***
Малышка Акико родилась под ласковый шёпот Мэй и счастливые всхлипы Ю в самом начале дождливого ноября пасмурным тёмно-синим утром, явив миру свои большие бледно-зелёные глазки, которые с каждым последующим днём стали принимать всё более глубокий изумрудный оттенок — ну точь-в-точь как у мамы Юдзу. Своим умным, изучающим взглядом малышка покорила почти весь медперсонал частной клиники, на которой настояла младшая ещё в начале беременности. И пусть обе женщины так нетерпеливо ждали этого прекрасного дня (как и вся их большая семья, чего уж тут скрывать), обе были до того измотаны, что уснули сразу же, едва Ю докормила дочку. Мэй позволила себе растянуться на кушетке рядом, удостоверившись, что маленькая девочка в безопасности (под контролем хорошо знакомых ей врачей, разумеется), как и её большая — такая сильная, храбрая, лучшая — девочка. И, лишь голова коснулась пахнущей обыкновенной стерильностью подушки, глаза сами собой закрылись, а сознание улетело в царство Морфея мгновенно. Ю рожала практически девятнадцать часов, и, конечно же, её жена рожала вместе с ней, едва ли не превратившись из брюнетки в седую от пляшущих чечётку нервов. Зато теперь, по прошествии этих мучительных часов, обе засыпали с усталыми, но такими счастливыми улыбками. Не сказать, что радость от появления на свет их дочери продлилась недолго, однако уже после первых четырёх недель проживания дома обе женщины стали ощутимо так напрягаться. Ю, как и полагалось, ушла в декрет, полностью отдавая себя домашним хлопотам и заботе о ребёнке, а Мэй вернулась к работе, дабы иметь возможность прокормить свою семью. Шо и Уме уже как полтора месяца колесили по Швеции и приехать не имели возможности (за что очень извинялись перед ними), так что новоиспечённые родители старались сами справляться с очередным навалившимся грузом ответственности. Мэй приходила домой поздно, чуть ли не в двенадцатом часу ночи, валясь с ног от усталости, но всегда попадала на ожидающий своего часа ужин да практически неизменную картину в детской: светловолосая качала на руках Акико, чуть громче шёпота напевая какую-то одной ей известную колыбельную. Частенько брюнетка тихо подходила к ней со спины, целовала пшеничную макушку, забирала с её рук младенца и отправляла жену поспать хотя бы час. У обеих за это время залегли под глазами страшнейшие синяки, однако как бы Юдзу не хотела воспротивиться настоянию Мэй, ужасный недосып брал своё. Старшая улыбалась своей самой нежной улыбкой, которая всегда была направлена только её жене, мягко целовала желанные губы и посылала такой взгляд изумрудных очей, который содержал в себе всю вселенскую благодарность на каждом из языков их мира. Мэй своим аметистовым взором кричала о столь же бесконечной любви к белокурому ангелу, сияние глаз которого согревало пуще огня в камине в сочельник, дарило силы, которых сейчас так не хватало. Им не нужны были слова для того, чтобы выразить весь тот спектр испытываемых друг к другу чувств. Они просто любили, и теперь, после рождения Аки, обе ощущали, словно эта любовь стала в тысячи раз сильнее, ярче, а их связь — гораздо глубже, хотя обе думали, что они уже давно достигли своего предела.***
По прошествии ещё нескольких недель они приноровились к новому распорядку их жизни. Стало в разы легче переносить неожиданные подъёмы в ночное время, напряжённые дни на работе у Мэй и не менее загруженные — у Юдзу, только дома. И с каждым днём они всё больше чувствовали себя в своей тарелке. Малышка Аки росла не по дням, а по часам, и уже к четырём месяцам усердно передвигалась по полу на четвереньках, унимая своё бесконечное любопытство. Для обеих женщин это было настоящей неожиданностью, когда их позвала из гостевой взволнованным голосом Мацури, умоляя, чтобы они принесли свои задницы туда как можно скорее. Естественно, перепуганные таким заявлением, они молниеносно пересекли коридор и застыли на пороге комнаты от увиденного: Аки с широко раскрытыми глазами и звонким смехом ползла к Мизусаве, у которой на мордашке (ну, как Харумин её называла, так и остальные к этому привыкли) красовалось непередаваемой силы восхищение этим прекрасным моментом. Мэй и Юдзу коротко переглянулись, осознав, что только что произошло, и на их лицах расцвели самые счастливые улыбки. Они шагнули навстречу своей дочурке, сгребая ту в объятия, куда, конечно, затащили ещё и Мацу, пока та не сопротивлялась. Спустя ещё энное количество месяцев Акико начала произносить такие слова, как «ама», «ба-ба» и «де», называя так, соответственно, своих мам и бабушку с дедушкой. Как уже было сказано ранее, Аки росла не по дням, а по часам, развевая все страхи Мэй и Юдзу с каждым новым восходом солнца, ведь обе могли с точностью сказать, что они были прекрасными мамами так похожего на Ю ангела.***
— Ох, ума не приложу, и как же вы справляетесь со всем этим? — как бы невзначай спросила Харуми, когда они с Мацури выбрались из лап работы, собравшись у четы Айхара в гостиной за чашечками душистого чая, приготовленного Мэй. — Не поймите меня неправильно, — резко стушевалась она под взглядом аметистовых глаз, — я не говорю ничего плохого, ваша дочь прекрасна, ну и вы — чудесные родители, что уже не раз доказывалось за прошедшие два года, — затараторила шатенка, вызывая тем самым смешок у своей девушки. — Эта балда хочет спросить, всё ли у вас в порядке, учитывая то, сколько всего вы успели испытать после рождения Танпопо, — лениво протянула Мацу, получая раздражённый взгляд от Танигучи. — Что ты так смотришь? — Ничего, — пробурчала она в ответ, покосившись на Акико, увлечённо играющую с пультом от телевизора, из которого предусмотрительно достали батарейки. — Но да, Мацу права, я что-то… Заговорилась. — Не сказать, что это было трудно… — начала Юдзу, отбирая у дочери пульт, потому как та решила, что он являлся отличной едой, однако брюнетка её перебила. — Ошибаешься, дорогая, — проговорила Мэй монотонно, отпивая ягодно-розового чая. — Нам было охренеть как тяжело, — продолжила она, встречая взгляд Харуми. — Причём как мне, так и Юдзу, ибо я сутками пропадала на работе, света белого не видя, а она, в свою очередь, торчала почти безвылазно дома, выходя на улицу только ради ежедневных прогулок. — Ну-ну, не преувеличивай, — сказала Ю, очаровательно сморщив носик, — я выходила на улицу с той же периодичностью, что и ты проводила время с нами. Старшая прервалась, подхватывая под живот Аки, собиравшуюся сбежать из комнаты в коридор. Девочка скуксилась, выпятив нижнюю губу, пока Юдзу не обратила внимание дочери на какую-то мягкую игрушку из кучи на полу. — Танпопо такая любопытная, скажи, Хару? — пролепетала Мизусава, благоговейно наблюдая за малышкой. Харумин только кивнула, смотря на свою девушку и ощущая, как что-то внутри неё неконтролируемо щёлкало. — Безусловно, нам было… Я не хочу это назвать трудным. Непривычно? Да. — В новинку? — Это синонимы, — закатила глаза шатенка, обращая свой взгляд на Мацури. — Не душни, — только ответила та. — Однако… — Юдзу посмотрела в аметистовый омут, находя там ответы на все вопросы, — мы были друг у друга и преодолели это вместе, рука об руку. Ю вспомнила бессонные ночи, проведённые бок о бок над кроваткой их малютки, вспомнила переживание из-за неожиданной простуды, которую подхватила Аки на втором году жизни в этом мире, вспомнили, как старались урвать считанные секунды для поцелуя или объятия между казавшейся бесконечной вереницей забот. Ю вспомнила, как Мэй перетягивала на себя укладывание Акико, давая мгновения отдыха засыпающей на ходу жене, пусть и у самой глаза слипались каждые три секунды. Прилив любви к сидящей рядом с ней женщине вылился в нежнейшую улыбку, которая коснулась глаз. — Совершенно верно, — подтвердила её слова брюнетка, переплетая с ней пальцы и мягко целуя ладонь. — Вы двое… Отвратительны, — выдохнула Мацури, допивая чай залпом. Но обе Айхара даже бровью не повели на её слова, игнорируя почти всё вокруг. — Как думаешь, — обратилась она к Харуми, присматривающей за Акико, — если мы свалим, они заметят? — Думаю, нет, — отозвалась та, не отрывая глаз от играющей с плюшевой собакой девочки. — Даже, думаю, если мы заберём с собой Танпопо, они не поймут, что произойдёт. Мацури ткнула ладонью в бок своей девушки, отчего та недовольно замычала, вопросительно смотря на младшую. — Во-первых, они будут только счастливы, если мы утащим её от них хотя бы на день. Во-вторых, харэ тырить у меня прозвища, Хару, Танпопо — это для тётушки Мацу! — С чего ты взяла, что я не могу его использовать? Я вполне себе согласна с тем, что она похожа на очаровательный одуванчик! — возразила ей Танигучи, потирая больной бок. — В-третьих, — продолжила она, проигнорировав слова старшей, однако её перебили. — В-третьих, мы вас прекрасно слышали, Мизусава, — сказала Юдзу, уже уютно расслабляясь в объятиях жены. Мацури покраснела. Мэй прочистила горло, пристально смотря на подругу. — И кто сказал, что мы позволим вам взять её к себе? — холодно произнесла брюнетка, опуская руку на ладонь жены и переплетая пальцы. Акико, до этого игравшая с плюшевым пёсиком на ковре между диванами, резко стала наблюдать за разговором взрослых. — Да бросьте, — тут же кинула Мацури в ответ, подавляя эмоции. — Вы небось давно уже ждёте того момента, когда окажетесь наедине. И я имею ввиду весь дом. — Может, и так, — кивнула Ю, — однако у вас она будет гостить точно ещё не скоро. — Вы нам не доверяете? Серьёзно? — у Мизусавы аж голос повысился. Аки шарахнулась от неё, прячась за ногой Юдзу, что пришлось наклониться к ней и погладить светлые волосики в успокаивающем жесте. Харумин, увидев это, пресекла любые последующие возгласы своей девушки. — Мацу, выдохни. Розововолосая резко перевела взгляд на Танигучи, затем на Аки, всё ещё утыкающуюся носом в материнское бедро, видимо, осознавая, что пересекла черту, и, извинившись, вылетела на балкон в всё ещё взвинченном состоянии. — Не кури, — бросила ей вслед Юдзу. — Я помню, — на автомате ответила та, закрывая за собой раздвижную дверь. Тишина, прерываемая только едва заметным улюлюканьем малышки Акико, окутала гостиную. Юдзу съежилась от ощутимого чувства… Ну… Ей, в общем, было некомфортно после всего этого. Она выбралась из объятий Мэй и уже собралась встать, как рука Хару остановила её. — Не надо, Юдзуччи. Перебесится. Блондинка плюхнулась обратно, смотря на Харуми обеспокоенным взглядом. — В чём дело, Хару? — спросила она прямо. — Эм… Ох, — вздознула она, сжимая длинными пальцами переносицу. — Мацури. Она… Пытается. Ю непонимающе захлопала глазами. — Она хочет семью с тобой? — догадалась Мэй, понимающе смотря на заметно осунувшуюся шатенку. — О, — только смогла выдохнуть Ю. — Ты, как всегда, чертовски догадлива, Президент, — усмехнулась она в ответ. — Вы живёте вместе уже шестой год… Я, конечно, понимаю, Харумин, что у вас обеих всё пошло наперекосяк ещё с самого начала и вы не в состоянии придерживаться какого-то, ну, более обыкновенного пути развития отношения, но… Как бы так выразиться… — Пора бы, — продолжила за неё Мэй. — Да, — кивнула Юдзу, — я… Да, я об этом. Харумин положила ногу на ногу, скрестив руки. Почему-то она чувствовала себя максимально странно, ведь ей было до жути непривычно делиться своими переживаниями с кем-то, однако сейчас — убеждала она себя — перед ней сидела её семья, её самые близкие люди. Так почему нет? — Мацу изменилась с того дня, как Танпо… Как Аки впервые начала ползти. Она с таким упоением рассказала мне об этом, когда вернулась от вас домой, что я… Я потеряла дар речи. Буквально. Мацу вся светилась, — шатенка усмехнулась, — и заявила, что это её шанс стать чудесной тётушкой для вашей дочурки. Она прошерстила кучу литературы по обращению с детьми, чтобы, не дай бог, нигде не напортачить, если вдруг осталась бы с Акико один на один. Она грезила этим, понимаете? И все эти месяцы я знала, из-за чего. Харуми перевела дух, скрестив пальцы в замок и положив их на колени. Её хмурый взор приковался к ним. — Мы никогда не говорили об этом, но нам этого было не нужно. Я и так прекрасно знаю, что она чувствует. Мацу думала… Ну, — она не рискнула поднимать глаза, — что будет нянькой Танпопо. Хотя бы иногда. Чтобы полученные из бесконечных текстов знания использовать на практике. Юдзу скривилась. — Акико — не тренажёр. — Она в курсе, — огрызнулась Хару, затем смягчилась. — Да, мы обе знаем и понимаем это, однако Мацу… — Танигучи сделала паузу. — Мы надеялись, что таким образом поймём, знаете, стоит ли… Я беспокоюсь. Юдзу понимающе улыбнулась. — Хару… — выдохнула она, наклоняясь ближе, чтобы взять подругу за руку. — Я уверена в том, что оно стоит того. Акико откинула несколько игрушек от себя, неустойчиво поднимаясь на ножки рядом с диваном, на котором сидела Танигучи. Малышка проследила за рукой своей мамы, повторив её действие с тихим «ха», которое было почти неразличимо за хлюпаньем. Хару улыбнулась. — Может… Может, мы могли бы… — Можем, Хару. Все трое дёрнулись от неожиданности, когда раздался голос Мизусавы со стороны балкона. Мацури стояла, опершись о дверь и мягко улыбаясь. — Мы поедем, Мэй, сестрица Юдзу, поздно уже, Танпопо пора спать. — Да, дорогие, — очнулась Харуми. На пороге все обнялись. Юдзу прошептала Танигучи перед тем, как разорвать объятия: — Вы справитесь. Хару благодарно улыбнулась.