youre so golden

Как в это маленькое тело умещается столько всего. Рой смотрел на задремавшего на диване Эда и не мог понять. Как в нем умещается вся эта отвага, эта сила, эта самоотверженность, эта ярость, эта скорбь, эта любовь? Эдвард состоял из миллиона огромных вещей, и поверх этого, и внутри - золото. Оно так быстро вплелось в жизнь полковника, что тот и не заметил, а когда заметил - оно было везде. Оно мелькало рядом каждый раз, когда Эдвард был в штаб квартире, а когда он был в отъезде - оно разбивало багрянец и тьму его снов и вытягивало из кошмаров. Странно было думать - ещё страннее признаться, что вообще о таком думал - что Стальной будет таким же в постели. Рою представлялось (вот же стыд), если он слетит с катушек, если Стальной захочет... Ему думалось, Эдвард будет буйствовать, будет беситься, капризничать, кусаться - Эдвард же был настолько покладист, настолько искренне отдавался, что сложно было поверить, что это один и тот же человек. Он, казалось, даже не пытался осмыслять, что предлагал Мустанг и заранее был на все согласен: сжать горло, пока руки завязаны цепью его же часов? Не вопрос. Завязать глаза? Всегда пожалуйста. Разместиться под столом, жадно отсасывая, пока полковник кого-то отчитывает? С удовольствием. Наверное, среди всех его подчиненных только Стальной мог его так удивить. Возьмите меня. Мне надо. Я так решил. Так будет удобно. Я брезгую незнакомцами. Я же вижу, как вы на меня смотрите. Вы что, лицемер, называть меня ребёнком? Я служу в гребаной армии! Все верно. Самый дурацкий аргумент, который Рой мог привести (особенно после того, как, не задумываясь, потянул ленту из золотой косы) - это про то, что он ребёнок. Эд перенёс такое, что не каждому взрослому выпадает, да и не каждый взрослый, кому выпадет, переживёт, и все же... И все же. Он младше в два раза. Он дышит полковнику в подмышку. У него и намёка нет на щетину - золотой пух на щеках, мягкая золотая поросль в подмышках и паху. И все же. Мустанг берет его пошло и без причуд - на столе, не сумев и шагу ступить, заполучив мальчишку в свои руки. Он трогает его столько, будто ему уже сказали - это первый и последний раз, больше не будешь. Рой думает, трогал ли Эда так кто-нибудь, трогает ли его кто-нибудь вообще, обнимает ли, у него брат - двухметровый доспех. Эдвард подросток, а ещё Эдвард - это Эдвард, он отзывчивый, он чувствительный, его потряхивает от возбуждения, у него румянец до самой груди и слезы в глазах. Эдвард пахнет здоровым юношеским потом, нагретым металлом и машинным маслом. Первый раз Стальной выплескивается себе на живот, когда полковник лижет его от пупка до подбородка, руками небрежно распутывая косу, потягивая и дергая. Эд прикрывает локтем лицо, Рой смотрит на него с веселым изумлением и его хватает только чтобы пробормотать: - Стальной... Мустанг наклоняется, чтобы поцеловать искусанные губы, и наматывает золотые волосы на кулак.