Sacramento, California. May 20, 2012
Мать Хосока мало когда ограничивала его в проявлениях детских шалостей. Хотя, вернее было бы сказать, его никогда и не приходилось ограничивать, потому как, гордо нося звание послушного и благоразумного сына, он всякий раз воздерживался от воплощения всяких приходивших на ум безумств в реальность. Хосок, наверное, был даже излишне честолюбивым для своих юных лет, исправно следуя установленной для себя роли «хорошего мальчика». Его родителям оставалось только изумляться своеобразному самовоспитанию сына. Впрочем, он, должно быть, просто слишком любил свою мать и отца, чтобы заставлять их тревожиться понапрасну. Так что, им не приходилось с беспокойством вылавливать его взглядом на площадке или суетливо высовываться время от времени в окно, когда тот играл на заднем дворе, дабы проведать не задумал ли он какое баловство. Они чаще заставали его беззаботно играющим с детьми, устало развалившимся на лужайке, наблюдая за облаками или с энтузиазмом высунув язык, выкапывающим из под земли червячков. Единственное на что могли без конца жаловаться его родители - так это за обвалянную в траве и грязи одежду Хосока после каждой прогулки. Но тут ничего не поделаешь – если гасить детское любопытство запретами из-за тряпок, то потом уж не разожжёшь. Хосоку всегда позволяли оставаться с самим собой, более того, старались делать так, как можно чаще, чтобы не удручать единственного ребёнка в семье назойливым вниманием и чрезмерной гиперопекой, боясь разбаловать его и отучить от самостоятельности. Они ему доверяли. Потому, оставшись одним майским вечером у крыльца в одиночку, он отчаянно краснел щеками, прежде чем решиться нарушить обещание, данное матери, а именно – не использовать телескоп как подзорную трубу, чтобы подглядывать за соседями. Он долго боролся с собой, щипая себя по щекам, взлохмачивая тёмные пряди и безумно скача по крыльцу, словно обкусанный бешенной собакой. Его разрывало от противоречий. С одной стороны, ему ужасно хотелось ещё раз хоть одним глазком взглянуть на будоражащего соседа с морозящим взглядом, с другой – мама, должно быть, ужасно разочаруется, если узнает, что её сын способен на подобный беспардонный поступок, и перестанет его любить. Как-то раз, когда он гостил у бабушки, та внезапно спросила его за что он любит её, застав юного внука врасплох. Хосок совершенно не ожидал подобного вопроса и сильно растерялся, потупив взгляд и задумчиво почесав затылок. Тогда она, посмеиваясь над его смятением, подсказала в шутку: «Должно быть, за то, что я готовлю самую вкусную лазанью во всей галактике!». Хосок кивнул, хоть и не понял её совсем. Но после того ему представлялось, будто бы любовь нужно в обязательном порядке заслужить. Он сидел на крыльце и дулся, сгорая от желания подскочить к телескопу и прильнуть к окуляру со всем вниманием. И если бы на тот момент восьмилетний совсем желторотый Хосок уже догадывался о том, что мать его любила заочной безусловной любовью, и ничто бы не могло этого изменить (даже подглядывания в соседские окна) он бы незамедлительно утолил своё любопытство. «Она ведь не узнает, я же всего на секундочку!» - уговаривал себя мальчишка, прожигая взглядом окно напротив, в котором мелькала едва заметная тень. Хосок воровато оглянулся на дверь и спешно примкнул глазом к окуляру. Он едва не застонал от досады, когда обнаружил, что картинка в телескопе перевернута вверх дном. Чон вспомнил, что об этом он вполуха слышал от отца. Подзорная труба и телескоп – это далеко не одно и то же. Мальчишка отстранился со вздохом, оборачиваясь через плечо к порогу. Он мог бы зайти домой и попросить у отца диагональное зеркало, которое исправило бы изображение, но осознавал, что что тот мог догадаться о его задумке. А объясняться перед родителями, зачем ему понадобилось подглядывать за соседским мальчиком, представлялось ему чем-то постыдным. Да он и сам не понимал, зачем. Хотелось, и всё. Помаявшись без дела еще пару минут, он решил, мол раз уж начал, то стоит пойти до конца. Что с того, если перевёрнуто. Бывало ведь, что он ложился на диван и, свесившись головой вниз, смотрел телевизор – тут то же самое. Хосок нашёл нужный угол и едва не ахнул, увидев то, что хотел. Темноволосый лохматый парень сидел в кресле, свесив ноги через подлокотник, и чуть подёргивал носком, словно бы в такт музыке – Хосок тут же прислушался, стараясь уловить хоть малейший отзвук, но безрезультатно. В отличие от первого раза, когда Чон его увидел, юноша, казалось, располагал хорошим настроением, беззаботно качая головой и шевеля губами, очевидно, подпевая. Губы Хосока дрогнули и сами по себе расплылись в улыбке. Забавный был этот их новый сосед. Вдруг почти бесшумно распахнулась дверь, но Чон ощутил, как каждый волосок на теле приподнялся от ужаса. Он быстро развернул телескоп к небу и принял непринуждённый вид. Только румянец окрасил скулы, выдавая его смущение. — Ну, астроном, разглядел что-нибудь интересное? – улыбнулась мать, плавно выскальзывая из-за двери и потягиваясь всем телом. Хосок кивнул, всполошившись. Его глаза разбежались в поисках ответа. — Туманности? – робко ответил он, выгнув бровь, — Ты куда-то идёшь? – перевёл быстро тему Хосок, заметив сумку в руках женщины. — Да, думала сходить купить гостинцев для наших новых соседей, чтобы зайти и познакомиться. Уже неделя прошла, как думаешь, не помешаем им разбирать вещи? Хосок прикусил язык, чтобы не выпалить, что, судя по тому, что он видел в окне, они уже всё разобрали. — Думаю, нет, - ответил он, пожимая плечами и стараясь подавить волнение, — Отец идёт? – поинтересовался он. — У него работа, - закатила глаза женщина, иронично улыбнувшись. Хосок понимающе хмыкнул. — Враньё… - не сдержался он, расхохотавшись. — Бесстыдное и ничем неприкрытое! - согласилась она со смехом, — Ну и пусть, нам больше достанется! - подмигнула женщина, — Профитроли? Круассаны? – предложила она, забирая маленькую ладошку сына в свои руки. — И тарталетки с грейпфрутом! — Обязательно, милый…***
Мальчишка облокотился плечом об косяк двери и скрестил руки на груди. — Здрасьте, если вы к нам, то это вы хорошо захватили, - кивнул он с ухмылкой на корзину в руках миссис Чон. Вблизи он оказался ещё выше, чем представлял себе Хосок и к его ужасу, ещё красивее. Длинные тёмные ресницы оставляли тень на щеках, словно тьмы в его глазах было недостаточно. И глядел он так, казалось, прямо в душу. Отец Хосока часто спрашивал его, нравится ли ему какая девочка из класса. Он всегда морщился неприязненно - становилось отчего-то совсем неловко от этого вопроса. — Ну... Сандра красивая… - отвечал он неохотно, — Хоть и дура полная... Так вот, Сандра не была и вполовину такой красивой, как его новый сосед. Даже в четверть! Хосок не мог выдавить из себя даже слабую улыбку, потому что живот скручивало от незнакомых чувств, заставляя его прижимать к себе бумажный пакет, чтобы скрыться от чужих пытливых глаз. Он был и без того маленьким, но под его пронзительным взглядом, хотелось и вовсе исчезнуть, испарившись в воздухе. Ему даже захотелось робко отступить и встать за мамой, но он сдержал свой порыв, мысленно отругав себя за трусость. Если он сейчас покажет себя в таком свете, то его точно засмеют и не станут дружить! — Мать ничем путным бы не угостила… - добавил он, чуть погодя, объясняясь. — О, я понимаю, - улыбнулась хосокова мать, проигнорировав чужую дерзость, — Ненавижу готовить… - поморщилась она со смешком. Юноша слегка оторопел от её ответа, опуская скрещенные руки вдоль тела, а затем раскрыл дверь шире, молча пропуская гостью внутрь. Она подарила ему добродушную улыбку, проходя мимо. Хосок же замер на месте, словно наступив на мину. Старший перевёл своё внимание на него и недоумённо дёрнул бровью, прищурив глаза. — Чего застыл, мелкий? Проходить будешь? Хосок кивнул, но не дёрнулся с места ни на миллиметр, уставившись внимательным взглядом на юношу, словно стараясь впитать в себя весь его образ. Тот вдруг хмыкнул, наклоняясь к нему, и прилипая глазами к его лицу. Хосок ощутил себя уязвимо и нахмурился, отходя на шаг. — Носик горкой… - пробормотал тот, словно просто озвучивая внезапную мысль вслух, а затем щелкнул пальцем по кончику его носа, похихикав. — Чего?! – насупился Хосок, внезапно рассердившись, хоть щёки мигом заалели от мимолётного прикосновения. — Носик горкой, говорю... – он снисходительно улыбнулся, выпрямляясь, и наблюдая за ним сверху вниз, — Аттракцион для муравьишек, прямо… Хосок недоуменно моргнул. — Придумаешь ещё… - сказал он тихо, крепче стискивая в пальцах пакет. Старший вдруг рассмеялся, широко улыбаясь ему и обнажая прямоугольником зубы. И выглядел он при том так обворожительно, что Хосок вмиг растерял всю спесь, робко отражая его улыбку. — У тебя просто нет воображения, - подёргал он бровями, дразняще высунув язык, — Меня, кстати, зовут Тэхён. Ким Тэхён. - с важным видом повторил он, сунув ему ладонь для рукопожатия. Хосок весь заискрился от радости. — Я – Хосок… Если бы Хосок тогда знал, что нравиться могут не только девочки, то вернувшись тем вечером домой, обязательно признался бы отцу, что влюбился в соседского мальчика, и он красивее всех девочек в его классе вместе взятых, а улыбается так, что у Хосока всё внутри переворачивается вверх дном, точно как картинка в телескопе. Если бы он знал...