В душе моей пожар, как пламя потушить? Ты мне один спасенье и отрада. Как сильно я хочу тебя любить, Но лишь могу, что ждать твоего взгляда.
Он слышал топот копыт, прерывистые крики альф и бет, звон стали… Сильный грохот — кто-то пальнул из пушки. Все кружится, земля уходит из-под ног, но он еще держится, не падает. Громкий свист и внезапно все кончилось. Юноша разлепил тяжелые веки, слыша только мелодичный щебет птиц за окном. Он не сразу понял, что находится в своих покоях. Осознание приходило медленно. Омега коснулся своего лица, мокрого от слез, кажется, он плакал во сне. Эмин снова проснулся ни свет, ни заря. С тех пор, как Алпаслан покинул столицу, юноша стал плохо спать. Каждое утро и каждый вечер он внимательно прислушивался к своим ощущениям, молясь, чтобы с его альфой было все хорошо. Фаворит тянулся сквозь реки и поля к повелителю своей души, чтобы хотя бы ненадолго почувствовать биение родного сердца. Ожидание давалось омеге очень тяжело. К тому же в последнее время повелитель все чаще стал «закрываться» от наложника, не давая ему увидеть больше, чем следовало. И одалис понимал, почему. Это случилось несколько дней тому назад. В тот день их навещал Акюлдиз-султан, фавориты вместе с братом султана и детьми собрались за столом в саду, наслаждались свежезаваренным чаем и слушали истории Акюлдиза о своей новой жизни. В целом, его вполне все устраивало, вот только изменения в запахе омеги киталец не почувствовал. А это могло значить только то, что по какой-то причине муж не пометил его, это было весьма странно. Но долго об причинах Эмину думать не пришлось — внезапно у него перехватило дыхание. Его сердце забилось так сильно, что норовило выскочить из груди, он ощутил такой сильный гнев и ярость, с трудом сумев совладать с собой. Эти чувства ему не принадлежали. И хоть Акюлдиз быстро привел лекаря, только Эмин знал истинную причину происходящего –Алпаслан вступил в бой. Повелитель столкнулся с врагами. На следующий день омега снова мысленно «потянулся» к своему возлюбленному, но наткнулся на стену. Алпаслан не желал больше его волновать. Он ощущал только течение жизни в теле падишаха, дальше его не пускали. Это было так странно, когда Алпаслан успел этому научиться? Сам же наложник так «закрываться» не умел или дело было в расстоянии? Только ночью завеса тайны приоткрывалась и в каждом новом сне юноша возвращался на поле битвы. Проживая с Алпасланом тяжбы сражений. К такому было тяжело привыкнуть, некоторые свои сновидение одалис предпочел бы забыть. Действительно ли это были воспоминания падишаха? Эмину приходилось только гадать. Омега неуклюже сел на кровати, придерживая свой день изо дня растущий живот. Пока еще он был небольшим и не приносил сильных неудобств, судя по календарю эструсов, которые вели гаремные беты — малышу было уже почти пять месяцев. Не так давно фаворит почувствовал первые толчки. Это было так волнительно, что будущий оми даже расплакался в тот момент. Удивительно ощущать, как внутри тебя развивается новая жизнь. Хоть срок был еще небольшим, но Эмин уже любил этого ребенка. К счастью, малыш развивался хорошо, лекари пророчили юноше, что не пройдёт и несколько недель, как живот станет значительно больше в обхвате. Ну, что ж, омега был готов к таким жертвам. Держась за поясницу, киталец встал и немного прошелся по покоям. Тихонько заглянул за ширму в соседнюю комнату, где теперь спали его «слуги». Йозеф мирно похрапывал, а вот Тюнчая нигде не было. Омеге всегда удавалось каким-то образом проснуться раньше Эмина и убегать заниматься утренними хлопотами. На еще одной кровати спал лекарь — моложавый омега с крючковатым носом. Тюнчай настоял на том, чтобы Эмина осматривал и варил ему целебные отвары один и тот же человек. Киталец же пошел еще дальше и договорился, чтобы этот лекарь жил у них в покоях. Это было вполне разумно — втроем за ним было легче присматривать, а значит он не сможет подмешать ничего лишнего, да и не передаст свои настои другому слуге, который, опять же, может подмешать чего лишнего. После случая на помолвке Акюлдиза-султан Эмин всерьез опасался, как бы до возвращения Алпаслана с ним и ребенком ничего не случилось. А тем более, учитывая тот факт, что управителем гарема стал Айташ-султан, руки первого фаворита теперь могли дотянуться очень далеко. Благо, падишах позаботился о сохранности своего любимого наложника — двери покоев киталца день и ночь сторожили четверо стражников-бет. Так что здесь теперь было относительно безопасно. Юноша старался особо никуда не высовываться, хотя бы пока благополучно не разродится. Омега вздохнул и покачал головой. Как же тяжела была его гаремная жизнь. Он аккуратно потряс Йозефа за плечо, тот недовольно зевнул и потер глаза. — Уже утро? — Да, соня, вставай, мне нужна твоя помощь, без тебя я не справлюсь, — улыбаясь, тихо попросил Эмин. — Угу, — буркнул омега и принялся приводить себя в порядок. Уже через несколько минут Йозеф помог своему господину одеться и начал собирать его волосы в замысловатую прическу. — Ты знаешь, куда ушел Тюнчай? — осведомился фаворит. — Скорее всего на кухне, небось следит, чтобы в еду тебе не подложили яд, — хихикнул омега, укладывая очередную прядь. — Он всегда так осторожничает! — Поверь, эти меры не лишние, — голос киталца стал серьезным. — Ты же знаешь, через что я прошел. — Да, но у меня все равно в голове не укладывается, разве можно взять и так просто навредить фавориту султана? Неужели они совсем не боятся гнева повелителя? — Наши враги хитры, причины смерти всегда можно скрыть. К тому же…если вдруг что-то такое произойдет… а повелитель… он может и не вернуться, — горький ком подступил к горлу юноши. Как и обещал, он никому не говорил об их узах, но для себя он четко усвоил слова Алпаслана о том, как сильно связаны их жизни. Падишаху сейчас и так нелегко, если омега не будет себя беречь, неизвестно, как это скажется на его возлюбленном. Если сейчас омегу убьют… повелитель действительно не вернется. От одной мысли об этом бросало в холодный пот. Юноша не сдержался и расплакался. — Ну, что ты, что ты, Эмин, шшш, маленькому навредишь… — Йозеф воспринял этот порыв, как простое волнение за здоровье повелителя, не подозревая, насколько глубоки корни у этих переживаний. Слуга отложил гребень в сторону и присел рядом со своим господином, обняв того за плечи. — Не думай о таком, наш повелитель обязательно вернется. — Я молюсь об этом каждый день, — фаворит крепко сжал руку друга и позволил себе выплакаться у него на груди. Как-то незаметно в покои просочился Тюнчай с подносом, ломящимся от еды. — Не прошло и часа, как меня не было, а вы тут уже сырость разводите! — омега поставил поднос на столик и недовольно всплеснул руками. — Вам что, заняться больше нечем? Теперь вон глаза опухнут! — Тебе обязательно быть такой колючкой?! — возмутился Йозеф. Друзья еще несколько минут пререкались, чем вызвали у Эмина легкую улыбку. Что бы там ни случилось, они теперь будут рядом с ним и от этого на душе становилось легче. — Ну, что ж, настало время будить нашего лекаря, пойдем тебе отвар заваривать, — отвлекся Тюнчай от споров с Йозефом. Эмин кивнул и погладил себя по животу. Эти отвары были отвратительными на вкус, но лекари наперебой утверждали, что они полезны для полноценного развития ребенка. «Расти большим и здоровым, мой львенок», — мысленно обратился наложник к малышу.***
В гареме сегодня было оживленнее, чем обычно. Коскун старался не обращать на это внимание, вся его задача — проследить, чтобы наложники хорошенько позавтракали, большего от него и не требовалось. Новые проблемы ему были не нужны. Но, видимо, годы в услужении у Айташа-султан не прошли бесследно, против своей воли мужчина все равно уловил несколько фраз: — Вы слышали, Кара Шоджу вернулся в город… — Тихо ты! Нельзя о нем говорить, Солнцеликий этого грешника за то, чем он занимается! — А правда, что он будущее видит? — …султан уехал и всякие гиены повылазили… — … все сбывается, что Кара Шоджу предсказывает, зуб даю… Имя этого омеги было знакомо Коскуну. В народе он слыл довольно известным колдуном и знахарем. Но это были не все его «достоинства». Этот прохиндей был известен еще и своей низкой моралью, все, что он уважал — это звон золотых монет, за кругленькую сумму он был готов сварить любое снадобье или даже яд. В прошлом Айташ-султан несколько раз приглашал его к себе — тот делал ему парфюм, заставляющий альф терять голову. Несколько лет тому назад колдун подался в бега, так как пришедший к власти Алпаслан начал проводить довольно жесткую политику по искоренению «мракобесия» в государстве. Все, кто звался колдунами, гадателями и ведьмаками, поспешно бежали в провинции, дабы не лишиться своей головы. Оно-то и правильно, ведь любое проявление колдовства в учении Солнцеликого считалось страшным грехом. С уходом Кары Коскун стал спать спокойнее. И вот сейчас он опять вернулся. Что он забыл в столице? Мужчина грустно вздохнул и побрел в покои Айташа-султан, сообщать об услышанном. Все равно первый фаворит рано или поздно об этом узнает — наложники не умеют держать язык за зубами, лучше же он скажет ему первым. Наверняка господин снова пожелает увидеть этого проходимца. Видимо, спокойная жизнь для Коскуна останется только мечтой.***
— Пошли, тебе нужно прогуляться! — Тюнчай чуть ли не с силой вытягивал своего господина из покоев. — Мне здесь спокойнее, — Эмин со страдальческой миной уселся обратно на кровать. — Давай лучше останемся? — Может и так, но ребенку нужен свежий воздух! Пошли, я кому говорю, прекрати меня злить! Мы с собой стражу возьмем. После долгих уговоров киталец все-таки согласился. Ему было некомфортно за пределами его относительно безопасной комнаты, но в то же время он понимал, что Тюнчай прав. Лето подходило к концу, а потому на улице во всю бушевала жара. Даже в саду, в тени раскидистых деревьев, нельзя было найти спасение. Солнце беспощадно жгло омег своими лучами. Эмин прикрыл глаза рукой и сквозь пальцы посмотрел на небо. Такая погода продержится еще несколько недель. В прогулочных нарядах, даже легких, было невыносимо жарко. Омега чувствовал неприятный липкий пот по всему телу, зато его спутник сиял от радости. А где-то за спиной плелись два несчастных стражника-беты. — Давай присядем, я немного устал. Тюнчай понимающе кивнул и помог своему господину устроиться в беседке. Говорить о чем-то не хотелось. Фаворит лениво всматривался в кроны деревьев, прислушиваясь к размеренной жизни обитателей сада. Внезапно ему показалось, что что-то черное мелькнуло за деревьями. И вот снова. И снова. — Тюнчай, что это там такое? — Эмин пальчиком ткнул в подозрительную сторону. — Там поляна, — омега пожал плечами. — Да нет же, там кто-то есть! — немного раздраженно воскликнул фаворит. — А ты вообще знаешь, что за поляна находится за теми деревьями? — Тюнчай пытливо посмотрел на своего господина и, видя его растерянность, тяжело вздохнул. — Эмин, ты тут дольше меня, а до сих пор не изучил дворец. — Ну, извини, мне как-то не до этого было! — возмутился юноша. — Когда-нибудь такое пренебрежение может стоить тебе жизни, — слуга покачал головой и вскочил с места. — Пойдем, лучше тебе самому это увидеть, только осторожно, чтобы не заметили. Ничего не понимая, киталец мягкой поступью направился за другом, жестом велев стражникам оставаться на месте. Омеги скользнули к одному из широкостволых деревьев, укрывшись в его тени. Эмин немного дергано высунулся из своего убежища и увидел небольшую полянку, на которой тут и там стояли деревянные манекены, а чуть поодаль несколько мишеней для стрельбы. Посреди всего этого статно возвышался Айташ в своей черной рубахе и… в плотно облегающих его тело штанах! Его волосы привычно были заплетены в тугую косу. В руке первого фаворита красовался лук, из которого он довольно метко выпускал стрелы по мишеням. Омега совершенно не выглядел на свой статус, сейчас он больше напоминал бету-война. Чуть поодаль стояла парочка оми-ага, они держали несколько колчанов со стрелами и копье. Настоящие копьё с деревянным древком и острым наконечником! Тюнчай отдернул юношу и зашептал: — Не смотри на него так пристально, заметит ведь! — Я ничего не понимаю, что тут происходит, разве так можно? — удивленно прошептал киталец. — Айташу-султан теперь можно все, Акюлдиза нет, а значит и возразить ему сейчас некому. К тому же на это в свое время дал разрешение сам повелитель. Айташ приходит сюда тренироваться почти каждый день. Не забывай, до того, как попасть в гарем, он был воином. Сам посмотри. Наложник снова высунул голову и увидел, как первый фаворит меняет лук на копье и с остервенением набрасывается на первый стоящий рядом манекен. Пораженный Эмин снова повернулся к Тюнчаю. — Я все равно не могу понять, как же Алпаслан мог разрешить такое? Это же противоречит самой природе омег! Тюнчай усмехнулся и с сожалением посмотрел на своего молодого господина. — Ты ведь не всегда был любимым наложником падишаха. Айташ-султан тоже успел урвать себе кусок побольше. Эмин вспыхнул и отвернулся. Не привлекая внимания, омеги вернулись обратно. Какое-то время они сидели молча, пока Эмин не решился задать новый вопрос. — Почему ты хотел показать мне это? Почему просто не сказал? — Чтобы ты понимал, насколько он опасен. Если ты думаешь, что яды и интриги — это его единственные методы борьбы, ты ошибаешься. Никогда не оставайся с ним наедине, слышишь, никогда. Эмин сглотнул, вспоминая, как часто именно это он и делал. Наложник задрожал всем телом, почему-то только сейчас он ощутил страх перед сикхаром. Тюнчай ласково обнял его, прижимая к себе покрепче. — Это нормально, что ты его боишься. Так и надо. Признавая свой страх, ты сможешь с ним бороться. — Но что я могу? Что я поставлю против него, если он вознамерится меня убить? — У тебя есть то, чего Айташ лишился — любовь падишаха. Это твое самое сильное оружие. Да и к тому же этот фаворит уже не так горяч на голову, как в молодости. Годы сделали его рассудительным, он не станет рисковать, если ты не встанешь у него на пути. Гюльбарге же он не тронул. Эмин всхлипнул и обхватил друга за плечи. — Гюльбарге сам вырыл себе могилу. Ему не стоило так глупо и неосторожно покушаться на мою жизнь… — О, Солнцеликий, а я думал, что ты хоть немного поумнел, — Тюнчай вздохнул и потрепал светловолосого юношу по голове. — Научись смотреть на вещи шире. Гюльбарге был ревнивцем, но отнюдь не дураком. Ему хватало ума понять, что делать не следует. Все слишком удачно сложилось. Ты ведь сам сказал, что это было неосторожно? Сам бы он на такое не осмелился, а если и осмелился, то сделал бы все по-омежьи, не так грубо. Думаю, его подставили. А кому его уход нужен больше всего? Тюнчай хитро прищурился и посмотрел на своего господина. Кажется, до того начинало доходить, а потому мужчина продолжил: — Осман, второй шехзаде, лишился защиты в лице своего оми. А как известно, маленькие дети могут умереть даже во сне. Я не думаю, что мальчик бы был жив до сих пор, если бы повелитель перед походом не приставил бы к нему столько стражи и не поручил его сохранность Лютфи-паше, который остался присматривать за столицей в его отсутствие. Айташу выгодно, чтобы его шехзаде был единственным. Одно только это даст ему невероятное превосходство. Эмин немного отстранился и задумался. Слова Тюнчая звучали правдоподобно. Омега тревожно положил руку на живот и почувствовал, как сын слабо толкнулся ему навстречу. Внутри все сжалось. — Почему так, Тюнчай? Здесь так радуются, когда наложники рожают альф, но где тут счастье, если столько людей жаждут их убить? — Это сложно, Эмин, много детей-альф у падишаха — гарант продолжения династии, но вместе с тем это вечная гонка за трон, которая начинается с оми этих самых шехзаде. Ты еще такой юный и «чистый», но все равно должен понимать, что трон занимают те шехзаде, чьи оми были сильнее и хитрее. Айдин-валиде-султан был очень суровым человеком, хоть его шехзаде и не был наследным, он сделал все, чтобы исправить ситуацию. Поверь, если бы на престол взошел сын Яхзы-хатун, Алпаслана бы в живых не оставили. Наложник побледнел, понимая, что мог никогда не встретить свою судьбу, если бы это произошло. — Ну, ладно-ладно, что-то я тебя сильно уж напугал, пойдем еще пройдемся, — Тюнчай постарался задорно улыбнуться и бодро вскочил со скамьи. Однако Эмину сейчас гулять не хотелось. Он схватил друга за рукав и жалобно посмотрел на него. — Расскажи, что случилось с тобой в прошлом? Я хочу это знать. Омега фыркнул. — О, Солнцеликий, ты действительно этого хочешь прямо сейчас? Несносный омега! Ревновать-то хоть не будешь? Киталец замотал головой, вспоминая, что Тюнчаю однажды довелось провести ночь с повелителем. — Пожалуйста, я хочу это знать, — повторил он. — Хорошо, сдаюсь, — омега поднял руки, признавая поражение, и плюхнулся обратно. — Я попал в гарем тогда еще шехзаде Алпаслана немногим позже Айташа. В то время он был просто невыносим. Вытрепал агам всем нервы своим непослушанием. Оно-то и ясно, наверняка он не думал, что станет чьим-то наложником. Никто не мог понять, что углядел в нем такого повелитель, что притащил его прямо с войны с сикхарами в свой гарем. Однажды этот омега даже саблю у стражника украл и грозился перерезать всех наложников вместе с Алпаланом, но его, к счастью, удалось обезоружить. Будущий султан запретил ему вредить, он вообще с большим пониманием относился к подобным выходкам. Ведь новоявленный наложник не мог так просто смириться со своим положением. Однако Алпаслан был упрямым и приходил к нему каждый день, разговаривая о том, о сем. Постепенно Айташ начал оттаивать. Ну, а когда у него начался эструс и он провел его с будущим повелителем, их отношения изменились. Омега стал более послушным, прилежно учился, начал по-омежьи одеваться и вскоре стал походить на фаворита. Ну, а когда Айташ родил альфу, его жизнь заиграла новыми красками. Я не могу сказать, что все это время наш султан увлекался лишь одним Айташем. Однажды Алпаслан позвал к себе в покои миловидного наложника, а на следующий день его нашли задушенным в саду под кустом. Тогда убийцу так и не нашли, но и ежу понятно, кто это сделал. Первый фаворит умело устранял конкурентов, снова и снова покоряя шехзаде Алпаслана своим умом и хитростью. А потом Алпаслан взошел на престол. Благодаря этому Айташ, будучи оми единственного наследника, получил ту власть, о которой так мечтал. Лишь одного он учесть не смог — его вторым ребенком стал бета. Ты же слышал, что в Орханской империи беты всегда ассоциировались с рабами? Рождение беты у самого султана сочли плохим предзнаменованием. Все кончилось тем, что Айташа обвинили во всех смертных грехах, да он и сам не ожидал, что так выйдет. В Великой сикхарской империи к бетам относятся еще хуже. На время это выбило фаворита из колеи. С ним было очень тяжело, слишком уж часто в то время он начал проявлять агрессию в ответ на заботу, словно бы снова вернулся в свою юность. Переживал не только Айташ, но и повелитель. Думаю, он чувствовал себя виноватым, усомнился в своей альфьей натуре. Тем более в скором времени султан получил новый удар — на фоне всех этих переживаний умер его любимый оми. Этим всем умело воспользовался Акюлдиз-султан, подложив под повелителя своего воспитанника — Гюльбарге. Замечал ли ты когда-нибудь, что ваши с ним ароматы очень похожи? Эмин удивленно замотал головой, он раньше об этом не думал. — Так вот, думаю, именно необычный аромат привлек падишаха в Гюльбарге. С ним было легче, веселее, не нужно было чувствовать себя виноватым. Да и когда второй фаворит забеременел — падишах весь светился от счастья. Так получилось, что мрачность, разочарование в себе и подавленность Айташа оттолкнула от него султана, а когда он это понял — было уже поздно, Гюльбарге носил будущего шехзаде Османа. Что же до моей роли в этой истории, то я был приставлен слугой к первому фавориту вместе с Коскуном еще тогда, когда повелитель вместе со своим гаремом жил в своём санджаке. Не сказать, что мы были друзьями, я просто прислуживал ему, а он отдавал приказы. Когда произошла вся эта ситуация с Гюльбарге, Айташ не знал, что делать, он на стенку лезть был готов, но вовремя взял себя в руки и оценил происходящие. Как я уже говорил, Гюльбарге был очень ревнив, и мой господин решил этим воспользоваться. Не найдя кандидатуры лучше, Айташ принялся готовить меня. Он каждый день наносил на меня тонны своих «волшебных» отдушек и сделал все, чтобы повелитель обратил на меня внимание. Так или иначе, я был призван на хальвет. План Айташа удался и Гюльбарге временно отошел на второй план. После нашей совместной ночи, между султаном и вторым фаворитом начались ссоры. Гюльбарге все больше отталкивал падишаха своими истериками, а потому его похождения в гарем участились. Он снова стал уделять внимание Айташу. Но вот когда в один прекрасный день он призвал меня в свои покои во второй раз — мой прошлый господин испугался. Одна ночь повелителя с другим наложником — это не так страшно для фаворита, гораздо ужаснее, если повелитель запоминает этого омегу. Я еще и по глупости наговорил своему господину всякого… В ту ночь я к султану так и не попал. Айташ пожаловался, что у него пропали ценные подарки от падишаха и их чудесным образом нашли в моих вещах. Проще говоря, меня подставили. Я не смог ничего доказать. Булут-ага пытался защитить меня, но тщетно. За воровство меня выслали в старый дворец. Лучше уж так, чем лишиться руки. Ну, а дальше я стал оми-агой и, если бы ты не призвал меня на службу в столицу, уже был бы старшим оми-агой Бахар Бахче. А Гюльбарге вроде как сумел на время добиться расположения падишаха. А потом в нашей жизни появился ты, — Тюнчай усмехнулся, вспоминая их первую встречу. Мужчина внимательно посмотрел на Эмина, ожидая от него хоть какой-нибудь реакции. Но первое, что сказал юноша, было: — Когда ты был близок с повелителем…ты….чувствовал к нему что-нибудь? — омега выглядел спокойным, лишь только сжатые кулаки выдавали его состояние. — Ох, Солнцеликий, неужто мне доведется увидеть еще одного Гюльбарге? — вздохнул слуга. — Не буду врать, я думал о том, чтобы прожить жизнь фаворита. Но просто возможность хорошо выполнять свою работу была для меня важнее, чем борьба за власть и золото, тем более против таких непредсказуемых соперников как Айташ и Гюльбарге. Да и падишаху не сказать, что я очень уж понравился, ведь он не искал встречи со мной, когда меня отослали. Хотя лишь одно его слово могло бы меня спасти и оправдать. Многие наложники мечтают о ночи с султаном, но для меня она стало началом конца. Я предпочел бы, чтобы моего хальвета никогда не было. В этой истории для меня все закончилось не так плохо, как могло бы. Да, омеги постарше запомнили меня как «вора», но вряд ли сейчас они осмелятся высказать мне это в лицо. Ведь я теперь в услужении у любимца султана. Тюнчай задорно ткнул киталца в бок локтем, улыбаясь. Будущий оми тоже легонько улыбнулся. — Значит, Алпаслан не хранил верность своим омегам? — Ба, я тебе такую историю рассказал, а ты только и думаешь, кто и когда побывал в постели у повелителя! — всплеснул руками друг. — Вот что мне с тобой делать? Я не могу сказать, что султан так уж часто изменял, но и гарем свой он не оставлял. Пойми, он же повелитель всего мира, у него десятки красивых наложников — все ему принадлежат и все ждут его внимания. Он имеет право быть с каждым из них, на то он и падишах. Омеги, выросшие в Орхане, понимают это и спокойно к такому относятся, это только у иноверцев кровь вскипает. — Что бы ты не говорил, измены я ему никогда не прощу! — на глазах Эмина снова навернулись слезы, он так сильно сжал кулаки, что костяшки побледнели. — Я не переживу этого! — Ты слишком драматизируешь, тебе это не к лицу, — фыркнул Тюнчай. — Да и кто тебе изменяет? Посмотри на падишаха, он даже с собой в поход ни одного наложника не взял! А знаешь, как тяжело альфам на войне? Я вообще удивлен, за что это он тебя такого глупенького так сильно полюбил? Эмин, словно маленький ребенок, обиженно надулся. Разговор с Тюнчаем становился очень странным. — Да брось ты! Шутки-шутками, но это действительно поражает — ты так околдовал нашего повелителя, что он и думать забыл о других омегах, — Тюнчай хотел погладить своего нового господина по голове, но тот увернулся. — Ишь какой! В любом случае, тебе нечего опасаться, ведь тебя так сильно любят. Такая любовь не пройдет в одночасье, уж можешь не сомневаться. Не совершай опрометчивых поступков, будь мудрее всех фаворитов вместе взятых и станешь счастливым. Киталец немного расслабился, он действительно был уверен в верности своего альфы. Все же их узы были крайне полезны. — Прости меня, я как-то слишком много думаю о себе, даже не сказал тебе, что я сочувствую всему, что произошло с тобой, — Эмин виновато посмотрел на друга. — Не нужно, — Тюнчай махнул рукой. — Прошлое в прошлом, уже ничего не изменишь. Вот таким образом Айташ избавлялся от всех своих конкурентов, даже Гюльбарге уйти заставил. Но тебя-то уж ему точно так просто не выдворить. Все же есть нечто особенное в ваших отношениях с повелителем… Эмин вздрогнул и отвернулся, мысленно молясь, чтобы Тюнчай не продолжал эту тему. И тот будто бы прочел его мысли. — В любом случае, тебе не кажется, что мы сидим тут слишком долго? Еще застужу тебя. Пойдем? — Да…***
День был полон новых открытий. Эмин устало зевнул и склонился над письмом. Он хотел написать повелителю, но глаза слипались, безумно хотелось спать. Мягкий огонек свечи только усугублял ситуацию. Киталец тяжело вздохнул, похоже, письмо он так и не допишет. Юноша открыл ящик стола и аккуратно уложил в нее свое незаконченное послание. Мизинцем он коснулся стопки других писем. Эмин помрачнел. Каждый месяц он писал письмо для своего оми, но так и не осмелился попросить Алпаслана отправить хоть одно из них. Писем скопилось уже достаточно много. Наложник поспешно закрыл шуфлядку и откинулся на спинку стула. Когда Алпаслан вернется, он обязательно попросит его об этом. Эмин обернулся и увидел, что за шторкой в комнате слуг тоже горит свет — Тюнчай любил вышивать перед сном. Он вообще был очень трудолюбивым, в отличие от Йозефа, храп которого одалис слышал даже отсюда. Омега улыбнулся и привычным жестом погладил себя по животу, а ведь у него действительно неплохая жизнь. Несмотря на все трудности он обрел свое счастье. «Как ты там, Алпаслан? Можешь ли ты спать также спокойно, как и мы во дворце? Есть ли у тебя время отведать свою трапезу? Не погубили ли тебя проклятые мавинцы?» — Эмин потянулся к своему альфе и, ощутив тепло на месте метки, выдохнул с облегчением. Он все еще жив. Солнцеликий сегодня не забрал его. Наложник помолился за сохранности своего возлюбленного и побрел к кровати, намереваясь хорошенько отоспаться. Но у двери немного замешкался. На коридоре кто-то тихо о чем-то переговаривался, слышалась какая-то возня. — Тюнчай… — тихо позвал фаворит. Мужчина тут же кошкой выскочил из комнаты и подошел к двери, прислушиваясь. — Стой за мной, — бросил омега. Эмин кивнул, вместе они припали к двери и осторожно приоткрыли ее. В дальнем конце коридора была открыта дверь в покои Айташа-султан. У порога, склонив головы, стояли Коскун и Булут-ага, сам же первый фаворит разговаривал с фигурой в длинном балахоне. Лица неизвестного киталец не видел. — Что здесь происходит? — шепотом спросил фаворит у одного из своих стражников. — У управителя гарема гость, Эмин-хатун, возвращайтесь к себе, вам не о чем волноваться, — негромко ответили ему. Тюнчай с Эмином переглянулись. Какие гости в такое время? Разговор омег был очень тихим, как бы сильно наложник не напрягал свой слух, все, что ему удалось услышать — это обрывки отдельных фраз. — … грех на себя не беру… на тебя возложил… оплата… — голос ночного гостя походил на шелест гнилых листьев под ногами, он нагло вытянул руку, недвусмысленно намекая, чего он ждет. Айташ что-то быстро сунул что-то человеку в балахоне и скрылся за дверью, даже не попрощавшись. Булут-ага и Коскун дальше сопровождали гостя сами. Оба слуги нырнули на лестницу, не заметив пары любопытных глаз. А вот странный человек уходить не спешил. К удивлению Эмина, он оказался еще и босым. Мужчина обвел коридор взглядом и поднял голову вверх, принюхиваясь. Затем резко развернулся в сторону покоев Эмина и внимательно уставился на приоткрытый вход. Наконец, киталцу удалось его рассмотреть. Это был человек неопределенного возраста с ярко подведенными глазами и какими-то непонятными знаками на щеках. Его одежда была старой и заношенной, выглядел он как оборванец. Мужчина усмехнулся и приложил палец к губам в жесте молчания. Одалис вздрогнул, тут же спрятавшись за дверь, утянув за собой и Тюнчая. Когда же омеги снова выглянули, подозрительного визитера и след простыл, коридор наполнился тишиной, будто бы ничего и не было. Озадаченный Эмин закрыл двери и взъерошил свои волосы. — Ты его знаешь, Тюнчай? Кто это такой? Зачем он понадобился нашему управителю? Омега покачал головой. — Айташ-султан никогда не доверял мне общение со своими гостями, хотя, готов поклясться, я его где-то видел. Киталец задумался, что нужно было первому фавориту от подобной личности? Ночной гость, в принципе, выглядел как полоумный. — А Булут там каким боком оказался? Почему он вообще там был? — взволнованно спросил наложник. — Не имею ни малейшего понятия, но думаю, что именно он его и провел во дворец. Эмин грустно вздохнул, час от часу не легче. — Завтра с утра приведи ко мне Булута-агу, мне следует с ним побеседовать.