Время покажет

Когда я встретил его впервые, мне было десять лет. Он тогда учился в одиннадцатом классе моей школы и был той самой гордостью, которой сиял каждый из школьных учителей, приложивший свои руки к взращиванию юного дарования. Конечно, в том возрасте наши с ним миры не пересекались. Он был лишь одним из нескольких десятков старшеклассников, таких, казалось бы, ярких, взрослых и высоких, как американские небоскрёбы, которые я так часто видел в кино. Я запомнил его лишь по одной причине: иногда ученики старших классов проводили уроки у младших, получая за это дополнительные баллы по предметам. К нам на урок пришёл как раз он, Антон Никитин, вместе со своей одноклассницей, что по какой-то причине всегда как-то глупо смеялась на Антоновы шутки и теребила аккуратным наманикюренным пальчиком пряди своих блестящих русых волос. Как же её звали? А, точно! Алина. Помню, как Антон, что при учительнице казался едва ли не смиреннейшим представителем рода человеческого, подмигнул своей подруге, стоило Светлане Семёновне покинуть кабинет, и, подпрыгнув, с удобством примостился пятой точкой на преподавательском столе, залихватски улыбнувшись. — Ну что, 4-Б класс, учиться будем? — спросил он тогда, послабляя на горле идеально повязанный форменный галстук с эмблемой школы. — А, может, не надо? — спросил тогда Сашка Половецкий, главный задира и двоечник моего класса. — Надо, мальчик, надо, — Никитин сверкнул белозубой улыбкой и ткнул в сторону моего одноклассника длинной учительской указкой. — Иначе, когда вырастешь, будешь драить унитазы в девчачьих туалетах. По классу прошёлся заливистый детский смех и громкое «фуу», вызвавшее новую улыбку на лице Антона. — Вот именно, что «фу»! Поэтому открывайте учебники и будем с вами познавать азы природоведения. — Придурок, — отругала его тогда Алина, постаравшись незаметно для нас треснуть друга ладошкой по голове, отчего его светлая шевелюра растрепалась. — Отстань, страшная женщина! Никитин нам всем казался таким крутым и интересным, что каждый из одноклассников усердно махал рукой в воздухе, пытаясь добиться внимания парня. Я тихо сидел за своей партой и записывал всё, что говорили старшие. Мне хотелось иметь смелость, как у всех остальных ребят, и привлечь замечательного старшеклассника, но я был крайне стеснителен, а оттого тих, словно маленькая сарайная мышь. Знал бы кто-то, как громко билось в моей груди перепуганное сердце, когда парень неожиданно оказался возле меня и наклонился, с любопытством заглядывая в мою яркую синюю тетрадь с машинкой. — Привет, молчун. Что ты пишешь? Я тогда сглотнул и потупил взгляд, теряясь в скачущих по линии буквам. — То, что вы говорили, — тихо произнёс я, боясь услышать смех одноклассников или, что было ещё страшнее, Антона. — Вау! Молодец, дружище. Мне бы твою тягу к знаниям, так я бы лучше Алинки учился! — Ещё чего! — хмыкнула девушка с улыбкой на красивом лице. — Дай помечтать, женщина! — Вот дурак! — Отстань, я тебя боюсь, — Антон отмахнулся и показал подруге язык. — Как зовут тебя, отличник? — Никита. — А я Антон, — парень протянул руку, которую я несмело пожал. — Антон Никитин. Забавно вышло, да, Никита? — Д-да, очень, — я смутился и поспешно отдёрнул руку. — Всё из урока понял? — Ага, всё, — я утвердительно закивал. — Вот и супер! Тогда у меня к тебе есть одна просьба, выручишь? Я опешил, но снова активно закивал, отчего мои полные щёки, наверняка, очень смешно затряслись. Старшеклассник наклонился чуть ближе, обдавая меня свежим мятным дыханием от ментоловой жвачки, которую жевал весь урок. — Скажи учительнице, что я обалденно провёл урок, окей? — тихо произнёс он. — Конечно! — я улыбнулся. — Вот и договорились! Антон как в воду глядел — думал я, когда Светлана Семёновна среди всего нашего класса спросила именно меня, как прошёл проведённый старшеклассниками урок. Это потом уже, повзрослев, я понял, что Антон тогда просто ловко вычислил главного ботана класса, которым можно было воспользоваться в собственных интересах и получить хорошую оценку от строгой биологички. Понял я это, когда перешёл в среднюю школу и лицом к лицу столкнулся с трудностями изучения биологии под руководством Семёновны. Когда мне было тринадцать лет, родители впервые отправили меня в летний лагерь, что располагался на берегу Чёрного моря. Честно говоря, радости я не испытывал от слова совсем. Как может обрадовать толстого мелкорослого ребёнка без друзей одиночная поездка в место, где всё такое чужое и незнакомое? Так я остался один одинёшенек на целый месяц, окружённый яркими всполохами чужого веселья и зарождавшейся дружбы. Единственное, что приносило счастье в те дни — бескрайнее море и чёткая, словно наведённая маркером, линия горизонта. Эта панорама, раскрывавшая детям свои объятия изо дня в день, завораживала множеством красок и оттенков в зависимости от времени суток и скрашивала моё одиночество. На второй день пребывания в лагере я, плетясь в конце дружной цепочки своего отряда, поражённо замер, в неверии уставившись на заметно изменившегося, но такого знакомого Антона Никитина, вокруг которого столпился старший отряд. Антон был таким же ярким, каким запомнился мне три года назад: широкая улыбка, красная футболка вожатого на спортивном теле, бронзовый загар и хитрый взгляд синих, как полюбившееся море, глаз. Он вырос, окреп, возмужал и казался совсем взрослым. Светлые волосы стали короче и красовались новомодной стрижкой, в левом ухе задорно блестело серебряное кольцо. Пускай он и выглядел иначе, не узнать его я не мог. — На тебя какой-то ребёнок засмотрелся, — кивнула в мою сторону девчонка со старшего отряда, не переставая улыбаться вожатому. Антон удивлённо вскинул брови и посмотрел прямо на меня, отчего сердце в груди забилось с болезненной скоростью. Какое-то время он разглядывал меня с абсолютным непониманием на выразительном лице, а затем хлопнул в ладоши и весело воскликнул: — Так это же котик! — Больше на хомяка похож, — бросил кто-то. — Такой круглый и щекастый весь. Милота! — А чего котик то? — Так у него фамилия Котов. Мелкий со школы моей. Эй, Котя, иди сюда! — Антон махнул мне рукой и я сам не понял, как ставшие ватными ноги привели меня прямиком к вожатому. — Умница! А ты, кстати, совсем не изменился с четвёртого класса. Только подрос да отъелся. Я смутился, чувствуя, как от неловкости щёки покрываются ярким румянцем, а сердце заполошно колотится о рёбра. Антон закинул руки мне на плечи и притянул спиной к своей груди, положив острый подбородок мне на макушку. — Эх, мелкота! Зря я тебя пирожками в школе угощал. Знаете, ребята, я этого шкета обожал. Он смешной такой и заумный с самого детства. И тихий. Выручил меня, помог с оценкой по биологии, вот я ему из чувства долга в столовке пирожки и покупал. А теперь, как вижу, моя благодарность боком вылезла. Точнее двумя боками и всем остальным. Я попытался вырваться из стальных тисков Антоновых объятий, сгорая от стыда и желая оказаться как можно дальше от Никитина и его воспоминаний. Да и это для него они весёлыми были, а я раньше скучал по задорному старшекласснику, который со мной иногда здоровался, если замечал, и периодически покупал вкусности в школьном буфете, благодаря чему я на время смог почувствовать себя особенным и более значимым, чем был всегда. Это чувство ушло вместе с выпуском Антона, которого я с тех пор ни разу не видел. — Эй, ты чего? Я же по-дружески! — Никитин потрепал меня по волосам и отпустил. — Я к чему веду, собственно, — он наклонил голову и прищурил один глаз, глядя на меня в крайней степени задумчивости. — Ты в лагерь на полную смену приехал? — Ну, да, — ответил я. — А что? — Я вот думаю, что нужно взяться за тебя хорошенько. — В смысле?! — Эх, вот бы ты за меня взялся! — снова подала голос девчонка с отряда Антона. Компания вокруг поддержала её звонким смехом. — Хочешь с нами до подъёма бегать? — вожатый игриво вздёрнул бровь и усмехнулся. — Судя по сегодняшней побудке, Лена, тебя и танк еле поднимет с кровати. — Бегать? Делать мне нечего! — Бегать?! — вторил я, как стало известно, Лене и во все глаза уставился на вожатого. — Именно! Я тебя раскормил, мне тебя и в форму приводить! Ты из какого отряда? — Из четвёртого. — Вот и супер. Я договорюсь с Ирой и будем мы с тобой по утрам бегать. У вас же Ира вожатая? — Ну да, — неуверенно промямлил я. — Отлично, тогда до завтра, Котя, — парень похлопал меня по плечу. — А сейчас беги на завтрак, иначе кипишь поднимут, что ты потерялся. Помню, как я тогда надеялся, что всё это шутки и дёргать меня с утра пораньше никто не станет. Не хотел пересекаться с навязчивым и ярким Антоном, выбалтывающим всем такие стыдные вещи, да и бегать не хотел. Но следующим утром, когда рассвет только-только показал свои ленивые утренние краски, Антон разбудил меня, прижав к своим тонким губам указательный палец, намекая, чтобы я вёл себя тихо и никого не разбудил. — Накинь сверху какую-то кофту или курку, на улице сейчас холодно, — шепнул он. — Ждём тебя снаружи. Утренняя прохлада прошлась про разгоряченному ото сна телу стайкой мурашек. Я вышел из домика на улицу и увидел пару уже знакомых мне ребят из старшего отряда, которые протяжно зевали и искоса бросали недовольные взгляды на Антона, что источал несвойственную для столь раннего времени бодрость. — Доброе утро, Котя. Это Лена и Ярик, они будут бегать с нами. — Доброе утро, — поздоровался я с остальными, зябко кутаясь в тёплую ветровку. — Ладно, Ленку ты на понт взял и она теперь в бегуны заделалась, но я то тебе зачем? — недовольно спросил крепкий на вид Ярик. — Чтобы ложился вовремя, а не спаивал отряд. А так, ты устанешь и, быть может, прекратишь носиться из комнаты в комнату и орать песни на весь корпус. — А если я тебя пошлю и никуда не пойду? — Тогда я буду обливать тебя по утрам водой каждый раз, как ты будешь мешать мне спать, — хмыкнул Антон. — Или не бухаешь до утра или бегаешь. — Понял, — раздраженно цокнул Ярослав и засунул руки в карманы штанов. — Так мы бежим или лясы точим? С того дня для меня начались постоянные изнурительные пробежки и зарядка. Первая неделя была просто ужасна: сил и выдержки не было, мышцы к нагрузкам не привыкли, воздух в груди казался адски горячим, а икры с каждым шагом жгло огнём. Хотелось разреветься, упасть и сдаться. Но так уж вышло, что компания болтливой Лены, оторвы-Ярика и энергичного вожатого стала единственной, где меня приняли, и расставаться с новоявленными приятелями мне совершенно не хотелось. Я пересиливал себя каждый раз и, умирающий от крепатуры, на негнущихся ногах выходил из домика навстречу улыбающемуся Антону и парочке переругивающихся ребят. На второй неделе я с удивлением заметил, что я, оказывается, был довольно болтлив — стоило только появиться собеседникам. Разговоры во время пробежек не были длинными и содержательными из-за сбившегося дыхания, но каждой фразой и адресованным мне вопросом я дорожил, как чем-то сокровенным. Ближе к концу лагерной смены некоторые ребята с моего отряда начали со мной общаться, по большей мере интересуясь, откуда я знаю старших и как мне удалось с ними сблизиться. Мне льстило чужое внимание, я был счастлив. Жалел лишь о том, что на дискотеках девчонки не замечали меня, стремясь выхватить на медляк кого-то посимпатичнее. Когда я рассказал о своих переживаниях компании по пробежке, те лишь рассмеялись. — Меня тоже девочки на дискотеках отшивали в детстве, — поравнявшись со мной, поделился Антон. — Не парься, пройдёт годик-другой и от воздыхательниц отбоя не будет. Смена закончилась как-то уж слишком быстро. Казалось, только вчера я вышел на первую пробежку с Никитиным, а завтра уже конец месяца и придётся отправится домой. В последний день мы с Антоном бежали уже вдвоём в полном молчании, наслаждаясь шёпотом моря и свежим летним ветром. — Ну что, Котя, — положив руки мне на плечи, глаза в глаза посмотрел Антон, — не забросишь тренировки? — Не заброшу, — улыбнулся я. — Честно? — сощурился парень. — Честно! — я рассмеялся от того, насколько забавным выглядело серьёзное лицо Никитина. — Вот увидишь! Когда мы встретимся, ты меня не узнаешь. — Что же, тогда время покажет. Договорились! — подарил ответную улыбку Антон. — Через год проверю. А теперь беги собираться, за вами скоро приедет автобус. — Хорошо, — поддавшись эмоциям, я прижался к вожатому, стиснув его в объятиях. — Тогда до встречи? Тёплые руки обняли в ответ, а острый подбородок очутился у меня на макушке, как и при встрече в начале смены. — До встречи, мелкий, — Антон мягко улыбнулся и потрепал меня по волосам. — Давай уже, беги, а то я сейчас и сам разревусь. — Я не реву! — пробурчал я, вытирая предательские слёзы с покрасневших щёк. — Вот и не реви! Дуй уже отсюда, кому сказал! В тот день расплакался только я, но пообещал себе, что через год стану таким же крутым, как Антон, и никогда больше не покажу ему своей слабости.