За не бессонные ночи я люблю тебя очень

Гарри весь извелся. Отношения с Драко, и пускай это был только первый день их отношений, оказались совсем не такими, какими он их себе представлял. Конечно, Драко был той еще колючкой, но он и правда менялся. Он так мило заботился о Гарри, думая, что тот этого не видит, что сам Гарри готов был растечься лужицей. Молли Уизли заботилась о нем, как о своем ребенке. Гермиона и Рон заботились о нем, как о своем друге. Но никто не заботился о нем, как о любимом человеке. Драко делал это так ненавязчиво, так скрыто, что и впрямь хотелось пищать от восторга. Поттер-то думал, что ему придется вложить все силы, чтобы Драко стал проявлять свои чувства в ответ, но, оказывается, любил Драко так же ярко и открыто, насколько это было возможно по его убеждениям, как и ненавидел. Как бы стереотипно и глупо это ни было, Гарри хотел находиться с Драко так долго и часто, как это возможно. Хотел узнать о нем как можно больше, гулять и болтать, устраивать ночные посиделки, шептаться с ним на уроках. У него было такое ощущение, что сейчас он яро пытается восполнить нехватку того, чего ему не хватало все эти годы — любви. Пусть банально и приторно — Гарри было плевать. Он буквально парил, впервые за долгое время забыв о кошмарах, о тянущей боли воспоминаний, о море скорби по погибшим. После битвы он отчаянно хотел жить, а после того первого поцелуя с Драко он жить начал. Гарри часто слышал, что первые этапы отношений самые яркие и эмоциональные. Он очень надеялся, что вся их совместная с Драко жизнь будет наполнена красками, однако не согласиться не мог — сейчас он чувствовал себя крайне чувствительным. Его волновало, если Драко хмурил брови, безумно радовала его улыбка, веселили те черты мимики, которые раньше он не замечал, которым не придавал значения. Всё сейчас заиграло совсем по-другому. И, как оказалось, оглушительна не только любовь, но и ревность. Теодор Нотт. С чего он вообще воспылал интересом к Драко? Сколько Гарри ни следил за Малфоем все прошлые годы, он никогда не замечал, чтобы эти двое хорошо общались. А теперь вот Нотт, соплихвост его дери, вдруг начал так заботиться о «собрате», если можно было так высказаться. Гарри вот никогда не замечал между слизеринцами тесных уз доверия. Они неплохо общались, держались друг друга, когда нужна была помощь, но гриффиндорской сплоченности Гарри у них не наблюдал. Слизни никогда не обнимались, не сидели своей компанией по вечерам, не заваливались составом своего факультета в забегаловки в Хогсмиде. Они общались, только если находили в этом общении выгоду — чаще хотели что-то узнать, чем что-либо рассказать. Гарри не был предвзят к этому факультеты, просто факты говорили сами за себя. Сам Драко тоже никогда не искал компании Нота или Блейза. Они разговаривали, если был достойный повод, не более. И нет, Гарри вовсе не следил, просто… подмечал детали. В конце концов, он был влюблен и внимателен к объекту своей любви. Итак, всё вышесказанное приводит лишь к одному — Гарри ревновал. Он вышел из комнаты почти сразу за Драко. Вовсе не следил, лишь решил скоротать время в компании друзей, чтобы самому себе не показаться повернутым на только начавшихся отношениях. Однако от его взгляда не ускользнуло, как быстро скрылся Драко за дверь в комнату Нота. И то, как сверкнули заглушающие и запирающие чары, направленные на дверь, Гарри тоже увидел. Это было тем, что взволновало его больше всего. Старшие курсы ценили приватность, но закрываться посреди дня, в комнате, где, вообще-то проживает еще один человек, помимо Нотта — это как-то подозрительно. Нет, определенно, у Гарри, видимо, какой-то пунктик на слежке за Малфоем. Он ничего не мог поделать, эта одержимость явно была не намерена проходить. Гарри просто хотел убедиться, что Драко рядом, что он в порядке и ему ничего не угрожает. Быть может это было последствием войны — всегда бояться за близких людей, ожидать, что с ними что-то случится. Гарри никогда бы не подумал, что может быть настолько ревнив. Он чувствовал неприятный укол, когда еще был заинтересован в Джинни и видел ее общение с Дином, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он ощущал сейчас. Хотелось схватить Драко руками, может даже обхватить ногами, и повиснуть на нем как коала, чтобы никто не трогал, не отнимал его, Гарри, счастье. На которое он, откровенно говоря, почти не рассчитывал, лишь надеялся. Беседа с друзьями Гарри никак не успокоила. О своей ревности ему пришлось рассказать, так как он слишком привык многими с ними делиться, однако это было кардинально неверным решением. Рон, пытаясь успокоить друга, начал предполагать, что Драко просто замышляет какой-нибудь гос.переворот, собирает сторонников, на то он и коварный слизеринец. Не то что бы Гарри верил в полную невинность своего парня, но такие обвинения были слишком глупы — Драко слишком многое пережил, чтобы вновь начать вражду. Да и Гарри, Гарри больше думать не хотел о чем-то подобном. Гермиона с присущей ей категоричностью заявила, что оставшийся Слизерин сейчас проходит этап сплочения, так как все их прошлые связи были утеряны и теперь происходит переосмысление норм и ценностей. В конце концов она начала говорить столь длинными и странными терминами, что Гарри перестал понимать. Суть он, конечно, уловил, но это помогло лишь немного. Ему хотелось бы, чтобы Драко открывался миру, имел друзей, свою компанию, но, одновременно с этим, что-то внутри было недовольным таким развитием событий. Гарри привык присваивать себе улыбку Драко, его забавное фырчание и бурчание, да и многое другое. Представить, что теперь Малфой будет таким же перед кем-то еще было сложно. Словно противоестественно. Они долгое время делили эмоции на двоих, будь то ненависть, непонимание, признание. Гарри тоже был другим во время их личного общения — только с Драко он мог действительно показать свою силу, настойчивость, серьезность. На публике он зачастую был веселым и простым, но с Драко все было иначе. Это не было двуличием или чем-то подобным, скорее, он просто раскрывался куда глубже. В общем, Гарри не хотел делиться этим ни с кем другим. И не хотел, чтобы Драко делился. Когда они обсуждали, что понимают под отношениями и что в них приемлют, то сошлись во мнении, что измены — нечто отвратительное и недостойное человека и мага. Кажется, это было дословное цитирование малфоевской мысли, с которой Гарри был полностью согласен. Он и представить себе не мог, что чувствуют люди, которым изменили, которых предали. Стоило ему попытаться, как сердце разрывало от боли. Он, на самом деле, малость боялся узнать, что на этот счет думает Драко, ведь есть столько историй, как аристократы, даже находясь в браке, успевают обзавестись множеством любовниц. Ему очень повезло, что Драко твердо обозначил свою позицию. Ни предавать, ни быть преданным он был не намерен. Гарри даже вспомнился взгляд, с которым Драко посмотрел на него, озвучивая свои мысли. — Знаешь, многие магические существа, в том числе драконы, однолюбы. Я никогда не соотносил себя с какими-либо животными, потому что это оскорбительно и глупо, но в этом мы похожи. Я не могу быть с кем-то еще. Я не могу терпеть кого-то еще. Гарри также помнил, как его собственное сердце совершило кульбит, как он порывисто поцеловал Драко, прошептав в его губы жалкое: «Я тоже». Драко был нетерпим к проявлению отношений на публике — объятий и поцелуев он не позволял, пускай и не стремился скрывать их связь, но в моменты их уединения он мог смотреть так тепло, прикасаться так нежно, говорить, пусть, чуть смущенно, такие ласковые слова, что Гарри готов был терпеть тонну издевательств от него перед всей школой, лишь бы таких моментов с заботливым и любящим Драко было побольше. В общем и целом, у Гарри не было ни права, ни необходимости ревновать, но… Этим «но» была та черта Драко, которую он открыл совсем недавно. Оказывается, несмотря на его великолепное образование и воспитание, Драко чертовски плохо разбирался во взаимоотношениях с людьми, если те не являлись Поттером. А Поттером не являлся больше никто, кроме Гарри. Драко, безусловно, мог находить выгоду из общения, быть вежливым с тем, с кем надо, однако понимать человеческую натуру так и не научился. Оказывается, он искренне думал, что в период Турнира Трех Волшебников, Крам был от него в восторге. Он также думал, что Грейнджер — озлобленная по природе своей и что она до сих пор ненавидит его всем сердцем. Ему казалось, что Уизли, на самом деле, постоянно насмехались над ним, завидуя. Драко было неловко рассказывать это Гарри, и, между прочим, такой диалог произошел еще до того рокового желания в прошедшую пятницу. Каково же было удивление Гарри, когда он понял, насколько неверно Малфой расшифровывает жесты и слова других по отношению к нему. Он даже немножко посмеялся над этим, вовсе не зло, выслушивая рассказы, как Теодору и Блейзу в начале восьмого курса пришлось просвещать Драко на тему контакта с окружающими, о чем их попросила все сильнее заболевающая Нарцисса, отправившаяся во Францию. Итак, Драко плохо разбирался в том, что двигало людьми. Это и волновало Гарри. Вдруг он даже не поймет, что Теодор флиртует с ним, что он заинтересован в нем? Абсурд. Гарри знал, что это абсурд. То, что он оказался геем, да к тому же безумно влюбленным в Малфоя, не означает, что все вокруг тоже заинтересованы в Драко. Это же, в конце концов, не роман из тех, которые тайком читает Гермиона, где, если у главных героев начались отношения, непременно находится третий лишний. Гарри не читал, Гарри просто случайно услышал, как Гермиона обсуждает данное «клише» с Дафной и несколькими девушками из Пуффендуя. Гарри. Не. Читал. Не-а. И все же, даже прекрасно осознавая, насколько нелепой была его ревность, он не мог просто перестать ее чувствовать. И с каждой минутой, что Драко находился в запертой комнате с Ноттом-чтоб-его-черти-съели, Гарри злился и волновался все больше. Он уже даже встал практически рядом с дверью в ту комнату, на многозначительные взгляды Гермионы и Рона лишь пробурчав что-то вроде: «Тут стена удобная». И его ничуть не успокоил тот факт, что Драко, практически вылетевший ему в руки, был то ли смущен, то ли подавлен. — Потти, ты чего здесь забыл? — Да я вот с друзьями болтал, — «Не закрываясь в комнате», — хотелось добавить Гарри, но он сдержался. Язвительность Малфоя, кажется, медленно передавалась ему с поцелуями. Пользуясь тем, что Драко, по-видимому, все еще был чем-то ошеломлен, Гарри нагло умостил свою руку на его талии, при этом одарив внимательным — жутким, на самом деле,— взглядом Нотта, и, кинув в сторону Рона и Гермионы что-то невразумительное, виновато им улыбнулся, уводя своего парня уже в их комнату. Это было бредово. Абсолютно бредово, глупо, по-детски, но он ничего не мог с собой поделать. Гарри ведь никогда не считал себя кем-то уникальным и восхитительным. Он не был очень умен, не был воспитан должным образом и все еще не так хорошо знал устои магического мира. Он только от Драко услышал, что мужчины в волшебном мире могут играть свадьбы, связывать себя магически и даже иметь детей. Он совсем недавно узнал, что есть определенные заклинания, которые используют только представители того или иного магического рода. Гарри, сколько бы он ни тренировался и какое бы шикарное — так утверждали Рон и Гермиона, и даже Джинни некоторое время — тело ни имел, все еще был не очень осторожен и местами просто неуклюж. Да, он был героем, которого многие превозносили, но разве этого достаточно? Он вот был не уверен. Ревность всегда является следствием неуверенности в себе или же недоверия. Гарри Драко доверял. Честно. Как бы странно это ни было, доверял он ему безоговорочно. Просто порой Драко был таким очаровательно беззащитным, что, казалось, кто-угодно может его совратить и похитить. А еще он был великолепен. Да, Гарри часто так говорил и думал, но ведь это факт! Он очень сильно любил Драко и совсем не любил себя. Так бывает. Драко смотрел на чем-то огорченного и такого задумчивого Гарри с полным недоумением в глазах. Опять этот обормот облапал его на людях, так к всему еще и был сейчас таким несчастным, что его всего хотелось зацеловать. — Гарри, что-то случилось? — Драко еще не называл его по имени в трезвом виде. И даже тогда он не произносил его имя так заботливо и нежно. Они стояли посередине комнаты, между двумя кроватями. Со стороны ванной слышался тихий стук капель о плитку — видимо, кран был закрыт не очень плотно. Шторы были распахнуты не до конца, поэтому свет падал в основном только на их фигуры. Холодные ладони коснулись его щек, тонкие пальцы едва дотронулись до скул, а сам Драко внимательно смотрел на его лицо, пытаясь понять, что не так. — Ну же, Поттер, говори со мной, даже так нескладно, как ты умеешь. Твои дружки что-то сказали? Откровенно говоря, Драко и так был слишком нагружен той информацией, что получил, но смотря на такого вот Поттера не мог думать ни о чем, кроме него. Зеленые глаза не горели, как всегда. В них не было озорного блеска, веселой искры, они словно потухли. Это не могло не волновать. Драко уже готов был начать рвать и метать, но Гарри вдруг улыбнулся и заговорил. — Ты такой милый, когда заботишься обо мне. — О, да иди ты. Ты расскажешь мне, что произошло, в конце-то концов? — Драко облегченно выдохнул, замечая, что привычный Поттер наконец вернулся. Гарри на секунду помедлил с ответом, но потом вспомнил свои собственные слова о том, что ради отношений им придется говорить. Он обреченно прикрыл глаза и все же сказал то, что было признавать весьма унизительно. — Я просто осознал, что почти ничего не могу тебе предложить, кроме своего нынешнего статуса и своей любви. Я так плохо разбираюсь в волшебном мире, воспитан совсем в других традициях, далеко не все предметы хорошо выходят у меня. За исключением пророчества, я совершенно не выделяюсь. — Серьезно, Поттер? — в глазах у Драко плескались откровенные смешинки. — Ну, в общем-то, мне не в чем тебя переубеждать. Как говорится, любовь зла, полюбишь и… — Да пошел ты, язва. — Вот именно, что язва. Я, Поттер, тоже далеко не идеален. Более того, если твои «погрешности» легко поправимы — я сам с легкостью могу обучить тебя всему необходимому, ей Мерлин, развел тут нюни на пустом месте — то мои собственные недостатки искоренять можно годами. Я эгоист и лицемер, Поттер. Я дорожу и пекусь только о людях, в которых непосредственно заинтересован, которых люблю и ценю. Я едва ли пошевелю пальцем ради какого-нибудь ребенка в беде. Я несказанно труслив, Поттер. Если в нашей спальне заведется боггарт — ты будешь заниматься его уничтожением. Я бы даже не признался тебе в своих чувствах, что берег так долго, если бы ты сам не сделал первый шаг. Во мне столько всего нелицеприятного, что я каждую секунду поражаюсь, что ты вообще продолжаешь общаться со мной. Хватит уже маяться дурью. Драко взял секундный перерыв, хватая ртом воздух, чтобы продолжить свою речь с неменьшей горячностью. Он не любил говорить о чувствах, не умел, но с Гарри все получалось проще простого. Так легко и непринужденно, открыто и спокойно, словно он болтал о погоде. — Ты восхитительный, Гарри. Нет кого-то, кем я бы восхищался так, как тобой. Даже отец, которого я превозносил годами со своего рождения, не является для меня истинным примером мужчины. Мне столько всего нравится в тебе, да, боже, мне даже твоя неряшливость нравится, Поттер. Так что выкинь из головы всякий бред и сходи со мной на свидание. Сейчас вполне неплохая погода. Драко говорить умел. Он словно был прирожденным оратором — слово за словом вылетало из его рта без долгих пауз. Никаких мычащих звуков, никаких «э» и «ну». Твердый голос, уверенный тон. Гарри слушал его и становился все счастливее. Он знал, что его друзья любят его, что семейство Уизли любит его, что те, что отдали за него свою жизнь, тоже любят его, но только от любви Драко ему становилось действительно хорошо. Так легко, от одного лишь осознания, что Драко любит его. Мгновение, и Гарри качнулся вперед, мягко чмокнув еще слегка приоткрытые губы Малфоя. А потом он сжал ладони в замок за его спиной, опустил кольцо своих рук чуть ниже ягодиц Драко и поднял его, закружив. Наимилейший румянец на щеках Малфоя стоил даже тех ругательств, которые тут же посыпались на Гарри. Однако вырываться Драко даже не пробовал, испуганно вцепившись ладонями в плечи Поттера. Слава Мерлину, долго так развлекаться Гарри не стал, вскоре опустив своего парня на пол. Тот тут же этим воспользовался, отвесив Поттеру не слабый подзатыльник, и, увлеченный возмездием, не сразу заметил, что руки Гарри невольно оказались выше того места, где держали его до этого. Будем откровенны и станем говорить прямо. Руки Гарри, уже не будучи соединенными в замок, лежали прямо на ягодицах Драко. Кто бы знал, что Малфой умеет так краснеть и стесняться. Его щеки были алыми, что, благодаря бледной коже, было прекрасно видно, а глаза он опустил куда-то вниз — трудно сказать, что на пол, ведь их бедра были так плотно прижаты друг к другу, что пол там точно увидеть было нельзя. Длинные черные ресницы трепетали, а губы были плотно сжаты. Гарри не успел налюбоваться, как Драко уже выскользнул из его объятий. — Ты просто варвар, Поттер. — А я думаю, тебе понравилось. — Будто бы ты умеешь думать. Не смеши меня. Лучше скажи, куда нам пойти. Даже старший курс сейчас вряд ли отпустят в Хогсмид. Или ты собираешься торчать здесь все время, полагая, что такие вот развлечения заменят свидания? Раз уж все вновь было хорошо, ничто не могло помешать Драко вновь стать засранцем. В конце концов, это Поттер виноват. Нельзя смущать чистокровного наследника рода Малфоев. — Нет-нет, я, эм, думаю, мы могли бы сходить к озеру. Ты говорил, что нашел книгу с картинками о истории волшебного мира. Ты бы мог мне почитать. У меня есть плед, а у домовиков можно выпросить несколько бутербродов для пикника. В следующий раз я обязательно приготовлюсь получше! — Ты настолько ленив, что уже не можешь читать сам? Между прочим, та книга будет познавательна исключительно для тебя. Но так и быть. Я же знаю, в каком ты восторге от моего голоса. И в следующий раз свидание приготовлю я, не волнуйся. На самом деле, у Драко давно было одно желание, которое он все никак не мог воплотить. Желание, о воплощении которого он и мечтать не мог. Но теперь, раз уж они встречались и собирались ходить на свидания. Возможно, Поттер не будет против. Возможно, Поттер поймет. Не став долго размышлять над тем, что не так важно в свете того, что сейчас они идут на их первое свидание, — да, мысли Драко бывали замысловаты, — Малфой призвал к себе книгу и сменил мантию, пока Поттер бегал за корзинкой провианта к домовикам. После Гарри намеревался искать плед, естественно маггловским способ, но, благо, Драко быстро смекнул и тут же приказал ему использовать Акцио, не намереваясь более ждать ни секунды. Уже стоя перед дверью и намереваясь выходить, Драко вдруг почувствовал смятение. Если сейчас в гостиной кто-то есть, этому «кто-то» не составит труда додуматься, куда они пошли и почему вдвоем. Это было неловко. Не тот факт, что люди знают, что он состоит в отношениях, да еще и с Гарри Поттером, а то, что они идут на свидание. Ведут себя романтично. Не свойственно Малфоям. — Драко, ты чего замер? Идем? — Да идем, идем Поттер. Драко постарался скрыть свою нервозность за показным равнодушием, и резко открыл дверь, рассчитывая на то, что при быстром пересечении гостиной, они, может, никого и не встретят. Закон подлости исправно работал в любое время. Сильно прижимая к груди к книгу и идя максимально быстро, Драко, конечно же, налетел на Тео. На чертового Теодора Нотта, на которого он, пока что, даже смотреть не мог. Тот, кажется, тоже. Он окинул взглядом Поттера, ехидненько улыбнулся, заприметив корзинку и плед, и поспешил ретироваться. Драко на это лишь злобно лязгнул зубами и тоже ускорил шаг, а вот Поттер чувствовал внутри себя настоящую бурю. Стоило им найти для себя хорошее местечко под деревом и разложить плед, как Гарри плюхнул на него корзинку, сел по-турецки и, потянув Драко за бедра на себя, устроил его на своих коленях к себе лицом — Драко пришлось пошире раздвинуть ноги, да и, собственно, обхватить ими Поттера, чтобы усесться поудобнее. Но поза была из разряда тех самых неловких поз, к которым Драко определенно был не готов, к тому же, они не наложили на себя никаких чар, а значит, любой может увидеть их. Руки Гарри на его талии тоже никак не успокаивали, хотя и ощущались великолепно. — Какого черта ты вытворяешь, Поттер? — Почему ты так отреагировал на то, что Нотт нас увидел? Почему ты вообще на него так отреагировал? Он что-то тебе сделал? Обидел? Что-то сказал? — Гарри прижал Драко к себе так плотно, как это было возможно, заглядывая ему в глаза. Драко был в культурном шоке. — Что? — Ты на него взглянуть боялся. И был совсем не рад, что мы его встретили, а еще недавно вы спокойно общались. Он что-то сделал? Драко, ты же знаешь, что можешь рассказать мне… — И ты надерешь ему зад? Встанешь на мою защиту, благородный рыцарь? Успокойся, Поттер, мне просто было неловко, потому что он понял, что мы идем на свидание. — Что в этом такого? — возмущенный тон Драко остудил пыл Гарри, и теперь тот был скорее в недоумении, чем действительно зол и взволнован. — О, Мерлин, за что ты послал мне такого идиота. Слушай сюда, Поттер. Я не привык показывать что бы то ни было личное на людях. Люди не привыкли, что я это показываю. Все это, все, что происходит сейчас, просто неловко. Не в плохом смысле. Я просто не привык. Ты понял меня? — Ладно, хорошо, я понял, — Гарри посмотрел на Драко снизу вверх, своим очаровательно виноватым взглядом, и потянулся к его губам, на этот раз целуя не так коротко, как привык. Поцелуй вышел нежным. Их губы сталкивались, сминались, а после и вовсе приоткрылись. Драко первым, осторожно, словно разведывая, лизнул ряд верхних зубов Поттера, и скользнул языком внутрь его рта, соприкасаясь с языком Гарри. Это было странно, влажно и не так противно, как Драко предполагал, а наоборот, очень приятно. Руки Гарри лежали на его пояснице — ниже тот не спускался, еще в прошлый раз почувствовав, что Драко на такое реагирует остро и куда больше с испугом, чем с возбуждением. Для этого этапа отношений и впрямь было рано. По крайней мере, Гарри припоминал, что воспитанные в высших кругах люди такого себе не позволяют, а Драко, к радости и сожалению одновременно, был выходцем из семьи аристократов. Ладно, стоит признать, Гарри тоже не хотел давать телесным желаниям затмевать желания сердца и разума. — Прекрасно, Поттер, надеюсь, мы все выяснили, а теперь я сяду нормально. — Вообще-то не все. Из комнаты Нотта ты тоже вышел смущенным, — на самом деле, Гарри был уже совсем не взволнован данным фактом, по крайней мере, едва ли он мог думать в такой позе о чем-то, кроме того, как очаровательно Драко смотрится на нем. Сейчас ни один из них не был кем-то особенным, просто парочка на свидании, флиртующая и одновременно с этим выясняющая отношения. Никаких избранных, героев, проигравших и прочего бреда. Только они вдвоем, неровная земля, на которой расстелен плед и корзинка с бутербродами и зачарованными кружками чая. Драко выдохнул, стараясь вернуть себе привычное спокойствие, и поерзал, устроившись поудобнее, раз уж Поттер не собирался меня их положение. К слову, надо не забыть наложить иллюзионные. — Мы просто разговаривали о неловкой для нас теме. И я не собираюсь отчитываться перед тобой каждый раз, стоит мне пообщаться с кем-либо, — Драко начинал закипать, Гарри ясно это прочувствовал, поэтому поспешно кивнул и вновь потянулся за поцелуем, игриво покусывая бледноватые губы. Стоило им оторваться друг от друга, как Драко потянулся за своей палочкой, что было не очень удобно, но, все-таки, необходимо, так как он не хотел еще каких-то свидетелей их свидания и, тем более, того, чем они на этом свидании занимаются. Поттер его инициативы не оценил. — Что ты делаешь? — Пытаюсь достать палочку. Я бы справился лучше, если бы мы сели как культурные люди. — О, да брось, тебе нравится. И зачем тебе палочка? — Нужно поставить чары, чтобы не привлекать внимание, — еще немножко, чуть-чуть, и Драко сможет вытащить свою палочку, которая находилась в дальнем кармане мантии. — Со времен Амбридж никто не запрещал свидания и что-то подобное, да и дети тут не ходят, так что зачем? — Поттер, тебе хоть что-то известно о приличиях? О чем это я. Надо бы заняться твоими манерами. — Дело вовсе не в манерах! Ты словно стесняешься. Но мы же не занимаемся ничем развратным. — Я сижу у тебя на коленях, Поттер! Отношения штука сложная. Чрезвычайно сложная. Безумно. — Ладно, не нужно никаких чар. Сейчас сядем культурно, — Драко готов поклясться чистотой своей крови, что Гарри сейчас обиженно засопел, переставая удерживать своего парня. Не совсем аристократично убравшись с чужих коленей, Драко устроился рядом, упираясь спиной в плечо Поттера. Так как есть ему не хотелось, а Гарри все еще недовольно фырчал у него за спиной, он аккуратно взял книжку, которую ранее отложил, открывая на первых страницах, где было написано введение. Теперь, когда точек соприкосновения с телом Гарри было гораздо меньше, Драко ощущал холод — на улице тепло, на самом-то деле, но он всегда был мерзляком, а уличная мантия пусть и была достаточно плотной, не была заколдована им, как он делает это обычно — чертов Поттер из него последние мозги вытряс, уж точно. Во всяком случае, показывать то, что он замерз, Драко не намеревается, поэтому начинает читать, вытянув ноги на всю длину пледа. Гарри очень быстро перестал дуться. Он вообще отходчивый, с Драко и вовсе. Невероятно четкий голос, чудесная дикция, временами язвительные или забавляющиеся нотки. Малфой читал вслух так же прекрасно, как и говорил в повседневной жизни. Голос его, в юношестве более писклявый, сейчас уже сформировался, стал глубоким, не очень низким, но уж точно не похожим на мальчишеский. Гарри слушал его и как никогда осознавал, что Драко так сильно изменился. В детстве он был невероятно противным. Его голос, говорящий вечно одни издевки, невероятно раздражал, ярко выраженная мимика откровенно бесила. Даже его надменный взгляд выглядел скорее омерзительно глупым, в то время как сейчас Гарри мог к ногам его рухнуть, стоило тому посмотреть вот так, свысока, небрежно. Но и этот его нынешний отточенный взгляд не мог сравниться с тем теплым, которым он одаривает Поттера не так и часто, обычно украдкой или когда они наедине. Очевидно, что Гарри не слушал. То есть нет, он слушал — потому что некоторые шуточки Драко относительно описанного, споры по поводу тех или иных моментов, неверно указанных в книге, были милы и очаровательны. Просто он слушал именно то, как Драко говорит, а не что он говорит. В общем, очень даже хорошо, что Малфой не видел его глупого лица, выдающего его с головой, а Гарри мог наслаждаться его голосом сколько угодно, тайком накладывая на своего парня согревающий чары.