Trent Reznor — Hand Covers Bruise
Толпа остаётся где-то вовне, за пределами внимания и осознания. Кричащие и возбуждённо движущиеся силуэты учеников размываются, и в фокусе остаётся лишь чужое лицо, искажённое почти животной злобой, но всё же — ныне, присно и вовеки веков — единственно желанное. Пальцы невесомо касаются жёсткой щеки, уже слегка поросшей щетиной (Рейган же мог похвастаться лишь позорным пушком над губой); под кожей перекатывались яростно сжатые желваки. Кажется, Финча в этот момент передёрнуло; толпа затаила дыхание, а Рейган попросту отключился.***
Стоя в кабинете директора по разные стороны уродливого кресла с выцветшей обивкой, парни усиленно избегали смотреть друг на друга. Стоило взгляду лишь бегло коснуться чужого напряжённого профиля, этих упрямо поджатых губ и опасно опущенного подбородка, как Рейгану становилось совсем паршиво, и он отворачивался. Финч же смотрел куда угодно, только не Рейгану или директору в глаза. Казалось, происходящее вообще мало его затрагивало. Рейган тоже хотел бы разжиться столь полезным умением отстраняться, но он вынужден был за двоих кивать и блеять вялые оправдания. Хотя на этот раз он не сделал ровным счётом ничего плохого. В помещении подобно каменным изваяниям угрожающе застыли ещё несколько учителей, ставших свидетелями драки. В отличие от подозрительно спокойного, почти равнодушного директора, его заместитель по Каким-то Важным Вопросам рассыпалась в упрёках: — Молодые люди, это возмутительно! Мистер Мерсер, у вас на носу выпускные экзамены, о чём вы думаете?! О, как бы Рейган хотел это знать. — Эта школа существует благодаря традиции и форме. Они позволяют вам удобно и безопасно научиться жить в стране сегодняшнего дня. Как вы думаете, мистер Фостер, если бы в правительстве США происходило подобное, вы были бы сейчас здесь? Спустя годы ему даже стало любопытно, могла ли миссис Брайс предположить, во что на самом деле превратится правительство этой страны, как только в нём появится раскол? Фостер не ненавидел своих школьных учителей. Они его раздражали, злили, мешали заниматься обыкновенной подростковой хернёй, но всё же заботились и беспокоились о его будущем. Теперь половина из них наверняка гниёт в земле, а остальные либо воюют по разные стороны баррикад, либо разумно прячутся где-нибудь в надежде переждать войну. Как будто это пройдёт, как бушующие гормоны у старшеклассников. Рейгану было жаль, и он сам не мог объяснить, чего именно. Вряд ли он уже тогда мог на что-нибудь повлиять. — Есть одна поучительная история. Сыновья одного мудреца никак не могли ужиться вместе… Эту притчу, излюбленную вдоль и поперёк всеми учителями в этой школе, Рейган так и не запомнил даже с десятого раза. В коридоре они молча разошлись в стороны. Ещё никогда Рейган не чувствовал такого отчуждения. Финч больше не смотрел на него. До выпуска оставалось совсем немного, и он боялся, что несправедливые обвинения — это последнее, что Рейган услышит от своего лучшего друга. Между ними всё стремительно рушилось, и чем дальше, тем больше Фостер уверялся, что причиной тому — его неуместные порывы, детская прилипчивость и он сам в принципе. Наверное, в детстве у них с Финчем было больше общих интересов, а теперь, когда Финч в шаге от совершеннолетия и свободного плавания, а Рейган так толком и не может определиться со своим предназначением в жизни, им стало попросту не о чем говорить. Чёрт возьми, он даже не мог разобраться со своим собственным телом, которое стало предательски реагировать на Финча, хотя Рейган находил девчонку Андерсенов куда симпатичнее. В медпункте медсестра закатила глаза. Рейган — не единственный, кто уже привык, что его колотят почти каждый день: у Мэри-Энн пластырь уже был наготове. До конца уроков Финч больше не попадался ему на глаза. Разве что его лохматая макушка мелькнула под деревом в сквере — кажется, он что-то читал, — но Рейган насильно заставил себя отвести взгляд. Ему надоело высматривать его повсюду. Надоело бросаться с головой в каждую авантюру, что больной разум Финча мог выдать. Надоело клещами выдирать каждое доброе слово. — Блядь, я ведь тоже человек, — вырвалось у него неожиданно. Анна, сидевшая за столом напротив, удивлённо отложила книгу. Птицы ненавязчиво, как будто лениво пели в кроне дерева у неё за спиной. На перемене было неожиданно тихо. Рейган стеклянными глазами смотрел на конспекты, на бессильно опущенные руки поверх них. Ручка покатилась к краю стола, и Андерсон ловко перехватила её. Почему его сердце заполошно бьётся при каждом воспоминании о Финче? Он должен его ненавидеть. Финч взял от его жизни больше, чем дал, если не считать, что он эту жизнь ему спас. Мать попала в яблочко, когда говорила о дурном влиянии. Рейган устал от этой растущей, тлеющей по краям бездны в груди. Он просто хотел друга, а впридачу получил, вероятно, целый букет психических отклонений, полное опасных приключений детство и больную безответную влюблённость. Анна бросила взгляд куда-то в сторону. Рейган знал, о ком она подумала, и взгляд её был полон… разочарования? Ему бы не хотелось, чтобы Финч портил ещё и его взаимоотношения с другими учениками, но он был буквально во всём, что Рейган говорит, делает, слышит, видит, ощущает, любит и ненавидит. Финч его отравлял. Как идеальный яд — медленно, незаметно, неотвратимо. — Почему ты просто не прекратишь это? Он устало проводит рукой по лицу и тут же шипит от боли в рассечённой губе. Не успевают одни синяки сходить — поверх них появляются другие. — А почему ты всё ещё общаешься со мной? — Ты нормальный. — Он не псих. Не настолько. Анна одарила его скептическим взглядом и вернула своё внимание синусам и косинусам на раскрытой странице. Рейган подумал, что уже и сам не верит в то, что говорит. Придя домой, он бросил ленивый взгляд на походный рюкзак под кроватью. Там, наверное, осталось печенье в коробке и пара пустых бутылок, которые Рейган забыл выкинуть. Он не стал проверять, есть там сигареты или нет. Ему неожиданно расхотелось оправдываться — даже перед самим собой. Может, стоило пустить всё на самотёк. Пусть лучше общение угаснет постепенно, подобно умирающему от старости или болезни организму. Это лучше, чем пристрелить больную скаковую прямо в лоб. Лошадь умрёт без боли, но вот наездник может больше никогда не оседлать другую. В этот день он заснул прежде, чем мать вернулась, но наутро его ждал тяжёлый взгляд и угрожающе скрещённые на груди руки. Вдовесок к привычной ноющей боли во всём теле и невесть откуда взявшейся тошноте (вид яиц с беконом заставил желудок свернуться в сложнейший узел) это стало последней каплей. Рейган понял, что не выдерживает. Внезапно захотелось сбежать на Худу, забраться там на какое-нибудь дерево, чтобы посмотреть мир, и хоть на пару часов забыть обо всём, что на него свалилось. — Завтракай и поехали. Голос матери был сух и твёрд. Рейгана даже не отчитывали — нет, с него больше ничего не требовали, не строили ожиданий, в нём не разочаровывались — видимо, он пробил дно. В душе воцарилась неожиданная лёгкость. Может, теперь Рейган волен делать всё, что угодно? — Я не голоден. — Да мне по барабану. Пару секунд они буравили друг друга взглядом, и Рейган, недовольно простонав, демонстративно откусил от тоста и бросил остатки в рюкзак, не заботясь о том, что всё внутри теперь будет в хлебных крошках. Ганна развернулась на каблуках и вышла из кухни. Встав в дверях, Рейган задумчиво посмотрел на велосипед у крыльца дома и с неохотой двинулся следом. Уже в машине Ганна ровным голосом сообщила: — Если тебя снова отстранят, я начну подбирать интернат. У меня нет времени возиться с твоими причудами. Отдел не в восторге от моих регулярных отъездов в школу посреди рабочего дня. Повзрослей уже. В её строгом тоне слышалась почти мольба. Возможно, год-другой назад Рейган бы проникся сочувствием, но теперь его даже не удивляет, что мать хочет отослать непутёвого ребёнка куда подальше. Ей надоело играть в мамочку ещё до того, как он пошёл в школу, и теперь ей нравится играть в учёного. Дальше, наверное, Ганна полноценно отдаст себя роли алкоголички в разводе. — Да мне плевать. Делай, что хочешь. Отвернувшись к окну, он не почувствовал отчаянного и растерянного взгляда на себе. — Что бы ты себе ни надумал, я этого не хочу. Я вообще не хочу, чтобы у тебя были проблемы. — Никто не хочет, но все вокруг мне их почему-то доставляют. — Мир не вертится вокруг тебя. Рейган промолчал. За всю дорогу он ни разу больше не взглянул на мать, с отчётливым презрением к самому себе понимая, как чувствовал себя Финч, избегавший его взгляда весь вчерашний день. Пожалуй, они исчерпали все шансы на сохранение дружбы. Перспектива свалить в интернат больше не казалась такой уж бредовой: по крайней мере, о прошлой жизни, навсегда и насквозь пропитанной Финчем, ничто не будет напоминать, кроме, разве что, пары царапин на теле. На входе в школу высмотреть Мерсера не получилось: Ганна немедленно потянула Рейгана за собой к директору, цепляясь за ворот его футболки, будто ведя нашкодившего щенка на заклание. Она не давала ему даже головы повернуть. Рейган был этому рад. Возможно, он также был бы рад ослепнуть на ближайшие пару месяцев, чтобы не видеть ни равнодушия в глазах самого близкого человека, ни как этот человек оставляет его позади. В кабинете ему пригрозили отстранением и назначением испытательного срока. Рейган никогда прежде не падал так низко даже в собственных глазах, и он понимал, сколько усилий придётся приложить, чтобы выбраться из собственноручно вырытой ямы, но ему даже сейчас было всё равно. Зачем ему вообще образование? Едва ли среди Уинкоттов был хоть один, который закончил среднюю школу, и однако же у них было большое, доходное хозяйство, лучшая техника, сбыт в соседние штаты. И всё было бы ничего, не помри они один за другим. Рейган считал себя всё же чуточку умнее: по пьяни катать девчонок на культиваторе он бы явно не стал. В любом случае, вышел он оттуда таким же невозмутимым, каким и пришёл. Ганна молча оставила его наедине с угнетающими стенами пустых коридоров. Рейган проводил взглядом её машину и, когда та скрылась за углом, лениво поплёлся вдоль шкафчиков в поисках своего. Скоро должен был прозвенеть звонок, и Фостер ускорил шаг, не желая толкаться локтями среди высыпавших из классов беспокойных учеников. Он был уже почти у цели, когда совсем рядом послышались шаги и кто-то вдруг дёрнул его в сторону. Едва удержавшись на ногах, Рейган вскинул недовольный взгляд: — Какого… И оборвался на полуслове. За локоть его крепко удерживал Финч, то ли не обращая внимания, что причиняет дискомфорт, то ли боясь, что Рейган убежит. Именно это Рейгану и захотелось сделать — убежать. — Привет. Глаза Мерсера лихорадочно блестели, и он явно хотел сказать что-то невероятно глупое. Фостер не был готов к очередной порции издевательств, поэтому решил атаковать первым: — «Привет»? Ты, кажется, перепутал. Насколько я помню, по вторникам у тебя вместо приветствия хук с правой. Или, может быть, подсечка? Не помню. Да и похер. Хочешь опять кулаками помахать — иди доставай Мански, он это дело любит… Рейган прикусил язык. Он ведь не хотел, чтобы Мерсер знал его обидчиков поимённо. Финч ожидаемо нахмурился и опёрся одной рукой о шкафчик над плечом Рейгана, нависая над ним. — С Мански я пообщаюсь, не переживай, но к тебе я с другим вопросом. Рейган устало вздохнул. Ему правда было всё равно. Запустив руку в карман джинс, Финч достаёт оттуда какую-то мятую коробочку, и Рейган с упавшим сердцем узнаёт в ней чёртовы сигареты. Осознание накрывает его медленно, одновременно с тем, как смягчается выражение лица напротив. — Я… я их в другой куртке забыл. И поссорился с отцом, поэтому был на взводе. И… Его взгляд бегал по лицу Рейгана, что-то выискивая, но сам Рейган мог только тяжело дышать, вдавливая себя спиной в шкафчик и стараясь не упасть. Для него всё это было слишком. Эти перепады чужого настроения и раньше были довольно энергозатратными, но теперь, после всех неловких прикосновений… — …это даже не важно. Рейган. Рей-ган. Посмотри на меня. Он не смотрел. Просто не мог. Впервые в жизни Рейган Фостер понятия не имел, что делать в стрессовой ситуации. Он ведь мысленно уже похоронил их дружбу. Финч порывисто сгребает его за плечи и притягивает к себе. От его рубашки пахнет землёй и свежескошенной травой, а ещё — немного табаком и апельсинами. Рейган осматривает коридор за его спиной и понимает, что сюда в любой момент может кто-нибудь зайти. Со стороны туалета слышался шум, будто там кто-то был. Впрочем, Финча это, видимо, нисколько не смущало. — Прости. Горячий шёпот прямо над ухом пускает табун мурашек по коже. Рейган почти инстинктивно пытается отстраниться, но Финч держит крепко. Сопротивление бесполезно. Рейган поднимает белый флаг, закрывает глаза, вжимается губами в крепкую горячую шею и рискованно запускает пальцы в растрёпанные ветром вихри. Кожа на затылке Мерсера чуть влажная: так торопился увидеть его, что бежал?.. — Я идиот, Рейган. Прости меня. Его руки опускаются чуть ниже и останавливаются у Рейгана на поясе. Тот замирает от переполнивших его ощущений и настороженно отодвигается, чтобы посмотреть Мерсеру в совершенно пьяные глаза. Если бы Рейган не был так близко, то был бы уверен, что Финч прилично выпил аккурат перед своим неловким извинением, но Рейган был к нему сейчас ближе, чем когда-либо, и точно знал, что его сумасшедший дружок трезв, как стёклышко. Глядя на него, Рейган вдруг думает, что Финч просит прощения за нечто большее, чем пустое обвинение в краже, и в груди что-то взрывается. — Да ладно, — губы шевелятся сами собой. В горле клокочет «Мудак!» и «Отвали!», но вырывается совсем другое: — Проехали. Он усиленно отворачивается, надеясь, что Финч наконец отодвинется и перестанет опалять его кожу неровным дыханием. Рейган смотрит под ноги, разглядывая несимметрично завязанные шнурки, и думает: это блядские американские горки. Каждый их с Мерсером разговор, подобно мёртвой петле, переворачивает всё внутри и вызывает головокружение. Рано или поздно Фостер сорвётся с этого бешеного поезда и останется лежать в кювете до конца своих дней. Финч касается его подбородка мягко, но настойчиво, вынуждая поднять лицо. Рейган смотрит исподлобья, хмуря брови. Взгляд сам собой цепляется за чуть приоткрытые губы, рассечённые тонким, почти не заметным шрамом. Будучи детьми, парни собрали, наверное, все возможные острые углы и торчащие арматуры в округе. Уже тогда их тела были покрыты тонкой сетью шрамов, словно послужившей эскизом для всех будущих ранений. Когда он проводит пальцем по едва зажившей после драки губе, Рейган вздрагивает и ведёт головой. Финч силой удерживает его на месте, не отрывая зачарованного взгляда от ранки, и Рейгану становится жарко. Финч явно собирался что-то сказать, но никак не мог; молчание затягивалось, и ситуация становилась неловкой. Вторая рука Финча всё ещё была у него на поясе; чужая ладонь вдруг на миллиметр продвинулась по спине, и это простое движение — вкупе с поднявшейся в груди паникой — словно пинком заставило Рейгана выдохнуть, закрыть глаза и бездумно податься вперёд. Он был готов к чему угодно, но уж точно не почувствовать, как горячий рот тут же раскроется в ответ, будто Финч только этого и ждал. Ощущение чужого нерешительного языка сбило с Рейгана весь пыл, и он буквально оцепенел в тёплых объятиях, распахнув глаза. Лицо Мерсера, его густые брови, сведённые в отчаянии, широкие зрачки, трепещущие ресницы — всё расплывалось. По всему телу до самых пяток прошла волна мурашек, и на сей раз это было вовсе не возбуждение, а самый настоящий страх. Тут что-то было не так. Это было невозможно. Рейган ненавидел себя за эту мысль, но после стольких криков и драк он просто не верил в счастливый исход. Финч ведь был… не такой. Тот смотрел на него невидяще и поглаживал по щеке, только усиливая сомнения Рейгана. Он так сильно привык к колючему, неотёсанному, абсолютно чуждому заботе и ласке другу, что наотрез отказывался видеть в нём малейшие признаки привязанности. Рейган всегда был уверен, что если это он оставит Финча в Спирит-Лейке одного, а не наоборот, к чему он внутренне со страхом готовился, тогда Финч даже ухом не поведёт. И теперь, медленно взяв лицо Рейгана в чуть дрожащие ладони, он разрушает эту уверенность до основания. Под ищущим, будто просящим разрешения взглядом часовые на страже ранимого сердца сдаются и припадают на колено перед новым королём. Рейган поднимает глаза от чужих губ и буквально дарит свою крепость врагу на блюдечке. Они смотрят друг на друга, не моргая. А потом Финч наклоняется вперёд, и всё внутри распадается на части.