Альстромерия

После затяжной игры в покер, в первом часу ночи, все разбрелись по домам. Все, кроме Эшли и Ника. Огни Даймонд Сити уже погасли, город затих, давно пора было готовиться ко сну, но девушка все еще сидела на стуле, перед рабочим столом детектива и недовольно смотрела на него. — И ты думаешь, я поверю Тебе, что резко стала выигрывать тебя каждый раз и отыграла все, что ты выиграл у этих парней? — Эшли распирало от бессильной злости на оппонента, она даже не понимала, где он мухлевал так, чтобы подстраивать ей очередную победу, чтобы накинуть еще горстку крышечек. — Первый раз вижу человека, который злится на свой выигрыш, да еще и с такими ставками… — синт загадочно улыбнулся, стал собирать карты и крышки, раскиданные Эшли по всему агенству, в последнем порыве гнева. — В том то и дело, что я уже три партии пытаюсь тебе проиграть, сколько можно?.. — сквозь зубы шипела рейдерша, вгрызаясь глазами в умиротворенного детектива, наводящего порядок. Для Ника покер давно стал представлением. Он обрабатывал информацию так ловко, так быстро считывал по интонациям и эмоциям людей их карты и варианты развития событий, что обычная игра давно бы наскучила. Он начал манипулировать столом, и разыгрывал такие партии, что люди, без крышек, но впечатленные такими ходами, снова и снова рвались, только бы почувствовать этот драйв и азарт. Манипулировать самой Эшли оказалось еще легче. Нет, ее карты как раз таки тяжелее считать с её поведения, просто потому что она не придает им значение, а только играет, как получится, «как карта ляжет» . Но заставить ее взорваться и начать угрожать — так бесчеловечно, но… легко? — Давай пополам, всё таки ты помогла мне. Да и в плюсе мы оказались в небольшом, всего 63 крышечки…

***

***** Каждый вечер Валентайн провожал Эшли до бара, где она снимала комнату. — Пойдем со мной, пс! Девушка потащила синта внутрь. Маленькая комнатка. В ней не было света, только свет прожекторов на трибунах, схожий с лунным, бился в окно полуподвального помещения. Во всей комнате было накиданно друг на друга несколько матрасов. В эту маленькую каморку кое-как умещалось двое. Эшли спокойно скинула с себя респиратор и куртку, оставив на небольшом крючке в удобном углублении, рядом со стеной, скинула тяжелые ботинки, перетянутые цепью, встала на матрасы и открыла окно. Небольшое, но ночной воздух проходил в комнату и освежал нагруженную голову. — Иди сюда. — Эшли тихо подозвала Валентайна, не отрываясь от окна. Ник не стал сопротивляться. Он так же разулся и встал рядом. Эшли достала из его тренча пачку сигарет и зажигалку, положила на высокий подоконник, закурив. Эшли не курила. Её очень напрягал запах сигарет, вызывал тошноту и очередные приступы злости. Она вечно кричала на Ника, когда он не вовремя оказывался рядом с сигаретой во рту. Курящая Эшли не сулила ничего хорошего. Ник хотел выхватить сигарету, но Эшли только оперлась о него, и подняла голову вверх, посмотрев в его глаза. — Какой в этом смысл? — прошептала она. — Смысл в чем? Она хехекнула. А затем сняла свое ожерелье. Это была леска с большими черными бусинками. Три в центре. Две с одной стороны. Одна с другой. И еще одна в конце. Эшли показала ожерелье Нику. — Видишь вот эту? — она показала одну из двух бусинок с краю, — вот это я убегала от старого рейдера, на одной из первых вылазок. Он выстрелил мне в бедро, я так истекала кровью, что думала, что откинусь там же. Я была маленькая, и Рекс спас меня, — с улыбкой начала девушка. — Рекс — это пес? — усмехнулся Ник. — Рейдер, но мысль правильная, — она показала на вторую, — Это от Руби, она чуть меня не зарезала, когда я кинулась на нее… с топором… Я думала, что она точно перережет мне горло, но сейчас даже шрама не осталось. Она откачала меня. Ник хотел что-то сказать, но Эшли говорила так быстро и перебила его. — Вот эта бусинка — показала на одиночную бусинку с другой стороны, — мое посвящение. Малолетние дебилы наслушались историй про каких-то-там Ханов и стали лупасить всех, кто достиг 16 лет. Накидываться толпой и кричать, что дадут мне выбрать себе имя, если я смогу отбиться. Эшли замолчала. Она указала на бусинку в самом конце: — Это, когда погибли родители. Мне казалось, она должна была быть тут. Я думала, что мое сердце остановится. Тогда меня никто не трогал и…. Я не знаю, как относиться к этому, и пусть это будет моя маленькая смерть. Эшли снова замолчала и Ник чуть приобнял её: — Почему ты носишь это на себе, девочка? Валентайн был немного растерян. Он не понимал, почему Эшли сейчас вывалила это на него. Что послужило толчком? Эти чудовищные воспоминания на ее шее, как петля. Что она чувствует? Хорошо ей с ними, или плохо? Помогает, или убивает это её, особенно в такие моменты, когда рейдерша будто действительно потеряна? Эшли не ответила на его вопрос. Она указала на центральные бусинки: первую, вторую и третью. — Это Харон. Это Руби. Это ты. Ник удивился. Что это значит? Люди, что были важны для нее? Он вопросительно смотрел Эшли в глаза, а она только докуривала сигарету. Повертела ожерелье в руке, и снова надела. Ник тоже закурил. Он смотрел за девушкой внимательно, не говорил ни слова и ждал объсянений. — Знаешь, Валентайн, есть еще одно, — Эшли сняла с себя еще одну подвеску, это была длинная леска, на которой красовалось восемь красных бусинок. Они были меньше, но они казались очень тяжелыми, — мое прошлое. Как только ожерелье оказалось в руках бывшей рейдерши, ее взгляд стал холодным, а движения показались безжизненными. Ник удивился. Теперь ему точно стало не по себе. Прежде он даже в бою не видел девушку такой отчужденной, даже когда он нашел ее, вылечил и дал ей шанс на нормальную жизнь, пусть сумбурную. Когда ее разбило все, что случилось, выкачивало силы, она оставалась собой. Той самой панкушкой, которая бессовестно громила и пугала людей. Такая нервная, злобная иногда, но живая. — Ник, никто не знает об этом. Выслушай меня, я знаю, ты можешь. Ты можешь… — последние слова Эшли прошептала. Ее голос был очень хриплым, но уверенным. Эшли как будто подменили. Это состояние было больше похоже на бред. Валентайн попытался взять девушку за руку, но она была холодной и влажной. Бусинки не были закреплены с обеих сторон узелками, как на черном ожерелье, поэтому свободно болтались. Эшли начала перечислять по одной. — Самая первая, нож и руки, я обижалась, мне было так больно, что нужно было срочно прекратить…… Да, да, прекратить… Вторая, розоватая — петля, совсем непрочная, не успела даже натянуться… порвалась и все, ну, я ненавижу все что связано с детством... Третья… — Неужели, ты о… — Третья — пистолет. — голос стал настойчивее — Ненавижу себя. Четвертая — пистолет, Рекс снова откачал. Ненавижу его. Пятая — руки, мои руки, шея, асфиксия, я убила его, я на смогла добить себя… пришлось его… черт… Сухая речь Эшли прерывалась всхлипыванием. Её руки дрожали. — Эшли, послушай, — Ник был в панике, — Тебе не нужно… Девушка, казалась заплаканной, но слез у нее не было. Она повернулась к Нику: — Шестая, седьмая, восьмая — пистолет, из которого я так и не смогла выстрелить себе в свою ебаную бошку. Эшли посмотрела в глаза синта. В голове ее был сейчас громкий неприятный звук, как при перезарядке лазерного пистолета. Только сейчас она поняла, что делает, что говорит, зачем говорит. Все смешалось. Бусинки, как бельмо в глазах перекатывались, неприятно шуршали, так же неприятно, как эти 7 жалких лет ее жизни. Ник ни секунды не сомневаясь, притянул к себе бывшую рейдершу. Кажется, сейчас ей стало легче, с последней фразой ее глаза из голубых льдинок снова стали цветущим васильком. Потрепанным ветром, промокшим под дождем и снегом, но таким маленьким, просящем о помощи одиноким цветком на выжженной поляне. Валентайн, обнял Эшли. Крепко прижал к себе, борясь с желанием сейчас же избавиться от этого куска лески. — Они больше не нужны тебе.