***
Мальчик жук: я сел на поезд Мальчик жук: я умру Раздражающий пришелец: а я думал, что я самый драматичный Мальчик жук: заткнись Мальчик жук: я все еще могу сойти с него Раздражающий пришелец: НЕЕЕЕТ Раздражающий пришелец: ТЫ ЛЮБИШЬ МЕНЯ СЛИШКОМ СИЛЬНО, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ Мальчик жук: я ненавижу тебя так сильно Раздражающий пришелец: что это? ты любишь меня? авв ивачан я тоже тебя люблю! Раздражающий пришелец: так мило Мальчик жук: я сожалею о встрече с тобой Раздражающий пришелец: ты не будешь говорить так через 3 часа (｡•ᴗ-)✧ Мальчик жук: неа, я думаю, я буду говорить это еще больше Раздражающий пришелец: ВЕРЬ, ВО ЧТО ХОЧЕШЬ, ИВАЧАН Хаджиме сжимает губы в попытке скрыть растущую улыбку, чувствуя себя более расслабленным, чем несколько минут назад. Мальчик жук: так что ты спланировал для нас Раздражающий пришелец: терпение, ивачан Раздражающий пришелец: это сюрприз Мальчик жук: ненавижу сюрпризы Раздражающий пришелец: тебе понравится мой сюрприз Мальчик жук: я не доверяю тебе Раздражающий пришелец: ты ранишь меня! (*~▽~) Хаджиме чувствует легкость в груди, нервы все еще там, но скрыты под слоями восторга, радости, любви. Потому что он действительно любит Тоору. Он не влюблен в него, он не может понять, что значит быть влюбленным в кого-то, но он любит Тоору.***
Его нервы, возможно, и успокоились во время поездки на поезде, но теперь они вернулись в полную силу. Он на станции. Он увидит Тоору меньше чем через минуту. Меньше гребаной минуты. Его сердце бьется так быстро в груди, и когда он смотрит на сообщение, которое он отправил, предупреждая Тоору о своем прибытии, оно начинает биться еще быстрее. Он встает, хватает свою сумку и заставляет ноги двигаться к двери. Он получает сообщение, как только выходит на улицу. Раздражающий пришелец: я сейЧАС УРМУ ИВАПЧАН Да, думает Хаджиме, я тоже. И в этот момент он видит его, стоящего всего в нескольких футах от него, отчаянно печатающего что-то на своем телефоне. Раздражающий пришелец: Я ДУМПЮ Я ПРАВД СЕЙЧЧС УМР ХАДЖИМЕ Мальчик жук: посмотри наверх дерьмокава Тоору поднимает глаза, а потом они смотрят друг на друга, глаза прикованы друг к другу, оба неподвижны. Хаджиме пытается придумать, что сказать, что-нибудь, чтобы сломать то, что, черт возьми, они делали (как кажется) последние пятнадцать минут, но Тоору опережает его. — О боже. — Да, — выдыхает Хаджиме, сокращая расстояние между ним и Тоору, чтобы они больше не были разделены пустым пространством и движущимися незнакомцами. Хаджиме собирается пробормотать о том, как это происходит на самом деле, предложить, может быть, им стоит идти, а не стоять посреди платформы, но тут он замечает. Футболка Тоору. — На тебе футболка, — говорит Хаджиме, не скрывая удивления. При этих словах Тоору загорается, ухмыляясь. — Мне это показалось уместным. — Не могу поверить, что она все еще налезает. — Немного тесновата, — признается Тоору. — Хотя стоит того, чтобы увидеть твое выражение лица. — У меня нет никакого выражения, — протестует Хаджиме. — А вот и есть. Хаджиме закатывает глаза. — А вот и нет. Тоору не пропускает ни секунды. — Еще как есть. Хаджиме вздыхает, но это скорее облегчение, чем что-либо еще, часть его беспокойства покидает его тело. — Ты такой ребенок.***
Это не неловко. Ну, ладно, сначала было. Было неловко возвращаться к дому Тоору, мальчики все еще не знали, как вести себя друг с другом лично. Было крайне неловко войти в дом Тоору и увидеть его мать, стоящую в нескольких футах от входа с вежливым приветствием на губах. Хаджиме вспоминает, что всего несколько месяцев назад Тоору, наконец, решил рассказать маме о Хаджиме. Сначала она испугалась, прочитав ему солидную двадцатитрехминутную (что Тоору неоднократно подчеркивал в своих сообщениях) лекцию об опасностях интернета. Ей потребовалось некоторое время, сказал Тоору, но, в конце концов, она успокоилась и даже начала регулярно спрашивать его о Хаджиме. Когда он заговорил об их встрече, она тут же отвергла эту идею. Тоору, однако, оставался непреклонным, и после нескольких часов уговоров ее, она, наконец, согласилась. Однако было одно условие: Хаджиме должен быть тем, кто поедет. Она ни за что не отпустит сына одного в чужой дом, принадлежащий человеку, которого она никогда не видела. Так что да, Хаджиме был немного напуган встречей с ней, но он не думал, что все прошло ужасно. Она, казалось, настороженно относилась к нему, но она была милой, и Тоору сказал ему несколько минут назад, чтобы он не слишком беспокоился об этом, что как только она узнает его, она будет просить его приезжать каждые выходные. Хаджиме сомневался в этом, но ничего не сказал. Теперь, когда они в безопасности в комнате Тоору, Хаджиме чувствует, что расслабляется, оглядываясь вокруг. Тут много плакатов, довольно многие связанны с инопланетянами, что неудивительно. — У тебя классная комната, — комментирует Хаджиме, и он не шутит. По сравнению с ним, его собственная комната кажется скучной. — Я убрался специально для тебя, — гордо говорит ему Тоору, — вчера вечером тут был полный беспорядок. Хаджиме слегка улыбается, его голос звучит легко, когда он говорит, — Спасибо, что подумал обо мне. — Я все время думаю о тебе, — игриво отвечает Тоору, и Хаджиме не уверен, но ему кажется, что Тоору флиртует с ним. Хаджиме не придал этому особого значения. Это как раз то, что делает Тоору. — Ты такой дурак. Тоору драматично хлопает себя ладонью по груди, открывая рот в притворной обиде. — Вот как ты реагируешь на мои сочувственные слова, Ива-чан? Как грубо! Его грудь слегка вздрагивает, и Хаджиме не может не смеяться, он не может не быть счастливым. Он провел много времени, думая об этом дне, беспокоясь о нем, но Тоору все еще Тоору, и он так рад. — Ты собираешься показать мне свой дом? — спрашивает он. Тоору подпрыгивает от этой мысли. — Ну конечно! Следуй за мной! Хаджиме делает, как ему говорят, и выходит из комнаты вслед за Тоору. — Это, — царственно начинает Тоору, как только они выходят из комнаты, — коридор. Хаджиме поднимает бровь. — Ух ты, правда? Его сарказм игнорируется. — Да, пожалуйста, воздержитесь от фотосъемки до окончания экскурсии. А вот здесь, — они делают несколько медленных шагов вперед, — ванная. Там ты будешь принимать душ и, знаешь ли, ходить в туалет. Хаджиме закатывает глаза, сдерживая улыбку. — Я понятия не имел, что ванные комнаты предназначены для этого. — Знаю, знаю. Вот почему я здесь, чтобы учить тебя. Тур продолжается, и Тоору не теряет своей драматичности. Это, мягко говоря, забавно. — Спасибо за… интересную экскурсию, — говорит Хаджиме, осмотрев весь дом. Тоору кланяется. — Всегда пожалуйста, — а потом он, теряя драматизм в голосе, спрашивает: — Ты умеешь печь? — Эм, да? — Отлично! Мы делаем печенье. Хаджиме не успевает возразить, как Тоору хватает его за руку и тащит на кухню. Пятнадцать минут спустя, однако, они уже в продуктовом магазине, потому что у Тоору нет шоколада, и он настаивает на том, чтобы сделать шоколадное печенье. Хаджиме не возражает против прогулки. Это не занимает много времени, чтобы найти то, что им нужно. Они входят и выходят из магазина всего за несколько минут, а обратный путь — самая длинная часть (десять минут) их пути. Они идут бок о бок в уютной тишине, и Хаджиме находит, что это приятно. Он думает, что, возможно, это то, чего ему будет не хватать больше всего, когда он вернется, возможность ходить рядом с Тоору, когда ему захочется. Тоору останавливает их у двери, прежде чем войти, и у него серьезное выражение лица, которое беспокоит Хаджиме. Он ничего не говорит, и Хаджиме ждет. — Я очень рад, что ты здесь. Эти слова подействовали на Хаджиме сильнее, чем он мог ожидать. Он не совсем уверен, почему. Может быть, дело в том, как Тоору смотрит на него, может быть, он точно знает, что чувствует Тоору. — Я тоже очень рад, что оказался здесь. Тоору улыбается, Хаджиме улыбается в ответ, а затем Тоору поворачивается к двери и распахивает ее, отбрасывая все следы серьезности, которую он только что держал. — Мама, — кричит он, направляясь на кухню, — мы вернулись! — Уберитесь, когда закончите, дорогой! — отвечает мама. Тоору поворачивается к Хаджиме, широко улыбаясь, и это наполовину озорство, наполовину искреннее счастье. Это заставляет сердце Хаджиме трепетать. — Пора готовить! — объявляет Тоору, кладя телефон на стойку, играет музыка. Хаджиме не удивляет дерьмовая поп-музыка, доносящаяся из динамиков. Он закатывает глаза, подавляя улыбку. Тоору ходит по кухне, покачиваясь в такт музыке, и Хаджиме внутренне вздыхает. Это счастливый вздох, вздох «как, черт возьми, это мой лучший друг». Хаджиме прислоняется к стойке, держась подальше от Тоору. Он наблюдает за его глупыми маленькими движениями, все время улыбаясь. Тоору начинает напевать в такт музыке, и Хаджиме чувствует, как его сердце сжимается. А потом, зная, что такая возможность в ближайшее время не представится, он достает телефон и начинает записывать. Он раскрывает себя, когда смеется, пока Тоору крутится. — Эй! — выкрикивает Тоору, бросаясь к Хаджиме, чтобы схватить его телефон. — Не-е-е-ет, — отвечает Хаджиме, посмеиваясь, и убирает телефон подальше от Тоору. — Не будь говнюком, Ива-чан! — дуется он, но Хаджиме не сдается. — Разве ты не должен делать печенье? — невинно спрашивает Хаджиме, глядя в сторону миски. Тоору фыркает, качает головой и снова обращает внимание на печенье, но не раньше, чем говорит, — Ты еще поплатишься. Хаджиме не думает, что он возражает.***
Остаток дня они провели, развалившись на диване и смотря фильмы. Они начали с противоположных концов, но когда Тоору встал, чтобы пойти в ванную, Хаджиме воспользовался этим, как шансом устроиться поудобнее, растянулся на диване и захватил сторону Тоору. Тоору вернулся к дивану, перепрыгнув через спинку и приземлившись на ноги Хаджиме. — Ива-чан, — заскулил Тоору, — по-о-одвинься. Надув губы, Тоору решил свернуться калачиком рядом с Хаджиме, положив голову ему на ногу. Через час они в той же позе, оба полусонные. — Мммм. — Что? — спрашивает Хаджиме, широко раскрыв глаза. Он закрыл их всего на несколько секунд, но ему показалось, что дольше. — В постель, — отвечает Тоору, хотя и не пытается встать. — Ладно, — он тоже не двигается. Через несколько минут Тоору тычет его в ногу, требуя во второй раз, чтобы он встал. На этот раз Тоору уже на ногах. Хаджиме подчиняется, следуя за ним в спальню. Никто из них не беспокоится о том, чтобы включить свет и найти дорогу в темноте. Хаджиме обо что-то спотыкается, а Тоору либо слишком устал, чтобы смеяться, либо не заметил. — А где мне спать? — Там есть футон для гостей, — отвечает Тоору слабым голосом, — но я слишком устал, чтобы доставать его. Ты можешь просто лечь со мной. Хаджиме кивает, несмотря на то, что Тоору не видит его в темноте. Он следует за Тоору в кровать, их ноги соприкасаются. Никто из них ничего не говорит. Хаджиме предполагает, что Тоору заснул, но потом чувствует, как тот сдвигается, придвигается ближе, так, что его голова едва лежит на груди. Сердце Хаджиме не замирает. Нисколько. — Спасибо, что ты здесь, — бормочет Тоору, и на мгновение Хаджиме так растерян, что не знает, что сказать. — Я бы не хотел быть где-то еще, — наконец отвечает он. А потом, чуть позже, — Мне очень весело. — Я так волновался, что ты встретишь меня и больше не захочешь быть друзьями, — признается Тоору в своем сонном состоянии. Хаджиме вздохнул, желая, чтобы Тоору не испытывал таких чувств, желая, чтобы он никогда не испытывал таких чувств. — Во всяком случае, теперь я хочу быть твоим другом еще больше. После этого Тоору больше ничего не говорит, и Хаджиме засыпает. Последняя мысль в его голове перед тем, как он засыпает, — о том, что это был бы хороший способ заканчивать день каждый день.***
Когда Хаджиме просыпается первым, он решает написать Куроо. Он игнорировал сообщения с тех пор, как вчера сошел с поезда, потому что был занят с Тоору и не хотел иметь дело со своим любопытным другом. Иваизуми: он мне нравится Куроо: что это было? тебе придется сказать это громче, я не совсем расслышал Иваизуми: заткнись, это сообщение Куроо: РАССКАЖИ МНЕ ВСЕ Иваизуми: ты будешь смеяться надо мной Куроо: возможно Куроо: ты все рано должен рассказать мне Иваизуми: он не умеет танцевать Иваизуми: он сделал нам печенье Иваизуми: мы смотрели фильмы Иваизуми: он также пускает слюни во сне Иваизуми: [фото] Куроо: ТЫ Т А Н Ц Е В А Л С НИМ? Куроо: я сохраню эту фотку Иваизуми: он танцевал Иваизуми: я судил — Утра, Ива-чан, — зевает Тоору, вытягивая руки над головой. Хаджиме засовывает телефон в карман пижамных штанов, пряча сообщения с Куроо. Он моргает, чтобы получше рассмотреть Тоору, который все еще протирает сонные глаза. Его волосы в полном беспорядке, но Хаджиме не может отрицать, что он все еще выглядит мило. Раздражающе мило. — Сколько времени у тебя уходит на то, чтобы уложить волосы каждое утро? — спрашивает Хаджиме, слегка улыбаясь. — Иваааа-чан, — скулит Тоору, набрасывая одеяло на волосы, чтобы скрыть их. — Не смейся надо мной. — Я не смеюсь над тобой, — успокаивает Хаджиме. — Это выглядит мило, — он слегка розовеет, понимая, что сказал, но это того стоит, когда щеки Тоору становятся еще темнее. Тоору смотрит на него так, будто не верит тому, что говорит Хаджиме, но все равно снимает одеяло, переползая через Хаджиме, чтобы встать с кровати. — Если хочешь, можешь посмотреть, как я это делаю, — предлагает Тоору, не глядя на Хаджиме. — Правда? — Это довольно скучно, но если хочешь. — Хочу. — Окей. — Окей. Хаджиме не совсем уверен, почему это так важно — получить разрешение смотреть, как Тоору делает прическу, но он чувствует, что это так. Он думает, что, возможно, он единственный, кому Тоору предлагал такое, и это заставляет его чувствовать себя особенным. От этого появляются бабочки в животе. Они направляются на кухню, где их встречает отец Тоору. Хаджиме чувствует, как он снова начинает нервничать, ведь ему еще предстоит познакомиться с этим человеком. — Ты, должно быть, тот самый «Ива-чан», о котором всегда говорит Тоору, — говорит он, делая несколько шагов вперед и протягивая руку. Хаджиме кивает, пожимая ему руку и пытаясь улыбнуться. — Эм, да, Иваизуми. Иваизуми Хаджиме. Приятно познакомиться, сэр. — Нет необходимости в сэре, — сообщает отец Тоору, и Хаджиме кивает. — Я приготовил блины на завтрак, мальчики, хотите?***
После завтрака отец Тоору спрашивает: — Итак, мальчики, какие у вас планы на день? — Мы будем играть в волейбол, — отвечает Тоору, ставя тарелки в раковину. — Хаджиме должен успеть на поезд в пять. — Ну что ж, к тому времени, как я вернусь с работы, тебя уже не будет, — говорит он Хаджиме, — но было приятно познакомиться. Тебе будут всегда рады, если приедешь еще. Хаджиме испытывает чувство тоски в груди, когда слышит эти слова. Он знает, что вернется, но ему хотелось бы, чтобы это было где-нибудь в следующие выходные. Он хотел бы быть не так далеко. Могло быть и хуже, думает он, но все равно слишком далеко. — Спасибо, с удовольствием. Как только отец уходит, Тоору тянет Хаджиме обратно в свою комнату. — Ты ему нравишься, — говорит он, улыбаясь. — Он едва знает меня, — замечает Хаджиме. — У меня не часто бывают друзья. Он знает, что я не пригласил бы тебя, если бы ты не был важен. Сердце Хаджиме замирает. Он предпочитает не обращать на это внимания.***
Они проводят остаток дня, играя в волейбол, Хаджиме впечатлен мастерством Тоору, хотя он держит это при себе. (Пока.) Он всегда завидовал Коуши и команде Тоору за то, что они играли с ним, когда он не мог, а теперь они здесь, и это было так правильно. Хаджиме знал, что будет скучать по нему, когда он уедет. Он будет скучать по многим вещам, когда уедет. В конце концов, и, к сожалению, для них наступает время зайти внутрь и захватить вещи Хаджиме. Атмосфера меняется по мере того, как они это делают, ни один из них не хочет прощаться. Им еще предстоит дойти до станции пешком, но, похоже, это будет недостаточно долго. Это будет недостаточно долго. — Ты все взял? — спрашивает Тоору, его голос наименее оптимистичен за все выходные. Хаджиме кивает, и они выходят из комнаты. — Было приятно познакомиться, Хаджиме-кун, — говорит ему мама Тоору, прежде чем они выходят за дверь. — Приятно видеть, что у Тоору есть друзья. — Мам, — стонет Тоору, но теперь он улыбается, пусть и чуть-чуть. — Надеюсь, у меня будет шанс увидеть тебя снова, — говорит Хаджиме. — Я в этом не сомневаюсь. После этого они уходят, подходя к станции ближе, чем обычно. Они не разговаривают, но все равно приятно. Приятно просто быть с Тоору. Он никогда бы не подумал, что использование какого-то случайного сайта чата, когда ему было одиннадцать, привело бы его сюда. Он никогда бы не подумал, что это даст ему его первую любовь, его лучшего друга, но он так благодарен, что это произошло. Он не уверен, на что была бы похожа жизнь без Тоору. Несмотря на расстояние, Тоору проник в каждую важную часть памяти Хаджиме, потому что он всегда был там, не лично, но он все еще был, по другую сторону компьютера или телефона, разговаривал, слушал и заставлял Хаджиме улыбаться. Четыре года. Вот как долго они были друзьями. Иногда кажется, что времени совсем нет, а иногда кажется, что целая жизнь. Все, на что он может рассчитывать наверняка — это то, что он хочет сохранить Тоору в своей жизни на все последующие годы. Он не совсем понимает, что это значит. — Я действительно хорошо провел время, — говорит Хаджиме, когда они добираются до станции, но этого недостаточно. — Я тоже, — отвечает Тоору, но этого все равно недостаточно. Наступает пауза, а затем они оба начинают одновременно, — Я. — Ты первый, — предлагает Хаджиме. — Хорошо… — Тоору кивает, выдыхая. Кажется, он нервничает. — Я не знаю, как быть самим собой. Когда я с людьми, я думаю, что показываю им то, что они хотят видеть, или я просто, я не знаю. Я просто не я. Но с тобой все не так. Я не пытаюсь скрыть то, что мне не нравится. Я не притворяюсь, и я не боюсь этого, — слова срываются с губ Тоору, и он делает паузу, прежде чем продолжить. — Наверное, я хотел поблагодарить тебя за то, что ты мой друг, за то, что ты поддерживаешь меня, даже если я делаю глупости, даже если я не идеален. Я бы хотел…но это не так, и ты не против. — Я не хочу, чтобы ты был идеален, — почти сразу же отвечает Хаджиме, сердце его колотится быстрее. — Я хочу, чтобы ты был собой. Улыбка украшает лицо Тоору. Маленькая, но такая, такая искренняя. — Я знаю. Я все еще пытаюсь привыкнуть к этому. Хаджиме позволяет своей сумке упасть на землю, чтобы он мог обнять Тоору, а затем он чувствует, как руки Тоору обвивают его талию, и они оба остаются так, крепко держась, желая, чтобы они могли простоять так дольше. — Что ты хотел сказать? — спрашивает Тоору. Хаджиме кладет голову на плечо Тоору. — Я хотел сказать, что никогда не встречал человека, который так ужасно танцует— — Эй! — Тоору отстраняется, чтобы возразить, — Грубо, Ива-чан. — Я еще не закончил, Дерьмокава. Я хотел сказать, что никогда не встречал кого-то, кто так ужасно танцует, но все же заставляет меня задуматься, каково это — целовать его, — слова Хаджиме звучат непринужденно, несмотря на колотящееся сердце. Тоору смотрит на него, моргая, как будто не совсем понимает, что только что сказал Хаджиме. — Что ты только что сказал? — спрашивает Тоору, и Хаджиме не уверен, хороший это знак или плохой. — Я сказал, что ты ужасно танцуешь. — После этого. — Я сказал, что хочу поцеловать тебя, — это были не совсем его слова, но смысл тот же. Тоору молчит, как будто пытается понять смысл слов, как будто Хаджиме говорит на каком-то иностранном языке. Хаджиме начинает нервничать, начинает беспокоиться, что, может быть, он все испортил. Он думал… он думал, что чувства были взаимными. Он подумал, что даже если он ошибается, они все равно останутся друзьями. Он был уверен, что они останутся друзьями. Но Тоору все еще стоял, выглядя потерянным. — Ты собираешься что-то сказать? — наконец спрашивает Хаджиме, — потому что мой поезд отходит через пять минут. Тоору, кажется, возвращается к жизни, уголок его рта приподнимается в улыбке. — Тогда сделай это. Сердце Хаджиме замирает. — Что сделать? — он должен быть уверен. Только эти слова— — Поцелуй меня. Этого достаточно. Наконец. — Окей. Хаджиме медленно сокращает небольшой промежуток между ними, наклоняясь навстречу Тоору. Их губы соприкасаются, и это не фейерверки, но в его груди все еще порхают бабочки, и это хорошо, и это неумело, и когда они отстраняются, он хочет сделать это снова. — Это было здорово, — тупо говорит Хаджиме. У Тоору на лице широкая улыбка, от которой у Хаджиме слегка кружится голова. — Тебе, наверное, лучше сесть в поезд, — тихо говорит Тоору, наклоняясь, чтобы поднять сумку, которую уронил Хаджиме. — Да, — они не прерывают зрительный контакт, когда Тоору протягивает сумку. Взгляд Хаджиме ловит время на одном из мониторов, и он чувствует легкую панику, отступая назад к поезду. — Напиши мне, — говорит он, прежде чем развернуться и побежать к поезду. Двери закрываются через несколько секунд после того, как он входит. Его телефон загорается через несколько секунд. Раздражающий пришелец: давай как-нибудь повторим это снова Раздражающий пришелец: (｡•ᴗ-)✧.