kodokushi

— Мингю? Никакого ответа, в комнате полная темнота, свет идёт всего от уличного фонаря со стороны соседей. Сегодня ещё вечером плотные тучи закрыли луну, изредка грохает гром, но дождя пока нет. Вону мягко закрывает за собой дверь и старается ступать как можно тише. Мингю, конечно же, безмятежно сопит, уткнувшись в подушку, его появление выходит незамеченным. И у Вону нет ни одной причины оставаться здесь. Ему не спалось. Он ворочался, ворочался, но сон в итоге не пришёл. Сложно признаться в том, что именно привело его сюда. Наверное, он просто соскучился. Новые задачи от Сынчоля неплохо разбавляют время, и приятно наконец-то вернуться к тому, что ты понимаешь. Однако это всё находится где-то на фоне, поскольку Вону до сих пор заботит Мингю. Перевязка больше не требуется, растворы тоже мимо, значит, острой необходимости нарушать его покой нет. Раньше Вону ничего не мешало прийти к Мингю в любое время, сейчас же это предстаёт чем-то неловким. Особенно после недавнего разговора с Суа. Честно говоря, Вону уже не хочет никаких копаний и разбора собственных чувств. Он просто хочет Мингю назад. Паркетные доски тихо скрипят, когда Вону подходит к кровати ближе. Он понимает, что начинает походить на помешанного — стоит и пялится на спящего человека — но всё внутри противится уходу. Всё-таки есть в этом что-то неправильное, не может быть такой зависимости. Вону привычно пытается быть разумным, и впервые это выходит чем-то неуместным. Ведь могут хотя бы раз в жизни чувства стать важнее всего остального? Сдержав порыв прикоснуться, Вону немного топчется на месте, а затем всё же заставляет послушать адекватную часть себя. Только он собирается уходить, как постороннее движение привлекает его внимание. Мингю ворочается, во сне схватившись за голову, и низко стонет. Опасаясь нового приступа, Вону быстро падает на оставшееся местечко на кровати и мягко, но настойчиво убирает руки Мингю. — Тш-ш-ш, — он успокаивающе шипит, поглаживая костяшки и узловатые вены, скрепляет их пальцы. Мингю не сопротивляется, но крутить головой в плену беспокойного сна не перестаёт, и Вону нежно гладит его по щекам. Это срабатывает через мгновение другое. Медля, Вону нехотя отодвигается и, откровенно растягивая время (несмотря на то, что кое-кто уже должен давно быть у себя), поправляет края сбившейся футболки. Он смотрит себе на ноги, ковыряет протертость на штанах, в общем, делает всё, чтобы не уходить. Битва с самим собой была проиграна ещё до того, как он пришёл сюда. Однако Вону не настолько безвольный. Собираясь уходить, он проверяет Мингю напоследок и застывает в глупой позе: его поймали врасплох. — Ты не уйдёшь, — хрипло со сна скорее утверждает, чем спрашивает Мингю, голос звучит уныло. Вону с такой же горечью несколько раз мотает головой. — Нет. Мингю закрывает глаза, а следом, шумно выдохнув, передвигается на другую сторону кровати. Он хлопает по освободившемуся месту на матрасе, и приглашение повторять не нужно, Вону тотчас аккуратно проскользывает под одеяло. — Не прогоняй, — он почти умоляет. Речь, конечно, не про сейчас. Немного задержавшись с ответом, Мингю в его манере качает головой. — Всё пройдёт, Мингю. Это уже точно не повторится. — Одному лучше- — Не лучше. Ни тебе, ни мне, — Вону кладёт ладонь под подушку для твёрдости. — Мингю, ты делаешь выводы из воздуха. Откуда тебе знать, что будет дальше? И что в таком случае то самое «лучшее» для меня... — вполне простая, но почему-то ранее не появившаяся идея достигает его. — Давай, одна эта ночь. Между нами и метра нет. А утром ты проснёшься и увидишь, что ты всё тот же и... Наша обычная жизнь — насколько это вообще возможно — продолжается. Мингю данная идея явно не нравится, но не будет же он выгонять из постели, когда сам пригласил. Он зарывается в одеяло поглубже, а Вону перекатывается на спину. Это было легко. Утром Мингю убедится в том, что его опасения беспочвенны, и, может, тогда этот противный запрятанный страх пропадёт. Вону засыпает с хрупким воодушевлением, и как легко оно рушится спустя пару часов, стоит проснуться из-за веса чужого тела. Первая встречающая мысль — это всего лишь продолжающий кошмар наяву, который почему-то не запомнился. Но затем Вону открывает глаза и понимает, что рука на его шее вполне реальна. — Мингю, — не выдавая страха, спокойно приветствует он, поглаживая сжимающие пальцы и одновременно с этим шарясь под подушкой. Вот только это не его комната, телефон остался на совсем другой кровати, да и всё равно у него не сохранены номера Суа и Сынчоля. Справляться нужно самому. — Мингю, ты должен фокусироваться не на том, что внутри, а на том, что снаружи. Ты слышишь мой голос? Второй рукой Вону касается запястья Мингю, ощутимо нажимая, но не отодвигая. Это пока не сильная хватка, его просто держат, и он сохраняет видимое спокойствие. Липкая тревога уже здесь, и он загоняет её куда подальше. Бояться нужно не за себя. За Мингю. — Мингю, Мингю. Мингю. Эй. Как и в тот раз, это лицо не живого человека, а марионетки «Кубика», нет ничего настоящего. Мингю сидит прямо на бёдрах, и нет ни единого шанса, что Вону сможет его сбросить. У него в целом мало шансов сейчас что-либо сделать. — Всё хорошо. Расслабься. Отпусти, — Вону и на этот раз не ждёт, что магия его голоса сработает. Он тянет время. Прошло две недели, эффект сыворотки не может быть настолько сильным, в крови ведь ничего не осталось. Он спровоцирован и не будет иметь ту же силу, что и тогда. — Мингю- Шею сдавливают до болезненного дискомфорта, и кажется, что пульс сливается с чужим. Стараясь сильно не ёрзать, Вону напрягается и берётся за оба запястья Мингю. — «Кубик» не меняет человека, — эта фраза успела отбить весь язык, но он будет повторять её ровно до тех пор, пока Мингю не поверит. — То, что он заставляет тебя сейчас испытывать, — это не настоящее, это проекция. И если ты сомневаешься, просто посмотри на меня. Не на мою шею. На меня. Как по мановению волшебной палочки это ожидаемо не срабатывает. Вону не прекращает ждать, ничего не говорит, оставляя Мингю наедине с собой, одни касания являются обозначением его присутствия. Когда терпеть дискомфорт становится довольно тяжело, он повторяет бессвязно последние слова, и наконец «Кубик» отступает. Мингю приходит в себя, будто просыпаясь от сложного сна. Сначала он потерянно осматривает своё пустое место, медленно моргая. — Мингю. Мингю вздрагивает всем телом. Его лицо становится более нечитаемым, он заторможенно слезает с Вону и перебирается к краю кровати. Никакого удивления или испуга, изнурённость и смирение. Мингю съезжает на пол и, весь сжавшись, закрывает уши руками. Вону рывком садится на кровати и медлит, не зная, что можно сказать, что не будет звучать искусственно и приторно. В горле застревают жалкие слова поддержки, что Мингю сейчас совсем не нужны, в груди саднит. Настоящая боль за другого человека, необъятно сильная, заставляет Вону задержать дыхание. В реальность его возвращает незнакомый звук. Первые пару секунд кажется, что послышалось, но звук повторяется, куда отчётливее, и окончательно отвлекает. Потому что это всхлип. Спина Мингю напряжена, и дрожь в плечах еле различима. Вону, выпутавшись из одеяла, поспешно спускается на пол, и боль под сердцем усиливается — Мингю действительно плачет. В слезах нет ничего плохого, но... это Мингю. Последний человек, которого он думал когда-либо увидеть плачущим. Это тот же человек, что спокойно перенёс все доставшиеся опасные ранения, тот же, что рассказывал о своём горьком прошлом, как об обыденной вещи, тот же, что стал оружием Кан Хёнджо. Вону и представить не мог, что такого человека тоже можно сломать. И тем более не полагал, что это испугает его сильнее всего остального. Боясь лишний раз вдохнуть, Вону с трудом удерживает эмоции внутри и медленно подползает к Мингю. — Мингю... — Не трогай, — это не приказ, скорее мольба, слова вырываются из Мингю отчаянно. Ещё один всхлип, и по позвоночнику бежит противный холодок. Вону без понятия, что делать. Страх притупляется чем-то другим, но он всё ещё здесь, отдаться ему легко, и вышло бы это запросто — не брать ответственность. Но разве это возможно? Мингю стал его ответственностью, и он не хотел бы передавать это право кому-то другому. — Мингю-я... — ласковое обращение странно ложится на язык, Вону выдыхает его как знак вопроса, как просьбу, как молитву. Не касаясь, он подбирается ближе. — Вы не понимаете. Это не лишь в голове, это мои мысли, — обычно низкий голос Мингю непривычно срывается на истеричные нотки. Звучит это как-то неестественно, как голос на заедающей записи. — Я, это я. Я хочу закончить с Суа, убить Сынчоля и т- тебя, тебя я... Я хочу убить тебя. Хочу сдавить шею до хруста, чтобы от тебя ничего не осталось. Я хочу. Я знаю, после этого мне станет легче. Вону, всё ещё пребывая в растерянности, болезненно кривится и сдерживается из последних сил, чтобы не притянуть Мингю в обьятия. Как же он желает сейчас забрать чужую боль. — Но я не хочу. Я не могу. Я- я... Нет. Я боюсь причинить тебе боль, — Мингю поднимает лицо, и жгучий порыв укрыть его в своих руках буквально душит Вону. У Мингю начинают краснеть глаза, губы трясутся, а по щекам бегут кривые крупные дорожки слёз. — Я не хочу тебя убивать. Но он зовёт. — Ну, тогда вставай в очередь. Меня половина преступного мира Сеула хочет лишить жизни, — Вону усмехается совсем неподходяще ситуации, когда как на самом деле ему вообще не до веселья. — Тем более ты хочешь это сделать бесплатно. Тогда точно иди в конец- — Это больше меня. — Нас двоих хватит, — Вону переносит вес на пятки и, усевшись совсем на корточки, почти касается Мингю. Их лица близко. — Если ты не будешь сдерживаться, это уйдёт быстрее. Я помогу. Позволь мне. Мингю обнимает колени, уткнувшись носом в изгиб локтя, и тихонько мычит, сдерживая набегающие потоки слёз. Он выглядит таким маленьким и потерянным, и у Вону щемит сердце от осознания того, что сейчас ему никак не помочь. Кровь у Мингю чистая, проблема осталась в самой голове, но разве прямо это озвучишь? Вону хочет сейчас быть для Мингю всем, но нет ни одной идеи, что можно предложить. Мингю успокаивается так же моментом, его выдают лишь покрасневшие глаза, в остальном же лицо приобретает знакомую резкость. Этот вид Мингю куда привычнее. Поднявшись, он не говорит ничего, но в его глазах столько всего, что этого и не требуется. Я устал, так и читается за тёмными радужками. — Принести воды? — негромко предлагает Вону, встав вслед за ним. Мингю качает головой, утерев остатки слёз тыльной стороной ладони. Внезапный взрыв эмоций ли, приступ или что другое, но он настолько вымотан, словно последние сутки провёл на ногах. — Может, сделать молоко с мёдом?.. Ещё одно отрицательное движение головы, и Вону обходит кровать, чтобы зазывающе поднять одеяло. Мингю устало слушается и зарывается до подбородка, как маленький мальчик. Всё-таки всесильных людей не бывает, у всех есть свои слабые места. Другое дело, если рядом есть кто-то, кто готов твои слабые места прикрыть. — Я подожду, пока ты заснёшь, — предупреждает Вону, краем бедра заняв свою половину кровати, пятки касаются холодного пола. Понятно, что никаких экспериментов больше не будет. И Вону старается на этом не фокусироваться, ведь у них ещё полно времени. Даже несмотря на то, что Сынчоль намекает, что пора вливаться в работу. Вону не уйдёт, он дал Мингю это чётко понять, и они могут начать маленькими шагами. Достаточно быть рядом и не строить из этого трагедию. Всё наладится, говорит он себе. Рука Мингю дёргается, точно по привычке, он прижимает её к одеялу, и Вону чувствует это пропущенное касание. Он тоскливо наблюдает за тем, как тучи сгущаются и соседский фонарь на фоне их становится единственным ярким пятном, почти маленьким солнцем. Сидит он неподвижно, в то время как Мингю беспокойно ворочается. Вону настороже; однако ничего плохого не происходит. После того, как Мингю засыпает, он всё ещё здесь — да, он немного приврал. Он ждёт ещё немного, чтобы удостовериться, что приступ не повторится, и пропускает тот момент, когда его вымотанный переживаниями мозг отключается. Вону просыпается из-за пронзительного раската грома. Отрубился он сидя, и из-за этого у него ужасно затекли плечи и шея. Сон прервался на быстрой фазе, и кажется, что он закрыл глаза всего на секунду. Только вот в комнате стало куда темнее из-за дождя, а вторая половина кровати пустует. Зевнув, Вону массирует плечо и съезжает к краю. За стеной ни единого звука, ни шума воды, ни обозначения чужого присутствия, и что-то дёргает его провести ладонью по соседней подушке, что оказывается холодной. Насторожившись, Вону выходит в гостиную и получает подтверждение того, что в ванной комнате никого нет. Его спальня тоже пустует, люк закрыт снаружи. Маленькая искорка тревоги вспыхивает под рёбрами, и Вону бесполезно зовёт: — Мингю?.. Гром громыхает ещё раз, его эхо задерживается надолго, останавливается будто прямо над головой. Вону бросает взгляд на прихожую... и не находит кроссовки Мингю. Вот чёрт. — Мингю! Вону вылетает на улицу прямо в пижаме, незавязанные кеды слетают с пяток. Гром заглушает его зов, дождь настолько сильный, что закрывает собой обзор дальше пяти метров. Непроходимая стена воды образовала неприятные скользкие лужи грязи, Вону успевает пройтись по каждой, пока бредёт к задней стороне дома. На крыше никого не видно, он идёт к другой стороне. У мотоцикла Мингю тоже нет, и искорка тревоги превращается в самый настоящий электрический разряд. За пару секунд Вону промокает абсолютно весь, ладонь, что он держит над головой, не спасает. Шлёпая по грязи, он обходит территорию во второй раз, но безрезультатно. Сильный порыв ветра, отбрасывающий в лицо острые капли дождя, проходится по дребежащим воротам и вдруг настежь распахивает дверь. Она с грохотом ударяется о выезд, и дальше Вону не сомневается ни секунды. На улице луж ещё больше. Вону беспомощно оглядывается, пытаясь за стеной дождя высмотреть знакомую фигуру. Но никого нет, все соседские дома приветствуют тёмными окнами. Мингю мог пойти куда угодно, и где его теперь искать? Магазин, дорога в город, просто улицы, Вону потратит всю ночь на бесполезные хождения по району. Разве в побеге Мингю вообще был смысл? И тут Вону осеняет. Прежде, чем он успевает расстратить время на тупики. Он вспоминает тот выступ, что-то наподобие низкой смотровой площадки, куда Мингю привёл его после видеозаписи Минхи. Возможно, Мингю сейчас тоже там, и, игнорируя узкие участки ровной дороги, прямо по лужам, Вону мчится по памяти в сторону коридора из деревьев. Уверенности в том, что бежит он правильно, практически нет. Та ночь запомнилась обрывками, но в этой же стороне вроде как тот маленький магазин, и полагаться приходится на смутные ощущения правильности пути. Темнота и дождь не особо способствуют поискам, яростно бьющие листвой деревья закрывают обзор, и Вону не надеется, что справится быстро. Однако, стоит ему выйти на более-менее открытое пространство, ведущее непосредственно к самой площадке, как напротив следующего зелёного коридора находится Мингю. Между ними расстояние в метров пять, и Вону замедляет шаг. — Вот ты где... — облегчённо, скорее для себя, выдыхает он. Услышав его, Мингю оборачивается, но всего на секунду, и Вону с протестующим звуком выбегает из-под спасительного навеса ветвей. Подойти поближе он не решается, не хочет спровоцировать не ту реакцию. Впрочем, этого хватает, чтобы остановить Мингю. На его лице снова слёзы, глаза затуманены болью, смешанной с изнурённостью. Это уже не спальня в тёплом сухом офисе, и Вону весь содрогается. На этот раз не из-за пронизывающего ветра. — И от кого ты прячешься? — Мне нужно побыть одному, — у Мингю отдышка, говорит он с трудом. Пальцы проходятся по спутанным мокрым волосам, он то косточкой, то костяшками, то всем кулаком постукивает по вискам. — Разобраться в себе. — Мингю- — Нет, ты. Не ты... Нет. Вону, всё. — Голос срывается. Мингю резко сбрасывает руки вниз, нити спутанных мокрых волос падают на глаза. Его подбородок дрожит. — Заканчиваем. Я тебе не нужен. Оставь меня одного. — Допустим. Но я нужен тебе. Одному легче, да. Но лучше не станет. — Зачем это тебе? — Вону беспомощно открывает рот, не в силах перевести в слова то, что у него на сердце, и Мингю некрасиво кривится. Он собирается уходить, и Вону в беспомощном порыве выступает вперёд. — Я хочу только тебя. Следующая секундная пауза разбивается громом, и Вону наконец обретает способность собирать мысли в логические цепочки. — Слушай, я знаю, это неправильно. Так нельзя. Но из всей команды я выберу тебя, не задумываясь. Мне не нужен Сынчоль или Рейвен или... Суа, но нужен ты. Я хочу тебя. А не их. Не... что ты там себе насчёт моего будущего придумал. Потому что- — Нет, — грубо обрывает Мингю, сначала прикрыв уши руками, а следом сцепив пальцы в замок на затылке. — Не говори. — Мингю, прошу, давай вернёмся в офис. Поговорим в тепле, — слова Вону заглушаются порывом ветра, бросающим холодные капли в лицо. — Нет. Я должен сам разобраться. Без тебя. Ты... Ты закончил свой путь. Ты можешь начать жизнь заново. Свободный. Без груза. С человеком... С человеком лучше. — Почему это не можешь быть ты? — холодно интересуется Вону. Сложность в общении с Мингю никогда не отталкивала, и всё же от ударов в глухую стену любой человек начнёт уставать. Понимая сложность ситуации и состояния Мингю, он осторожен со словами, но ещё чуть-чуть и контролировать себя станет трудно. — Я не... Я худший вариант, — Мингю, сдержав всхлип, морщит нос в отвращении к себе. Вону тотчас хочется оспорить, но он ждёт, потому что Мингю совершенно непредсказуем. Они не говорят прямо, продолжая какую неделю тихо вальсировать вокруг самого важного. — Я... Это я. Со всем своим дерьмом. Ты не понимаешь, насколько я... не подхожу такому человеку, как ты. Насколько я... ужасен. — Ты... Мингю, ты сейчас серьёзно? — Вону, ожидав чего угодно, но не этого, издаёт уставший смешок. Его что, за умственно отсталого держат? — Мы что, первый день знакомы? И ты на полном серьёзе считаешь, что я до сих пор не понял, какой ты? — он неверяще ведёт головой. Это настолько абсурдно, что грозный голос воспитания госпожи Мун замолкает. Вону загорается, как спичка. — Мне начать перечислять? Я в курсе, насколько ты сложный в общении. Насколько ты упёртый баран. Ты злой. Ты постоянно ходишь с недовольным лицом, будто мы все не достойны твоего присутствия. Ты вспыхиваешь от любой мелочи. Ты ревнивый. Ты собственник. У тебя настоящие, серьёзные проблемы с контролем гнева. Ты никого не слушаешь. Ты используешь насилие в решении абсолютно любого вопроса. И это сейчас я прошёлся поверхностно. Но знаешь, есть хорошие новости. Какие? Я такой же. Я делаю вид, что я лучше вас всех, я не такой, когда как я могу быть даже хуже. Я упрямее тебя, баран с ещё большими рогами. Я останавливаюсь исключительно после того, как наделал кучу ошибок. Я использую других людей для собственной выгоды. Я слабый. Я циничный лицемер, я готов переступить через что и кого угодно ради Минхи. Я собираюсь причинить вред собственным родителям. Я одна из причин, почему это случилось с Минхи, и это... — Вону говорит с запалом, воздух заканчивается, заставляя подавиться вдохом. — Но это не то, что мы есть. Человек — это комплекс всего сразу, это целое всех частей. Люди выбирают друг друга не из-за чего-то одного. Они принимают всё — и хорошее, и плохое. — В горле пересыхает, когда следующие слова появляются сначала в мыслях. В груди появляется смутно знакомый трепет, предвещающий волнительный исход. Это как прыжок в воду. Как начало чего-то нового. Как долгожданное принятия чего-то в себе. Что было уже давно, только без названия. — Я в этом, конечно, совсем не разбираюсь и экспертом выступать не могу, но... мне кажется... Любят не за. Любят вопреки. Это заставляет Мингю отшатнуться, он едва не запутывается в ветках крапивы. Если слёзы смыли его типичную непроницаемую маску, то слова Вону вынуждают открыться полностью. Мингю не похож на прежнего себя. И впервые за две недели не из-за «Кубика». Столь откровенные, затрагивающие изнанку настоящего тебя разговоры для него явно непривычны. Вону тоже чувствует себя не в своей тарелке, но оно того стоит. — Зачем тогда это было начинать? — Вону медленно шагает в сторону Мингю, пока тот наоборот отступает. Расстояние не сокращается, но не это цель. Больше никаких побегов. — Значит, признаваться в чувствах ты первый, но, когда кто-то начинает интересоваться тобой в ответ, ты сливаешься? Что за детское поведение? — Я не планировал, — напоминает Мингю, в голосе проскальзывают жалобные нотки. — Я не хотел. Но ты спрашивал. Пора это закончить, пока ты окончательно не... Ты не... — Мингю так и не обрёл силы это произнести. Сейчас Вону сам слышит эти потерянные слова, и зарождающаяся тоска как ножом режет по сердцу. В горле образовывается ком. — Пока не поздно. — И ты так легко от меня откажешься? Ветер теряет эту по-жалкому выжатую фразу, но сжатая челюсть и играющие желваки дают понять, что Вону был услышан. — А зачем тебе... так цепляться за меня? — измучённо бросает Мингю. При этом он тут же принимает безучастный вид, выпрямляет плечи, набрасывает на себя безразличие к собственному вопросу. Будто готовится к нападению. — Затем, что... — вот он, ещё один важный момент, когда пора словами описать то, что происходит с его чувствами достаточно долгое время. Вону пытался разобраться, он обсуждал это с Суа, и Мингю обязан знать, что в ту ночь он не «просто признался, чтобы это было известно», он пробудил что-то внутри. — Затем... Это было с ним все пять лет. Появилось впервые в тот день, когда Юн Джонхан посадил его перед своим компьютером и попросил взломать личные аккаунты ректора университета, в ответ пообещав, что они вместе получат данные от полиции. Иногда оно всплывало неоновым вопросом в голове, но зачастую уходило опять в недры памяти. С присоединением к «Ветеранам» оно вернулось, сближение с Мингю оставило его на постоянной основе. Много произошло событий, заставивших пересматривать взгляды и принципы, и Вону вновь воображает ту самую черту. Совсем близко, будто у самого горного хребта, бьёт молния, сопровождаемая моментальным громом. Дождь тарабанит по волосам и деревьям шумно, заливает кеды и стекает по склону. Луж здесь нет, только размягшая земля, с неестественно созданными ручейками. Вону прослеживает за движением воды и на секунду представляет, что будет, если черта перестанет и в самом деле существовать. Он представляет, что в таком случае будет его ждать... И понимает, что не меняется абсолютно ничего. Пять лет назад мир уже начал становиться серым, так и что произойдёт, если ради одного важного человека он вообще перестанет обращать на это внимание? Что будет для него другим, если отнестись ко всему проще? Внезапно Вону поражает довольно лёгкая мысль — а к чему это всё? Ему что, в конце жизни перед смертью дадут золотую медаль за то, что он был хорошим мальчиком? Жизнь всего одна. И если тратить её на моральные дилеммы, то для тебя самого в итоге ничего не останется. Как бы ужасно и жестоко это не звучало, но Вону принимает этот ответ. Жить исключительно в своих интересах. И по этой причине сделать ещё один шаг навстречу Мингю выходит легко, будто только что он не решил одну из своих самых главных внутренних загадок. Вону отпускает это. И новообретённая свобода ломает всё то, что раньше сдерживало в чувствах. Он медлит, пытаясь сформулировать. Без объяснений он Мингю точно не отпустит. Вону с самого начала не собирался его отпускать, тем более теперь, когда его моральный компас расстроен и будет указывать исключительно в направлении Мингю. Это не пугает. Вону не собирается менять его. Место в мире они найдут вместе. И он больше не позволит Мингю ненавидеть. — У тебя нет ответа. Потому что его нет. — Он где-то здесь, — Вону решительно поднимается по склону, постучав по груди кончиками пальцев. — Его просто нужно было освободить от другой тяжести. Вону не знает, когда именно пошёл отсчёт. Возможно, всё началось в первый же день, когда они встретились в гостиной. Или первая искра зажглась во время специального вечера «JJ ON» на балконе, перед этим во время танца, на лестнице, когда его решили ждать. Куда раньше на складе с Томизуки, в «Лунном отражении», в сделанной «подвеске» из важной флешки, в натёртых мазолях из-за уроков самообороны. В батареи молока перед клавиатурой в рабочую ночь. В их странных неуместных разговорах, затрагивающих необычные темы. После спасения с базы номер четыре, под дождём у старого автосервиса. Зародилось в неожиданном признании и в ещё более неожиданном ответе на поцелуй. Окрепло в Кояне, в свободном для них мире. Растворилось в крови на руках, пронзило грудь кровавым цветком на белоснежной рубашке. Осело в бессонной ночи в больнице и наконец достигло сейчас, в осознании того, что его могут оставить. И всё это необыкновенно, необъяснимо правильно. Оно не должно было поразить, ударить молнией осознания. Потому что это не что-то новое, оно было с Вону давно. Он лишь не мог дать этому верное описание. И сейчас он принимает это. Не поздно, не рано, именно в тот момент, когда сам оказался готов. Суа тоже была права. Это не сваливается на тебя, как некое благословение. Не приходит в виде чётко обозначенных букв. Всё приходит постепенно, оно растёт в тебе и крепнет, чтобы однажды ты посмотрел в глаза причине своих душевных мук и почувствовал, что теперь вас связывает что-то по-настоящему глубокое и сложное. Знаешь, что самое лучшее во всём этом? Этого не нужно специально достигать. Оно придёт само. — Затем, что ты мне нравишься. Пойманный врасплох Мингю весь дёргается, больше не изображая безразличие, и Вону ставит пятки прямо в выемку дороги, где собралась холодная вода. Между ними расстояние меньше вытянутой руки. — Ты мне нравишься. Прям... По-настоящему. Возможно, это даже сильнее обычного «нравишься», — удивительно, но говорить это легко, слова сами слетают с языка. И дико приятно. Иногда в бесконечных размышлениях Вону казалось, что это будет что-то красивое, очередное рыцарское спасение или же уютные разговоры в постели. Не когда Мингю весь в слезах, соплях, с намокшими потемневшими лечебными перевязками, а сам Вону похож на мокрую крысу без единого сухого места на теле. У обоих фиолетовые от холода губы, на щеках острые капли, волосы похожи на мочалки. Это некрасиво, неромантично, с постоянными напоминаниями от грозы, что они здесь явно лишние и им пора валить. Но это настоящее, это их. И именно этим оно и идеально. — До этого я нагло пользовался твоими чувствами, но прошедшие две недели дали мне понять, что мне нужно не то, что ты делаешь, а ты сам. Мне не хватало твоего молчаливого присутствия. Твоих высоко точных, лаконичных комментариев. Твоей еды. Твоих чёрных, но в то же время самых ярких глаз на этой Земле. Тебя. Всего... Полагаю, это крепло во мне давно, и твоё признание дало моему сердцу «зелёный свет». Я всегда считал себя разумным, но, знаешь, когда это касается тебя, я... тупею. Я слушаю сердце, а не голову. И это зашло слишком далеко. Я настолько отдался своим чувствам к тебе, что между своей жизнью и твоей я выберу тебя... Уже выбирал. Сокращая расстояние, Вону осторожно прикасается к ладони, готовый в любую секунду отпрянуть, и старается сдержать удивление, когда Мингю с лёгкостью позволяет их пальцам переплестись. — Вот почему я так зацепился за тебя. Почему пообещал, что не уйду, и не ушёл. Моя семья никогда не отличалась сильным проявлением чувств, последние пять лет я провёл в одиночестве, пялясь в экран ноутбука. Мне сложно доносить то, что я испытываю, до самого себя, не говоря уже о других людях. Извини, что тебе пришлось ждать ответ так долго. Чувства были давно, но мне потребовалось время, чтобы объяснить это самому себе. Откровенно побаиваясь отказа, Вону рассматривает затронутый лёгкой щетиной подбородок Мингю. Одна надежда, чтобы он не почувствовал, как трясётся его рука — точно не сказать, мурашки из-за холода или же волнения. Вону примет всё, что Мингю ему скажет. Даже если это будет их конец. — Ты тоже мне нравишься. Тоже по-настоящему, — не то чтобы это новость, но Вону всё равно задерживает дыхание. Все эти рассуждения о слабостях и чувствах... Мингю произнёс это вслух . — Ты заставляешь меня желать дом, которого у меня никогда не было. Что-то, за что можно зацепиться. Ты важен для меня, я не хотел тебе навредить... Пусть я понимаю, что был не прав. Вону вопросительно поднимает брови, и Мингю тоном, будто это мелочь, добавляет: — Я лучшее для тебя. Вот это уже звучит знакомо, и Вону не сдерживается от облегченного смешка. Наконец-то они снова на одной волне. — Иди сюда, — он притягивает Мингю к себе, не расцепляя их руки, и прижимается щекой к плечу. Мингю обнимает в ответ за поясницу, знакомое тепло его ладони согревает. Их объятия задерживаются. — Думал, так будет легче. Пока ты не... влюбился, всё закончить. Чтобы обезопасить обоих. Свыкнуться с новой жизнью, отпустить тебя. Но раз... ты... — Мингю нечасто бывает смущён, прямо это не уловить, и Вону не двигается, давая пространство. — За это стоит бороться. — Я с тобой. Неважно, навсегда останется след сыворотки или нет. Главное не прячься от меня. — Нет... Не буду. Вону отстраняется с максимальным нежеланием, но руку не высвобождает. Он молча тянет назад, к дороге, и Мингю без возражений следует за ним. Довольно иронично, что ливень успокаивается в мелкую морось, когда они оказываются во дворе. Офис, где должно быть также тихо и темно, встречает неожиданной подсветкой на кухне. Это Сынчоль, ковыряется у столешницы, и, стянув кеды пятками, Вону недоверчиво посматривает ему на спину. — А, вы тоже не спите, — каким-то образом почувствовав их присутствие, приветствует Сынчоль через плечо. — А то я думаю, чего у обоих двери открыты. Закончив своё дело, Сынчоль поворачивается, и тёмное стекло в его руке выпукло блестит. Бутылка вина выглядит полной, и знакомый заторможенно радостный вид Сынчоля говорит о том, что она далеко не первая. — А я думал, я один сегодня такой бессонный, — он опускает глаза на их руки, но остаётся без комментариев. Сынчоль будто сейчас не здесь. — В жизни мало что идёт так, как мы хотим, да? — Ты в порядке? — Я? В полном. — Уверен? — Да! Естественно! Почему нет? — Сынчоль словно сейчас расплачется, но это маскируется вымученным смехом. — Вот, возвращают мне мясо моего отца. Готовлюсь к завтрашнему прощанию. Я выгляжу готовым, а? — Выглядишь дерьмово, — жёстко резюмирует Мингю, и Вону незаметно оттягивает его назад, мол, замолчи. Сынчоль, конечно же, не обидевшись, глупо хихикает. Проникнуться сочувствием к этому человеку сложно, но та ночь на лестнице не забыта, и в какой-то мере Вону способен понять его чувства. — Может, тебе не стоит идти? — А кто тогда это всё будет устраивать? Я один... Может, и не стоило так ковыряться, всё равно никогда этого не делал, — Сынчоль крепко обнимает открытую бутылку и на секунду устремляет невидящий взгляд в пол. Следом встрепенувшись, он салютует двумя пальцами. — Ладно, парни. Пойду... готовиться. Хорошей ночи. — Сынчоль, подожди, — Вону повинуется непонятном порыву, что не совсем заслужено. — Когда будут сжигать тело... Лучше на это не смотреть. Сынчоль не даёт понять, что услышал, однако напряжённые морщинки на его лбу раглаживаются. Люк за ним издаёт еле уловимый писк, свет на кухне выключен, и будто его здесь вообще не было. Зачем-то задержавшись, Вону отправляет Мингю в душ. После тоже смыв с себя весь песок и дождевые разводы и переодевшись, он присоединяется к Мингю, который не стал ложиться, чтобы его подождать. Вону аккуратно присаживается на самый край кровати. Между ними остался один неразрешённый вопрос, но обсуждение подождёт утра. Достаточно Кан Хёнджо в их жизни. С этого момента всё будет по-другому, и Вону не боится по меньшей мере на пару часов отпустить этот груз. — Полагаю, сегодня ночью произошло... много всего сразу. Договорим утром. Тебе стоит всё-таки немного поспать, — Вону хлопает по одеялу, но Мингю не шевелится. — Не хочу, чтобы ты уходил, — эхом признаётся он, и Вону сожалеюще поджимает губы. Это единогласно, без споров, но уместно ли после всего случившегося. Они сидят почти вплотную, и пальцы Мингю в намерении дёргаются, но так и не решаются на касание. Всю дорогу в офис они держались за руки, но это другое, и Вону понимает. Это не улица, где можно притвориться, что сейчас их дни протекают по-старому, это комната, где совсем недавно произошёл опасный приступ. Взаимные признания устранили возникшую стену недопонимания, но одного вечера недостаточно. Вону не хочет рассматривать эту возможность, но она остаётся — внутренний триггер Мингю не мог исчезнуть сам по себе. — Это нестрашно. Можешь ломать стаканы и крышу, но я легко не дамся, — Вону берёт Мингю за запястье и соединяет их ладони ровно по пальцам. Если начинать работу над возвращением их обыденной жизни, то сразу, не отступая. — Я не сломаюсь. Мингю смотрит на их ладони, а затем отводит взгляд, будто прислушивается к себе. Его пальцы идут дальше по шраму от наручника, по сухожилию, по сильно выступающим венам на предплечье. Дойдя до внутренней части локтя, Мингю останавливается, и Вону вопросительно дёргает бровями. Прямого ответа для него нет, на лице остаются сомнения. Тогда Вону забирает ладонь Мингю выше, встречает сопротивление, но он настойчивее. Вону кладёт её себе на шею. Кожа Мингю пахнет арбузным мылом, за которое Суа ранее воевала с Сынчолем целую неделю. Запах непривычный, но это мозолистое прикосновение не спутаешь ни с чем. Сначала Мингю не двигает ладонью, потом поднимается к кадыку и слегка сжимает. Вону, кажется, чувствует собственный пульс, но держится достойно. Страха нет. Даже если внутренне он весь напрягается, со стороны он показывает полное спокойствие. Прикосновения Мингю — это прикосновения Мингю. Не что-то опасное. Не ядовитое. Вону не боится. Раз он начинает первым, то стоить показать на себе, как легко всё плохое отпустить. Мингю это даётся немного труднее. Он делает глубокий вдох, пальцы сжимаются в кулак. Напряжение в его позе хорошо читаемо, Вону не двигается, давая справиться самому. И у Мингю получается. Переступив через этот муторный внутренний барьер, который мешал им обоим, он выдыхает, плечи расслабляются. Его большой палец очерчивает линию челюсти, костяшки поднимаются к щеке, и Вону льнёт к его касанию, как верный пёс. — Не так уж страшно, а? — беззлобно поддевает он, но весёлость покидает быстро, стоит заметить, что ему смотрят на губы. В последний раз они целовались очень давно (то короткое недоразумение в ванной комнате не считается), и, учитывая новый статус их отношений, сильно засмущавшись, Вону вскакивает с кровати. — Раз уж ты, э... в порядке, я думаю, мне тоже пора к себе... А то скоро солнце встанет, а поспал я часа, может, два или ещё меньше... Вону замедляется в своих путанных объяснениях из-за Мингю — тот берёт за руку и тянет на себя. Приземлившись ему на бедро, Вону собирается было съехать на одеяло, но Мингю прижимает только сильнее. — Уверен? — низко спрашивает Вону, несмотря на то, что необходимости в этом нет: в глазах напротив он не видит ни тени сомнения. В качестве ответа Мингю целует, но он тотчас отодвигается. Выдержав направленный на него тяжёлый взгляд, что пробуждает внутри непривычное желание близости, Вону перелезает к Мингю на бёдра, колени упираются в податливый матрас. Следующий поцелуй за ним. Одной рукой Мингю держит его за бок, а вторая скользит по внутренней стороне бедра. Довольно интересно и в какой-то мере забавно, как всего пара слов изменили ситуацию — до этого они друг друга касаться не могли, а сейчас сжимают с такой необъяснимой силой, что могут остаться синяки. И это приятная боль. Это вообще приятно всё целиком — целоваться не из-за эксперимента, а потому, что тебе нравится этот человек. Потому что ты сам хочешь прикоснуться к нему, хочешь раствориться в собственных чувствах. Передать через касание то, что не можешь выразить словами. Вону напирает, с трудом удерживаясь от опасной близости, и Мингю позволяет, углубляя поцелуй настолько, что губы начинает колоть. — Ты уверен, — более утвердительно повторяет Вону, кончиками ногтей выводя невидимые линии на щеках Мингю. — Ты прав. Если держать в себе, во мне это останется... Этого я не хочу. — Живём не через, а с. Ставшая их знаковой фраза вызывает у Вону лёгкую улыбку, лицо Мингю также светлеет. Какие-либо дополнительные слова излишни. О чувствах из-за поцелуя повторять бессмысленно, потому что дело не в том, что ты говоришь, а что показываешь. — Не уходи, — Мингю конкретен как никогда, сдвигая футболку Вону выше с обеих сторон на безопасное расстояние. Его тёплые пальцы играются с резинкой шорт. — Останься. — И ты сможешь держать себя в руках? — Я смогу держать тебя в руках. — Мингю, — возмущением Вону прикрывает стеснение. Было бы неплохо, если бы всякий раз над головой специально выскакивала табличка, оповещающая о смене в поведении Мингю. — Это же серьёзно. Мингю хватается за бока ощутимее, выпрямившись, и Вону замечает подвох слишком поздно — его опрокидывают на соседнюю подушку. Дав себе пару секунд смиренно осознать произошедшее, он поудобнее укладывается. На его лице так и написано ты неисправим, на что Мингю бесстыже пожимает плечом. Вону, не сдержавшись, хмыкает и сокращает между ними расстояние — подушку за собой тоже приходится подвинуть. Их ладони как-то сами находят друг друга, Вону знакомо прижимается к Мингю. Он чувствует, как его укрывают одеялом, укутывают приятным теплом, и сдаётся. Это правильно. Именно так, после всего плохого, после всего сложного и болезненного, эта ночь и должна закончиться. Мальчишка Гуаньхэн оказался прав. Если ты готов ждать человека, то дождёшься не только его. Ты дождёшься чего-то большего. Всего. В итоге выходит, что со слов Аллы Вону всё правильно рассчитал. Он действительно оказался прав. Разрешив внутреннее напряжение из-за своих чувств и перестав фокусироваться на «Кубике», Мингю больше не закрывается в себе. Они живут дальше. И приступы прекращаются. Иногда вновь нападают, но воспринимаются Вону и Мингю совсем по-другому и проходят намного легче. Общение с остальными также довольно быстро возобновляется на уровень, когда они по-старому едят вместе и обсуждают скудные новости, если таковы есть. Конфликт улажен, и ничто о нём не напоминает. Всё у них спокойно, как и раньше. — Сначала отсосёшь у меня, а потом уже спрашивай, — одним тихим утром спорит с кем-то в своём репертуаре Сынчоль. Зажав телефон между плечом и ухом, он ковыряется в пачке и вытаскивает две сигареты. — Мы сколько знакомы? И сколько раз я тебе говорил, что я не занимаюсь этим дерьмом... Да, представь себе! Незаинтересованно улавливая его брюзжание, Вону скучающе щелкает по каналам. Он в поисках новостей. Этот психологический трюк немного-то глуповат — специально самому в Интернете не искать и надеяться, что каким-то образом всё же на них наткнёшься — и он не боится признаться, насколько его махинации жалки. Всё, что касается Кан Хёнджо, они в первом порядке специально мониторят, но что насчёт его родителей и «JJ ON»... Вону понимает, что после того, что он рассказал Чон Джиуку, их компания внезапно не откажется от пятилетнего идеального сотрудничества, но, может.. Возможно... Они могли бы... Встряхнув головой, чтобы отогнать все мешающие мысли, Вону пересаживается на подлокотник удобнее и щёлкает по кнопке усерднее. — Наркотики, проституция, детский труд... Повторить в сто миллионный раз? Да даже если всего сто тысяч отмыть надо, — одна сигарета отправляется за ухо, Сынчоль прячет пачку в переднем кармане рубашки. — Принципы есть у всех, пределы тоже... А знаешь, пошёл нахуй. Ссы в уши кому-нибудь другому. — Вы только посмотрите, Чхве Сынчоль прямо с утра весь в работе, — насмешливо тянет Рейвен, выключая кофемашину и пробуя получившийся кофе. Не удовлетворившись вкусом, он добавляет побольше сахара. — Да заебали, — не прекращает ворчать Сынчоль, отбрасывая телефон на ещё влажный стол — они только-только закончили завтрак, и Вону недавно убирался. — Пытаешься рассмотреть перспективы на будущее, а тебе говно какое-то подсовывают. — Больно сильно ты рвёшься в будущее. — Нам всем пора двигаться. Кстати о настоящем, — оставив телефон, Сынчоль выходит из кухни в гостиную. — Пора поговорить о наших планах. Уже конкретных действиях. — Прямо сейчас? — Вону отвлекается от телевизора. — Суа у себя- — Суа не нужна. Ты кстати тоже. Дело за нами троими. Сынчоль прямо обращается к сидящему на диване Мингю, и тот даёт ноль реакции. Рейвен происходящим не заинтересовывается, попивая кофе небольшими глотками, а вот Вону встаёт вслед за Мингю, чувствуя зарождающееся в воздухе напряжение. — Я в пор- — Да, в полном, — Сынчоль не слишком сильно бьёт в грудь косточкой ладони, но этого хватает, чтобы Мингю еле устоял на ногах и с рыком сдерживаемой боли схватился за шов под футболкой. — Чхве Сынчоль, — предупреждающе цедит Вону, помогая Мингю сесть и оставив в знак защиты ладонь на его плече. — Никаких обид, но давайте смотреть правде в глаза: вы с Суа, несмотря на постепенное выздоровление, на данный момент едва ли полезны. Вы полевые агенты, это ваша основная задача, так и что вы сейчас сможете сделать? — Работать на износ — не лучшее решение на данный момент, — конечно же, поддерживает Рейвен, присоединяясь к ним в гостиной. Кружка оказалась выпитана, он прячет руки в передние карманы брюк и строит гримасу. — Речь об экстренных ситуациях не идёт, естественно. Пока, по крайней мере, мы не придумали, с чего начать. — Вас вывели из игры. Нас осталось трое, — отрезает Сынчоль тоном, не терпящим возражений, и Вону принимает это. Он понимает почему, в какой-то мере даже согласен. Лучше им пока со всем разобраться, а Суа и Мингю подтянутся потом, когда появится конкретный план. К тому же Вону сейчас очень не хотелось бы бросать Мингю сразу в пламя. — И что мы сможем сделать втроём? — вполне резонно интересуется он. — Немногое, — честно отвечает Сынчоль. — Для начала проясним, как именно мы убьём Кан Хёнджо. — Мы вроде договаривались, что его смерть ничего не решит. — И не решит. Это так, бонус. И его мелкого парщивца тоже. За компанию, — Сынчоль с кривлянием разводит руками. — А что, есть возражения? Все молчат, и он поднимает брови с выражением лица о чём и речь. — Тогда этим стоит заняться уже после, — добавляет Рейвен в целом и так понятную вещь. — Пусть перед этим насладится крахом своей жизни сполна. — Да, но как именно? Отдельно или завяжем на уничтожении «Кубика»? Вону знающе удерживает Мингю за плечо ещё до того, как тот вообще решает поучаствовать в обсуждении. Требовательно усадив его обратно, он обращается к Сынчолю и Рейвену: — А это сейчас важно? Давайте, может, начнём с самого этапа? — Мне одна мысль о том, что мы с ним сделаем, приносит внутреннее возбуждение, — скривив губы в отвращении, с проглядывающей улыбкой, Сынчоль кивает Мингю. — Помнишь, как было с Пак Сэрай? Повторить сможешь? Мингю под ухом издаёт лёгкий смешок, и Вону глубоко вдыхает, сдерживаясь. — Раз мы точно это делаем, значит, придётся думать, как мы решим вопрос с новым исполнительным директором. И что вообще делать со всей этой бюрократией. Мы не можем убирать каждого следующего по цепочке. — А вдруг и не будет нового назначения? Информацией о внутреннем климате компании мы не владеем. Может, их этому генеральному... как его там... до пизды на «Кубик». Может, это чисто Кан Хёнджо инициатива. Вдруг с его смертью всё остановится, а там и останется-то всего подчистить?.. Малыш Вону?.. — Я без понятия. Подобные разговоры ведутся давно, и все эти если и а вдруг по большому счёту бессмысленны. Вону сам любитель порассуждать о невозможном, но здесь чётко видно, что гладко им не закончить, не после провала с главным офисом. На их деле по-настоящему надолго он никогда не останавливался, работа с «Ветеранами» всегда была для него скорее «делай, что говорят, и не будет никаких проблем». Вону продумал деление на этапы, но чтобы подробно углубиться... Впервые он всерьёз задумывается, что значит буквально уничтожить бизнес-проект до последнего упоминания. Первая же ассоциация — уничтожение всех страниц с опечатками в коде. Ты можешь отобрать весь мусор и удалить, но где-то что-то да останется. Потому что не всё лежит на поверхности. Так и как им проследить, чтобы ничего не осталось? — ...Тогда это был бы самый идеальный способ закончить дело, — пожимает плечом Рейвен, как бы не веря своим же словам. — Но это маловероятно. Выходит этак: сам этап, как мы начинаем втроём, что делать со смертью Кан Хёнджо. И остаточное, что будет зависеть от первых пунктов. Сказать на это нечего, и Вону невольно отвлекается на телевизор. Начинается как раз предобеденный показ последних новостей, и сводка не представляет ничего интересного. Слушая одним ухом их, а другим — Рейвена и Сынчоля, он прикидывает, что бы он делал, работая в одиночку. Далеко мысли не уводят, на поверхность обратно заставляет вынырнуть знакомая фамилия, а следом и название. Стоит всего немного понаблюдать за происходящим на экране, и лицо Вону вытягивается. — Рейвен... — с тревогой зовёт он, и тот, прервавшись на полуслове, разворачивается к телевизору. — Вону, пожалуйста, сделай громче, — сверкнув глазами, Рейвен делает несколько непроизвольных шагов вперёд. — ...Примечательно, что это первый зафиксированный случай, когда компания так резко меняет свои планы — передача Фонда имени Ким Чжичоля изначально была запланирована на декабрь, — вещает приятный женский голос с экрана, пока идёт видеоряд официальных фотографий прессы с вечернего мероприятия. — Причина столь резкой смены планов официальным представителем не была озвучена, впрочем, по прогнозам аналитиков фондового рынка можно определить, что курс компания взяла верный. Ожидается приток инвестиций к концу данного квартала. Поглядывая то на телевизор, то на Рейвена, Вону пытается определить, как была принята данная новость. Выходит не очень: Рейвен сейчас совсем не читаем. Эмоции застыли, он даже не моргает. — Напомним, что в выходные прошлой недели Ким Дыкчон объявил, что этот год в роли председателя «KKK World» будет для него последним. Его сын, на данный момент являющийся генеральным директором развлекательного агентства «ККK Entertainment», а со вчерашнего вечера ещё и дополнительно главой Фонда имени Ким Чжичоля, господин Ким Сокхён-щи имеет все перспективы занять главенствующее место в компании, — на экране появляется ведущая новостей, и фокус камеры сдвигается на её соведущего. — Но, кажется, здесь всё не так просто, да, Ким Джису-щи? — Он и не собирался... Он не собирался принимать... — не поменявшись в лице, говорит невнятно Рейвен, и то, как он ни разу не упоминает Фонд, даёт понять, что всё это время он гнался далеко не за должностью. — Да, есть очень интересный нюанс. По информации от инсайдеров три года назад госпожой Ким Роной-щи была приобретена та самая знаменитая картинная галерея «Рассвет». Пока она на реставрации, никаких официальных данных не предоставлялось, однако интересно само предположение. Даже если председателем станет господин Со Джунхён-щи, господин Ким Сокхён-щи в любом случае может также получить галерею в наследство — это самый исходный вариант, подобная практика довольно распространена. И таким образом семья Ким сможет контролировать всё творческое пространство Сеула — классическое направление, художественное и современно-музыкальное. Господин Ким Сокхён-щи, возможно, станет впервые в истории трёхкратным генеральным директором. И это довольно иронично, если вспомнить само название компании и их знаменитый логотип в виде короны — ККК. Звучит увлекательно, не так ли? — Рейвен... — предупреждающе зовёт Сынчоль, что вряд ли слышат. Рейвен остаётся на том же месте, показ фотографий с вечера назначения его брата на место главы Фонда продолжается, но он уже увлёкся телефоном. Кого-то набрав, он ставит на громкую связь и не выказывает никакой реакции, когда абонент оказывается вне сети. Он пробует ещё раз, меняет несколько номеров и что-то долго напряжённо печатает. Сынчоль внимательно следит за каждым его действием, Мингю рядом тоже напрягается. Даже Вону понимает, что за этими новостями может последовать. Не у одного Мингю взрывной характер. Рейвен пробует позвонить в последний раз, поднимая телефон к глазам. Снова неудача, и, щелкнув языком, он водит им по внутренней стороне щеки. Покрутив телефон в руках, как ненужную игрушку, Рейвен кивает сам себе, а затем резко выбрасывает руку. По стеклу столика прошла трещина, угол сбит, что говорить про тонкий дисплей телефона. — Ну давай так уж не эмоционировать... — беспечно комментирует происходящее Сынчоль, нахмурившись, поскольку Рейвен возвращается к происходящему на экране. — Официально о планах Фонда господин Ким Сокхён-щи пообещал сообщить в следующий понедельник- Голос ведущей обрубает, стоит телевизору последовать участи телефона. Рейвен дёргает его на себя со всей силы, так, что он опрокидывается на пол с заставляющим вздрогнуть грохотом. Вместе с ним по инерции слетает игровая приставка и диски, пластик упаковки под весом телевизора трещит. Носком туфли отпихнув один из выдернутых проводов, Рейвен с прямой спиной поворачивается к остальным. — Рейвен... — Всё под контролем. Сейчас это не стоит нашего времени, — неожиданно ровным голосом заговаривает Рейвен. Никаких криков или другого чёткого ответа, его будто здесь сейчас не было. У обоих проблемы с контролем гнева, но в отличие от Мингю Рейвен всегда успокаивается быстро. Если Мингю — широко распростряющийся пожар, задевающий всех вокруг, то Рейвен — это яркая вспышка фейерверка, сгорающая исключительно изнутри. — Я займусь этим, когда мы закончим с «Кубиком». — Ну, твоё решение, как тебе удобнее... — с выключенным телевизором в гостиной повисает слишком заметная тишина, давящая на уши, и Сынчоль с деланным непринуждением смеётся. — Что-то тут как-то душно... Никто не хочет прогуляться? На свежем воздухе всегда думается лучше...Вону, ты же так в парк и не попал, да? Хотели же прогуляться как-нибудь... Сначала накалённая атмосфера в гостиной остаётся, а затем Рейвен без объяснений первым срывается в прихожую. Небрежно накинув пальто и не застегнувшись, он с рокотом захлопывает за собой тяжёлую входную дверь, из-за чего трещит стекло в шкафчиках. Сынчоль, прочистив горло, глазами указывает в ту же сторону, и Вону со вздохом подчиняется. Мингю идти не обязательно, однако он всё равно присоединяется. Сезон дождей всё не прекращается, и с утра прошёл лёгкий, оказавшийся достаточным, чтобы заполнить каждую неровность дороги водой. Сверху с оставшихся листьев то и дело летят капли, под ногами склизкие остатки от золотистого покрова прилипают к подошвам. Прохладно, над головой серая плотная завеса, и это не похоже на самую идеальную погоду для прогулки. Вону вдыхает свежий воздух полной грудью и, спрятав руки в карманы куртки, старается не отставать от идущих впереди Рейвена и Сынчоля. Оба спешат, будто в парке их ожидает встреча с делегацией президента, и для Вону как для обладателя длинных ног немного необычно за кем-то не успевать. Мингю не может идти быстро, и он подстраивается под его ритм, вырываясь вперёд, может, на шага три-четыре. — ...Ты уверен, Рейвен? — доносится до Вону тихий голос Сынчоля, когда он невольно подбирается ближе. — Я предупреждал, что так и будет. Я им миллион раз говорил, чем всё закончится, — грубо отрезает Рейвен. — Я прямо озвучивал свой план. — И ты не будешь сожалеть? — А он сожалел, когда выставил из дома пятилетнего ребёнка? Двенадцать лет заграницей, Сынчоль, — Рейвен, сжав кулаки до побелевших костяшек, отворачивается. — Я спокойно проживу столько же и даже ещё больше без них. — Семья... — Сынчоль не находит, что сказать, беспомощно пальцами едва весомо касается костяшек Рейвена. Их на время разлучает продолговатая лужа, и больше разговор на эту тему не заходит. Вону сложно сочувствовать Рейвену, но его пустые глаза, лишенные привычного пыла, и опущенные плечи вызывают дискомфорт. Это неправильно. Он должен быть более... раздражающим. Добравшись до информационного центра, они замедляются. Сынчоль разворачивается и спиной шагает к началу восхождения, мимо карты маршрутов и административной будки. Раскинув руки в стороны, он важно вещает: — Малыш Вону, добро пожаловать в Национальный парк гор Пукхансан, что получили данное назначение в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. Общая площадь составляет восемьдесят тысяч шестьсот шестьдесят девять квадратных метров. Вершина хребта состоит из трёх пиков, это Пэгундэ, Инсубон и Мангёндэ. Сечёшь, да, откуда название? Треугольник! — Благодарю за столь познавательную справку. — Пожалуйста! А то так бы и не попал сюда, а, признай. — Возможно?.. Пока Сынчоль атакует совершенно ненужной информацией, Мингю, оглядевшись, направляется к информационной будке, и он кричит ему, чтобы взял воды. Рейвен, уставившись в землю, ковыряет носком туфли попавший в край бордюра камень и едва ли заинтересовывается происходящим. — Помню, когда я был мелким, бабушка с дедушкой отправились со мной по маршруту Обон, — предавшись воспоминаниям, Сынчоль разглядывает маячущие вдалеке хребты, почти скрытые ало-золотой листвой. — Серьёзно? Обон и ребёнком? — не поднимая головы, сомневается Рейвен. — Да, старички у меня были активные. Мы тогда и половину не преодолели. Жаль, зато в тот день я на всю жизнь уяснил для себя одну главную вещь, — глаза Сынчоля затуманиваются воспоминаниями. — И какую же? — Если тебя куда-то зовут, а в конце обещают мороженое — не ведись. Не будет тебе никакого мороженого. Бабка с дедом просто хотят взять тебя на живца. Рейвен, не сдержавшись, прыскает, а Вону качает головой. И разве можно было ожидать от этого человека чего-то иного? К ним возвращается Мингю, и Сынчоль, наблюдая его приближением, бросается защищаться: — Я серьёзно! Старики такие хитрые! Если слышите что-то про мороженое, сразу бегите... Жаль, я это понял слишком поздно. Его толкают в бок чем-то холодным, и Вону отрывается от речей Сынчоля. Мингю принёс банановое молоко, и, слабо улыбнувшись, он негромко благодарит. Сынчоль, получивший свою бутылку воды, в подозрении щурится на это, но остаётся без комментариев. — Что ж, пошли? День не резиновый. Вону не особо привлекает идея идти в гору — уже в начале маршрута его пугает, как высоко уходит тропа — но говорить об этом поздно. Он снова идёт позади всех, сберегая дыхание, Мингю поднимается чуть впереди также осторожно, и даже Сынчоль удивительно молчит. Двигаться выходит трудновато, но здесь чистый воздух и тихо. Спокойно. Сейчас не сезон для восхождений, ни позади, ни впереди посетителей парка нет. Поэтому, не считая некоторых нюансов, их совместная прогулка проходит хорошо, и Вону устать не успевает, как они достигают одну из остановок на маршруте. Это широкая скамейка с небольшим перекрытием от дождя, место асфальтировано, с двумя урнами. Вокруг непроходимая стена из деревьев и громоздких волунов, фоном слышно пение оставшихся на зиму птиц. Сынчоль со стоном усталости падает на скамейку, Мингю, стараясь дышать ровно носом, к нему подсаживается. Места есть, но Вону и Рейвен предпочитают остаться на ногах. — И как мы тогда поступаем, если не отталкиваемся от смерти Кан Хёнджо? — сразу начинает прерванный разговор Рейвен, спрятав ладони под мышками. Короткая прогулка пошла ему на пользу, та потерянность и пустота ушли. — Путь через пиздюка тоже прикрыт. — Ну, мы же собирались закончить в открытую, значит, заканчиваем в открытую, — Сынчоль неуверенно почёсывает щёку крышкой бутылки. — Хотя... с этим теперь, скорее всего, будут проблемы. Если напрямую... не представляю... пока... Мы сейчас, как под микроскопом. — Он знает нас. Он знает, кто мы, — присоединяется к ним Вону. — Да, он увидел всех, кроме Рейвена, трезвым... — Нет, он знает. Он назвал меня по имени. — Ему мог сказать Кан Ёнхун. — И имя Мингю? Имя он мог подслушать, если кто-то из нас при нём случайно оговорился, но фамилию... Это сложнее. — В этом есть смысл, — поддерживает Рейвен. — Слушайте, у Китэ на «Помпеях» одни из самых достоверных источников, я тоже использовал свой максимум. За две недели мы не нашли ни единого упоминания или намёка на фамилию. — Ким — самая распространённая. Они могли угадать. — Ты правда думаешь, что они решили положиться на случайность? Сынчоль задумчиво ведёт головой и после несколько раз болванчиком кивает. — Ты считаешь, всё было подстроено, — чуть сощурившись, протягивает он. То, как Сынчоль его порой понимает с полуслова, иногда пугает Вону. — Я много... я много думал почему именно Мингю. Нас там было четверо. Почему не Суа, она была ближе всех... Кан Хёнджо специально выбрал Мингю. — И почему же? — Был бы такой же эффект, если бы выбрали её? — говорить об этом неприятно, особенно из-за того, что Мингю здесь, но это важно обсудить. Поэтому Вону старается держать взгляд на одном Сынчоле. — Они понимали, что будет. Суа нанесла бы куда меньше ущерба. Мингю же наёмник. Он профессиональный убийца. И у него... — вот здесь корректных слов не находится, и Вону неловко мнётся. — Проблемы с башкой, — невозмутимо заканчивает сам Мингю. — Какая самокритичная оценка, — поддевает Сынчоль и гладит воображаемую бороду. — Хорошо, они знали, что он — наша защита. Но... зачем так сложно? Если они собирались нанести удар по всем, почему бы не нанести по кому-то более — Мингю, не в обиду тебе — важному? Он должен был узнать, что я лидер, так почему было не ударить сразу по мне? — Извини, Сынчоль, но ты тоже не самая важная фигура на этой шахматной доске. Через Мингю они пытались достать другого человека, — Рейвен не даёт ни одного намёка, но все взгляды обращаются на Вону. Вону, который тоже рассматривал подобный вариант, в ответ поджимает губы, мол, всё может быть. — То есть теперь мы втянуты скорее в семейный конфликт четы Чон и Кан? — Сынчоль, я- — Окей. Без проблем. Я же уже согласился вписаться за Минхи. — Мы все согласились, — поправляет Рейвен, покручивая колечко пирсинга в хряще левого уха. — Если он планировал добраться именно до Вону, сначала придётся разобраться со всеми нами. Не стоило ему вообще отвечать нам в открытую. — Именно. Это наша прерогатива! В принципе это хорошо, мы сами это планировали... Ну, может, не настолько в открытую. Никакой работы из тени, это плюс, но и никакой защиты от неизвестности, это минус. Он знает, что от нас ожидать, никакого эффекта «вау» не осталось... Ладно, признаю: будет приятно забрать последнюю победу, зная, что Кан Хёнджо знает, кто, как и за что... — Сынчоль, в намёке подняв брови, по очереди водит глазами по Рейвену и Вону. — Вы два моих главных мозга команды. Идеи? Рейвен с Вону переглядываются и почти синхронно всплёскивают руками. — Когда нас осталось трое, придумать что-то сложнее. — У меня тоже пока ни одной мысли, — честно признаётся Вону. — Что бы на «Помпеях» Кан Хёнджо не проворачивал, в «обычном» мире он в первую очередь один из самых уважаемых и значимых людей Сеула. Мы же... Сынчоль, Рейвен, вас, может, и знают... Но мы с Мингю и Суа, если что-то пойдёт не так, попадём в уязвимое положение... Это не должно было быть настолько в открытую. — От твоих родителей есть новости? — Нет. Госпожа Мун говорит, всё заморожено, но официально от сотрудничества никто не отказывался. Кан Хёнджо в поисках ещё инвесторов. — Значит, мы должны успеть до того, как он найдёт деньги... Ну? И как тогда этого не допустить? — Сынчоль, ты что, хочешь, чтобы мы тебе за пять минут весь план составили? Я думал, ты в двух словах хочешь обсудить, как мы хотя бы начнём, — укоризненно, но в то же время со смешком говорит Рейвен, и Вону в согласии разводит руками. Сынчоль строит гримасу сожаления, не стесняясь подтвердить правдивость сказанных слов. — Давайте по фактам — мы в заднице. Кан Хёнджо ослабил нашу команду, он может манипулировать нашим прошлым, наш единственный вариант сделать всё тихо и незаметно больше недоступен. Игнорировать такое при подходе нельзя. — Знаешь, Рейвен, ты так описываешь, будто мы одним в шатком положении. Кан Хёнджо тоже... в заднице. — Он также уязвим, — повторяет другими словами Сынчоль, точно до него только сейчас это доходит. — Мы фокусируемся на том, что попались ему, забывая, кто кому попался раньше. Чё париться, давайте не изобретать велосипед. Мы до этого справлялись с ним на раз-два. Всё, через Кан Ёнхуна вариант обломился. Мы продолжим то, что уже делали. Добьём его до конца... Только как? — Пока не представляю, как смогу подобраться к главному офису через связи. На данный момент это уже никому не надо. Настроения в обществе стали другие. Все будут обсуждать... другую вещь, — Рейвен виновато поджимает губы, и Сынчоль с надеждой обращает щенячий взор на Вону. — Я тоже не уверен... Отсюда я ничего не сделаю. Сливать больше нечего, а то, что подошло бы, как говорит Рейвен, уже не выстрелит. А попасть в главный офис... возможности нет. И не представится... Сейчас, на данный момент, я не вижу альтернатив. — Ладно, я понял. Время. Вам нужно время. — Да. И тогда мы с Вону, как и всегда, найдём выход из положения. — А потом Мингю превратит Кан Хёнджо и его пиздюка в фарш. — С удовольствием, — Мингю, о котором все как всегда позабыли, ставит в обсуждении точку. — Ладно. Понял. Главное, что решили, к чему возвращаемся. Чувство определённости даёт хоть какой-то смысл в жизни, а? — Сынчоль легонько стучит уже пустой бутылкой по голове. — Приятно, когда мозги начинают работу. Тогда с вас двоих основа, я прикину, как мы всё будем дочищать. Давайте закончим со всем до того, как Кан Хёнджо привалит баблишко и мы лишимся нашего преимущества. Сынчоль выбрасывает бутылку и с чувством выполненного долга откидывается на скамейку. Закурив, он предлагает остальным, но желающих не находится, и обсуждение переходит на бытовые темы. Собирается ещё один наплыв дождя, и вскоре импровизированная прогулка подходит к концу. Буквально на пороге их ожидает Суа. Мешая разуться, она едва ли сдвигается и окидывает всех угрюмым взглядом. — Вы должны это увидеть. Суа протягивает телефон в горизонтальном положении Мингю, и Сынчоль опускает его локти, чтобы было видно всем. — ...Поступила новая инсайдерская информация... Заключён первичный контракт на сотрудничество с китайским филиалом «Mu Juygh Group»... «Free Dom Comp» делится частью разработок с китайской стороной... — читает Вону через плечо Мингю, чтобы Рейвен тоже узнал. Чёрт. — Здесь ещё комментарии... Кажется, люди заинтересованы. «Именно этого Кан Хёнджо мы и ждали». Это... Этого не ждали мы. — М-м. Класс! — Сынчоль хлопает ладонями по бёдрам. — Всё внезапно стало куда сложнее. — Время есть. Это не за один день произойдёт. — Рейвен, ты и сам знаешь, что значит вмешательство Китая и как всё это происходит. — А мы не успеем что-нибудь предпринять? — забирая телефон, спрашивает Суа. — Возможно, как-то это сорвать? В четверг ожидают официальное заявление. — О, нет, я... я не могу. Это день... — это не так страшно, как было бы два месяца назад, и Вону заканчивает смелее: — Это день смерти Минхи. Я бы хотел провести его не за работой. — Конечно, конечно, — Сынчоль с неожиданной искренней чуткостью похлопывает по лопатке. — Это неприятно, но что поделать. Доделаем в процессе. Рейвен прав. На проект внезапно приток инвестиций не польёт. — Да и если польёт, что, Кан Хёнджо вдруг волшебным образом восстановит все уничтоженные базы, наймёт сотню новых сотрудников и поставит производство? —снисходительно подмечает Рейвен. — Это не меняет ничего. Пока. — Вы так самоуверенны, — фыркает Суа, стараясь довольно заметно скрыть обеспокоенность. — Не переживай, наш прекрасный цветок, — Сынчоль и Суа дарит успокаивающее прикосновение, но по плечу. — Это действительно опасно, но ради этого мы всё и делаем. Лёгкие деньги — это трусость, ты и сама знаешь. — Я решу, как нам быть, — с твёрдой уверенностью объявляет Вону, чем обращает на себя всеобщее внимание. Происходящее сейчас действительно больше похоже на лично его конфликт с семьёй Кан. Это его ответственность. Несмотря на то, что виноват Кан Ёнхун, началось всё с Кан Хёнджо, и на нём же должно закончиться. — Я всё сделаю. Я дам нам план. — Вот на такой настрой я и рассчитывал, — нацепив одну из своих типичных гадких ухмылок, Сынчоль щёлкает пальцами. — Но остальные не расслабляемся. Рейвен. Звонит телефон, и одной рукой он залезает за ним, а другой — за сигаретами. Названивающий номер ему не нравится, и, закатив глаза, Сынчоль с вытащенной открытой пачкой отправляется на улицу. Суа о чём-то недовольно высказывается, надув губы и нахмурившись, её высокий голос непривычно фонит, а Рейвен внимательно слушает, пальцами расчёсывая со стороны шеи её спутанные сзади волосы — они отошли к люку, чтобы тоже уйти с первого этажа. И Вону с Мингю оказываются предоставлены сами себе. — Чем-нибудь займёмся? Мингю глубокомысленно пожимает плечами и нажимает на грудь в место выстрела. — Я бы позанимался. — Серьёзно? — Я теряю форму, — Мингю встряхивает плечами ещё раз и потягивается всем телом. Вону смеривает его снисходительным взглядом. Ему бы так форму терять, вот честно. — Хорошо. Ты иди прокачивай свои мышцы, — Вону двумя костяшками тычет Мингю в живот, — а я пойду прокачивать свои, — себе он стучит по виску. — Начну хотя бы с чего-то. Не сдержавшись, Вону хмыкает, и Мингю почти улыбается. Дальше они расходятся по своим делам. И для Вону начинаются очередные поиски того, чего он сам пока не видит.