kodokushi

Они сталкиваются прямо у двери. Вону, теряясь, опускает глаза в пол и пропускают Мингю в ванную комнату. Невысказанные слова застревают у него в горле. Он всю ночь проворчался, силясь придумать, как ответить на вчерашний бред Мингю, и всё ради того, чтобы в первую же секунду их встречи конкретно затупить. Вону не хотел быть навязчивым, но теперь будет — Мингю-то моментально поймёт, что на диване в гостиной он восседает не просто так. Шанс быть естественным упущен, но ситуацию оставить висеть нерешённой нельзя. Не то чтобы у Вону заготовлена целая речь, слов едва ли хватит на два предложения. В подобных вопросах у него опыт минимальнее минимального, и успокаивает лишь то, что это Мингю. Он поймёт. Вону до сих пор не представляет, как должен реагировать на его вчерашние заявления, что были местами откровенно бредовыми, и единственное верное, пока представляемое, — непринятие. Это были не настоящие мысли Мингю, его намерения совсем другие. Наверняка его что-то гложет, и Вону планирует с этим разобраться. Но, чтобы что-то сделать, сначала надо дождаться. И Вону ждёт. Заняться особо нечем, от скуки он заваривает чай и смешивает раствор (пусть об этом и не просили). Мингю всё ещё нет. Это не явный признак чего-то странного, каждый может находиться в душе столько, сколько угодно. Но побочные эффекты от «Кубика» пока не исчезли. И ведь не может Мингю специально не торопиться, потому что... избегает его? Насупившись, Вону наклоняется к двери левым ухом. Он понимает, что ведёт себя куда более странно и одержимо, но в контексте их непонятных отношений это, пожалуй, можно упустить. К тому же это оказывается полезным — сквозь шум воды Вону слышит странный шум. Точно... что-то тяжёлое бьют о стены. — Мингю, у тебя всё хорошо? — стеснение за неделю ухаживаний прошло, Вону, наверное, уже видел Мингю в любом возможном состоянии. Мягко постучав костяшками двух пальцев, он повторяет вопрос. Что ж, это немного хуже, чем целенаправленно ждать человека из душа. Но звук правда странный, нет, даже пугающий, и вдруг усиливается, становясь почти что грохотом. Посчитав, что лучше он будет выглядеть извращенцем, чем с Мингю случится что-то похуже крови из желудка, Вону заглядывает в душную комнату всего на немного, чтобы не нарушать личное пространство. Держа ладонь у лица, он аккуратно ведёт глаза влево, и тут боковое зрение улавливает кровь на белоснежном кафеле. Толкнув дверь локтем, Вону забывает обо всех правилах приличия и врывается в удушающий жар. Мингю сидит прямо в ванной душевой кабинки и бьётся головой о стену — вот и причина странного шума. Непроизвольно охнув, сначала Вону бросается выключить воду, но она оказывается обжигающе горячей, и приходится с этим повременить. — Мингю! Закрыв ухо ладонью, Мингю продолжает ритмичные удары. Выглядит это жутко, будто он одержимый, и Вону прикасается к его скользкому влажному плечу, чтобы привести в чувство. Это не срабатывает, более того, по шее тонкой струйкой стекает кровь, и Вону, ощутив прилив желчи во рту, хватается за Мингю сильнее. — Мингю, прекрати! Ты поранишься! Вону тянет Мингю на себя со всей силы, но белоснежный кафель темнеет только больше, и в порыве отчаяния он залезает в ванну. Промокшие штаны тотчас облепляют ноги до колен, на футболку летят горячие брызги. Не сразу вписавшись, он чуть не врезается в бортик, и ему всё же удаётся присесть, чтобы бережно приобнять Мингю и сильно рвануть на себя. Из-за этого следующий удар в стену по инерции выходит мощнее, и, скривившись, Вону ощутимее обхватывает Мингю руками, колено больно впивается в ванну. На поясницу крошится лейка душа, душно и трудно дышать, и сквозь этот жар приходится прорываться. — Всё хорошо, хорошо, — успокаивающе урчит Вону, левой рукой пытаясь ненавязчиво отодвинуть Мингю за шею. Он бы мог подставить ладонь в качестве подушки безопасности, но боится, что сделает ране хуже. — Всё, всё. Сейчас пройдёт. Сфокусируйся на моём голосе. Ты не один. Он говорит под нос несвязные слова утешения, ненавязчиво подтягивая Мингю поближе, и это срабатывает. Отодвинувшись от его спины, Вону мягко просит повернуть лицо, положив ладонь на щёку. Взгляд дикий, скачущий, человека, только-только пробудившегося от кошмара, капельки воды с волос падают на ресницы и дальше на губы. Мингю дышит урывками ртом, видно, что не может сглотнуть. — Ты здесь. Всё хорошо, — Вону аккуратно осматривает левую половину лица — на виске узкая ссадина, довольно неприятная: заживать будет долго. Кровь тонкими струйками стекает не по одной шее, но и к подбородку, опять этот металлический запах, что ассоциируется с не самым приятным эпизодом жизни, и Вону задерживает дыхание. — Всё закончилось. Мингю постепенно приходит в себя. Он оборачивается на работающий душ, брошенный шампунь и мочалку и в конце останавливается на Вону. Вону смотрит в ответ, опускает глаза и охает. — Я, э... — всё-таки коленом поскользнувшись, Вону неловко выбирается из ванной и вежливо отворачивается. — Может, это слишком, но это действительно было пугающим. Это что-то... Такого раньше не было. — Слишком громкие мысли. — М, понял. Ладно. Ну, главное, что они затихли, — неуютно чешет за ухом Вону. — И я тогда... пойду. Ты пока... доделывай свои дела. Конечно, Вону не оставит Мингю одного сейчас, поэтому он просто забирает свою аптечку и садится у приоткрытой двери. Это безопасная территория — он не врывается в чужое пространство и находится достаточно близко, чтобы в случае чего помочь. Знакомый затаившийся страх аккуратно подкрадывается, но Вону заставляет его замолкнуть быстрее, чем при первом совместном ужине. Ещё никогда ему не было настолько сложно держать голову в холоде. И как в таком случае он может вернуться к своей «идеальной жизни наследника Чон»? Что ему там делать? Его место здесь. Вода выключается через минут шесть, Вону ждёт ещё немного, а затем с кряхтением поднимается на ноги. Его встречает пристальный взгляд. Мингю, одетый и весь красный от воды, волосы торчком, ждёт его, присев на край ванной кабинки. Вону настойчиво ставит ему на колени аптечку и вытаскивает всё необходимое по-минимому — рана нестрашная, принимая в расчёт все остальные синяки, порезы и ссадины. Кто бы знал, что тот случайный первый раз, когда он пожалел временного знакомого, перерастёт в набитую руку. Для Вону это как обязательная работа, он не может представить кого-то другого, кто бы мог позаботиться о Мингю. Нет, не так. Он не может представить кого-то другого, кому бы он мог доверить Мингю. Речь, естественно, не о серьёзных вещах. Может, это и есть его новая цель на всю жизнь — лечить все болячки и мелкие ссадины человека, который считает, что работа должна быть выполнена в любом случае. Быстро закончив и перепроверив для душевного спокойствия, что ничего страшного, Вону задерживается. Ему подвернулся шанс пробежаться по остальным ранам, кто знает, когда ещё Мингю подпустит к себе. — Ты вроде сделал то, зачем пришёл, — окончательно оклемавшись, Мингю с намёком глазами указывает на дверь. Вону игнорирует эту шпильку, жестом приказывая снять футболку. Срабатывает не с первого раза, приходится самому потянуть за ткань. — Ты вроде неглухой. И нетупой, — это заставляет Вону оторваться от копошений в аптечке. Ему не нравится интонация Мингю: холодная, раздражённая. Чужая. — Я же сказал. Вали домой. — Не надо со мной так разговаривать, — наказывает Вону, выставив вперёд указательный палец. Переживания переживаниями, но у всего есть предел. — Я не чужой человек, чтобы ты себя со мной так вёл. — Какой есть. Настоящий. — Этого тоже не надо, — Вону агрессивнее, чем следовало бы, отрывает прошлую перевязь. — Я тоже могу сейчас специально вести себя как мудак, а потом заявить, что характер такой. Это не так работает. Я знаю, какой ты. Со мной подобное не выйдет. Мингю, в этом прекрасно убедившись, тяжело вздыхает, и больше от него никаких грубостей. Он привычно уставший, хотя только утро, единственное хорошо, что мелкие ранки все затянулись. А ещё то же самое с огнестрельным ранением — это уже набирающий плотность настоящий шрам. — Ты не послушал меня. И не будешь. — Какая знакомая ситуация, — не сдержавшись, Вону хмыкает, переходя к ранению на шее. — Неприятно быть на этот раз на другом месте, да? — Для тебя же лучше. — Что мне лучше, я решу сам, — нараспев себе под нос произносит Вону, удостоверившись, что и здесь всё прекрасно заживает. С ухом ещё легче, и это как груз с плеч. Приятно знать, что одну опасность они почти-почти преодолели. — Что мне сделать, чтобы ты понял, что я не лучшее для тебя? — более мягко, чем минуту назад, спрашивает Мингю, вопрос отдаёт измученностью и тоской. — Пока ты окончательно не... — и вновь, как вчера, что-то мешает ему закончить, губы беззвучно двигаются в попытке произнести. Вону не отвечает, жестом показывая, что можно одеться, и убирает последние ненужные бинты в аптечку. Крышка щёлкает со звонким металлическим звуком. Настал момент уходить, как бы он его не оттягивал. Но на пороге Вону почему-то останавливает себя. В голове всплывают появившиеся здесь мысли, бьющийся как в припадке о стену Мингю. Вчерашний конфликт, готовность Рейвена и Сынчоля расстаться с членом команды лишь потому, что потенциально их может задеть. Слов действительно немного, Вону больше промямлит и пронукает, чем скажет что-то полезное. Но это то, что он чувствует. То, что у него на душе. Сунув аптечку под мышку, Вону круто разворачивается и настойчиво направляется к душевой кабинке. Мингю остался на краю ванной, и он встаёт между его бёдер, чтобы порывисто обхватить лицо ладонями. — Я не понимаю, чего ты добиваешься, но просто знай, что у тебя ничего не выйдет. Я не ушёл раньше, не уйду и сейчас. От меня так легко не избавиться, поверь мне, — решительности, что пронизывает слова Вону, может хватить на целую команду. Говорит он твёрдо, уверенно, с некой строгостью, заставляющей прислушиваться. — Я... не хочу опять быть один. Почему бы нам не перестать постоянно говорить о «Кубике» и жить дальше, справляясь с этими дурацкими побочными? Достаточно, хорошо? «Кубик» — это не весь ты. Лишь новое обстоятельство. И меня оно нисколько не волнует. Всё, этого больше нет. Чем меньше мы говорим, тем меньше становится его влияние... Не смей меня отталкивать, потому как рядом с тобой —это единственное сейчас место, где мне вообще хочется быть. Не ожидав от себя такой словесный поток, Вону теряется, и Мингю тоже сперва сбит с толку. А затем он почему-то мрачнеет, в глазах появляется чистая тоска, и Вону не понимает, что не так сказал. Может быть, было слишком навязчиво... и напористо... и прямолинейно. Но это его чувства. Что в них такого? Потерянность уходит быстро, реакция Мингю не пугает, и Вону, переместив ладони на шею, подаётся вперёд и мягко прикасается губами к новому пластырю на виске. Мингю насупливается сильнее. — Не предупредил. Вону затыкает его коротким поцелуем в губы, ничего не значащим, просто, чтобы побесить — а когда ещё представится подобная возможность? Отстранившись, не слишком быстро, он по-хозяйски поправляет аптечку и с гордо поднятой головой покидает Мингю. Вону без понятия, что ожидает их дальше. Неясно даже, что принесёт по крайней мере завтрашний день. Но две вещи он осознаёт отчётливо. Первая: что бы он там не испытывал к Мингю и как бы расплывчаты, но в то же время болезненно сильны эти чувства не были, он не даст им развеяться и не вернётся в прошлую «идеальную жизнь наследника Чон». Второе: Мингю придёт к выздоровлению сам. Он должен отпустить все тревоги и переживания, подпитывающие остатки «Кубика», и тогда в его голове наконец прояснится. Боль отступит. И Вону будет его ждать. Ещё никогда жизнь не была настолько пустой. Пока об обсуждении планов не может быть и речи. Жизнь продолжает течь неторопливо, как застоявшийся исток реки, без изменений, без внезапных происшествий. Теперь, после общего разговора, без напрягающей тяжёлой атмосферы. Все ведут себя, будто ничего не было, Вону с этим не совсем согласен, но, возможно, это самый подходящий вариант. Они в принципе не особо пересекаются друг с другом, пока идёт восстановление. Опыт с предательством уже показал, что здесь не до личных разборок. Важна как всегда одна совместная работа. На самом деле сложно вспомнить, когда в последний раз Вону было так спокойно. Организм настолько привык к постоянной опасности, к постоянным ситуационным американским горкам, что расслабиться представляется чем-то неправильным и вообще нечестным. Имеется в виду спокойствие, конечно же, внешнее, потому как внутри это настоящая буря из целой охапки разных переживаний. Без заботы о Мингю (курс антибиотиков и спазмолитиков окончен, а такая частая перевязь больше не требуется) Вону оказывается предоставлен сам себе. Поиски занимали абсолютно всё время, в небольших дневных мелочах тоже, и без дела Минхи он чувствует себя не то чтобы свободным, скорее... оставленным. Сложно сообразить, чем заняться и как быть, необременённым пятилетней ношей. Возвращаться к хакерству с Китэ в планах точно не было, и Вону тонет в вопросах о недалёком будущем. Он мог бы, как и планировал, открыть свою айти-компанию, но средств недостаточно, этот вариант отпадает сразу. Тогда бы стоило сфокусироваться на самом процессе, но и это Вону отметает быстро, поскольку не знает, как вписать себя в обычную жизнь. Он уже за чертой, всё. Стало быть, стоит за ней и остаться. Мысли об подобном заставляют задуматься о родном доме, о том, как быть с родителями, но здесь всё куда сложнее — он не может выбрать что-то одно. Даже отказавшись от имени, разорвав все отношения, Вону всё ещё Чон Вону. Это его прошлое, его «я». Поэтому в итоге он приходит к тому, с чего начинал — всё образуется в конце, может, придёт само, после окончания дела «Кубика». Тот полнейший бред Мингю он точно рассматривать не будет. Вону отдаёт себя воле случая. Цель или то же занятие, чем окажется заполнено оставшееся время жизни, ещё придут. Звучит достаточно самонадеянно, но, думается Вону, это лучше, чем добавлять себе дополнительных переживаний. Ему только предстоит узнать, есть ли на самом деле смысл жизни. Середину второй недели, среду, Вону встречает на кухне. Рейвен уехал по делам, все остальные спрятаны по комнатам, и его ждёт привычный завтрак в одиночестве. Ужасно хочется спать, и, зависнув у раковины, он даёт себе пару секунд постоять с закрытыми глазами. Вчера приезжала Алла проведать Суа и Мингю, и её заключения оказались положительными. Более того, кровь у Мингю оказалась чиста, никаких токсинов, и это побудило Вону засесть за поиски на всю ночь. Разговор в ванной отрезвил его. Запоздало он осознал, сколько было потеряно времени, и занялся самой сывороткой — ведь если предложил просто жить с этим, значит, стоит подготовиться. Найти то, что поможет сгладить неизбежный эффект. Вону прошерстил все файлы, оставшиеся после взлома всех баз, все свои записи со времен первой встречи акционеров, даже залез на «Помпеи», и ни одна из попыток успехом не увенчалась. Они уничтожили базы, что могли помочь, удостоверились, что сотрудники не имеют больше к проекту никакого отношения, а главный офис для них никогда не будет доступен. Вероятность того, что информация могла просочиться мимо компании, не то, что низкая, её вообще нет. Но разве подобное для Вону незнакомо? Последние годы его жизни — это сплошные пустые бесполезные поиски. Сегодняшняя ночь вымотала, дала вновь ощутить себя бесполезным, но это то, какой Вону есть, это в его природе. Он будет пытаться, пока не выйдет. Мингю этого заслуживает. Долго в холодильнике не копаясь, Вону достаёт вчерашний омлет. Залезая повторно за овощами, он оказывается вынужден переставить йогурт Суа. Потом необходимо кимчи, и йогурт опять меняет дислокацию. При уборке неиспользованных остатков на место Вону невольно отмечает, насколько пустой у них холодильник. Никто не готовит, никто не ходит в магазин... Вот она, самая наглядная демонстрация того, до какой степени их жизнь замедлилась. Вону скучает по еде Мингю. Но не в эгоистичном смысле, нет. Ему нравилось подсматривать за тем, как Мингю готовит. Как готовили именно для него. И как много в этом было домашнего и... простого человеческого. Ужин в Кояне до сих пор остаётся одним из самых уютных воспоминаний. С ним мог бы сравниться лишь тот дождливый вечер, когда уже Вону готовил для Мингю рамён. Приёмы пищи, исключая те редкие семейные ужины с родителями, никогда не были столь важны. Есть сейчас в одиночестве холодный омлет вследствие того и ощущается куда тоскливее. Передвинув бедный йогурт в третий раз, Вону находит ещё одну причину такой пустоты холодника — нет еды для Суа. Она ест у себя, Рейвен приносит, и, видимо, до его возвращения она остаётся без завтрака. Это не его дело, но... Вону всё равно зависает, и холодильник начинает пищать, умоляя его закрыть. Озадаченный Мингю он совсем её не посещал, тот раз, пока она спала, не считается. А ведь Суа столько для него безвозмездного сделала. В первый же день она назвала его своим другом, и вряд ли причина её доброты в этом. Вону не может говорить за остальных, но о нём Суа всегда искренне заботилась. Расплатиться за подобное сложно. Но Вону всё равно открывает холодильник шире, из-за чего тот начинает пищать во всю. Это не зов совести или долга, всего-навсего искреннее желание позаботиться о члене команды. Выставив всё необходимое на столешницу, Вону принимается за приготовление завтрака. Повар из него никакущий, но кашу с морским ушком невозможно испортить. Так что уже через двадцать минут всё готово. И вместе с подносом, где ещё сиротливо уместился его завтрак, он спускается в офис. Из-за двери Сынчоля доносятся обрывки бурного разговора, чужой голос не разобрать, да и не то чтобы было интересно. Постучавшись к Суа, Вону осторожно заглядывает внутрь. Он успел отвыкнуть от такого количества разной яркости розового. Это большой контраст с её комнатой в доме «Волчиц», но точно такие же неустойчивые кипы книг вызывают тепло на душе. — Вону-я? — тихо сопит Суа, выныривая из-за одеяла, гипс торчит как штык. Она не кажется сильно сонной, что хороший знак: последнее, чего хотелось бы достичь Вону своим поступком, это лишнее беспокойство. — Я, э, завтрак. Принёс. — Завтрак? — она потерянно хлопает глазами, двигаясь, чтобы приподняться. — Но Рейвен сказал... — Я приготовил тебе кашу, — Вону криво улыбается, чуть опуская поднос, чтобы было видно. — И ещё есть хлеб с красной фасолью... И ты любишь кофе. Не знаю, вышел ли он, я не особо знаком с его приготовлением... В общем, вот. Суа ещё немного разглядывает содержимое подноса, а затем её глаза останавливаются на омлете. — Ты поешь со мной?.. — Если ты не против... — Нет, нет! — энергично заёрзав, Суа двигается назад, чтобы сесть. Она прямо-таки светится радостью, точно Вону принёс ей не обычную кашу, а целого королевского краба. — Давай сюда! Вону ставит поднос на одеяло и, освободив стул от нескольких книг, перетаскивает его к кровати. Это кое-что напоминает и готово испортить настроение, и Вону поспешно отмахивается от всех мыслей. Прежде, чем сесть, он забирает свою тарелку. — Спасибо, Вону! — с набитыми щеками благодарит Суа, умудряясь улыбаться. — Тебе не нужна помощь... — Нет, я отлично справляюсь сама! — в доказательство она работает ложкой энергичнее. Левая не её рабочая рука, но, похоже, справляется она неплохо. Сперва они немного едят молча, а после, чтобы совсем не быть плохим человеком, Вону вежливо интересуется: — Как твоё состояние? — Хорошо! По крайней мере, сильная боль прошла, и я могу дышать. Ну а так... — Суа морщит нос. — Копчик, рука, голова — я прям собрала всё, что к кровати привязывает. И это хуже всего. Так скучно! — Понимаю, — хмыкает Вону, который точно также страдает от безделия. — Чувствуешь себя самым бесполезным человеком на Земле. — Именно! Я уже все книги прочитала и перечитала... — А, да, — подавившись, Вону прокашливается, оставив ложку в миске, и ставит тарелку на стул. — Я сейчас, — молнией слетав к себе, он протягивает Суа пару книг. — Я тут недавно выходил из офиса и вспомнил, что ты говорила, что тебе не нравятся наши писатели... И я подумал, что, может, если я познакомлю тебя с парой романов, которые мне нравились в старшей школе, ты дашь корейской литературе шанс. Так что... держи. Облизывав губы, Суа неуклюже из-за гипса принимает книги двумя руками и смотрит на них, как на что-то невероятное. Она разглядывает обложку, проводит пальцами по выпуклому названию, переворачивает для аннотации. А затем она поднимает глаза на Вону, и они так блестят, словно это уже не королевский краб, а настоящие слитки золота. — Спасибо, Вону-я, — отчего-то прошептав, Суа сильно прижимает книги к груди, хотя отнимать их никто не планировал. — Я обязательно прочитаю! — То, что ты сделала.... Это было по-настоящему храбро, — Вону привлекает линия медицинского шва на лбу Суа, где начинаются волосы. — Ой, что ты. Это... Так, фигня. Любой бы из нас сделал это, — Вону в намёке поднимает брови, и Суа кисло изгибает губы. Они оба понимают, что в случае их команды не любой бы. — Ну, мы все слышали, что сказал Кан Хёнджо. Вону, не обижайся, но даже несмотря на то, что у вас с Мингю один рост, ты у нас всё-таки... дохлячок. Это совсем не обидно, в последнее время Вону стал слышать это довольно часто, и в шутливом смирении он вплёскивает руками. Суа, не сдержавшись, прыскает. — Поэтому если и получать люлей от мистера Мингю, то только мне. Пусть у меня и не особо получилось принять весь удар на себя, — её взгляд тускнеет, стоит обратить внимание на шею Вону — синяки почти сошли, и уже ничего не напоминает о произошедшем. — Я всё равно тебе благодарен, — Вону по-дружески двигает локтем ей в плечо. — Ты моя защитница. — Да! Никаких Мингю! Зови меня, если тебе нужна помощь! — Суа, согнув руку, напрягает мышцы бицепса, на коже проступают заметные очертания. — Он тебе не нужен. — Да... — Вону берётся за ложку, чем скрывает постигшее его неприятное послевкусие разговора. При упоминании о Мингю весёлый настрой куда-то улетучивается. — Я что-то не то сказала? Вону, извини... — Нет, нет, — Вону издаёт обессиленный вздох. — Просто... Это Мингю. — Это многое объясняет, — на полном серьёзе соглашается Суа. — Если хочешь... можем поговорить. Если тебя что-то беспокоит... Не то чтобы мы с тобой были близки... Но если тебе хочется выговориться... — Спасибо, всё хорошо, — отнекивается Вону, набив рот едой, чтобы разговор иссяк сам по себе, но Суа ждёт, не трогая ложку. — Нет, я не могу. — В этом ничего такого! — с непонятным энтузиазмом отмахивается Суа. — Для этого друзья и нужны. Чтобы обсуждать парней... Или девушек... Или всех сразу... Или вообще никого... Хочешь, поговорим о книгах? Вону медлит с ответом, а затем расстроенно поджимает губы. — Дело не в Мингю. Дело во мне... Суа не отводит пристальный взгляд. — Что? — Не верю. — Нет, правда! Во мне, — Вону раздумывает о том дурацком разговоре на крыше. — Или не только во мне... М-м! — коротко застонав от усталости, он на пару секунд поднимает лицо к потолку. — Эй, хочешь мнение максимально далёкого от ситуации человека? Или можем закончить, если тебе некомфортно. Это глубоко личное, и никогда в жизни, даже с Минхи и госпожой Мун, Вону ни с кем подобное не затрагивал. Мог бы с Мингю, но раз сейчас это касается самого Мингю... Быть себе единственным верным советчиком привычно и удобно, ты знаешь, что тебя никогда не подведут. Лучше закончить разговор и настолько далеко с Суа не заходить, но, честно говоря, эти изнуряющие размышления вконец доконали. Вону не доверяет себе. И не может доверять Суа, но точно знает, что здесь его предавать доверие не будут и тем более как-то использовать его слабости. Суа доверилась ему раньше, приведя в дом «Волчиц», и Вону тоже пускает её к себе. — Наверное?.. — как бы внутри уверенно не звучал, снаружи Вону это буквально из себя пугливо выталкивает. — Ты сомневаешься, нравишься ли ты ему? Не переживай, я могу точно сказать одну вещь: у него на тебя стоит. Железно. — Суа... — почувствовав жар на щеках, Вону неуютно ёрзает и весь подбирается. — Извини, извини! Но ты так смешно краснеешь, прям весь, я не могла не... — захихикав, Суа прикрывает губы пальцами. Прочистив горло, она делает серьёзное лицо. — Ладно, извини. Теперь серьёзно. Знаешь... У немногословного Мингю всегда есть много слов для тебя, и, по-моему, это чудесно. Ты ему действительно нравишься. Это заметно. На самом деле, то, что сказал Рейвен... — Суа задумчиво отводит взгляд. — ...Это реально всё объясняет. То, как он мне готов руки оторвать, а тебе нет... И как он с тобой здоровается... Или как он вечно к тебе прилипал на всех делах... И то, что говорила Муён-онни... Ого. Ого-о. – Суа, на самом деле... Я это знаю. То, что я ему нравлюсь. Он сказал мне о своих чувствах. — Так мило... И странно... Но мило! И представить не могла, что Мингю из такого типа мужчин. Тогда в чём дело? — Я не уверен, что... Смогу ему ответить, — Суа непонимающе выгибает брови, и Вону запинается. Настала самая неприятная часть разговора. — Я знаю, что это ненормально. Может, это какое-то отклонение... Я был сфокусирован последние пять лет на Минхи, но и раньше меня так-то не интересовали отношения. Или вообще другие люди. Я не... Мне сложно сказать, нравится ли мне человек. И, честно говоря... Я вообще не понимаю, что должен чувствовать, я не могу описать, что уже чувствую... Я странный, да? Суа, слушавшая его с непонятно знающей улыбкой, агрессивно мотает головой. — Нет! Вону, я не буду читать тебе лекции, но поверь, это нормально. Так бывает. Все люди разные. В этом нет ничего такого. — И то, что... мы оба мужчины, у тебя... не вызывает вопросов? — Что ты имеешь в виду? — Ну, Мингю мужчина. Не женщина. — Не понимаю. — И я тоже мужчина. Это не совсем... привычно. Особенно для нашей страны. Суа ещё пару раз вопросительно моргает, а после по её лицу скользит понимание. — Нет, ты что! Конечно, нет! Думаю, я не имею права раскрывать чужую личную жизнь, поэтому без имён, но у меня есть знакомая «Волчица», которая не совсем по мужчинам. Я знаю, что это такое. Главное, чтобы тебе было комфортно! Вону, мнение остальных не должно тебя волновать. Не спрашивай. — ...Ну, все люди одинаковы. Не думаю, что это имеет для меня значение. — Супер! Получается, всё дело в твоём восприятии. Но сам же Мингю тебе нравится, да? Как человек? — Да, он хороший. Мне с ним хорошо, — Суа воспринимает эти слова странно, и Вону не удерживается от смешка. — Что? — Пытаюсь представить, как это возможно. В принципе... Если закрыть один глаз, одно ухо, запереть Мингю в комнате, подняться на первый этаж и выйти на улицу... то в принципе, да. Он ничего. — Спасибо. — Извини! Вкусы друзей не осуждаем, но тут ты реально прям решил настоящий алмаз для своей первой влюблённости выбрать. — Он хороший. Опять это начинается, защита Мингю без явной необходимости. — Он сложный, но хороший. Просто с вами он по-другому себя ведёт. — Охотно верю! Хотя в целом, если его постричь, одеть нормально, ему сбросить пару кило... — уставившись в одну точку, Суа не моргает, а затем резко вздёргивает головой, из-за чего расстрёпанные волосы бьют её по лицу. — Так! Вообще не об этом. Тебе сложно понять свои чувства из-за отсутствия опыта. Если ты не знаешь, какая на вкус кинза, то в салате ты её и не найдёшь. Сперва нужно узнать, что по-твоему вообще чувства. Так и что для тебя влюблённость? Вону откровенно тупит, не в силах выдавить хотя бы несколько слов, и Суа спокойно ждёт. — А что влюблённость для тебя? — М... Определённо не то, что описывают многие. Знаешь, как говорят, что якобы тогда ты постоянно думаешь о человеке, постоянно хочешь быть рядом с ним, он тебя вдохновляет быть лучше и остальной слащавый бред. Это как-то... отчаянно, что ли? Будто с любовью ты теряешь себя и сливаешься с этим человеком. Так быть не должно. Ты же самостоятельная личность. И нет этих постоянных мыслей о возлюбленном, потому что зачем, он же здесь, с тобой. И тебе спокойно с ним. Ты как... дома. Он успокаивает тебя, дарит ощущение безопасности. Он рядом. В твоих поступках, взглядах на мир. Когда ты поступаешь определённым образом под его влиянием. Это не как вдохновение стать лучше, вы скорее пересекаетесь своими мирами. А после этого... приходит любовь. — Это... довольно сложно. — Знаешь, что самое лучшее во всём этом? Этого не нужно специально достигать. Оно придёт само. И если сейчас ты не можешь отличить симпатию от влюблённости, то просто дай себе время. Влюблённость — это как... семечко. Ты держишь его в сохранном месте, ты заботишься о нём, подкармаливаешь. А затем однажды просыпаешься, и это уже не росточек, а красивый пышный бутон. — Я просто думал- — Нет, стоп! — внезапно взрывается Суа и тянется вбок, чтобы болезненно хлопнуть Вону по колену. — В этом и твоя проблема! Ты слишком много думаешь! Вону, без обид, но у тебя все семьдесят процентов времени, что бы мы не делали, на лице этот большой знак вопроса. Не надо так много думать. Не всё в жизни подлежит рефлексии. Иногда надо просто плыть по течению. Ты меня понял?! — Да... — вряд ли у него это выйдет, но Вону всё равно послушно принимает слова Суа. — Я понимаю. — Что-то мне кажется, что это не очень сработало. — Нет, я понял, правда, просто... — Дело ещё в чём-то другом. — В самом Мингю. — В том, кто он, — на этот раз Суа догадывается быстро. — Разве это не самая очевидная вещь? Быть с убийцей это что-то неправильное, близкое к аморальному. Одно дело всего лишь с ним общаться, а другое... любить. Как будто ты с ним согласен. И поддерживаешь это. Его собственное отношение к этому не в счёт, потому что он всё равно это делает. Ущерб уже причинён. Прежде, чем ответить, Суа немного размышляет. Нахмурившись, она кусает губы, и видно, что это тоже её по-настоящему озадачило. — Это очень сложный вопрос, Вону. Моральный компас у всех разный. — Да. И я сам не святой, я тоже достаточно неприятных вещей наделал, но... Я... Я боюсь отдавать ему своё сердце, — в последнем Вону признаётся едва слышно, низкий голос фонит. — Я не... Помнишь, мы уже как-то говорили на эту тему? И тогда я сказал, что выбор остаётся за человеком. На самом же деле я до сих пор не знаю настоящий ответ. Это беспокоило меня раньше, ещё до того разговора. И с появлением Мингю в моей жизни эти вопросы вернулись ко мне. Я начинаю... сомневаться. Кто же в итоге делает выбор. Кто определяет и что вообще является действительным злом? Немного странно разговаривать на подобные темы не с Мингю, но Вону расслабился. Он и не ожидал, что Суа может быть таким же вдумчивым собеседником (как бы грубо это не звучало). Да и в целом приятнее говорить не о грустном прошлом и нужных делах, а на отвлечённую тему. Может ли это означать, что и после конца «Кубика» им будет также о чём поговорить? — Вону, помнишь, ты спрашивал меня про самую любимую книгу? И выбрал одну, самую замызганную? — немного невпопад спрашивает Суа, сбивая Вону с толку. — Э, да. «Герой»... — «Герой нашего времени», да. И.. Э... По-честному... Она не самая любимая. Она такая затёртая, потому что в своё время, когда я задавалась точно такими вопросами, я зачиталась ей до тошноты. Я тогда только вливалась во взрослую жизнь у «Волчиц», мне, кажется, одиннадцать было. И в этой книге я пыталась найти настоящие ответы... Окончательные, — Суа смотрит вперёд на шкаф с книгами, на полке которого где-то есть этот самый экземпляр. — История немного не об этом, но одна из главных тем — это то, как складывается человеческая судьба. Проходит через все главы. Я как сейчас помню: у меня несчастный характер; воспитание ли меня сделало таким, бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причина несчастья других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение — только дело в том, что это так. То есть бог в понимании главного героя — это внутренняя причина, независимая от обстоятельств, а воспитание — причина его взаимодействия с окружающим миром, влияние событий и других людей. И как думаешь, какой ответ мог дать автор, живущий в девятнадцатом веке в довольно верующей стране? — М... — Вону, тоже попытавшись отыскать книгу на полке, только безуспешно, вообще не представляет, какой может быть ответ для такого старого романа. — Наверное, тоже внутренняя причина, тоже зависит от самого человека? — Ответа нет, — с досадой улыбается Суа. — Лермонтов в итоге и не дал окончательный ответ. Я перечитала книгу кучу раз, даже на тагалоге, думала, может, как-то корейский мне не так даётся, добралась даже до анализов романа. Но нет, вопрос, почему Печорин, это главный герой, был тем, кем он есть, так и остался вопросом. И со временем я начала считать, что отсутствие ответа — это тоже ответ. Может, его действительно невозможно найти, где бы ты не находился и в какой эпохе. Для каждого человека будет своё. Каждый отвечает за себя сам. И в конце концов, сколько бы законов и моральных устоев не существовало, каждый выбирает лично, как ему жить. Это буквально нулевая информация, ничего нового, но Вону чувствует, как это задевает его. Он давно не тот идеальный наследник семейного капитала, каким его воспитывала госпожа Мун и каким хотели видеть родители. Пять лет погружения во второй мир Сеула сделали его более безразличным, научили отстраняться и проходить мимо, если это не о Минхи. После смерти Чон Джухён и Го Чольхёна Вону примирился с тем, что он хуже, чем хотел бы быть. Разговор с Муён дал осознать, что если однажды ты переступил через черту, то этой черты больше для тебя не существует. А теперь же выходит, что этой черты может не быть вообще. Она не существует изначально. И не существовала никогда. Одной обычной ночью Мингю заставил сделать то, что Вону старался никогда не делать — задуматься о по-настоящему плохих и хороших вещах. И если он согласится с Суа, то это также пропадёт. Ни чёрного, ни белого. Одна серость. Готов ли он будет видеть мир только в одном цвете? — Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Сравнивать их нет смысла никакого, они совершенно разные, к тому же Печорин реально мудак. Он ужасный человек. Но знаешь... — Суа проходится большим пальцем по кромке гипса, губы трогает неизвестно к чему грустная улыбка. — Каждое прочитывание заставляло меня задуматься: а что было бы, существуй хотя бы один человек, кто его по-настоящему, искренне любил. Нет, там, конечно, были такие, но я имею в виду, если бы им прониклись, если бы его понимали. Если бы рядом был кто-то, кто не заставлял подстраиваться под общество, а вместо этого помог найти место в этом мире. Может, тогда бы он не был таким жестоким человеком... И всё было бы по-другому. Вону не сразу может найти подходящий ответ. Это было... объёмно. Он и не ожидал от Суа подобного. — Это... — Много для переваривания, я знаю. Но на то они и чувства, что так просто не даются. Береги это семечко. Оно... Его легко получить, легко потерять и сложно сохранить. И легко спутать с чем-то другим. В открытую, до конфликта Мингю и Рейвена, это никогда обсуждалось, и Вону не уверен, что стоит лезть со своим любопытством. Но Суа выглядит по-настоящему грустной, её глаза тускнеют. Что-то также гложет её, и Вону вдруг понимает, что ей, наверное, и не с кем поговорить. Он не знает об отношениях «Волчиц», но Го Муён и Гёри не предстают понимающими слушателями. Если Суа сама заговорила про Мингю, возможно, подсознательно её тянуло обсудить другого человека. — Суа, извини, если задаю некорректный вопрос, но... Тебе нравится Рейвен? Суа настойчиво ковыряет заусенцы, и приходит её черёд тяжко вздыхать. Прямо она не отвечает, но всё и без этого ясно. — Ну, я «Волчица», а он тридцатилетний мужик. С самого начала было очевидно, что это невозможно, — Суа горько усмехается. — Глупо даже надеяться... — Суа... — Но я буду в порядке! — тут же горячо заверяет она, сжав ладони в кулаки. Суа будто убеждает в этом себя. — Я только на начале своего пути. Я ещё успею кучу раз влюбиться. И я найду парня, который будет ценить меня, слушать, воспринимать всерьёз и которому я буду по-настоящему нравиться. Вся жизнь впереди! Любовь — это... не самое необходимое для моей жизни. — Рад слышать, — довольно искренне говорит Вону. — Значит, у тебя всё будет хорошо. — У нас будет всё хорошо, — поправляет Суа, покачав указательным пальцем. — Кто бы чего не искал, пусть оно найдёт нас. Как бы Суа не храбрилась, а упоминание Рейвена всё же смущает её, и она припадает к кружке с кофе, о котором забыла. Посчитав, что лучше не давить на эту тему, Вону молча заканчивает с омлетом. Этот неожиданный разговор по душам берёт паузу. Вону не жалеет, что затронул что-то настолько личное с чужим человеком. Суа добавила ему размышлений, однако вместо с этим разложила некоторые мысли по полочкам. У этого непонятного чувства, сдавливающее грудь и отключающее разум, появляется шанс обрести настоящую форму. Напоследок они болтают о книгах (в основном Суа рассказывает о её недавних фаворитах), а после Вону собирает грязную посуду на поднос. Ему пора уходить: Суа всё чаще зевает, заражая и его. — Я уже не принимаю столько обезболивающих, но всё равно тянет постоянно спать, — сонно хлопая глазами, объясняет Суа, хотя Вону её ни в чём не упрекал, и съезжает на подушку. Поправив ей одеяло, Вону почему-то не торопится уходить. — Нужно побольше набраться сил, пока остались свободные денёчки, правильно? — Правильно, — признаёт Вону и, повинуясь необъяснимому порыву, мягко гладит Суа по волосам. — Отдыхай. Суа не отвечает, натягивает одеяло до носа, и по её глазам понятно, что она улыбается. Зарывшись в пышный синтепон, как суслик, она блаженно закрывает глаза. Прокручивая в голове её слова и накладывая их на себя, Вону поднимается на кухню, чтобы помыть посуду. Натирая стаканы, он не может перестать думать о сравнении с романом. Сразу так и не поймёшь, и особо много Вону не успевает для себя решить, поскольку около раковины, опираясь на столешницу поясницей, материализуется Сынчоль. Поморщившись, но не из-за привычного сигаретного запаха, Вону ставит последнюю вымытую миску в сушилку и принимается за столовые приборы. Он принципиально не заговаривает первым. — Хотел поинтересоваться, как дела. У тебя, у Мингю. — У Мингю можешь поинтересоваться напрямую. — А я с тобой хочу поговорить. — Можешь не переживать, на людей не бросается. — Как славно, — довольно протягивает Сынчоль, а затем немного наблюдает за тем, как Вону яростно вытирает ложку вафельным полотенцем. Они давно не общались исключительно вдвоём, как бывало раньше, и у Вону нет никакого желания это исправлять. — Я же говорил. Ты не поймёшь. Тебе удобнее видеть во мне злодея. Задохнувшись возмущением, Вону сдерживается от ругательств и протирает следующую ложку тщательнее. — Иногда помимо ужасных выборов больше ничего не остаётся. Приходится их делать. И в тот момент я сделал то, что должен был. Чтобы спасти нас всех. — Кроме Мингю. — А если бы на месте Мингю был я? Какой тогда был бы сделан выбор? Руки Вону останавливаются, зажав ложку в полотенце. Он представляет произошедшее наоборот, и это ему совсем не нравится. — Мингю бы застрелил меня быстрее. Он бы сразу целился в голову. И что, ты бы тогда тоже боролся за справедливость, за мою безопасность? Просил бы у остальных понимания? К собственному стыду Вону отвечает про себя отрицательно. Дело действительно не в честности и командном духе. В Мингю. — Я тебя на работу звал, а не в дёсны долбиться с моим киллером. — Это касается исключительно нас двоих, — грубо отрезает Вону, вспомнив все неприятные слова Рейвена. — Как и сказала Суа, мы команда, что бы не случилось, и мы закончим работу. — Суа... Суа не стоит слушать во всём, — гримасничая, Сынчоль наклоняет голову. — У неё другое воспитание. Она «Волчица», а волки — стайные животные. В силу отсутствия опыта она не понимает, что иногда приходится пожертвовать чем-то малым, чтобы спасти большее. — Или кем-то. — Это ведёт к тому, что дело оказывается успешно завершено. — Или к тому, что однажды рядом не остаётся никого. Выходит слишком жёстко, поэтому Вону не добавляет про семью, но и без этого слов Суа достаточно, чтобы Сынчоль посерьёзнел и перестал вести себя, будто делает одолжение. Сжав челюсти, он смотрит прямо на Вону, и голос его становится неприятным. — Тебе удобнее видеть во мне злодея, поэтому ты не видишь всю картину целиком. Видимо, этих двух недель перерыва было мало. Вону, я стрелял в Мингю для всех. В первую очередь для тебя, — Вону и осознать сказанное не успевает, как Сынчоль бойко продолжает: — А после избавил от необходимости разбираться с дилеммой между любовью и долгом. Я мог бы бросить тебя под поезд, но не стал. — Сынчоль... — это новый уровень непонимания беззвязного стиля общения Сынчоля, и Вону откровенно сбит с толку. — Это было бы как два пальца: изначально заставить тебя выбирать между Мингю и Минхи. Тупо отмахнуться. Я же потом предлагал, помнишь? И тогда тебе бы пришлось решать, кто же важнее — левый чел или родная сестрёнка. — Я не... понимаю. — Если бы Мингю тебя убил, дело Минхи было бы незавершенно. Если бы был убит Мингю, мы бы уже закрыли дело и отомстили за Минхи. — Но Мингю не убили. И я живой. — И последовал очередной выбор за выбором. Мингю или Минхи. Подождать, дать время или двигаться скорее дальше. И вместо этого мы как две недели нихуя не делаем, ждём, когда все придут в себя... И вот представь, ну, например, прямо сейчас, если бы я поставил тебя по факту между Мингю и Минхи, кого бы ты выбрал? Младшую сестру, не встретившую справедливость, или человека, который каких-то полтора месяца назад тупо по моему приказу с лёгкостью прострелил бы тебе башку и без «Кубика»? Какой выбор, Чон Вону? — Я не... — если между своей жизнью и Мингю, Вону может выбрать, то между Минхи и Мингю он не хочет даже гипотетически решать. Потому как в глубине души этот ответ всегда был с ним, и его больно вытаскивать наружу. — Сынчоль, это... — Жестоко. И бесчеловечно, — непонятно с чего развеселившись, Сынчоль расслабляется и скрещивает руки на груди. Тон его голоса вновь приобретает лёгкость. — Я, может, и плохой человек, поступаю порой неправильно и вообще кусок говна, но всё-таки хоть какая-то польза от меня есть: иногда эти ужасные выборы я делаю за других людей. Беру их ответственность. Вону не знает, что сказать; он издаёт что-то между выдохом и протяжным а. Как же давно Сынчоль не выступал перед ним, высказываясь, будто хочет, чтобы его кто-то цитировал. Приятно знать, что жизнь для некоторых никак не меняется. — Чхве Сынчоль, ты самый благородный человек из всех, кого я знаю, — грубить прямо Вону не может, и колкость в словах едва уловима. Сынчоль в своём репертуаре раскланивается, сняв воображаемую шляпу. — Благодарствую. И ещё, чего я вообще пришёл. Пока проходят последние дни нашего маленького отпуска, пора вливаться в работу. Суа уже через неделю, две, будет на ходу, а Мингю... Ну, на людей он не бросается, — он показательно крутит повреждённым плечом, повязку с которого уже сняли. Его глаз тоже почти в норме, кровь сошла, осталась припухлость от синяка. — С тебя семейка Кан. Следи за каждым их передвижением, вообще из виду не выпускай. А ещё хорошо было бы проанализировать, какого хрена вообще произошло вместо встречи. — Сделаю, — тихо отвечает Вону, закрыв ящик со столовыми приборами. Как бы ему не хотелось соглашаться с Сынчолем, но тот прав — пора налаживать рабочий ритм. Если он хочет ответить за Минхи и Мингю, то стоит сделать всё возможное, чтобы это успешно осуществилось. — Всё ещё считаешь, что не стоит мстить Кан Ёнхуну и Кан Хёнджо? — Сынчоль точно читает его мысли. — Нет, — нехотя, также тихо, выдавливает из себя Вону. — Так и думал. Давай, малыш Вону, бывай. Крепко хлопнув по плечу, Сынчоль со свистом знакомой мелодии спускается в офис. Вону, зачем-то оставаясь на кухне, поворачивается спиной к столешнице и опирается на неё руками. Слова Суа всё ещё с ним, и какие же всё-таки интересные появились в его жизни люди. Он уверен, что у Сынчоля не то, что направления нет, самого компаса морального не существует и никогда не существовало. Возможно, когда-нибудь настанет тот день, когда Вону начнёт понимать, что это за человек на самом деле. Кто именно кроется за маской известного лидера «Ветеранов».