно — открыты верхние части панорамных окон. Стол Чон Дальми оказывается одиноко оставленным, и он сразу заворачивает налево, прямо к огромному столу из натурального дерева, почти необставленному — его хозяин всегда любил минимализм. — Ну конечно же, господин Ли Сэбом-щи, это даже не обсуждается, — Чон Джиук кому-то в ноутбуке низко смеётся, что можно услышать очень, очень нечасто и покачивает указательным пальцем. — Если Вы- Он прерывается, когда крышка ноутбука захлопывается прямо перед его носом. Пару секунд на осознание происходящего, и Чон Джиук в неприятном удивлении пялится Вону. — Да, я тоже недоволен, — кивает Вону, оперевшись кулаком в ноутбук, и нависает над столом. Сидел бы Чон Джиук ближе, и вышло бы нависнуть прямо над ним. — Я быстро. — Что ты себе позволяешь? — цедит Чон Джиук, пытаясь открыть ноутбук, но Вону жмёт кулаком только сильнее, в костяшках вспыхивает малоприятная резь. — Пошёл вон. — Мне всего пару вопросов тебе задать. — Ты не имеешь право просто так врываться сюда. Где твои манеры? Что за воспитание, в конце-то концов. — Случай срочный. Всего пара вопросов, и я уйду, — Вону медленно убирает руку, следя за Чон Джиуком, но он больше не пытается открыть ноутбук. Он с максимально возмущённым видом откинулся на спинку большого кожаного кресла и скрестил руки на груди. — Они о Минхи. — Ты до сих пор занимаешься этой ерундой? — холодно уточняет Чон Джиук. — Точнее, о том, что произошло с ней, — пропускает его шпильку Вону. — О том, что сделали с ней вы. Вону пристально изучает лицо Чон Джиука, но ничего не меняется, ни хотя бы тени признака, что выдала бы его. — Я тут на днях познакомился с одним парнем. Зовут его Кан Ёнхун. Тебе знакомо это имя? — Кажется... Наверное, чей-то сын из компании «Free Dom Comp». Уже не помню, — Чон Джиук показательно щурится, силясь вспомнить. — Да, чей-то, — соглашается Вону. — И он рассказал мне одну интересную историю. Уверен, ты догадываешься о чём я. Чон Джиук всё ещё спокоен, однако его всегда опущенные уголки губ дёргаются. — Не имею ни малейшего представления. — Он рассказал мне о том, как вы с Чон Дальми убрали его из подозреваемых и вообще отменили расследование, потому что за это вам предложили сотрудничество с «Free Dom Comp». С самым главным, с самым прибыльным, с самым успешным отделом компании. — Какая славная история, — ядовито улыбается Чон Джиук, прикрыв губы пальцами. — И ты, конечно же, поверил словам какого-то мальчишки? — Знаешь, в этом есть смысл. Это звучит как логичный конец её истории. — Чон Вону, разве этому мы учили тебя с матерью? Верить в чьи-то россказни без прямых доказательств только потому, что в глубине души тебе отчаянно хочется хоть как-то объяснить произошедшее. Неужели ты забыл, что нужно думать... — Головой, а не сердцем? Я помню, — плавно заканчивает за Чон Джиука Вону. — Я всегда прислушиваюсь к разуму и не поддаюсь чувствам. И поэтому я всегда подходил к этому делу логически. У меня нет доказательств, но я включаю голову и вижу чёткую связь. Вы познакомили Минхи с Кан Ёнхуном, чтобы подмазать Кан Ёнлима — его отца. Она должна была развлекать Кан Ёнхуна, чтобы тот был хорошего мнения о вас и заодно делился своим хорошим мнением со своим отцом. Об этом говорят их переписка и записи Минхи. Она стала его игрушкой... — не делая перерывов, Вону говорит дальше: — И, возможно, изначально вашей целью был Кан Ёнлим, но его брат — Кан Хёнджо — оказался для вас более ценным. Когда Кан Ёнхун стал первым единственным подозреваемым, с вами наверняка связались. Не сразу Кан Хёнджо. Но, как я предполагаю, ситуация накалилась, и Кан Хёнджо вернулся в Сеул из важной рабочей командировки ради племянника, чтобы лично разобраться. И тогда вы сдались. Вот на это я точно могу ответить, у меня есть доказательства его перемещений из-за вас... И последнее, работа полиции. Как это вообще возможно, чтобы спустя меньше одного месяца расследование приостановили? Они не имеют права, они по закону обязаны расследовать дальше. А куда так вдруг исчез подозреваемый, хотя обычно их проверяют неделями? Что со всеми уликами, которых наверняка в той VIP-комнате была целая куча? Как это всё объяснить. — Вижу, голову ты свою так и не включал. Это всё домыслы, Вону. И ты наносишь собственной семье оскорбление с подобными заявлениями. — Да, но как ты тогда объяснишь всё это? История складывается сама по себе. И мне осталось восстановить её последний фрагмент — ваше с Чон Дальми участие. Почему вы отказались от расследования? — Не было достаточных, адекватных доказательств. Тебе уже объясняли, — нетерпеливо напоминает Чон Джиук, резко дёрнув торчащую из петельки запонки нитку. — Это портило имидж компании. И привлекало ненужное к нам внимание. — А как же хотя бы те незначительные улики, которые доступны полиции? Что с ними вообще произошло? — Чон Вону. Повторяю ещё раз. Отсутствие доказательств — это не доказательство. То, что улики полиции оказались испорчены, не доказывает этот заговор, который ты сейчас пытаешься тут мне наплести. Вону чувствует тупой укол под рёбра, это маленькая вспышка, кричащая о том, что он наконец услышал то, что хотел. Однако он этому совсем не рад. — Получается, вы с Чон Дальми совсем не интересовались, как продвигалось расследование, никак не проверяли детали? — осторожно спрашивает Вону, а Чон Джиук, не почувствовав подвоха, фыркает. — Это я и пытаюсь до тебя донести. Мы никак к этому не причастны. Мы от всего отгородились. — Тогда откуда ты знаешь, что улики были испорчены? Я сейчас об этом не говорил. Это зрелище увидеть можно не часто — Чон Джиук застигнут врасплох. Его губы медленно приоткрываются, взгляд отводится в сторону, а пальцы непроизвольно дёргаются. Это слишком красноречивый ответ, но Вону говорит себе не прекращать быть эмоционально холодным и закончить начатое. — В архиве остались незначительные мелочи. Её платье обрезали: возможно, там были следы его ДНК — слюна или сперма или, может, куча отпечатков — а в деле осталась одна вводная страница. Ни опросов свидетелей, ни допросов, ни хотя бы фото с места преступления. Ничего, — Вону складывает ладони вместе и заставляет тем самым Чон Джиука посмотреть на него. — Мне не нужно ничего, кроме правды. Прошу, скажи, как всё было. Пожалуйста. Умоляю. Дай мне закончить. Чон Джиук прячет глаза и стучит пальцами по ткани пиджака. Следом он вздыхает так тяжело, что бумаги на столе вспархивают, и сердце Вону падает куда-то к пяткам. — Она уже умерла, — негромко говорит Чон Джиук, его губы почти не двигаются. — Она должна была хоть как-то быть полезной для нас. Вону отскакивает от стола, как от чего-то горячего. Отпрянув, он прижимает руки к груди, будто обжёгся. Нет. Он не принимает это. Потому что одно дело, когда об этом тебе говорит чужой человек, а другое, когда признаётся... родной отец. — Я всегда учил тебя тому, что нужно быть готовым ко всему. Мир — жесток. Жить по правилам это хорошо, но иногда, когда даётся возможность, приходится немного их нарушить, — устало добавляет Чон Джиук, потерев веки большими пальцами. — Мы получили возможность. Мы ей воспользовались. С нашей семьёй произошла ужасная трагедия, и было важно не поддаться этой печали, а получить от неё выгоду, выйти из ситуации с наименьшими потерями. Твоя сестра уже умерла. Ничего бы не вернуло её обратно. А Кан Ёнхун — хороший мальчик, он из хорошей, богатой и образованной семьи. То, что он попал в эту ситуацию, — лишь недоразумение, он всего лишь дружил с ней. И прямых, некосвенных доказательств всё равно не было- — А если я скажу, что были? Что они есть? — эмоционально напирает Вону, оставаясь на месте. — Если я докажу тебе, что это он изнасиловал и убил нашу Минхи? — Вону, все твои якобы «доказательства», из которых ты строишь «чёткую связь»- — Если я прямо сейчас покажу тебе видеозапись, где хорошо видно, как он насилует твою младшую дочь и издевается над ней, ты мне скажешь то же самое? Чон Джиук замолкает, заметно побледнев. Сжав губы в тонкую линию, он сглатывает и медленно качает головой, черты его лица заостряются: ему будто не нравится то, что он слышит. Или он не согласен. Или же ему просто легче верить в то, во что верил последние пять лет. — Спасибо, что рассказал, — искренне благодарит Вону, правда, без поклона. — С первого дня её исчезновения я стремился к тому, чтобы узнать, что произошло. Именно эта правда была мне нужна. — Ты всколыхнул грязные шрамы собственной семьи, ещё и чужую семью приплёл, и всё спустя столько лет, когда все остальные уже давно живут дальше своей жизнью. Ты хотел правды, ну так и как тебе теперь этот мир, оголённый и без лжи? Нравится смотреть на вещи без завесы тайны, если по сути всё осталось тем же и ничего не изменилось? Вону игнорирует эти вопросы, чувствуя, что ему не стоит знать ответы на них. В чём-то Чон Джиук может быть прав, и он не хочет сильно об этом задумываться. Ему хватает и других вещей для душевных мук. — Всё, довольно. Ты достиг того, чего хотел. Теперь возвращайся домой, — вдруг устало просит Чон Джиук, и его лицо неожиданно кажется осунувшимся, а плечи поникшими, голос хриплый. Он еще никогда не звал Вону домой. — Всё кончено. Не пора ли тебе бросить свои глупости и заняться делами? Мы ждём тебя. И снова никакой спешки с ответом. Подумав, Вону лезет мимо куртки в карман толстовки за пропуском и молча двигает его по столу к Чон Джиуку двумя пальцами. Он не объясняет прямо, что делает, однако Чон Джиук догадывается сам, и его привычная маска невозмутимости и холодности трескается окончательно — на лице одна лишь искренняя боль. — Не нужно было останавливаться на одном ребёнке, — наконец заговаривает Вону с тоскливой улыбкой. — Нужно было и меня как-нибудь использовать. Понимаю, смерть наследника сказалась бы на акциях компании, но, возможно, меня можно было бы использовать как жертву или... спасителя или вообще кому-нибудь просто продать, — нервы сдают, и Вону не к месту хихикает. — По крайней мере это было бы честно, — он глубоко кланяется, перед тем, как уйти. — Прощайте, генеральный директор Чон Джиук-щи. Чон Джиук пытается его остановить, но Вону выскакивает из кабинета быстрее, чем тот успевает хотя бы подняться. В коридоре он предупреждает Мингю, что закончил, и они уходят, оставляя секретаря Ын в полной растерянности. — Да, всё было, как он и сказал, это правда, — запыхавшись, по пути говорит Вону, хотя Мингю пока и не спрашивал. — Мои родители дали Кан Ёнхуну уйти от правосудия, чтобы получить сотрудничество. Как и по прибытии, Мингю едва поспевает за ним: Вону просто хочется поскорее убраться отсюда, ноги работают за него. У поворота к лифтам Вону зачем-то мельком заглядывает в другой конец коридора, в тупик, где есть всего одна дверь. Это место на этаже точно не пользуется популярностью. Теперь к Вону это никак не относится, и любопытство неуместно, однако он всё равно останавливается в своей спешке. Если он сюда больше никогда не вернётся, возможно, стоит попрощаться. Похоронить в себе прежнего Чон Вону. Стать просто Вону. Это как навязчивая идея, и появляется зов кое-что проверить. Вряд ли Чон Джиук побежит за ним, поэтому, не скрываясь, Вону спокойно заходит в отдельный тупик, махнув Мингю, чтобы шёл за ним. Замок легко открывается по его отпечатку и впускает внутрь. Они обставили кабинет куда лучше, чем было раньше, это заметно сразу. Вону минует пустой (буквально пустой: на нём ничего) стол Минхи без стула и обращает внимание на левую половину. Позолоченная отделка и встроенный в стену широкий шкаф, заполненный непонятными книгами, папками и разными статуэтками для красоты. Как и у родителей в кабинете, есть прямоугольный низкий столик и диванчики по краям, чтобы принимать гостей. Пустой кулер, мини-бар и комнатные цветы. И, конечно же, стол, такой же большой, с органайзером и кожаным крутым креслом. Вону прикасается к металлической именной табличке, с выгравированной на ней «Исполнительный директор Чон Вону». Он опускает её лицом на стол с тихим стуком. Так странно сейчас быть здесь. Осознавать, что это место принадлежит тебе, но при этом никаким образом не быть с ним связанным. Это кабинет, и всё. И если раньше он просто терпеливо ожидал Вону, то теперь вряд ли когда-нибудь вообще дождётся. И никаких сожалений это не вызывает. Какие-либо слова здесь излишни, и Вону делает ещё пару бездумных шагов, рассматривая безликие стены цвета слоновой кости и натяжной потолок. Ещё одни панорамные окна, и к ним он подходит почти вплотную. Днём, под солнечным голубым небом город выглядит мирно и безопасно. Некоторые здания из-за стекла и металла на крышах и перекрытиях стен сверкают — стеклянный «24H» неподалёку прямо-таки искрится, как ёлочный шар — автомобили внизу собираются в пробки, мимо пролетает косяк птиц. Всё такое идеальное в своей простоте, живое и искреннее, должно наполнять радостью и желанием жить, но Вону только всего передёргивает. Если раньше он просто не переносил Сеул, то теперь он хочет ненавидеть этот город по-настоящему. — Могу помочь, — Мингю встаёт рядом и с намёком мягко прикасается к локтю Вону. — Мингю, что бы ни было, они мои родители. Я не собираюсь убивать их или как-то калечить, — Мингю открывает было рот, чтобы заспорить, но следующие слова Вону заставляют его передумать: — Это слишком милосердно. И очень просто. Насилие ничего не решит. Я... решу, как мне быть. Просто так я это точно не оставлю. Как и с Кан Ёнхуном, Вону не хочет мстить, но хочет, чтобы за свой ужасный поступок они ответили. Он понимает, что родители — его семья, оставшийся след, связывающий с прошлой жизнью, и вредить собственным же родственникам это чистое зверство. Только вот почему-то их это не смутило, а Вону всегда был хорошим сыном и обязательно слушался взрослых. Он всего лишь следует их примеру. Если они забрали у него сестру, значит, он заберёт у них что-то в ответ. Разве не так в жизни всё работает? Справедливости в мире не существует, получается, он создаст её сам. Угодную одному ему. — Так и думала, что найду тебя здесь. — Госпожа Мун? — Вону недоумённо отворачивается от окна и прослеживает за тем, как к ним нетвёрдой походкой направляется госпожа Мун, которая выглядит знатно потерянной. Она обеспокоенно кусает губы, а руки спрятаны в карманах пиджака. — Вону... Вону, мальчик мой, что происходит? Твой отец ворвался к нам с твоей матерью на конференцию, и твоя мать... Они кричат друг на друга, и я не понимаю, что происходит... Меня.... Меня выставили за дверь. В чём дело? — Госпожа Мун, — Вону мягко берёт её за плечи и чуть наклоняется, чтобы она смотрела ему в глаза. — Я вернулся, чтобы уточнить одну деталь, и я... нашёл того, кто это сделал с Минхи. — Ты... нашёл?.. — госпожа Мун растерянно переводит взгляд с Вону на Мингю. — Как... — Вы, скорее всего, уже не вспомните. С Минхи, когда мы переехали, начал общаться один парень, Кан Ёнхун. Он был её одноклассником... И ещё он племянник Кан Хёнджо. И... это он. Помните, как Минхи изменилась, какое у неё было ужасное поведение?.. Это он. Он издевался над ней и насиловал её. — Кан Ёнхун? Тот хороший красивый мальчик?.. Нет, он был таким хорошим, таким вежливым... Такие цветы ей красивые подарил... Нет, он бы... — госпожа Мун, как и Вону вчера, отказывается верить в подобную правду, только чувствуется, что сомнения быстро уходят: головой мотает она довольно вяло. Вону посвящает её в историю полностью, уже без пробелов и оставшихся невыясненных моментов. И в конце запинается, когда важная догадка поражает его. В первые дни работы над «Кубиком» Вону смущала неожиданно найденная удобная связь между его семьёй и Кан Хёнджо, точно в Сеуле была всего одна улица. Но больше это не настораживает. Вону понимает, что это не Чхве Сынчоль связал его с Кан Хёнджо; он был связан с ним с самого начала. Он всего лишь сделал пятилетний круг на триста шестьдесят градусов и наконец оказался там, откуда и должен был начинать. — Задушил... из случайности? Потому что не рассчитал силу?.. Да как он, как он мог... Ой, — госпожа Мун хватается за сердце, оступившись, руки Вону соскальзывают с её плеч. Он не успевает подхватить, и хорошо, что рядом оказывается Мингю, удержав её за талию. Госпожа Мун устало роняет голову на грудь и с хрипом дышит. — Воды?.. — неуверенно предлагает Мингю, на что госпожа Мун отрицательно отмахивается и выпрямляется, оставив руку на груди. — Нет, всё хорошо. Благодарю... Вону, скажи мне, я не понимаю, объясни же. Каким тогда образом его всё ещё не посадили? С этой видеозаписью, с перепиской, с его... образом жизни... Всё же очевидно. Нет? Он... преступник. Негодяй. Что мы можем с этим сделать?.. — Полагаю, уже ничего. Полиция не допустит возобновления дела. — Да почему же? Мальчик мой, объясни. Ты не договариваешь, я чувствую. Вону набирает полную грудь воздуха и рассказывает, добавляет последние невыясненные штрихи в историю Минхи. С каждым его словом взгляд госпожи Мун стеклянеет всё сильнее, и в конце она, не сдержавшись, разражается слезами. Вону поддерживающе приобнимает, и она кладёт ему голову на плечо, тихо подвывая. Это разбивает сердце и бередит старые раны, но через это нужно пройти. Госпожа Мун справится, как до этого справился и он. И действительно, она справляется, но немного не так, как он предполагал. Через время, когда слёзы утихают, она резко отстраняется и вытирает щёки, мастерски сделав так, чтобы не смазать косметику. Прочистив горло, госпожа Мун вертится волчком, что-то выискивая. — Здесь есть бумага?.. И ручка? — быстро осмотрев стол Минхи, госпожа Мун, спотыкаясь, залезает в ящики стола Вону. Вытащив необходимое, она складывает лист в характерный прямоугольник и следом что-то размашисто пишет. — ...Что Вы делаете, госпожа Мун? — Пишу заявление на увольнение, — невозмутимо отвечает госпожа Мун и обвинительно тычет пальцем в сторону Вону, но вряд ли именно на него. — Если они думают, что после такого я останусь, ну уж нет... Я не собираюсь работать на людей, которые спокойно дали уйти от закона убийце собственной дочери, только бы подняться вверх по карьерной лестнице. — Госпожа Мун, не слишком ли это радикально? — с лёгкой паникой пытается образумить Вону. Он не собирается возвращаться, но мысль о том, что госпожа Мун навсегда уйдёт из его жизни, откровенно говоря, вводит его в ужас. — Вону, — строго зовёт госпожа Мун. — Я не нанималась в личные секретарши твоих родителей. Я в первую очередь всегда была вашей с Минхи гувернанткой. Одного ребёнка я уже потеряла, и я не допущу, чтобы из-за амбиций твоих родителей я потеряла и тебя. Больше никакого содействия их идиотским планам, — она с наслаждением ставит подпись, и её глаза загораются идеей. — Я брошу заявление Чон Джиуку прямо в лицо. — Госпожа Мун- — Нет, заявление я брошу в лицо Чон Дальми. А Чон Джиуку в лицо с удовольствием плюну. — Госпожа Мун, подождите, — Вону выскакивает прямо перед ней с выставленными руками — кажется, ещё немного, и госпожа Мун убежит к родителями. — Я должен вам кое-что сказать. Идея формируется в голове Вону быстрее, чем он успевает её уловить. Он никогда не хотел впутывать госпожу Мун в свои дела, но она уже достаточно помогла, чтобы вмешаться, все вопросы решены, и тайны больше нет. Дело Минхи подходит к концу, и её злость можно использовать. Ведь Вону ещё не закончил. И упрямость госпожи Мун сыграет ему на руку — она дойдёт с ним до конца, во что бы то ни стало. — Вы же помните, как мне хорошо давалась информатика? — начинает издалека Вону, на ходу придумывая, что сказать. — Прям, реально давалась. — Ну, не так уж прям. Ты получил второе место на региональной олимпиаде по информатике в четырнадцать лет, когда как Минхи получила первое в двенадцать, — не изменяя себе, госпожа Мун как всегда переключается при упоминании о подопечных. Вону выразительно смотрит на неё, как бы говоря ну ладно вам, и она поспешно отнекивается, приложив руку к груди. — Нет, конечно, ты очень умный. Очень. — И вот я решил этим воспользоваться. Не знаю, знакомо ли Вам такое понятие как «Даркнет», но я начал работать через него, чтобы подобраться к тому, что было у полиции. Стал... хакером. И сейчас я работаю на одного очень... специфического человека, и нашим заказом является уничтожение проекта «Кубик»... Я думаю, Вы уже догадались, что я в этом могу быть замешан, — госпожа Мун с поджатыми губами ждёт продолжения, что только подтверждает слова Вону. — А Мингю... На вопросительный взгляд Мингю отвечает уверенным кивком, и Вону не уверен, что стоит говорить всё, но он уже начал, и так просто без объяснений его не отпустят. — ...Наёмник. Нам осталось последнее — уничтожить последние исследования вместе с последней базой. А после этого... Мы уберём Кан Хёнджо. Вону прерывается, чтобы сформировать свою идею в слова, а госпожа Мун в это время вдруг облегчённо выдыхает и проводит рукой по лицу. — А я думала, всё гораздо хуже, — Вону недоумённо переглядывается с Мингю — куда ещё хуже убийцы и человека, который занимается из-за личной выгоды социальной инженерией? Однако он не перебивает. — И как ты хочешь меня вписать к вам? — Человек, на которого я работаю, взамен помогал мне с делом Минхи. И перед смертью Кан Хёнджо мы решили, что он и Кан Ёнхун, а теперь ещё и мои родители, должны будут ответить за то, что сделали. Пока неясно как, я ещё не придумал. И было бы здорово, если бы на нашей стороне остался человек, который находится непосредственно в этой среде. Неважно, будет ли Кан Хёнджо вновь обращаться к «JJ ON». Одна Ваша поддержка, помощь изнутри, я думаю, здорово пригодится. Госпожа Мун думает, и на её лице появляется то знакомое выражение, когда она очень опасается предлагаемого. Она бегает глазами по кабинету, один раз останавливает их на Мингю, и знакомое выражение сменяется на откровенную обеспокоенность, смешанную с чем-то более запрятанным, но промелькает это быстро. Госпожа Мун нежно берёт Вону за руки и, сжав, отпускает. — Вону, я с первого своего рабочего дня на твоей стороне и всегда буду. Я говорила, что доверюсь тебе без лишних вопросов и то, что ты всё рассказал мне... ничего не меняет. Я всё ещё с тобой. Возможно, то, чем ты занимаешься это... не особо целесообразно и определённо небезопасно, это плохо, но это твой путь, ты его выбрал, и мне остаётся только поддержать тебя. Конечно же, я обязательно помогу, иных вариантов не существует. Я остаюсь в компании, — госпожа Мун аккуратно рвёт заявление на увольнение на несколько ровных частей и кладёт их в карман пиджака. — Жестокость во благо — это всё ещё жестокость. Но когда ты отвечаешь жестокостью на жестокость — это уже правосудие. Не стоило и сомневаться, что госпожа Мун поддержит и не осудит, и всё равно у Вону отлегло от сердца. Он рад новому полноценному помощнику. — Так, ладно, вам пора, — госпожа Мун прикасается к зазвонившей bluetooth-гарнитуре и достаёт телефон, чтобы отменить звонок. — У нас после конференций сразу общее собрание, сейчас здесь будут все директора. Но ещё перед этим, — госпожа Мун снова поглядывает на Мингю и наклоняется к Вону. — Раз ты закончил со своими поисками, может, стоит вернуться домой? Я понимаю, сейчас отношения с родителями не самые лучшие, но это всё-таки твой дом... — Госпожа Мун, я не уверен... — Так куда безопаснее и спокойнее. Мне. И твоей рвущейся на приключения попе. Я понимаю, ты этих людей знаешь давно, кем бы они не были, но семья- Госпожа Мун замолкает, когда происходит следующее — Мингю уверенно берет Вону за руку, переплетая их пальцы. И Вону не сопротивляется, но разглядывает их руки во все глаза. Пока он переваривает это, Мингю смотрит на госпожу Мун без привычного вызова или наглости, открыто и спокойно, а по лицу госпожи Мун вдруг скользит тень знающей улыбки. — Так, всё, уходите. Быстро. Мингю-щи, не забывайте об обещании, которое Вы мне дали, — Мингю только и успевает размыто кивнуть, как она толчками выставляет их прочь, как непослушных детей. В дверях госпожа Мун притягивает Вону к себе, но на этот раз почти шепчет и грозит пальцем: — Когда ты вернёшься, мы с тобой обязательно и досконально обсудим ваши отношения с этим молодым человеком. — О, эм... Я... Мы... — Вону опускает глаза на их всё ещё сцепленные руки, и госпожа Мун, развеселившись, хихикает, как девочка. — Всё, всё, идите. По лестнице! Лифты будут заняты. В коридорах стало шумнее — со стороны кабинета родителей раздаются несколько голосов, и Мингю утягивает Вону за собой в противоположную сторону. Лестница находится у лифтов, и они, отпустив друг друга там же, начинают свой долгий спуск. Эта пара месяцев оторвала Вону от привычного офисного кресла, заставила много двигаться и много куда ездить, и казалось, что его слабое тело должно привыкнуть. Однако, к его большому разочарованию, нет. У подножия Вону конкретно так сдыхает и упирается руками в сидение мотоцикла, чтобы отдышаться. Мингю, разбирая шлемы, без комментариев посматривает за ним. Будто специально, вскоре начинает звонить раскладушка, и Вону, дезориентированно пошарив по карманам и продолжая дышать ртом, принимает вызов. — Где вы, двое, блин, опять шляетесь?! — не здороваясь, ворчит Сынчоль, но не всерьёз. — Сейчас опять попадёте в историю, и мы в шесть рук будем вас вытаскивать? — Нет... Всё хорошо.... — сопит Вону. — Уже возвращаемся. — А, можете не торопиться, — противоречит себе Сынчоль. — Кан Ёнхун каким-то образом опять потерял сознание, и всё откладывается. Я решил, что сегодня до конца дня мы отдыхаем. — Каким-то... образом, — с нажимом повторяет Вону, впрочем, не сильно удивляясь. — Да, кто бы знал, что человеческий организм такая хрупкая штука. Ну надо же... Ладно, давайте, валите в офис. Пока-а! Вону не прощается, захлопнув раскладушку и разгибается, глядя на Мингю так, словно тот что-то об этом знает. — Оставшийся день отдыхаем, Кан Ёнхун потерял сознание. Каким-то образом. — Он слабак, — пренебрежительно пожимает плечами Мингю, действительно не удивившись. Он надевает на Вону шлем и помогает с застёжкой. — Даже бы ты с ним справился. Даже бы ты могло бы звучать обидно для кого другого, но не для Вону. Потому что, каким бы слабым физически он не был на фоне остальных, он всегда помнит о том, что настоящая сила не в мускулах, а в мозгах. И будь это вопрос интеллекта, он бы всухую сделал их всех. — Это твоя вина. Это вина всех вас. — За что ты так со мной, оппа? — Почему ты не спас меня, пока я ещё была жива? Вону с криком садится на кровати, затравленно дыша, и кладёт руку на грудь. Он знает, что Мингю рядом: сбоку маячит знакомый силуэт, и это даёт понять, что всё, кошмар окончен, он в реальности. В этот раз всё было слишком правдоподобно, и он не удивился бы, если бы это пошёл второй по счёту страшный сон. Из-за внезапного пробуждения всё немного смазывается, глаза ещё не привыкли к темноте, и он зажмуривается, желая оказаться где-нибудь не здесь. Честно говоря, он и не думал, что с появлением Кан Ёнхуна как долгожданного виновника всё закончится, не настолько наивный, однако это всё ещё неприятно. Это всё из-за событий последних двух дней, мозг перевозбудился, и тем самым пытается смириться. Возможно, ему стоит перестать так заострять внимание на этих кошмарах и надеяться, что с окончанием дела Минхи всё прекратится. Возможно, это будет преследовать его всю жизнь до самого конца. Как он все эти пять лет и считал, от этого не излечиться. Тыльной стороной ладони утерев пот со лба и висков, пройдясь по шее, Вону укладывается обратно. Ему станет лучше, без этого никак. Нужно всего лишь подождать. И он вполне справится с этим в одиночку, но Мингю, кажется, не согласен. Он уже знакомо вытаскивает подушку, и Вону, приподнявшись, хватается за неё, чтобы остановить. И так по-довольному глупо они держат друг друга. — Знаешь, я... Я думаю, это можно прекратить, — хриплым со сна голосом начинает Вону. Ему бы этого не хотелось, но это слишком нечестно. Он и без этого нагло пользуется чувствами Мингю. — Потому что мне никогда не снятся два кошмара дважды за- — Я в курсе. — Тогда почему ты- Вону резко прерывается, будто ему отключили подачу звука, и нелепо остаётся с открытым ртом. Мингю тянет подушку на себя, и он вцепляется в неё куда сильнее. — В таком случае я не думаю, что тебе стоит ложиться на пол, — чтобы принять решение, Вону требуется меньше секунды. Он не размышляет, как обычно, и не даёт себе время посомневаться, он просто делает это как любую другую естественную вещь. Будто... для них это естественно. — Ты можешь лечь ко мне. Мы уже спали вместе и... — ничего опасного не произошло. — ...и можем поспать ещё раз. Раз ты... всё равно хочешь остаться. Вону отпускает подушку, как бы теперь оставляя дело за Мингю, и она безвольно кончиком свисает на пол. Хорошо, что темно — это помогает скрыть собственную реакцию и не видеть реакцию в ответ, и создаёт некую нереальность происходящего. Словно ночь для них это всегда что-то отдельное, другой мир только их двоих. Мингю думает недолго. Зажав подушку под мышкой, он обходит кровать и аккуратно ложится, матрас под ним ощутимо прогибается. Вону падает на спину и натягивает одеяло до подбородка, хотя в комнате совсем не холодно. Сердце продолжает свой бешеный ритм, и кошмар здесь совсем не при чём. О нём он уже даже не думает: в списке волнующих его на данный момент вещей это где-то в самом конце. Голова забита совсем другим, одно из них сейчас как раз находится слева. Мингю никогда не перестанет задевать мысли и если не удивлять, то ставить в тупик. И сейчас Вону приказывает себе спать, не думать. Он воспринимает остро любой поступок Мингю исключительно из-за неопытности, на самом деле в этом ничего нет. Его сердцу стоит успокоиться. Вону хватает на пару минут, заснуть не удаётся, даже сонливость не нападает. Слишком многое беспокоит его. Он всегда отличался излишними размышлениями, а за последние дня четыре произошло максимальное количество событий, которые вообще можно было бы уместить в двадцать четыре часа, и он попросту не успевает за собой. Бешеная гонка началась после того похищения, со следующего утра, и, может, перед последним этапом он успеет перевести дух. Слишком много всего для одного человека. Вону садится на кровати, свесив голову, и тяжело вздыхает. Разборки с Кан Ёнхуном... Стоит ли что-либо делать с родителями, ведь это последние его родные люди... Кан Хёнджо и его идиотский «Кубик»... Идиотская Япония, которая начинает потихоньку раздражать, и невысказанный Мингю вопрос о ней... Невольно в раздумьях повернувшись, Вону обнаруживает, что Мингю даже не притворяется спящим. А он думал, что единственный остался бодрствовать. — Опять много мыслей? — А когда ещё об этом всём думать, — незло бурчит Вону и ложится на подушку. Самое время вновь порадоваться, что сейчас темно. Ему бы не хотелось, чтобы Мингю видел, какие уставшие гримасы он корчит. Он чувствует, что тот как всегда готов его выслушать, но сказать ему нечего. Ожидание наклёвывающегося разговора сходит само по себе, тишина в комнате уплотняется, а Вону всё ворочается. В голове прокручиваются то события сегодняшнего дня, то давние мысли об истории Минхи. Когда один раз он падает на спину, Мингю двигается. Сперва будто тоже просто поворачивается, но поворачивается слишком близко, и Вону отстраняется. Это не особо что-то меняет, и Вону смещается ещё дальше. У края кровати он сиротливо сжимается и в останавливающем жесте кладёт ладонь привставшему Мингю на грудь. — Что ты... Что ты делаешь? — Поговорим? — невозмутимо предлагает Мингю, и его голос становится тише. — В последнее время ты более... задумчив. Чем обычно. — Я не уверен, что тебе стоит выслушивать моё очередное нытье, — криво хмыкает Вону и давит ладонь дальше, заставляя Мингю отодвинуться. — И сейчас поздно... — Это не проблема. Мингю слушается, но остаётся полулежать, упирается кулаком в висок. Вону не знает, чего тот ждёт. Он молчит. Они слишком близко друг к другу, и мысли опять утекают не в том направлении, но сегодня Вону контролирует себя лучше, чем в Кояне. Ему вообще стыдно за прошлого себя. Это не значит, что его глупые смущающие желания исчезли. Но есть вещи поважнее, и если он будет разбираться со всем сразу, то элементарно поедет крышей. — Нечего обсуждать, просто думаю обо всём, что сейчас происходит. И будет происходить. И... — Вону буквально выталкивает из себя эти слова. — ...чем всё закончится. Этого Мингю почему-то оказывается достаточно — видимо, чувствует вялую интонацию — и он отстаёт, не вернувшись на свою половину, но подтянув подушку ближе. Не в его характере давить ради ответа, и разговорчивым его, конечно же, не назвать, поэтому на этом их начавшийся разговор затухает. Проходит ещё время, которое ночью отследить сложновато. Вону всё ещё лежит в плену мыслей. Мингю тоже не спит — это понятно по типичному шумному дыханию, поэтому его вновь резко ворвавшийся в мысли голос не сбивает от неожиданности. — То, что сказала тебе госпожа Мун... Ты говорил, что хочешь вернуться в свою старую жизнь. — Да, — отвечает Вону, а сам в этом уже не сильно уверен. — Когда всё закончится. И ты закончил с делом Минхи. — Да. Этот следующий невысказанный вопрос буквально повисает в воздухе, его можно поймать пальцами, и Вону с непонятным трепетом ждёт, когда его сделают реальным. Секунда, тридцать, минута, но этого не происходит. И тогда Вону может спросить сам в ответ про Японию, узнать, что их ждёт, но что-то до сих пор останавливает его. Возможно, он боится услышать отрицательный ответ, ведь в этом случае их отношения не будут больше иметь никакой ценности и смысла тратить время. Или же... Или же он, наоборот, боится того, что Мингю планирует и дальше общение. Он сразу сказал, что ответ его не интересует, но Вону это ни разу не успокаивало. Чувства — это слишком ответственная вещь, и, раз Вону уже начал разбираться в себе, он не может на это забить и использовать Мингю. Ему из-за этих самокопаний вообще начинает казаться, что с ним что-то не так. Что он странный. Возможно, с некоторыми отклонениями. Потому что все двадцать пять лет он жил, ни в ком не нуждаясь, он ни разу не влюблялся и уж тем более не испытывал сексуального влечения к кому-либо. Его ничуть не беспокоило, что никто ему не нравился, не казался привлекательным или хотя бы красивым, а о настоящих отношениях он точно никогда не думал. Опыт с Джуён его не расстроил, лишь показал, что он ничего не упускает, но теперь... Мингю заставляет испытывать то, что некоторые люди испытывают по несколько раз за жизнь. И Вону не понимает, что в таком случае правильно, а что нет. Может, это одна ответная реакция на признание, и это не настоящие чувства, а лишь их отражение. В таком случае становится окончательно понятно, что он по-настоящему странный. Мысленно из-за себя же заныв, Вону шумно выдыхает и давит большими пальцами на веки. Чувства ни в коем случае не могут быть смешными, они позволены каждому, но на фоне серьёзных вещей, происходящих прямо сейчас, все его мучения выглядят нелепо. Вону одёргивает себя. Сейчас не время, его рассуждения только больше отвлекают. И почему он, раньше всегда собранный и сосредоточенный, позволяет себе это? Это всё Мингю, понятно и без вопроса. Стоило бы в таком случае держаться от него подальше, чтобы всегда держать голову в холоде, но разве это возможно? Наилучший для него вариант сейчас — это подавлять свои порывы к экспериментам и заниматься делом, а с Мингю вопрос решить немногим позже, в самом конце... Когда у того, скорее всего, закончится терпение... И когда тот уже вернётся домой... А ещё ведь Вону нужно разобраться с самым наиважнейшим — что ему делать с жизнью в ближайшие лет шестьдесят... И каким тогда образом туда впишется Мингю... Голова готова по-настоящему взорваться, боль даже начинает концентрироваться в висках, и это не лучшее, что может произойти ночью, когда ты должен спать и набираться сил. И от этого никуда не деться, ведь от самого себя не спрячешься. Вону переворачивается на левый бок, с усилием зажмурившись, и отгоняет все ненужные мысли. И вдруг Мингю, будто всё зная, уверенно находит его руку под одеялом и аккуратно переплетает их пальцы, прямо как в «JJ ON». Вону отвечает, сжав сильнее, ухватившись, как за спасительную соломинку. Мингю определённо точно не умеет читать чужие мысли, однако это всё равно похоже на то, что он действительно всё понимает. Возможно, Вону слишком громко думает. Мингю заставляет его много копаться в себе, но если это не попытки разобраться в их отношениях, то чувствует Вону рядом с ним лишь одну вещь — спокойствие. Можно сказать, что он всё-таки начал доверять ещё одному человеку, третьему в своей жизни, и это отгоняет подальше все тревоги и страхи. Мингю крепче сжимает их ладони, большим пальцем погладив по косточке, а для Вону это выглядит как слова о том, что, что бы он не выбрал, его будут ждать. И что, может, нормально, что он так много думает. Ведь в любом из сценариев, пока он разбирается в себе, Мингю не оставит его. Даже если это будет Япония... Мингю всегда останется с ним хотя бы в воспоминаниях. Вону пододвигается, чтобы оставить губы под кромкой рукава футболки в долгом поцелуе, и следом прижимается к плечу Мингю лбом. Он обхватывает их руки второй свободной, и постепенно изматывающие мысли покидают его. А там он и не замечает, как наконец засыпает.