Родные сердца

      Прошло около недели с того обещания, что Кристина дала себе.       Побыв неделю в Перрос-Гиреке, она приехала обратно в распростёртые объятья Оперного театра, ставшего ей таким дорогим. По приезде девушка почти сразу побежала к Мэг, сгорающей от нетерпения узнать каждую подробность путешествия. Подруга плясуньи стала ей так мила, что теперь каждые выходные они ходили по магазинам. Раньше Кристина находила это скучным занятием для малолетних пустышек, но теперь вместе со своей говорливой товаркой покупки всяких безделушек становились даже интересными.       Правда девушка всё никак не понимала, что так повлияло на её изменения. Появление самозваного Ангела Музыки? Его голос, дающий ощущение доверия, защищённости и… своего рода любови? Кристине очень трудно давалось понимать это, а ещё тяжелее принимать. За неделю у моря, рядом с духом своего отца, она думала, что забудет новоявленные чувства к своему незримому другу, но мадемуазель Даае не могла понять, почему её чувственные порывы к Голосу не исчезли, а наоборот приумножились. Ей хотелось вырвать своё слепое любящее сердце и отдать волкам на растерзание, но только бы не принимать там ни грама отрадного трепетания к дорогому учителю. Ничего не испытывать к этому медовому баритону, в липкой сладости которого она беспробудно готова тонуть хоть всю жизнь.       За эту неделю вдали от театра, от Ангела Музыки, плясунья естественно по всему этому скучала. Ей казалось, будто она целую вечность не слышала этого тембра, не радовалась его появлению, как обычно, ну и не занималась музыкой, в конце концов. Поэтому сразу после получасового щебетания с погремушкой Мэг Жири героиня спустилась в часовню. Она даже не бежала туда, а летела, окрылённая внезапной свободой от своих мучительных переживаний. Дарованию было глубоко плевать, что любимый учитель поругает её за несоизволение предупредить об отъезде. Певичка просто хотела слышать его, чувствовать рядом с собой каждой клеточкой своего организма. Музыки ей, конечно, тоже очень не хватало, но не так, как бесед с Ангелом её сердца.       Спустившись, Кристина загадочно улыбнулась, едва прикусывая губку в смущении. Как в тот день первого урока мадемуазель Даае не решалась открыть эту тяжёлую деревянную дверь, таящую за собой мир магических мелодий вдохновения. Она очень волновалась. Но всё же женская тяга к Голосу пересилила все другие желания, и худые пальцы обхватили ручку, отворяя путь в часовню. Удивительно, но ничего не было слышно. Ни шорохов, ни-че-го. Будто в эту комнату никогда никто не заходил, такая гробовая тишина царила под расписным куполом. Кристина не расстроилась, лишь понятливо выдохнула, проходя на центр. Девушка обычно проявляла терпение. Были, несомненно, и исключения, но дело до них доходило не часто.       Плясунья подошла к портрету отца и села на холодный пол.       — Ангел, ты здесь? — с лёгкой улыбкой, прикрыв глаза, проговорила уставшая от волнения Кристина. — Я приехала. Прости за то, что я тебя не предупредила тебя о своём отъезде. Просто я хотела побыть одной и… поразмыслить над всем…       Она не раз продумывала, что будет говорить в своё оправдание Ангелу. В кудрявой головке мисс Даае проносилось множество красивейших диалогов с приятным для неё самой исходом. Но то, на что она надеялась, к сожалению, не вошло в её затруднительную, но простую речь. Девичьи нервы были на пределе, поэтому словарный запас её потихоньку иссякал.       — О, неужели моё блудное дитя вернулось в объятия своего наставника? — с лукавым интересом отозвался маэстро.       Кристине в то же время фантазия подбросила облик Ангела, и как тот её обнимает. Щёки девушки зарделись ярко-красным цветом, что даже в темноте было видно пунцовое, милое личико. Чадо задумалось настолько, что Голос приказным тоном звал её существо проснутся и перестать быть такой фривольной, безалаберной девчонкой. Видимо, учитель принял обыденный эскапизм мадемуазели на свой счёт.        — Прости… я-я опять… з-задумалась… — заикаясь, проговорила мечтательна Кристина с глуповатой улыбкой на лице.       Любой бы другой подумал, что с головой у героини не всё в порядке, но только не пытливый учитель пения, который узнал мисс Даае, как облупленную, за столь короткий срок. Девушка не удержалась, начиная заливисто смеяться. Её звонкие хихиканья эхом отражались от стен часовни.        — Кристина, что случилось? — обеспокоено, спросил Маэстро.       Кристина же улыбнулась ещё шире и была всё больше похоже на сбежавшую из больницы для душевнобольных. Намёка на размеренную и даже холодную Кристину не осталось вовсе, что привело мастера в замешательство. Голос хотел было что-то ещё спросить, но тактично ждал, пока приступ радости пройдёт. В глубине своей незримой души он молился, чтобы девушка в порыве чувств не разрыдалась, как это обычно бывает в подобных состояниях.       — О, мой милый Ангел, — наконец, ещё тихонько смеясь, выдохнула бестия. — Всё хорошо! Ты разве не видишь, что я счастлива?       — Счастлива? — Голос был в недоумении что же так осчастливило обычно пасмурную и печальную девушку. — Но что же тебя вознесло на седьмое небо, дитя моё?       — О, лучше тебе не знать… — мадемуазель Даае попыталась снять эту полубезумную, влюблённую улыбку.       Эта попытка была более удачна. Против воли юная певичка всё равно сидела на полу, загадочно прикусывая губы и проводя по юбкам платья вспотевшими ладошами.       — О, моя дорогая, я должен знать! — оперился глас. — Ведь мы с тобой договорились, что ты будешь рассказывать всё, что происходит в твоей жизни.       — Мы договорились, не спорю… — взбунтовалось существо девушки, ища как бы вывернуться из ситуации и поменять тему.        — Так что?       — Хорошо, что ты не всегда такой душный, — улыбаясь, снова парировала героиня.       — Душный?! — не веря, изумился Голос. — Как ты вообще со мной разговариваешь?       — Как фривольная и безалаберная девчонка, — Кристина снова превосходно отбила очередную нападку мастера, горделиво вскидывая вверх головку. — Ты же сам меня только такой и видишь.       — Так вот оно что, — по-кошачьи протянул баритон, отчего по всей коже у его воспитанницы пробежала череда мурашек. Сладкий, терпкий, со своей далеко не ангельской перчинкой тембр заставил мадемуазель чуть ли не выгнутся в спине. — Платишь той же монетой своему наставнику, да, моё милое дитя?       — Если бы я хотела отплатить тебе той же монетой, мой милый, — её щёки горели задорным пламенем. — То принесла бы мешок с сухарями… Пожалуй, эти ребята единственные, которые смогли бы дать что-то более менее похоже на тебя, мой Ангел, — невинно добавила бестия.       Голос возмущённо вздохнул и не проронил ни слова. Прошло минут пять. Никто не продолжил этот острый для обоих сторон разговор. Учитель вокала до сих пор не мог поверить, что Кристина нагрубила ему. Ему, её жемчужному учителю! Голос ждал извинений или объяснений, но из уст девушки не слышно было даже вдоха… Её лицо было вызывающе полно самоуверенности. Конечно, Кристина где-то в глубине себя чувствовала, что не он, а она задела его гордость, личное пространство и самолюбие. Учитель лишь часто дышал, так обидно нагрубила ему его протеже.       — Ну что ты молчишь? Уж и сказать нечего? — с вызовом бросила Кристина.       — Ох Кристина… — простонал Голос, —когда же ты наконец поймёшь, что я тебе один здесь друг. Я хочу тебе лишь счастья, правда, но я не могу понять, чем вызвано твоё противоположное отношение ко мне…       Кристина снова зарделась с новой силой, получая неожиданное признание. Добрая половина героини стыдилась своих чувств, считай, к неизвестному человеку. Но он сказал, что он желает ей счастья… правда ли это?       — Неужели? — с наигранным скепсисом в голосе спросила Кристина.       — О, больше всего на свете! Даже можешь в этом не сомневаться! — такая доброта лилась из уст учителя вокала.       Он был милостлив к ней, считался почти единственным другом Кристины в этом одиноком, бренном мире. Из-за этого ли полюбила его Кристина? На этот вопрос у самой девушки не было ответа. Её это устраивало, отчего плясунья не хотела рыться в нижнем белье своих мыслей. По честному, она и любить-то не особо хотела, но к сожалению, сердцу не прикажешь…       — Начнём, моя прелесть? — нежно, как будто и не существовало до всех недомолвок, вопросил глас.       — Пожалуй… — кратко отозвалась ученица, покорно поднимаясь на ноги.       Вскоре Кристина быстро переключилась на тему вечернего урока. О, как же давно она не занималась. Благо голос певички оставался столь же звучен прекрасной красотой, как и раньше, а после этого занятия стал даже лучше. Её колоратурное сопрано было Эверестом по сравнению с деревенской кучей песка, которой невольно представлялась по бестолковому громкая Карлотта. Кристина недолюбливала эту фифу, но ругаться с ней ей тоже не особо хотелось. Кто знает, соизволит ли прийти на помощь псевдобожество и выручить свою болтливую подопечную.       — Кристина, — позвал её наставник, когда девушка собиралась выпорхнуть в двери после окончания урока.       — Да? — любезно переспросила певичка.       — Мой тебе совет дитя, — начал вкрадчивый глас. — Если я тебя кормлю, то будь добра впредь не кусать моей руки.       — Я подумаю, mon maître* — прокартавила девушка, останавливаясь возле косяка. — И сообщу тебе о своих мыслях.       — Правда?       — Ну разумеется, — усмехнулась героиня, выходя в коридор.        — Кристина! — мадемуазель Даае закатила глаза, не представляя, что ещё от неё попросит незримый гений.       — Да? — вопреки всему, ласково отозвалась Кристина.       — А когда ты скажешь? — она едва сдержала самодовольную улыбочку, слыша нетерпение в голосе учителя, зависимость которого от неё самой росла в геометрической прогрессии.       — Когда прекратишь считать меня маленьким, неумелым ребёнком.       Окончательно выходя из часовни, Кристину озарила победоносная улыбка во все тридцать два. Сегодня она узнала, что Голос легко обидеть, а также то, что она ему… небезразлична…       Ведь счастья желают друзьям, близким людям, возлюбленным. Девушка была уверена в том, что её любимый Маэстро ей не врёт. Зачем ему это? Она, конечно, не думала, что небезразлична ему именно как возлюбленная. Эту мысль она старалась не допускать, да и подумать, что учитель влюбился в свою ученицу как-то… постыдно. Даае считала, что лишнее беспокойство о том, как она живёт или с кем общается, куда уезжает на выходные — это всё отеческая забота о дочери. Ведь так когда-то заботился о своей милой дочурке её папаня Густав. Но всё же Кристина, видит бог, была слишком наивна.       Хотя, может автор утрирует? Это тоже пока не известно. Пока…       Девушка своей плавной походкой отправилась в общую комнату. Сегодня, после приезда, плясунья практически не успела толком-то и отдохнуть, насладиться последним выходным. А сейчас был уже глубокий вечер, отчего мадемуазель просто с ног валилась, вспоминая, где только не приходилось появиться. Она хотела выспаться, ведь завтра продолжится её начатая игра. Она привыкла держать пальму первенства, поэтому и в этот раз Кристина обязана выйти победителем…