***
Она устала — безумно — выбегает из Зала, спешно идёт по площади, переходит на медленный шаг на территории гарема. Мечтает задворками сознания о новом построении звёзд, горько усмехается, запрокидывает голову. Даже в мыслях. Скоро и под корку вопьются. Искренне ненавидит всё, что связано с царствованием, снимает шляпу, но не бросает — красивая. В носу свербит, вызывая усмешку, кривее, страшнее. Не под стать монарху, поражающе действуя на подданных, считающих, что он не может быть человеком с чувствами и эмоциями. Она сильно устала от титула, обязанностей, учащих и вмешивающихся советников, уважительно-осторожных наклонов стражевских голов, войн, гибели солдат и пустых взглядов их семей. Хочет — обратно — в своё время, в Токио. Посмотреть на огни ночного города, выпить чай и лечь спать, проснувшись и с новыми силами, отправится на идеальную во всех аспектах работу. Но вздыхает, смеётся — слишком громко в километровом одиночестве — и заскальзывает в самый ближний дворец.***
Вэньнин смотрит на неё удивленно, слишком. Подрывается с места, нашаривает накидку, в тёмных волосах блестит подаренная недавно заколка. Но потом замирает, не завершив ничего — она проходит и расплетает свой пучок, ощущая после непривычную тяжесть. — Помоги мне. Её монархическое одеяние расстёгивают аккуратно, снимают с плеч бережно, на пол же она его скидывает, с сожалением откидывает желание потоптаться, и впивается в удивленно раскрытые губы. С нижним одеяние обращаются хуже — хоть и не без былой аккуратности — обхватывают за талию и ведут к ложу, не разрывая поцелуя ни на минуту. Падая на мягкие подушки, она обхватывает шею, нашаривает заколку, избавляется от неё ловко и быстро, раз и навсегда — подарит ещё тысячу таких. Чувствует чужое сожаление и толику стыда. — Сделай это для меня. Вэньнин не любит что-то делать с распущенными волосами — даже обыденно сидеть в саду — они мешают и при ветре лезут в глаза и рот. То же, о чём его просят сейчас, он ненавидит — после приходиться обязательно и как можно скорее ходить в купальни. Но отказать не может — ни монарху, ни ей. И поэтому чересчур больно кусает шею, извиняюще зализывая после, осторожно водит руками по изящному телу и наслаждается открывшимся видом, пока его — откровенно неудачно — раздевают.***
Если бы ей дали шанс вернуться, она бы взяла с собой только Вэньнина и шляпу, одиночествующуюся в дальнем углу. Если бы сказали выбрать при этом что-нибудь одно, выбор бы сразу пал на нависнувшего над ней мужчину. Красиво-безмятежного в этот самый апогей спокойствия. — Ты такая булочка с корицей, Вэньнин. Она прикрыла глаза и дёрнула за давно просящую прядь. Улыбнулась, рывком запечатлела поцелуй вблизи уголка губ, легла обратно и снова дёрнула, смеясь недоумению, делая пометочку в блокноте немыслимых своемирных дел. — Прекратите дурачиться.