Помоги мне вспомнить

Слёзы катятся по её щекам, скатываются к подбородку, собираясь там большой каплей, и падают на его руки. Аппараты противно пикают, запах медикаментов и хлорки забивает нос, что тошнит уже, но Юна и не думает отойти от кровати хоть на шаг, не прекращая рыдать ни на секунду. Девушка держит в своих руках бледную ладонь любимого, всё шепча под нос что-то неразборчивое. Его болезненный вид заставляет сердце сжиматься, и Юна рыдает сильнее, когда вновь бросает взгляд на ссадины на лице, перевязанную бинтом голову и бледную, словно не живую, кожу. Но ещё больше пугают эти трубки повсюду. — Джин… ты же слышишь меня, правда? Не притворяйся, что спишь. Знаешь же, что я давно перестала вестись на твои дурацкие розыгрыши, — она целует мелкие ранки на руках парня. На её вопросы слышится лишь размеренное пиканье. Парень лежит не подвижно, не подавая никаких признаков жизни, только аппараты дают знать, что он всё ещё «здесь». Юна жмурит глаза. Она не спала трое суток, и сейчас усталость заметно сказывается на её состоянии. Тёмные круги под глазами, волосы выбились из хвоста, и теперь торчат в разные стороны, на щеках размазалась тушь, а сама девушка была бледнее стены. Тело ломило, а глазные яблоки невыносимо жгло, что так и хотелось залить их прохладной водой. Медсёстры, да и лечащий врач Сокджина, уже не раз предлагали ей пойти домой отдохнуть, но девушка наотрез отказывалась. Ей даже разрешили поспать на соседней кушетке рядом с парнем, которую ей так любезно выделили, но Юна даже спать не хотела. Девушке всё казалось, сомкни она глаза хоть на секундочку, с Кимом что-то случиться, а она не услышит. Не сможет помочь. В голове яркими вспышками воспламенялись моменты той ночи. Если бы она тогда смогла его отговорить. Если бы не пустила на ту роковую гонку. «Джин, пожалуйста, останься дома. Мы же решили больше не участвовать, помнишь?» Ком подкатывает к горлу, отдавая горечью на языке. Чувства рвут на части, если их в себе сдерживать, а Юна сдерживала из последних сил, потому что пообещала себе самой оставаться сильной. Ради него. Фразы эхом продолжали гудеть в голове, словно отдалённо, словно во сне, но как жаль, что случившееся не было сном. «Я помню. Всё помню. Но не смогу себе простить такой глупый проигрыш. А ты же знаешь, как я не люблю проигрывать». Да, она прекрасно знает и корит себя вдвойне. Сжимает сильнее его руку, поглаживая большим пальцем костяшки. Размеренное пиканье сбоку каждый раз острой иглой прокалывает сердце, будто снова и снова отправляя девушку на три дня назад, в тот вечер, когда она едва не потеряла самого дорого человека в своей жизни. И ничего не изменить. Можно жалеть о прошлом сколько угодно, можно размышлять, как бы ты сделала то или другое, как поступила бы иначе и какие слова нашла, чтобы убедить парня больше не участвовать в опасных соревнованиях, где состязались не на жизнь, а на смерть. Чем поможет тебе твоё сожаление? Интересно, а Сокджин сожалеет? «Если ты меня любишь…» «Я люблю тебя больше жизни, Юна. Но меня загрызёт собственная гордость. Ты должна меня понять. Всегда понимала. Потому что ты такая же». «Да, я тебя понимаю. Да, я такая же. Но я боюсь за тебя, Джин. Чон Хосок никогда не играет честно». «Так и я не пальцем деланный. Не дрейфь. Всё будет хорошо, малыш». Он улыбался ей тогда так ярко, так убедительно, что она взяла и поверила. Хотела верить. Наверное, стоило закатить истерику, поставить тупой ультиматум «я или гонки», да что угодно, но только не смириться с решением Кима. Перед глазами, словно зажёванная кассета, проносился один и тот же кадр, как красный спортивный мотоцикл Хосока подрезает мотоцикл Джина. Как парень, не справившись с управлением, летит в кювет, врезаясь в большой камень. Чёрная ямаха парня становиться похожей на груду металлолома, из неё клубами валит дым, а самого Джина отбрасывает от места происшествия на несколько метров. Вокруг собралось слишком много народу, что можно задохнуться от такого количества людей вокруг. Все, как голодные на зрелища гиены, столпились возле Сокджина, но никто не двинулся помочь, пока Чон Юна с криками не подлетела к парню, расталкивая «зрителей» по пути. В ушах звенит, пульс уже кувалдой отбивает ритм в висках и холодно. До противного чувства страха, что прошибает током всё тело. И назойливая, как муха, мысль в голове: «А вдруг, он уже не дышит?». «Всё будет хорошо, малыш…» По щекам градом катятся надоевшие слёзы, Юна стирает их рукавом кожаной куртки, материал неприятно царапает кожу, она щурится и громко всхлипывает, пытаясь успокоиться. Всё будет хорошо… — Где же твоё «хорошо», Джин? — спрашивает она, поднимая на «спящего» парня голову. — Где это обещанное «хорошо», если ты лежишь передо мной полуживой? Кому и что ты доказал? — для девушки начало входить в привычку, вот так говорить с Кимом. Единственное, что ещё держало её на плаву и не давало сойти с ума — это односторонние «диалоги» с парнем. Дверь в палату скрипнула, открываясь. На пороге появилась женщина лет сорока пяти. Идеальный макияж, ухоженные длинные волосы, одежда дорогая. Она сжала в своих пальцах лаковую сумочку, когда вновь увидела возле кровати сына ненавистную девчонку. Юна даже не шелохнулась. Так ушла в свои мысли, что не замечала госпожу Квон, пока та не положила руку ей на плечо, до боли сжимая его. Запах знакомых духов забил нос. Шатенка узнала бы его из тысячи — слишком едкий и тяжёлый, как для женщины, но должна признать, что он очень подходил Квон Хеджу. По телу пробежала дрожь, Юна глубоко вздохнула, мысленно готовясь к очередной тонне грязи, которую сейчас выльет на неё мать Джина. — Маленькая дрянь. Я же говорила тебе больше не появляться рядом с моим сыном, — прошипела Хеджу. Рот перекосило от гнева, и хоть Чон не видела сейчас её лица, отчётливо почувствовала всю ту злость, прожигающую спину. Шатенка только хмыкнула неслышно. — Я никуда не уйду, пока Джин не придёт в себя, — хрипло, но уверенно проговорила та. Горло саднило от выплаканных слёз и не озвученных криков, которые так и не слетали с её уст, застревая где-то в глотке. Девушка всё не смотрела в сторону разъярённой женщины, продолжая держать Кима за руку и тихо плакать. Она молилась о том, чтобы Джин поскорее проснулся, чтобы он мог снова улыбаться ей, чтобы обнять его крепко-крепко, уткнувшись носом в широкую грудь. В его руках всегда так тепло и надёжно, будто и не страшно ничего. — А ты имеешь право оставаться? Не стыдно? После всего того, что ты сделала с ним. — В отличие от вас, я дарила ему только любовь. Поэтому, да. Пожалуй, я имею право, — на секунду девушка взглянула на Хеджи и уже хотела отвернуться обратно, как щёку прожгло болью от звонкой пощёчины. Женщина шумно выдыхала носом воздух. Она стала ненавидеть Юну с первых секунд знакомства. Неприметная девушка из бедной семью не входила в её планы, и уж точно не такую она видела в роли своей невестки. Но Джин никогда не имел привычки слушать «советы» матери. Да что там. Парень никогда её не слушал и не слышал вовсе. Ему было совершенно плевать на семейный бизнес, на кучу денег. Среди его друзей даже мало кто знал, что он из обеспеченной семьи. В чём, конечно, его мать винила Юну. Легче спихнуть всё на кого-то, чем признать ошибку своей. Схватив шатенку за воротник чёрной косухи, госпожа Квон дёрнула девушку на себя. Юна держалась за место удара, пытаясь унять жар в горящей щеке холодной ладонью, в уголках глаз начинали набегать новые слёзы. — Послушай меня сюда, чертовка. Я знаю, что тебе нужны от моего сына только деньги. Хватит притворяться невинной овечкой, — прошипела женщина, тряся шатенкой. — По себе судите? — не осталась в долгу Юна. Она всегда умела найти нужные слова, чтобы постоять за себя, особенно, когда это касалось матери Сокджина. — Ах, ты! — Юна зажмурилась, готовая принять ещё один удар, но их перебил едва слышный голос, доносившейся с левой стороны. Они обе повернулись к кровати Джина. — М-мама? — сквозь кислородную маску слова тяжело было разобрать, и парню было трудно говорить, пока она находились на лице. Брюнет медленно стал осматривать палату, периодически закрывая и открывая глаза. Его взгляд снова остановился на матери, что так и застыла с поднятой рукой. Первой в себя пришла Юна. Она вмиг вывернулась из хватки Хеджи и бросилась к любимому, снимая с него маску и хватая опешившего парня за руку, стала целовать его пальцы. Джин удивлённо наблюдал за её действиями, молчал, разглядывая странную девушку, и всё больше не понимал, что здесь происходит. Что случилось? Почему он… в больнице? Почему мать плачет? Он никогда не видел её слёз. Неужели с ним случилось настолько что-то плохое? А может, это сон? Но всё выглядело куда реальней, и парень в конец растерялся, когда Юна обняла его, пропитывая слезами больничную рубашку у него на груди. Ведь главный вопрос был в том, что… — Джин, я так испугалась за тебя. Родной, как хорошо, что ты пришёл в себя! — девушка лепетала быстро и крепко обнимала брюнета, боясь, что он раствориться в её объятиях или исчезнет. Чон не знает, как и куда он может пропасть, но страх не уходит, поэтому шатенка жмётся к широкой груди сильнее, пока следующие слова Джина не режут её душу на мелкие кусочки. — Извините, а вы кто? Мам, кто это? Чон Юна чувствует, как только что её личный мир ожил и тут же за секунду умер у неё на глазах. Для других в нём место есть, только, похоже, ей больше никогда не найти на его просторах дом. Как будто почву выбили из-под ног, а сердце облили керосином и подожгли. Примерно такое чувство. Квон Хеджу, пользуясь ситуацией, быстренько подбегает к сыну, отпихивая Чон в сторону, и садиться рядом. — Ну, чего встала! Позови врача! — гаркнула та шатенке. Юне ничего не оставалось, как послушаться, да и врача, действительно, необходимо позвать. Вскоре она покинула палату, оставляя мать с сыном наедине. — Сынок, я так рада, что всё обошлось. Я три ночи не спала… такое горе, — всхлипнула она наигранно громко. Взгляд Сокджина смягчился, и он взял женщину за руку, игнорируя мешающие трубки. — Я в порядке. Но-о, мам. Что со мной случилось? Как я попал сюда? — А ты не помнишь? Джин отрицательно мотает головой в стороны. В мыслях полнейшая каша, они никак не хотят собраться в какое-то подобие хоть одной нормальной. Его будто под чистую стёрли, пустота пожирала, а внутри зарождалось ощущение неполноценности. Сокджин не знает, что это и как это вылечить теперь. Он только что проснулся, но ему казалось, что он до сих пор блуждает во сне и ищет. Чего или кого? Брюнету бы очень хотелось узнать, потому что, кажется, во сне ему причудилась совсем другая жизнь. — Последнее, что помню, как мы вчера поссорились. — Подожди, — Хеджу перестала плакать, с интересом смотря на потерянного парня. — О каком вчера ты говоришь? Какое вчера было число и год? Ты помнишь? — Джин замялся. Слишком много вопросов. Парень начал часто дышать, а зрачки забегали туда-сюда. — Прости. Я не хотела давить на тебя. Главное, что ты снова с нами, — улыбнулась она. Ким молчал некоторое время, перебирая события в голове. Поведение матери его смущало и сбивало с толку больше, чем дюжина вопросов, которые та ему задавала. — Вчера было пятое апреля две тысячи тринадцатого года. — Что? — Пятое апреля две тысячи тринадцатого года, — повторил чётче. — Значит… два года… — про себя тихо прошептала Квон, что Джин и не услышал. В этот момент, в палату вошёл доктор с медсестрой, а за ними и Юна следом. Девушка тенью забилась в угол у кресла, прислоняясь лбом к холодной стене, она вполуха слушала происходящее. Ничего особенного. Врач осматривал пациента, задавая разного рода вопросы по типу «Как вы себя чувствуете» или «Болит где-нибудь», Юна не стала вникать. Сил не было даже на то, чтобы дышать полной грудью. «Извините, а вы кто?» Глаза снова увлажнились, шатенка до боли кусала губы, которые уже были в мелких ранках, пока солёные предательницы не покатились по щекам, попадая на раны не только на губах, а на израненное сердце и душу. Они катились, прокладывая не дорожки на бледном лице, а ямы, в которых бесследно утопала она сама. Он больше её не помнит? Как?.. Юна отстранённо закивала каким-то своим мыслям. Видимо, не суждено. Да, именно так. Она не имеет права портить его жизнь своим никчёмным присутствием. Особенно, когда до ушей донёсся практически приговор для неё самой и для их с Джином будущего. — Вам повезло, что вас откинуло в сторону, но при падении больший удар пришёлся на голову, поэтому одна часть мозга пострадала. Возможно, вы больше никогда не вспомните последние два года своей жизни. Мне жаль. Входная дверь громко хлопнула, Юна выбежала из палаты на ватных ногах и прерывисто дыша. Длинный коридор, бесконечные ступеньки, которые она преодолевала через одну, голос врача, звенящий ушах, и его взгляд. Всё ещё родной, но такой чужой в то же время. Или это она для него теперь чужая? Девушка бежала, до тех пор, пока в груди не зажгло, а воздуха стало катастрофически не хватать, словно лёгкие сжали стальными тисками. Юна остановилась посреди больничного парка и закричала, падая на мокрую, после дождя, траву. Сейчас ей было плевать на десятки взглядов, направленных в её сторону, на ломоту в теле и озноб. Душу рвало на части, хотелось выдрать из себя это гадкое чувство безысходности и опустошения, хотелось уничтожить любовь, чтобы просто жить дальше. Или хотя бы попытаться. Ещё три дня назад она была самой любимой и обожаемой, его маленькой девочкой и солнышком, а теперь она для Ким Сокджина никто. И от этого хотелось сдохнуть, даже не пытаясь что-либо изменить. *** — Я Чон Юна, директор, извините за опоздание, — брюнетка низко поклонилась, пряча в волосах малиновые щёки. — А я Ким Сокджин, — парень лучезарно ей улыбнулся. От его искренней улыбки пошли мурашки по коже, а сердце предательски ускорило привычный ритм. «Знаю, любимый… знаю» — пронеслось в её голове, и она снова согнула спину, кланяясь. Парень пристально осматривал брюнетку, и что-то было в ней такое… знакомое. Или даже скорее родное, будто он видит эту девушку не впервые в жизни. Джин готов поклясться, что его ударило, словно молнией, но он быстро затряс головой, отгоняя от себя наваждение и вновь растягивая губы в широкой улыбке. — Буду рад работать с вами бок о бок, Юна. — Взаимно. Они пожали друг другу руки, но Джина опять, словно током, ударило то самое чувство. Чувство неполноценности. Он давно потерял важный пазл себя. Помог бы кто вспомнить, те два года жизни, чтобы он знал, что искать.