Шаг вперёд, два шага назад

Sacramento, California. May 12, 2012

В тот памятный весенний вечер, когда Хосоку посчастливилось впервые встретить Тэхёна, въезжавшего с матерью и отчимом в дом напротив, они с родителями устанавливали на крыльце новенький отцовский телескоп. Мать сидела на скамье, молчала и бездельничала, прикуривая очередную вонючую горькую (она как-то дала ему попробовать) сигарету. Только порой она отзывалась на голос супруга, отвечая на его вопросы, и негромко совсем беззлобно посмеивалась над его энтузиазмом. Отец пыхтел, смотрел в окуляр и что-то бормотал восторженно под нос. Хосок ни слова не разбирал. Он со скукой зевал и с тоской оглядывал заливающее алыми разводами небо. Ему и невооружённым глазом было прекрасно видно, как красиво небо, потому нескончаемого восторга отца он не разделял. Незанятый вниманием взгляд блуждал по черепицам соседских домов и ухоженным лужайкам с занудно выстриженными округлыми кустиками и огромным внедорожникам для семейных походов - даже у них такой был. Радовали глаза только заросший газон, до которого никак не доходили руки родителей (наглое враньё) и душистый куст сиреней с неуклюже распростёртыми во все стороны ветками. Чон втихую гордился тем, как сильно отличалась его семья от всех других жителей их маленького городка. И хоть родители упорно изображали, будто бы это не так, Хосок догадывался, что они лукавили. — Почему мы не ходим по воскресеньям в церковь? - спросил он однажды, выглядывая из окна и замечая чинно плетущихся в известном направлении соседей. — А ты хочешь? - с привычно непрошибаемой невозмутимостью, но с любопытством спросила его мать, опустив тонкую оправу очков на кончик носа и отодвигая в сторону журнал со сканвордами. — Нет, - Хосок не врал, — Просто все ходят... Женщина только хмыкнула и вскинула брови, возвращая своё внимание к разгадыванию слов в журнале. Хосоку был знаком этот смешок. Она всегда так делала, когда ей было, что сказать, но она находила свои мысли непозволительно грубыми для его нежных детских ушей. — Очевидно, они этого хотят, милый, - пробормотала она, — Разумеется, если ты тоже действительно захочешь, то мы можем посещать храм. Хотя, даю голову на отсечение, твоему отцу эта идея не понравится. — Я просто подумал, что там может быть весело, - пожал плечами Хосок, сморщив нос. — О, детка, я не уверена в этом, - расхохоталась добродушно мать, вставая с кресла и опускаясь рядом с ним, чтобы сжать его в своих крепких объятиях, — Хочешь сходим, ты сможешь сам убедиться? - спросила она, чмокнув его в макушку. — Я верю тебе, - мальчик отразил её улыбку. Матери Хосок верил почти безоговорочно. Отец же хоть и любил её до безумия, но считал, что порой она поступает глупо и мыслит вопреки логике. Но Хосок её, как ни странно, всегда понимал. Взять хоть то, что она разрешила восьмилетнему Хосоку прикурить и отпить вина, но настрого запрещала произносить бранные слова. — Брань вызывает зависимость похлеще алкоголя и сигарет, - вздыхала она, — Научишься раз - и навсегда забудешь, как разговаривать по-человечески. И Чон успел убедиться. Хосок всё ещё помнил глазки-монетки своей учительницы, когда в ответ гнусной клевете от одноклассницы он прокричал рассерженно на весь класс: — Не пизди, Сандра, ты первая подставила подножку! Мать тогда, выйдя из кабинета директора, долго глядела на него с лёгким упрёком в нахмуренном взгляде, но скорее так, словно корила в случившемся себя, нежели виновато топчущегося сына. Правда, потом она сразу смягчилась и снисходительно потрепала его по голове, когда тот поспешил её предупредить: — Я просто был зол. Но не волнуйся, я всё ещё помню, как говорить по-человечески, - Хосок процитировал её, изображая пальцами кавычки, — Можно было сказать "не лги" или "не ври" или "не выдумывай". Вообще много чего, но в тот момент мне хотелось сказать именно... ну, то слово... Отец понимающе похлопал его по плечу и рассмеялся, смотря на него едва ли не с гордостью. — Ну, всё, если без шуток, ты наказан, молодой человек, - сказал отец, заставив Хосока удивлённо замереть, широко распахивая глаза, — Неделю без сладкого! – шутливо пропел он, и Чон застонал досадливо, одарив отца парой колких ударов локтем под рёбра. — Я не люблю сладкое, что это за наказание дурацкое?! – спросил Хосок, улыбаясь во все зубы. В их городке было настолько невыносимо скучно, что Хосок невольно думал о том, что родись он в любой другой семье, проживающей в их родном Сакраменто, то с криками ужаса убежал бы из дома – родители были настоящей отдушиной в его безмятежном надёжном мирке, в котором практически никогда ничего не происходило. Он ждал окончания учебного года с нетерпеливым трепетом. Отец сказал, что на этот раз они поедут в Японию. Еще немного и он окажется на родине аниме, суши, гейш и самураев! Однако, к ужасу Хосока, время текло кошмарно медленно, заставляя буквально задыхаться от скуки. Они спасались от уныния, как могли, с нетерпением ожидая летней поездки в страну восходящего солнца. Хосок и представить не мог, что буквально через месяц, он будет слёзно молить родителей никуда не лететь. — Хосок, хочешь посмотреть? Мальчик сморгнул наваждение и обернулся к отцу, что стоял у телескопа и ожидающе глядел на него. Он уже собирался согласиться, сделав шаг навстречу к телескопу, когда внезапно из-за угла раздался громкий визг шин и буквально через пару секунд у дома напротив с выпендрёжным скрипом припарковался ядовито красный кабриолет. И так сильно он отличался от их громоздких внедорожников, что Чон не сдержал волнительного вздоха, замерев на месте, словно его парализовало. Хосок бездумно уставился на яркую переливающуюся наклейку на капоте машины, замечая, что внимание родителей также было обращено на шумный автомобиль. Впрочем вскоре, яркий кабриолет поблёк на фоне того, что заинтересовало Хосока, пробирая до мурашек по пояснице. Так появлялись главные герои из школьных драм – Хосок знал – под орущую из колонок песню Канье Уэста и с нарочито плавными движениями, словно в замедленной съёмке. Не заметить его было невозможно - таких, как он, отроду не бывало в закоулках безмятежного солнечного Сакраменто. Ему не нужно было быть вычурно ярким и громким, чтобы привлекать внимание – ему хватало одного взгляда брошенного искоса, чтобы пленить навсегда. В желудке скрутило, а сердце ухнуло куда-то вниз в водовороте мечущихся эмоций. Хосок тогда не мог дать название тому, что чувствовал, но одно мог сказать точно - это было самое прекрасное и вместе с тем самое ужасающее из того, что он когда-либо ощущал на себе. Мышцы живота трепетно сокращались, пальцы подрагивали и его внезапно затошнило от волнения. Он невольно отшагнул назад и скрестил руки на груди, чтобы хоть как-то отгородить себя от этого прожигающего внутренности чувства. Пиздецки красивый. В голове - обнаружил Чон с ужасом - были одни маты. Хосок даже оглянулся с беспокойством на мать, потому что казалось вот-вот и вырвется само-собой. На вид мальчишке было лет тринадцать – с его тёмными холодными глазами и насмешливой жёсткой ухмылкой на лице. Он был явно старше, а ещё и на добрую голову, если не больше, выше его. Хосока это жутко расстроило (он ведь ни за что не захочет общаться с такой малявкой!) А ещё он ругался со своей мамой (Хосок сразу догадался – у неё были такие же глаза) Говорил что-то, перекрикивая Уэста, и тыкал в неё пальцем, краснея скулами и встряхивая тёмные вихрастые локоны. Женщина старалась быть тише, оглядывалась беспокойно вокруг, и просяще дёргала сына за рукав. Он стряхнул её руки и бросил на неё свирепый взгляд. Она повернулась робко в их сторону. Хосок весь сжался, распахнув в ужасе глаза, когда вслед за ней на них обратил своё внимание угрюмый мальчишка. Он посмотрел точно на него и нахмурил брови. Уголки губ Чона невольно покатились вниз. Отец отвернулся и сделал вид, что смотрит в телескоп. — Ну вот, смутили бедняжек... - вздохнула мать, отмерев, и тут же ярко улыбнулась, приподняв одну руку, и дружелюбно помахала новоявленным соседям. Она была бесподобна в своей естественности. Хосок же застыл, словно неживой. Блондинка воспрянула духом, заметив тепло улыбающуюся соседку, и аккуратно отразила её улыбку, энергично помахав в ответ. Мальчишка только сильнее помрачнел, отворачиваясь. — Остин, если ты не выключишь хуйню эту, свою… - закричал он в сторону красного кабриолета, — Клянусь, Остин! Хосок внезапно прыснул, услышав брань из чужих уст. Он его понимал. Всегда так выходит. Можно было сказать по-разному, но точнее слова (Хосок бы мог поклясться на пальцах) не придумала бы даже его мама. Он узнал позже – его звали Ким Тэхён, ему было одиннадцать лет, и в тот день он ворвался в жизнь Хосока с присущей ему иррационально чарующей бесцеремонностью. Но Хосок был совершенно не против.