С чистого листа

      Как быть, если человек, которого ты полюбила, совсем тебе не подходит во всех отношениях с точки зрения твоих близких, да и просто знакомых людей? Будешь ли ты бороться за свое будущее счастье или побоишься осуждения друзей, родных? Но ведь ты сама не из тех, кто сдается перед первым препятствием! Ты привыкла храбро сражаться за то, что тебе дорого, за то, что очевидно стоит того для тебя. А стоит ли? И что все-таки скажут Рон, Гарри и Джинни? Как отреагирует Роза?       Все эти и подобные мысли роились в голове у Гермионы Грейнджер последние несколько дней. Ее светлое чувство наивной влюбленности было омрачено необходимостью решать насущные вопросы. Сердце упорно боролось за независимость, старалось впервые в жизни громко заявить о себе и взять инициативу в свои руки, но разум с не меньшим упорством противостоял ему. Гермиона всю жизнь руководствовалась доводами рассудка и логикой при принятии решений и не намерена была сейчас изменять своему правилу.       Поэтому мысли продолжали, словно мухи, жужжать в голове, перетягивая на себя все внимание. Сидела ли она в Большой зале на завтраке, разбирала домашние задания учеников, вела урок — стоило ей на секунду потерять концентрацию, и вопросы вновь всплывали в ее сознании.       Малфой, похоже, был настроен вполне серьезно в своем намерении не мешать ей принимать взвешенное решение, потому что все эти несколько дней они встречались только в Большом зале, и Гермиона была этому даже рада. Присутствие профессора зельеварения сверх этого могло бы пошатнуть превосходство разума над сердцем, а Гермиона совсем не хотела потом разочароваться в своем выборе.       Больше всего ее беспокоила реакция близких ей людей на это событие. Как они воспримут ее решение быть с Малфоем? Примут его? Это было совершенно необычно для нее, потому что всю жизнь ей было, в сущности, наплевать на мнение окружающих, хоть в глубине души ее и задевало их поведение. Было ли это результатом долгой совместной жизни с человеком, который бы точно не одобрил такой союз, или же за эти годы сама она изменилась — Гермиона не знала. И это мучило ее.       Помимо Рона, ее волновала реакция Розы. Девочка только пережила (Гермиона очень надеялась, что Роза уже справилась с этим) развод родителей, и тут ее мать обрела в сердце новую любовь. Сможет ли она понять ее? Принять Малфоя? Осознает ли, что она, Гермиона, не станет любить ее от этого меньше и что их отношения не изменятся? Больше никогда. Это для себя Гермиона решила твердо. Что бы ни случилось, она должна сохранить доверительные отношения с Розой. Она слишком долго пренебрегала обязанностями матери и теперь была совершенно не намерена что-то менять в своем поведении по отношению к дочери. Даже ради того, чтобы обрести собственное счастье.       Или все-таки может? Нет, это невозможно. Гермиона еще до того, как осознала свою любовь к Малфою, решила для себя, что просто не создана для любви, и смирилась со своей участью. Что ж, если ничего у них не получится. Она сможет принять и это. Главное — не потерять свой ориентир для жизни. А ориентиром Гермионы отныне была семья в лице Розы.       Но неужели нельзя совместить личное счастье и близость с дочерью? В тот вечер, когда она была готова ответить Малфою взаимностью вслух, а он ее остановил, Гермиона за долю секунды решила, что Роза вполне одобрила бы ее решение. Ведь она тоже хотела бы, чтобы ее мама была счастлива. Но теперь Гермиона начала в этом сомневаться. В конце концов, она же еще ребенок, а ревновать родителей после развода к их новой любви это абсолютно нормально. Но есть же дети, которые этого не делают, хоть Гермиона и не была лично знакома ни с одним таким примером, но искренне верила, что они существуют.       Несколько дней Гермиона провела в бесплодных попытках отыскать какое-то решение мучившей ее проблемы. Она не могла найти себе места. Она чувствовала, что ее сердце уже давно все решило за нее, но это не соответствовало доводам рассудка, поэтому Гермиона сомневалась… До тех пор, пока не вспомнила, как когда-то давно еще ее мама рассказывала ей о женщине, некоей миссис Бейтс, у которой был сын и которая после развода с мужем удачно вышла замуж второй раз, а ее сын принял нового папу. В этой истории мальчик был младше Розы, и дети различались по полу, но тем не менее, она вселила в Гермиону некоторую уверенность, успокоив разум тем, что все может сложиться очень даже хорошо. А если даже и нет, ну кто в самом деле сказал, что существуют неразрешимые ситуации? Она найдет выход, если все пойдет совсем не так, как она рассчитывала.       Так Гермиона приняла решение.       Она улыбнулась своим мыслям, предвкушая приятный вечер. На секунду откинувшись в кресле, Гермиона резко выпрямилась и написала короткую записку. Привязав кусочек пергамента к лапке сидящей на столе совы, Гермиона встала и открыла окно, выпустив птицу на улицу.       Солнце садилось за горизонт, опаляя красным пламенем зеленеющие холмы. На ярко-синем небе не было ни облачка и только с севера наступали черные грозовые облака. В воздухе пахло свежестью и приближающимся дождем.       «Похоже, что мы сегодня вряд ли погуляем во дворе. Будет гроза», — подумала Гермиона.       Она вернулась к своему рабочему столу и обвела взглядом комнату. Такой милой ее сердцу она стала за это время. В ней она провела последние месяцы, возможно, одни из самых трудных в жизни, Хогвартс в прямом смысле стал ее домом. И вот теперь эта комната станет свидетельницей начала нового этапа в жизни Гермионы.       Сердце в нетерпении билось в груди, давая понять, что оно одобряет принятое ею решение. Гермиона снова улыбнулась, с трудом сдерживая желание рассмеяться в голос. Все существо ее трясло от нервной дрожи, пронизывающей тело, как бывает, когда предвкушаешь волнующее событие, которое должно расставить все точки над «i».       Она уже хотела было пройти в соседнюю комнату и попытаться успокоить себя чтением до времени встречи, как неожиданно раздался требовательный стук в дверь, нарушивший безмятежный ход мыслей Гермионы. Не успела она ответить, как в комнату без приглашения влетела Роза.       Щеки ее пылали, глаза метали молнии, рыжие волосы были слегка взлохмачены, а грудная клетка тяжело вздымалась и опускалась — было ясно, что девочка бежала. Ее взгляд остановился на взволнованной Гермионе. По какой-то необъяснимой причине у самой Гермионы внутри все похолодело от этого взгляда.

***

      За час до произошедших событий Роза вышла из своей спальни в башне Гриффиндора, намереваясь встретиться со Скорпиусом до ужина. Она уже дошла до середины лестницы, как услышала приглушенные девчачьи голоса.       — …да, именно! Профессор Малфой и профессор Грейнджер! Ты представляешь?       — Не может быть. Откуда знаешь?       — Мне рассказала Оливия с Когтеврана, а она услышала от своих однокурсниц. Они клянутся, что видели их!       — Невероятно. А Роза знает, как думаешь?       Сплетницы сидели на мягких пуфиках, прямо за стеной, где застыла как парализованная Роза. Мозг отказывался переваривать внезапно полученную информацию. Мысли двигались медленно, словно замороженные.       «О чем они, черт возьми?»       В памяти всплыло странное поведение матери в последние недели две. Роза всегда отличалась острым умом и сложить такие очевидные вещи не составляло для нее труда. Но она не могла в это поверить. Мама и профессор Малфой. Профессор Малфой и мама. Нет. Это невозможно. Как такое может быть? Она же только что развелась с папой. Эти гнусные сплетницы все врут. Ничего эта проклятая Оливия или кто она там не видела.       Чувствуя, как внутри горячей волной поднимается гнев, Роза резко повернула за угол и застигла врасплох ничего не подозревающих четверокурсниц, которые опасливо на нее покосились. Роза сдвинула брови и резко спросила:       — Так, что там видели эти чертовы сплетницы?       Ответом ей было молчание. Никто из девочек не решался заговорить первой, вид разъяренной Розы, истинной дочери своего отца, разгорающейся от малейшего повода, испугал их. Детские глаза расширились от ужаса.       — Отвечайте!       Переглянувшись с подругами, одна из них, видимо та, которая и рассказывала всю историю, медленно и тихо начала:       — Да, ничего такого. Совсем ничего, — но колючий взгляд Розы, который явно говорил о том, что она абсолютно уверена, что что-то «такое» во всей этой сплетне несомненно было, заставил школьницу еще менее неохотно продолжить: — Несколько дней назад девочки с Когтеврана видели твою маму, в смысле профессора Грейнджер, идущую за руку с профессором Малфоем по школьному двору…       Глаза Розы яростно блеснули. Значит, все ее подозрения все-таки оказались правдой. Мозг лихорадочно заработал, соображая, как ей следует поступить.       — …у них была астрономия. Девочки просто глянули вниз и увидели их и… Роза, куда ты? — но это было произнесено скорее с облегчением, чем с искренним желанием узнать, куда же она отправилась.       Роза пулей вылетела из-за портрета Полной Дамы, налетев на стоявшего рядом Скорпиуса.       — О, привет, — улыбнулся он, но тут же на его лице появилось обеспокоенное выражение. — Что-то случилось? У тебя вид какой-то… Эй, Роза!       Но никого не слушая, Роза понеслась вперед по коридору. Она должна все сначала проверить. Вдруг это все-таки неправда. Призрачная надежда намертво сплелась с бушующим внутри огнем гнева, захватившим все ее существо.       Скорпиус несся следом за ней по коридору, тяжело дыша и пытаясь по дороге узнать, в чем же, собственно, дело. Что происходит?!       — Некогда, Скорп. Поговорим потом. Я должна все выяснить. Похоже, я была права, и наши родители действительно неровно дышат друг к другу, — бросила Роза через плечо, пытаясь отвязаться от друга.       Меньше всего ей хотелось сейчас быть в его компании. Она уже несколько раз высказывала ему свои опасения на этот счет, но он всегда делал совершенно нелепейшие замечания о том, что это их дело, и им не следует вмешиваться. Ха! Как бы не так. Это как раз ее, Розу, очень касается. Разве это не у нее пытаются во второй раз отнять мать, когда они только начали сближаться? Потерять все сейчас? Нет! Это невозможно. И Скорпиус не мог ее понять, ведь у него давно не было мамы.       — Не надо, Роза, — взмолился Скорпиус. — Мы ведь уже говорили…       Роза внезапно остановилась и, резко развернувшись, вперила в мальчика ненавидящий взгляд.       — И я тебе сказала, что думаю об этом. Если ты хочешь остаться мне другом, не вмешивайся.       Сверкнув напоследок глазами, Роза с удвоенной силой припустила вперед по коридору, оставив потерянного Скорпиуса в одиночестве.

***

      — Что случилось, Роза? — голос Гермионы был взволнован, она еще никогда не видела дочь в таком состоянии.       Она протянула руку вперед, ожидая, что Роза приблизится к ней и она сможет ее обнять. Но девочка не двинулась с места и решительным жестом отстранила мать.       — Мне надо тебя о чем-то спросить, — начала она, голос звенел от едва сдерживаемого гнева. — У тебя есть что-то с профессором Малфоем? Между вами что-то есть?       Где-то вдалеке раздался устрашающий раскат грома, но в комнате воцарилась пугающая тишина.       У Гермионы было такое чувство, что на нее вылили ведро ледяной воды. Она вдруг отчетливо поняла, что все ее надежды на то, что Роза сможет ее понять, были опрометчивыми, судя по поведению дочери. Она не знала, что послужило причиной такому поведению, но было совершенно очевидно, что таким образом Роза проявляет вовсе не безудержную радость по отношению к возможному счастью матери, а вовсе наоборот.       Овладев собой, Гермиона посмотрела на Розу, стараясь придать своему лицу и голосу как можно более удивленное выражение:       — Ничего, кроме того, что мы коллеги. На что ты намекаешь?       Роза явно ожидала чего-то другого, потому что тут же уже менее возбужденным тоном сказала:       — Я…я слышала, как девочки говорили, что видели вас вместе, держащимися за руки… — с каждым словом уверенность в тоне Розы ослабевала, потому что лицо Гермионы сделалось почти суровым.       — Это какой-то бред. Мы с профессором Малфоем коллеги, хорошие знакомые, давно знающие друг друга, если тебе угодно. И мне нет совершенно никакой необходимости ходить с ним за руку, — в последнем предложении промелькнули почти ледяные нотки, заставившие Розу совершенно стушеваться.       Весь ее пыл остыл под маской абсолютной невозмутимости Гермионы. Роза опустила глаза и подошла поближе к матери.       — Прости. Просто я как представлю, что у тебя с кем-то мог бы быть роман…вы ведь с папой совсем недавно…       Взгляд Гермионы смягчился, она ласково притянула к себе дочь, приговаривая нежным тоном успокаивающие слова, но внутри у нее все упало, погружаясь в пучину отчаяния. Значит, Роза не воспримет ее новые отношения так, как она надеялась. Грудь пронзила острая боль. Гермиона почти почувствовала, как эти слова Розы кинжалом нанесли ей удары в самое сердце и теперь оно истекало кровью.       Нервная дрожь усилилась под влиянием нахлынувшей безысходности. Она с ужасом представила, как должна в скором времени встретиться с Малфоем. Как она ему откажет? Конечно, она обязана это сделать. Она давно все для себя решила. У нее нет другого выбора. Роза была для нее на первом месте. И ради нее она готова была принести в жертву себя. Но в глазах предательски защипало, когда Гермиона постаралась представить себе, как скажет обо всем Малфою. Как она ему объяснит? А сможет ли теперь он ее понять? Она вовсе не была в этом уверена.       Сегодня вечером Гермиона в любом случае окажется в проигрыше, какой бы выбор она ни сделала, она потеряет или любимого человека, или дочь, и каждая эта потеря в отдельности была для нее потерей части себя. В груди теплилась надежда на то, что Малфой все же сможет ее понять. Раненое сердце делало отчаянные попытки ухватиться за любую спасательную соломинку, но разум не тешил себя подобными иллюзиями.       Через час Гермиона вышла из своего кабинета. Роза ушла от нее полчаса назад на ужин в Большой зал. Каждый шаг давался с неимоверным трудом, несколько раз Гермиона чувствовала, что с трудом сдерживается от того, чтобы не развернуться и трусливо вернуться в свою спасительную комнату, где она окажется в безопасности. Но она продолжала шагать вперед.       Темные коридоры Хогвартса были пустынны. Все ушли на ужин. Только одинокие последние лучи заката прорывались сквозь грозовую завесу, освещая кровавым светом стены.       Кровь шумела в ушах, не давая ни единой возможности сосредоточиться и взять в себя в руки, хотя бы придумать, как начать этот мучительный разговор. Она должна же хотя бы попытаться объяснить ему все. Гермиона неосознанно сжимала и разжимала кулаки, пытаясь успокоиться. Влажные ладони неприятно липли к пальцам, но она не обращала на это внимания.       Около одного из окон Гермиона увидела высокую фигуру в черной мантии. На расслабленном лице Малфоя застыло счастливое выражение, губы изгибала легкая улыбка.       Ну как она ему об этом скажет? Как разрушит его счастье? Ведь он уверен, что она согласится быть с ним!       «Что за несносный человек!» — со злостью подумала Гермиона, но злилась больше на себя, на свое бессилие перед этим препятствием, чем на него.       Малфой обернулся на звук ее шагов. Улыбка стала шире, серые глаза радостно сверкнули. В два шага он преодолел расстояние между ними и, уже склонившись, прошептал:       — Опаздываешь.       Он наклонился еще ниже, стараясь дотянуться своими губами до нее, но Гермиона отвернулась, и поцелуй пришелся куда-то в ее волосы. Мерлин! Каких усилий ей стоило повернуть голову! Ведь ей так хотелось ответить ему.       Исподлобья Гермиона наблюдала за реакцией Малфоя. На его лице отразилось удивление, затем смущение, но еще через долю секунды появилось понимание. Он крепко сжал челюсть, губы сами собой вытянулись в нитку. В глазах погас огонь, остались лишь тлеющие угольки потерянного навсегда счастья, которые вскоре были потушены холодом рассудка. Малфой резко выпрямился. На лице сама собой появилась безразличная холодная маска. Только голос был чуть охрипшим, когда он сказал:       — Я тебя понял, Грейнджер. Можешь больше ничего не говорить.       Гермиона порывисто схватила его за руку.       — Драко, пойми, Роза…она…мы…я просто не могла иначе, я…       — Ты не должна ничего объяснять, — его голос совершенно ничего не выражал. — Я просил тебя обдумать твое решение, трезво его оценить. И ты обдумала.       Но Гермиона упрямо пыталась продолжить. Она чувствовала, как упорно сдерживаемый все это время ком снова поднялся в горле и душил ее, мешал говорить, но она не могла молчать. Разве сможет она когда-то еще потом объяснить ему все?       — Прости, Драко. Я…мы же еще сможем быть друзьями? — Гермиона понимала, как глупо и по-детски наивно звучит этот вопрос, но просто не могла не задать его. Она нутром чувствовала, что с уходом Малфоя из ее жизни уйдёт и тот свет, что поддерживал ее все это время после развода с Роном. Как ей жить без его поддержки?       Малфой лишь горько усмехнулся, но маска не дала ни единой трещины.       — Не будь дурочкой, Грейнджер. Я не пойду на моральное самоубийство. Не в моих привычках жертвовать собой. Больше я тебя не потревожу, это я тебе обещаю, — ответил он безжизненным голосом.       Гермиона почти физически чувствовала, как ему больно. Она знала это, потому что сама ощущала то же самое, но ничего не могла сделать.       — Драко…       — Доброй ночи, профессор Грейнджер, — Малфой кивнул ей и, резко развернувшись, стремительно двинулся прочь по коридору.       Не в силах сдерживаться больше, Гермиона разрыдалась, как ребенок, отчаянно всхлипывая. Она опустилась на корточки, сжимая кулаки так, что костяшки белели, но не чувствовала ничего, кроме боли, затопившей в себе все остальные чувства. У нее было четкое ощущение того, что ей без анестезии вырвали сердце, и она теперь в одиночку должна была остановить кровотечение и научиться жить дальше с пустотой вместо сердца.       Мысли улетучились. Гермиона чувствовала себя опустошенной, раздавленной, уничтоженной. Рыдания все продолжали безудержно вырываться из раненной груди. Слезы ручьями текли из глаз. Хотелось выть, кричать до хрипоты от боли, но ничего не вырывалось из приоткрытых губ, кроме сдавленного поскуливания.       Время остановилось. Возможно, прошел час, может, много больше, а может, всего лишь пятнадцать минут. Но когда Гермиона смогла заставить себя подняться на ноги и выглянула на улицу, все небо было покрыто черными тучами, как будто погода проявляла понимание к ее душевному состоянию. На юге тучи сжирали последние кусочки ярко-синего неба, а здесь, в Хогвартсе, дождь безжалостно хлестал по каменным стенам.