Господи, прости этих ублюдков

      Вуаль сигаретного дыма была главным украшением зала. Она мешала разглядеть лица посетителей, делая их размытыми и призрачными. Такими обычно вспоминаются люди, после того как ты просыпаешься от крайне интересного сна. Их движения, манеры, походка — всё это стирается из памяти, стоит тебе подойти к умывальнику и плеснуть на лицо холодной воды. И вот смотришь на них, а видишь лишь силуэты, тянущиеся к бокалу или к трубке. Одно лишь слышно: их голоса. Перекрикивающие, смеющиеся друг над другом и, в конце концов, сливающиеся в единую какофонию. Вянут уши, становится противно, и хочется поскорее остаться наедине со своими мыслями. Одинокие тени за столиками временами смотрят на тебя, пытаются понять, что ты за человек и можешь ли быть ты тем самым, кто утешит их в трудную минуту, но затем вновь опускают взгляд и отглатывают прямо из бутылки.       Их печали аккомпанирует музыка, кажущаяся чужеродной, играющей где-то очень далеко. Они почти и не смотрят на сцену, где вовсю потеет пианистка. Её пальцы бегают по клавишам, а каблуки то и дело стучат по педалям. Мелодия получается задорная. Высокие ноты падают на низкие и тут же поднимаются назад. В голове вырисовывается побег красивой девушки от злодея или преступника с мешком денег от полиции. Сами того не замечая, зрители двигаются под эту музыку, стучат пальцами и отбивают ритм ботинком. Пианистка не смотрит в ноты; её глаза закрыты, а на лице сияет улыбка. Светлые кудри качаются из стороны в сторону, падают ей на лоб, и она тут же смахивает их с лица. Её погружённость в процесс впечатляла, особенно учитывая её крайне низкую зарплату. — Мы закрываемся, — звучит наперерез грубый старческий голос.       Лилит открывает глаза и доигрывает последние ноты. Пальцы двигаются машинально, уже без её участия. Мелодия заканчивается на грубой низкой ноте, намекая на победу злодея. Может быть, именно за это она так сильно любила играть именно этот этюд под самое закрытие? Пускай люди знают, что не все истории должны заканчиваться хорошо. Её уставшие руки падают на колени, и девушка наконец-то выдыхает. Здесь пахнет пивом, табаком и женскими духами, перебивающими большинство других запахов. Люди покидают свои столики, оставляя после себя пустые бокалы, стаканы, окурки и остальной чисто человеческий мусор. Она оглядывает зал, пытаясь вообразить в своей голове аплодисменты и благодарную публику, но на самом деле здесь уже никого нет. «Хотя бы тихо», — успокаивает себя Лилит, поднимаясь с табуретки. Спина и шея хрустят так, словно она всю ночь разгружала вагоны.       Девушка спускается со сцены и садится за свободный от мусора столик. Здесь стоит только бутылка дешёвого пива, почему-то до сих пор неоткрытого. За зелёным толстым стеклом пузырится жидкость, и бутылка на ощупь холодная. Лилит отказалась от соблазна открыть её и устремила взгляд к окну. На улице, прислонившись к стенке, сидел парнишка с блаженным выражением лица и разговаривал с проходящими мимо него людьми. На нём была надета белая заляпанная футболка и грязные синие джинсы. Затем к нему подошла красивая девчонка, зажимающая в пухлых губёшках косяк, и утащила его куда-то за угол, в мир эйфории и безудержной молодости. Лилит отвернулась и почти без усилий открыла бутылку. — Держи, — гаркнул старик, кинув на её столик несколько купюр. — Ты прости, куколка, но у меня сейчас с деньгами туго, так что как договаривались.       Она делает глоток холодного, обжигающего горло пива и пожимает плечами. На её лице не промелькнуло ни разочарования, ни радости. Деньги — только малая часть её работы, приятный бонус. Всё дело было в разрядке, возможности на целую ночь забыть о том, кем она являлась, и просто играть на публику, пускай и не очень благодарную. — Как твоя дочурка? — из голоса старика исчезает наигранная строгость, и он размякает, как растаявшее мороженое. Лилит настораживается и внимательно смотрит в его узкие бесцветные глаза. — Нормально, — отрезает она, в очередной раз прикладываясь к пиву.       На этом их разговор заканчивается. Владелец заведения уходит в комнату «для персонала», чтобы позвать ленивых официанток, посапывающих на своём рабочем месте. Лилит в глубине души была даже рада, что ей никогда в жизни не придётся иметь дело с чужим мусором. Она и за собой не особо любила убирать, что уж там говорить…       Когда в зале не осталось ни одной души, кроме её собственной, это уютное местечко вдруг стало заброшенным и одиноким. В воздухе летала пыль, оседала на столики и картины, развешанные на стенах. Даже пыль тут была какая-то вялая, как пьяница, возвращающийся домой к жене после долгого запоя. В некоторых местах слазили обои, обнажая пустые бетонные стены. На улице всю ночь лил дождь, и люди, прячущиеся от него, принесли с собой лужицы мокрой грязи и дождевую воду с зонтиков. Уборщице сегодня предстоит тяжёлая работа; она опять пропустит ланч и возьмёт за это дополнительную прибыль из кассы. Владелец сменил троих молоденьких уборщиц за этот месяц в поисках той самой, что будет готова драить полы за гроши. Лилит посмотрела на мыски своих туфель и обнаружила, что уже успела где-то вляпаться в грязь, хотя не выходила на улицу с двенадцати ночи. — Это было моё пиво, — услышала пианистка мужской голос и тут же отодвинула от себя бутылку.       Из уборной вышел человек в белом пиджаке с высоким воротником. Его бледную, тощую шею украшала чёрная бабочка причудливой формы. Такую мог бы надеть Микки Маус на свидание со своей возлюбленной. Острые наплечники делали его фигуру угловатой, как будто нарисованной. Брюки плотно облегали его худые бёдра и были заправлены в высокие чёрные сапоги, на удивление не запачканные в осенней грязи. Лилит ещё раз осмотрела его с ног до головы, заметив странную высокую причёску. На такую укладку понадобилось бы чертовски много лака для волос и ещё больше терпения. Сейчас была мода носить короткую стрижку, чтобы походить на отслуживших солдат, поэтому видеть такой валик блондинистых волос на голове молодого мужчины было непривычно. — Извините, — пробубнила она, опустив взгляд на столик. Пролитые капли пива образовали узор, напоминающий шестиконечную звезду. — Я могу купить вам другое.       Но, вспомнив о том, что бар уже закрыт и владелец не продаёт ничего в нерабочее время, Лилит опешила. Боже, ну как же её угораздило взять и выпить чужое пиво! Так не подобает вести себя женщине из приличной семьи, да и она уже давно завязала с распитием подобных напитков. Незнакомец уселся на стул рядом с ней и пододвинул бутылку к себе. На его руках были плотные кожаные перчатки, но даже они не могли спрятать то, насколько костлявыми были его пальцы. Открутив крышку, он без каких-либо раздумий жадно отпил прямо из горла бутылки. Лилит постаралась скрыть своё удивление, но всё же её рот слегка приоткрылся. Оторвавшись от горла, мужчина перевернул пустую бутылку. — Так себе. В двадцатых годах делали получше, — с разочарованием в голосе произнёс незнакомец, переведя взгляд на девушку. — Какой сейчас год на дворе, прелесть? — Пятьдесят третий, — Лилит впервые испытала дискомфорт от того, что кто-то смотрит ей в глаза. — И бар уже закрыт, вам стоит уйти.       На самом деле ей тоже уже стоило бы уйти. Дома её ждала Чарли, которая всегда просыпалась с восходом солнца и залезала на окно, чтобы встретить новый день вместе с бегущими на работу прохожими, и муж, который терпеть не может просыпаться в кровати один. Если бы не два этих обстоятельства, она бы обязательно прошлась до кафе и позавтракала сладкими блинами с ароматным кофе. — То есть Элвис Пресли ещё не популярен? Чёрт меня побери, — вздохнул мужчина, приглаживая рукой свои сияющие от лака волосы. — Знаешь, чего мне не хватает? Пунктуальности. Я везде бываю либо слишком рано, либо слишком поздно. — Мне это немного знакомо, — улыбнулась Лили, вспоминая, как в подростковом возрасте вечно опаздывала в школу из-за привычки поздно засыпать. — Обманщица, ты прекрасно держишь ритм, — он положил правую руку на стол, как кладут её на инструмент пианисты, и поочерёдно постучал по нему всеми пальцами. — Смотрел на тебя всю ночь и думал, как должно быть трудно так быстро бить по клавишам, — его мизинец стукнул по бутылке, а затем — по столу. — Ты, конечно, скажешь, что это годы практики и так умеют все музыканты… Интересно, почему у всех творческих людей такая низкая самооценка? Может быть, вас прокляли за ваш талант?       Лилит задумалась над его словами. Пожалуй, ни один талантливый человек никогда не будет считать себя достаточно талантливым. Они вечно ставят себе такую планку, до которой не то что не допрыгнешь, а даже не долетишь. Когда она училась играть на пианино, то тратила на это всё своё свободное время и постоянно чувствовала, что чего-то не хватает. То она сбивалась с нот, то терялась в счёте, то просто-напросто не чувствовала удовольствия от той мелодии, которую она играла. А ощущения — это самое важное, без них искусство не имеет смысла. Так говорил её отец, который сейчас живёт в трейлере и целыми днями практикуется в джазе вместе со своими непостоянными любовницами. — Почему вы обращаетесь ко мне на «ты», разве мы знакомы? — Лилит стёрла со своего лица улыбку и одарила его холодным, неприветливым взглядом. — Думаю, нам уже пора представиться друг другу. — Ох, да, формальности, — мужчина поставил локоть на стол и протянул ей раскрытую ладонь. — Самаэль.       Самаэль. Лили попыталась вспомнить, где уже слышала это имя, но в голове словно возникла глубокая дыра, куда провалились все нужные воспоминания. Когда она смотрела вниз, видела лишь их далёкий, туманный образ, но никак не содержание. Может быть, Самаэль было именем героя какой-то книги или названием старой песни, которую когда-то крутили по радио. Вскоре она отбросила эти ненужные мысли и протянула ему свою руку. Едва ли его ладонь, облачённая в грубую кожаную перчатку, коснулась её, по телу пробежала дрожь. В душном помещении внезапно подул ледяной ветер. Их взгляды на секунду встретились, и девушка заметила, что его показавшиеся вначале чёрными глаза не имели радужки. Это были большие зрачки, похожие на бездонные туннели. «Бездна», — всплыла мысль в её голове. — Лилит Эдем, — сказала она вполголоса, пожав его руку. Что-то странное произошло в тот момент, Лили почувствовала, что совершила большую ошибку. Их рукопожатие было твёрдым, как у двух деловых партнёров. — Тебе не идёт эта фамилия, — сказал он, выпустив её ладонь. — Эдемские сады — очень скучное место. Там нет пива и музыкальных инструментов, одна лишь природа.       Лилит взглянула на часы, висящие над барной стойкой. Если она останется здесь ещё хотя бы на пять минут, то точно не успеет вернуться домой до пробуждения Адама, а тогда ссоры уже не избежать. Да и Чарли, наверное, уже полезла в холодильник, чтобы самостоятельно приготовить тосты с беконом. Быть матерью и женой непросто; обычно у неё не было достаточно времени, чтобы мечтать о другой фамилии, доме и жизни. — Простите, Самаэль, но мне нужно идти. Я очень извиняюсь за это недоразумение с бутылкой. Надеюсь, что ещё увижу вас здесь, — она натянуто улыбнулась и взяла в руки свою маленькую кожаную сумку. — В следующий раз я оставлю на своём столе что-нибудь поприличнее. Какое впечатление производит мужчина, пьющий дешёвое пиво в Атланте рано утром? — рассуждал Самаэль, обращаясь уже к самому себе. — Хорошего дня, Лилит Эдем. Будь осторожна на дорогах.       Она поднялась от стола и, поправив подол юбки, в последний раз окинула взглядом своего нового знакомого. Неправильно было бы назвать его странным, мы все имеем своих тараканов, но он точно неместный. Возможно, Самаэль был родом из Европы, но акцента у него не было, как и каких-либо отличительных особенностей. Просто необычный мужчина в белом костюме, пьющий пиво в закрытом баре, пока другие едят завтрак в тесном кругу семьи и смотрят утренние новости. Лилит он понравился. Что-то было в этой нахальной манере общения и пугающе глубоком взгляде. — Хорошо, — попрощалась с ним девушка, пропустив последнюю фразу мимо ушей.       Захватив на выходе своё красное пальто и поломанный зонтик, Лилит распахнула тяжёлые двери бара «Devilsh desire» и вышла на улицу. Холодный осенний ветер хлестнул её по лицу и полетел дальше раскидывать осенние листья по тротуару. От затяжного ночного дождя остались лишь лужи и приятный запах свежести. Жадно вдыхая его, Лили на ходу застёгивала пуговицу за пуговицей и перешагивала через лужи. В отражении воды блестели лучи солнца, выглянувшего из плотных серых туч. Два голубя, плотно прижимающиеся друг к другу, сидели на вывеске бара и ласково ворковали между собой. Пока что на улицах было тихо; все работающие граждане ещё только наглаживали воротники рубашек или раздумывали над тем, какой бы сегодня надеть галстук. Изредка проезжали машины с полусонными водителями, отработавшими ночную смену. Когда Лилит дошла до перехода, дороги были совершенно пустыми. Недолго размышляя, она ступила на дорогу. Лили второпях пересекала белые полоски и думала о том, как бы Чарли не натворила ничего в её отсутствие. Для своих шести лет эта девочка была крайне самостоятельным ребёнком, только вот её благородное стремление помогать людям не всегда оборачивалось чем-то хорошим. Очень часто малышке доставалось от отца за испорченные бумаги…       Громкий клаксон разрушил тишину улицы, и на горизонте показался старенький Форд. Лилит отвлеклась от своих мыслей и наступила ногой в лужу. Каблук хрустнул и отвалился, а она сама рухнула на асфальт. Резкая боль охватила стопу, а затем и всё тело. Зонтику повезло больше: он упал в лужу и спокойно загорал на солнышке. Рёв мотора продолжал приближаться, а она всё никак не могла подняться на ноги. Время текло очень медленно, словно пытаясь дать ей шанс убежать, но никакими усилиями встать не получалось. — Стой! — завопила Лили, зажмурив глаза. — Чёрт!       И, когда она уже увидела Эдемские сады без пива и музыки в конце туннеля, водитель развернул машину по направлению к фонарному столбу и надавил на газ. Столкновение было неизбежно. Столб согнулся и упал на крышу Форда, раздавив её своей тяжестью. Переднее стекло покрылось трещинами и рассыпалось на мелкие кусочки. Лилит находилась в паре метров от аварии, но ей казалось, что всё произошло прямо перед её носом. Она даже видела лицо водителя, почему-то показавшееся ей пустым и отстранённым. Найдя в себе силы встать, Лили ринулась к машине и дёрнула её за дверную ручку. К её удивлению, дверца поддалась, и из салона вывалилось бездыханное тело с разбитым черепом. — Твою мать, опять не получилось… — рот убитого зашевелился. Пока он говорил, синий язык то и дело вываливался наружу. — Боже, зачем я на это согласился. Я никогда не буду свободен.       У Лилит скрутило желудок. От верхней части головы этого трупа практически ничего не осталось, а то, как он говорил, выглядело неестественно и омерзительно. Она схватилась за мусорный бак и позволила рвотному рефлексу взять верх. Перед глазами до сих пор стоял образ этого человека. Чёрный костюм, поломанные пальцы и шевелящиеся тонкие губы. Как он мог выжить? Почему он разговаривает? Чем больше она об этом думала, тем хуже ей становилось. В какой-то момент Лилит почти потеряла сознание, и, чтобы удержать его, она высунулась из мусорного ведра и вновь взглянула на ужасную сцену. Труп отползал в сторону, на середину дороги, совершенно игнорируя её присутствие. Затем, раскинув руки, он просто лёг на спину. — Помогите! — закричала Лилит из последних сил. — Пожалуйста!       Из окон повысовывались любопытные домохозяйки и маленькие детишки. К ним присоединились пенсионеры и безработные мужчины, которых она так грубо разбудила своим ором. Улица оживилась, люди чуть ли не перелезали через балкон, чтобы поближе разглядеть происходящее. Старенький Форд выглядел куда более мёртвым, чем его хозяин: разбилось стекло, помялась крыша и где-то по дороге отвалился номер.       Лили с трудом встала и забежала в первое попавшееся открытое кафе. Внутри было скучновато: одно лишь меню с перечислением ассортимента кофе и выпечки. Помещение, кажется, было новым, и хозяева ещё не успели как следует обустроиться. За прилавком стоял полноватый мужчина, сжимающий в губах незажжённую сигарету. Он окинул посетительницу холодным взглядом и указал пальцем на меню. — У вас есть телефон? Снаружи случилась авария, пострадал человек, — протараторила Лили. — Десять центов, и можете позвонить, — пожал плечами продавец, протягивая ей раскрытую ладонь.       Нащупав в кармане монетку, она кинула её мужчине. Тот открыл перед ней дверцу, отделяющую прилавок от остального кафе, и Лили протиснулась внутрь.       Телефонный аппарат был новым, такой она видела в последнем выпуске «Vogue». Модель на картинке прижимала трубку плечом к уху, пока лежала в пенной ванне, и накручивала телефонный провод на палец. По её лицу можно было сказать, что она обсуждала что-то крайне приятное или же сплетничала о своей разведённой подружке. Лилит покрутила диск и дрожащими руками прижала трубку к уху. — Полиция. — Брайтон-Роуд, по дороге к Госпиталю Форд врезался в фонарный столб, — тяжело дыша, сказала Лилит. — Скорее. Человек ещё… Жив, — она, конечно, в этом сомневалась. — Скоро будем, — произнёс голос из трубки.       Положив телефон на место, Лилит кивнула продавцу, поджигающему свою сигарету, и вышла на улицу.       Снаружи оказалось куда более многолюдно, чем она ожидала. Кажется, весь район хотел повнимательней взглянуть на погибшего. Лица одних искривились от отвращения, другие были крайне возбуждены происходящим и восторженно гадали, что же было причиной аварии, а третьи всё жаловались на встревоженный сон. Что же, скоро сюда прибудут люди с камерами, и тогда все тут же сделают подавленные мины и будут драться за внимание журналистов. Лилит хотела поскорее выкинуть из головы образ этого трупа и вернуться домой. Без одного каблука идти было крайне сложно, но пока что она справлялась. Похромав мимо толпы, девушка скрылась за переулком.

***

      Когда Лилит повернула ключ, дверь со скрипом открылась, и перед ней предстала маленькая, одетая в забавную ночнушку девочка. Её большие карие глаза тут же заискрились от радости, и она обняла маму за ноги. С трудом удерживая равновесие, Лилит потрепала её по светлым кудряшкам. — Мам, ну где ты была-то? Ты же обычно раньше приходишь, — ныла Чарли, всё крепче и крепче сжимая её длинные ноги в объятиях. — Ой, а где ты так испачкалась? — Упала в лужу, солнышко, — зевнула Лилит, освободившись от ласковых дочерних объятий и сев на стул. — Ну вот, туфли на выброс… — Ничего не на выброс, из них столько всего можно соорудить! — восторженно лепетала Чарли, снимая их с маминых ног. — Лодочки, например. Вот представь, у соседских мальчиков лодочки бумажные, а у меня — твёрдые. Они же от зависти прям-таки позеленеют. — Прям-таки, — хмыкнула Лили, пытаясь представить, как её туфли будут плыть по водосточному каналу. — А где папа, милая? Спит ещё?       Девочка, уже играющая с её поломанными туфлями, помрачнела и поставила их в шкаф. Маленький носик сморщился, а светлые, едва ли заметные брови нахмурились. Лилит сразу поняла, что Чарли успела за это утро где-то накосячить и получить за это строгий выговор. — Сидит и смотрит это дурацкое ток-шоу на кухне. Дурацкий папа смотрит дурацкое ток-шоу с дурацким улыбающимся ведущим, — ловко выговорила она. — Сделал себе дурацкую яичницу и… — Ну, хватит, Чарли, я уже поняла, что ты на него злишься. Беги к себе, а я сейчас сделаю настоящий завтрак, ладно? — Лилит лениво улыбнулась и надела мягкие махровые тапочки. — Не хочу к себе, там скучно, — призналась Чарли, похлопав ресницами. — Расскажи мне о сегодняшних посетителях. Ты всегда рассказываешь. — Хм, — она скинула с себя красное пальто и аккуратно повесила его на крючок. Зонтик так и остался лежать на Брайтон-роуд. — Да, сегодня у меня есть крайне интересный экземпляр для тебя.       Их дом вполне можно было назвать роскошным. Четыре просторных комнаты, одна из которых является офисом для главы семейства, и раздельные ванная с туалетом. Высокий потолок и множество больших окон делали помещение просторным и светлым. Стены были оклеены приятными зелёными обоями с причудливым узором; в местах, где обои слезали чаще всего, Эдемы вешали картины и семейные портреты. Никто из них не был особым ценителем искусства, но все посетившие их гости считали иначе. Мебель была исключительно из тёмного дерева, потому что Чарли имела привычку рисовать на всём, на чём её рисунки могли быть видны другим. По тому же принципу была подобрана обивка кресел, скатерть и многие другие предметы в их доме. — Я видела путешественника во времени. У него была забавная причёска и волшебные пальцы, которые он прятал под перчаткой, — Лили зашла в ванную и включила кран. — Он сказал, что не в ладах со временем и настроил свою машину не на то десятилетие, — Чарли удивлённо взглянула на маму и слегка раскрыла рот. — Да-да, я не вру. Ему понравилось, как я играю на пианино. — Вау, — удивлённо воскликнула девочка, подпрыгнув на месте. — А он рассказал тебе о будущем? — Да, он сказал что-то о парнишке по имени Элвис. Однажды он взорвёт сцену, — Лили взглянула на себя в зеркало и стёрла с лица пятно засохшей грязи. Макияж немного подпортился: губная помада стёрлась, а тушь осыпалась на её нижнее веко. — И что ты станешь настолько красивой, что тебя будут показывать по телевизору. — Хм… — Чарли задумалась и куснула ноготь на большом пальце. — Только красивой? Это как-то банально, мам. — Вредина, — улыбнулась Лили. — Какой же ты хочешь быть? — Талантливой и самодостаточной, — она стукнула кулаком по ладошке и состроила серьёзную мину. — Так-то!       В эту секунду Лилит чертовски ей гордилась. Если бы не мокрые руки, она бы даже обняла свою дочурку. — Лили, — раздался голос из кухни. — Ты уже дома?       Ну вот. Значит, сейчас придётся оправдываться за своё опоздание. Она понятия не имела, что собирается ему рассказать в этот раз. История с живым мертвецом кажется бредовой даже ей самой. Скорее всего, увиденное было просто галлюцинацией во время потери сознания или игрой воображения, потому что трупы, чёрт возьми, не разговаривают и уж тем более не шевелятся! Плеснув на лицо холодной воды и расставшись со старым макияжем, Лили направилась на кухню. Чарли тут же помчалась за ней хвостиком.       На кухне пахло жареным яйцом и свежим кофе. Лилит, которая не ела со вчерашнего дня, почувствовала, как жалобно зарыдал её желудок. Адам сидел за обеденным столом в расстёгнутой рубашке и трусах и ковырялся вилкой в пережаренной яичнице. Повар из него был, признаться честно, так себе. По телевизору шли титры закончившегося только что ток-шоу и играла спокойная джазовая музыка. Сейчас должны были показывать новости, которым её муж всё-таки предпочитал газеты. — Ты не представляешь, что сегодня устроила наша мелкая, — проворчал Адам, косо взглянув на Чарли. — Она полезла к тому дядьке, который разносит газеты, и упросила его покатать её по улице. Меня разбудил звонок от соседей, которые решили, что разносчик похитил нашу дочь, и забрали её.       Девочка показала папе язык и спряталась за мамину юбку. Лилит была знакома с разносчиком газет и знала, что год назад его жена ушла от него и забрала с собой семилетнюю дочурку. Сейчас этот парень едва ли сводил концы с концами и очень много пил. Доверять ему ребёнка было, конечно, небезопасно, но, наверное, эта прогулка с Чарли много для него значила. — О боже, Чарли такая… Чарли, — вздохнула Лилит. — Ладно, не дуйся, Адам. Скоро она пойдёт в школу и ей перестанет нравиться так рано вставать. — Ты сегодня поздно, — уныло подметил Адам, отложив вилку в сторону. — Зачем тебе вообще туда ходить? Денег всё равно не получаешь, а пианино у нас и дома есть. — Мы это обсуждали, — девушка открыла холодильник и достала оттуда молоко. — Мне нравится приносить хотя бы какую-то пользу обществу, а не сидеть дома, как наша соседка.       Чарли прыгнула на стул и уставилась в телевизор. Там играла заставка ежедневных новостей с пафосной праздничной музыкой, подчёркивающей важность этой программы. На экране появилась ведущая с тонкой длинной шеей и ослепительной улыбкой. Её ярко-красные губы были заметны даже сквозь призму чёрно-белого экрана. Лили краем глаза взглянула на часы и прикинула, что на блины у неё уйдёт где-то двадцать минут, а к тому времени Адам уже уйдёт в гараж за машиной. — Зато наша соседка следит за своим ребёнком, а не шляется ночью по барам, играя для пьяных мужиков, — он выделил тоном «пьяные мужики» и взглянул на неё с презрением. — Серьёзно, ну какого чёрта, Лили? — Прости, но я не успею приготовить завтрак для тебя. Обещаю компенсировать ужином, — холодно ответила ему жена, разложив все нужные ингредиенты на кухонной тумбе.       Чарли сделала звук громче и уставилась в экран. Лили тем временем вылила в пустое блюдце молока и разбила в него яйцо. До неё доносились отдельные слова про коммунистов, Маккарти и другие маловажные для неё события. Адам же вдруг замолчал и даже с неким интересом прислушался к свежим новостям. Правда, их сложно назвать свежими, в последнее время все то и дело треплются о СССР и возможной угрозе войны. Лилит это казалось просто глупым: сейчас и без того шла Корейская война, зачем создавать себе ещё лишних проблем? Вскоре политические новости закончились, и на экране заговорила взволнованная женщина, рассказывающая про аварию на Брайтон-роуд. Лили отвлеклась от готовки и взглянула экран. Знакомый поломанный Форд стоял в окружении полиции. Домохозяйка рассказывала, что услышала чей-то крик на улице и тут же решила посмотреть, в чём дело. По её словам, труп лежал подозрительно далеко от самой машины, будто бы кто-то его намеренно туда притащил. Затем камеру приблизили на асфальт, где мелом был очерчен силуэт погибшего. — Опять пьяницы на дороге, кто им вообще права выдаёт? — раздражённо спросил Адам у телевизора.       Сердцебиение Лилит участилось. Она ведь оставила там свой чёртов зонтик и каблук. Вдруг они решат, что она была как-то причастна к аварии? — На месте преступления никаких улик не найдено, — тут же успокоил её голос местного офицера полиции. — К нам поступил анонимный звонок из кафе неподалёку. Всё произошло где-то в полшестого утра, как мы предполагаем. — Странно… — прошептала Лили, вновь принявшись за блины. — Да, — ответила Чарли, выпив из папиной кружки немного кофе. — Всё чуднее и чуднее мир становится, да?       Адам вяло улыбнулся и отнял у дочери свою кружку. Кофе он больше не пил, только мешал его ложкой, постукивая по краям. Через несколько минут он поднимется со своего места, поцелует жену и отправится на работу, как он всегда делал в будние дни. На нём висело проклятие типичного американского мужчины, обязанного обеспечивать свою семью, смотреть футбол по выходным и каждый день в пробке слушать музыку своей молодости. Лилит временами было его очень жаль. Им было всего по девятнадцать лет, когда она случайно забеременела Чарли, и Адаму пришлось взять ответственность и за неё, и за своего будущего ребёнка. Он был одним из тех, кто читал Керуака* и мечтал провести свою жизнь в бесконечном путешествии по штатам, но жизнь сыграла с ним злую шутку. Девятнадцатилетний парень бы вынужден работать по утрам, доучиваться по вечерам и напрочь забыть о том, что такое молодость. Когда Лили вспоминала об этом, у неё просыпалось к нему уважение. Это не любовь, конечно, но тоже довольно сильное чувство, на котором можно построить счастливую семью. — Я сделаю пирог на ужин, — вдруг сказала Лилит. — Поэтому не задерживайся, он будет чертовски вкусным. — Конечно, — ответил Адам, всё так же бездумно помешивая кофе. — Может быть, я приеду с хорошими новостями. Пока не могу сказать точно, всё очень быстро меняется, ты знаешь.       У неё было предчувствие, что это было только началом больших перемен.