Руководство по приготовлению бич-пакета

"Куда ни пойди – везде ты." – Расовая китайская мудрость

Выходные прошли тягучей патокой безделья и зависания в сети. Придя в пятницу домой, толком не рассказывая маме, "как погулял с новыми друзьями", Юри пообещал себе, что на этих выходных он отдыхает – для этого они были придуманы. Нарушать общественные устои, воздвигнутые много лет назад – очень неуважительно, а основную домашку можно сделать в воскресенье, ближе к вечеру, ибо просто все задолбало. Нужен был тайм-аут. События пятницы подстерлись из памяти, обида уже так сильно не обжигала, и чтобы закрепить этот эффект, было решено устроить марафон по творчеству Миядзаки. Юри был твердо настроен асассинить своих тараканов, а на внешний мир стало отчасти все равно. Конечно, это был самообман. Всю следующую неделю Юри подсознательно хотел увидеть Виктора, хотя бы краем глаза посмотреть. Зачем – он не мог объяснить. Просто хотелось. Может, для того, чтобы показать, насколько он был обижен пятничным финтом со скейтом, а может, потому что просто понравилось проводить время вместе с остальными ребятами. Не только с Виктором, нет. Гоша, например, был очень славным. Да и Крис, и Мила… и Отабек. В их компании, несмотря ни на что, создавалось ощущение причастности к обществу. К тому же ни один из них не устраивал ему таких подлянок, как Виктор. На третий день Юри забил, подумав, что и Виктор забил – иного объяснения не было. Но в четверг Крис отловил Юри на большой перемене после третьего урока, утащил с собой в столовую и усадил за столик ко всей викторовской компании. Самого Виктора, тем не менее, там не было, и Юри совсем не огорчился. Спрашивать куда запропастился Виктор, конечно же, он был не готов ни морально ни физически, поэтому просто неловко сидел и жевал школьную пиццу, где теста было больше, чем начинки. Крис, однако, не особо нуждавшийся в вопросах, чтобы о чем-то рассказать, и так поведал Юри, куда "съебался Никифоров". Оказалось, что его родители свалили на неделю в командировку – Юри подумал, что все родители внезапно сговорились немного поколесить по свету – и, будучи не самым ответственным человеком – "долбоебом" – Виктор положил болт на учебу. Юри глубокомысленно покивал, внутри не выкупая как так – неделю не ходить в школу, без весомой на то причины. Он никогда не поймет, как все работает в России. После десятиминутных столовских посиделок Юри немного попустило: решил, что уж за это время Виктор точно забудет о своем предложении помочь с русским, и стало совсем хорошо. Неделя закончилась без происшествий. Периодически Юри пересекался с Крисом, который вбрасывал рандомную информацию о себе и не только. Юри даже почувствовал родство душ, узнав, что он не единственный иностранец в русской школе. Он искренне удивился, когда Крис сказал, что его отец – швейцарец, и не преминул уточнить, почему Крис все еще в России, а не в Швейцарии. Крис с долей сожаления поделился, что его батя ярый поклонник русской культуры и, единожды ступив на славянскую землю, решил, что больше не хочет ее покидать. Узнав поближе этих ребят, Юри был рад, что теперь не один, но испытывал некое сожаление, что друзья Виктора стали ему ближе, чем сам Виктор. А Виктор, тем временем, как будто все больше отдалялся. А потом его посещала мысль: а приближался ли Виктор вообще?

***

Утро понедельника началось с зеленого чая из Ашана и курабье, на которое Юри теперь подсел, благодаря Якову. И с мамы, которая выглядела немного озадаченной. – Юри, – он сонно посмотрел на нее, прихлебывая из чашки, – папа простыл немного и взял больничный на сегодня. Ты же раньше меня вернешься домой? Зайди по дороге в аптеку, и, пока я не приду, поухаживай за ним, ладно? Юри как раз думал, куда запропастился отец – обычно они все вместе завтракали и потом расходились каждый по своим делам. Он кивнул: никаких планов после школы не намечалось, а поухаживать за отцом – святое дело. – Ему совсем нехорошо? Хироко покачала головой, ополаскивая чашку после кофе. – Температурит просто, спит еще. Видимо, усталость сказалась на организме. Юри что-то неопределенно промычал и продолжил уплетать печенье, отстраненно думая, что стоит завязать пакет и убрать, от греха подальше. В школе все шло своим чередом: на литературе Юри плавал в биографии русских поэтов, но в целом, все обходилось без жертв. Казалось, даже Генгена ненавидит понедельники и готова была все спустить на тормозах, лишь бы ее не трогали. Это был действительно сносный день. По окончании шестого урока Юри быстро собрался и пошел в сторону своей уже полюбившейся остановки. Пока он ждал автобус, привычно воткнув наушники и включив какой-то опенинг, настроение почти достигло отметки "отличное". Он уже видел, как придет домой, заварит чай и плюхнется на кровать, утопая в мягком покрывале. Как полежит пять минут и как потом подорвется, спускаясь с небес на землю, потому что уроков задали на месяц вперед, и как это успеть сделать за день – известно только учителям. Хотя, наверное, у тех, кто владел русским в совершенстве, все, как минимум, делалось в два раза быстрее. Но это ничего. Юри справится. Уже поставив ногу на нижнюю ступеньку автобуса, Юри почувствовал, как его потянуло назад. Не сумев справиться с управлением, он запутался в своих ногах, но был неумолимо оттащен на буксире в сторону. Наушники выпали из ушей и телепались следом по земле. Краем глаза успев проводить уезжающий без него автобус, Юри развернулся к бессердечному захватчику и понял, что ничего не понимает. Перед ним стоял Виктор и смотрел на него крайне осуждающим взглядом. – Ю-юри, снова слинять хотел? А мы ведь, между прочим, договаривались. Виктор насмешливо осмотрел растерянного Юри и, как обычно не дожидаясь ответа, схватил его за запястье и потащил в абсолютно противоположную от дома Юри сторону. "Это скоро станет привычкой", – подумал Юри и с удивлением понял, что ничуть этим не расстроен. Из наушников продолжала разрываться песня, так что свободной рукой Юри постарался их спрятать в карман и выключил на телефоне музыку. Пятничная обида окончательно вылетела из головы, оставляя за собой лишь сквозняк в мыслях, а самоуважение помахало ручкой и свалило куда подальше. – Виктор, ты чего это? – еле поспевая за широким шагом Виктора, Юри растерянно посмотрел на него, все еще не находя объяснения происходящему. – Как это чего? Великий и могучий не ждет, я же обещал помочь, – тот ответил, как само собой разумеющееся, и на пешеходном переходе покрепче сжал запястье Юри. "Как детсадовца в младшей группе ведет". – Погоди, я вообще-то… – Что? – он тряхнул головой, откинув мешающую прядь, опустил взгляд на Юри и выжидающе посмотрел на него. – Я собирался домой, – затаенная в душе радость от встречи прошла, и на смену ей пришло раздражение от самоуправства Виктора, который неделю пропадал неизвестно где, а теперь снова его куда-то тащит. – Да ладно тебе, – Виктор по-дружески пихнул его в бок, – меня так долго не было, неужели не соскучился? Успеешь еще дома насидеться. Юри стушевался, не зная как вырулить из сложившегося положения, и, смотря под ноги, сбивчиво промычал себе под нос: – Н-ну-у... Виктор, видимо, понял, что ждать конструктивного ответа придется, как второго пришествия, так что просто продолжил целенаправленно идти... куда-то. Юри только сейчас осознал, что не знает куда его ведут, и неплохо было бы это выяснить. – А мы куда? Виктор наградил его многозначительным взглядом и, отпустив руку, достал из пачки сигарету. Прикурил и, выдохнув дым, ответил, растягивая губы в довольной улыбке: – В гости. – К кому? – Юри непонимающе нахмурился. – Ко мне. У Юри глаза на лоб полезли. – В-виктор, я не могу просто так взять и прийти к тебе в гости…, – Юри хотел продолжить тем, что они совсем незнакомы и, фактически, даже не друзья, но наверное говорить об этом вот так было бы не очень вежливо, поэтому он запнулся на последнем слове и тем прервал свое праведное возмущение. – Конечно можешь, что за глупости, – Виктор пожал плечами и глубоко затянулся. Юри, глядя на это, аж сам почувствовал пробирающийся в легкие дым. – Ты мне лучше расскажи, чего там в Японии есть интересного. Ну вот снова. Юри не любил такие вопросы, потому что рассказывая о достопримечательностях и особенностях Японии, он ощущал себя хреново написанной туристической брошюркой. Но проигнорировать было бы глупо, так что пришлось покопаться в памяти и вспомнить что-то, что могло бы показаться интересным европейцу. – Ну… У нас есть онсен, это как теплый ключ. Их делают около гор и там можно плавать, – Юри понимал, что где-то навалял со словами, но выученный словарный запас как ветром сдуло. – Во-первых, не теплый ключ, а горячие источники, если я правильно понял, и лучше сказать не "делают около гор", а "строят в горных районах", – с умным видом прокомментировал Виктор и выдохнул очередную порцию дыма через нос. Юри неуверенно кивнул и, не зная, продолжать или нет, немного притих, пристыженный сделанными ошибками. – Что еще у вас там прикольного? Юри мысленно скривился: в голову упорно ничего не лезло. Все японские "приколы" не хотели складываться в предложения. Ну почему Виктор упорно пытался добиться информации о стране восходящего солнца именно от Юри, в то время как сейчас у всех был доступ в интернет. Читай-не-хочу, как говорится. В случае Виктора скорее всего действительно было "не хочу". – Эм… Еще есть звездный фестиваль, Танабата, обычно он происходит в августе, открывают много уличных столов с едой и люди смотрят на звезды. Виктор сосредоточенно кивнул, как если бы очень тщательно обдумывал все, что выдал Юри. Будто это была очень важная информация, позарез ему необходимая, а потом с видом древнего мудреца продекламировал: – Угу, только, как я понимаю, под столами с едой, ты подразумевал палатки с уличной едой, а "происходит" лучше заменить на "проходит". Немножко над построением предложения надо, конечно, поработать, но в целом неплохо, – подытожил он, довольный своей работой, и, удовлетворенно кивнув, продолжил идти, стряхивая пепел с сигареты. А Юри старался подавить разбушевавшееся негодование. Он и без Виктора был в курсе, что русский у него так себе, и что есть куда стремиться. Не обязательно было разводить Юри на разговор, чтоб самому убедиться в этом. – А что ещ–… Юри пригорело и, не давая Виктору произнести очередное "а что там еще есть интересненького", довольно грубо бросил: – Расскажи лучше ты что-нибудь. Виктор, не ожидавший такой реакции, удивленно глянул на Юри. Тот надулся и с крайне недовольным видом смотрел в сторону. Виктор тихо усмехнулся, раздраконивая Юри еще больше, и согласно кивнул. – Да, вот как раз мой дом. С детства тут живу, и рад сообщить, что мы пришли, – он выкинул окурок в мусорку около подъезда и полез в карман за ключами. Юри разве что зубами не скрипел. Он только сейчас заметил, что они уже давно свернули с шумного проспекта и все это время шли дворами между домов. Дом был полностью в тени деревьев и других зданий, и Юри немного поежился от прохладного ветра. Когда Виктор загремел связкой ключей с брелком в форме пуделя, подъездная дверь резко распахнулась, едва не здороваясь с носом Виктора, выпуская какого-то мелкого пацана, который тут же и сам вписался Виктору в живот. – Да блядь, свали с прохода! – Ну-ну, Юрочка, тише. А куда это ты, как черт из табакерки, выскочил? Пугаешь честной народ. У ребенка была наружность ангела, и откуда у него в загашнике такие выражения, Юри мог только догадываться. – Никифоров, съеби, а? Не твое дело, – он оттолкнул руку Виктора, придерживавшую его за плечо, и, обойдя того, быстрым шагом начал удаляться. – Юр, если ты в магаз, захвати нам чего-нибудь к чаю! – Виктор заорал мальчику вслед, распугивая голубей, клюющих покрошенный хлебушек неподалеку. Он откровенно издевался, от души веселясь. – Иди нахуй! Юра наконец скрылся за поворотом. Виктор перевел взгляд на шокированного Юри и рассмеялся, качая головой. Придерживая дверь, он пропустил Юри вперёд. Юри, тем временем, решил, что пора бы уже прекращать удивляться всему, что происходит вокруг Виктора, и принять вечный хаос как данность. – Юрка – мой сосед снизу, Юрий Плисецкий. Я тебе про него говорил тогда, в курилке. Что у вас двоих имена похожие. Да, Юри припоминал что-то такое. Он утвердительно промычал, мол, "все помню, не переживай". И решил, что похожи у них только имена, в остальном вышеупомянутый Юрка был полной его противоположностью. Еще неделю назад Юри обрадовался бы тому, что Виктор все-таки помнит ту встречу, но после того, как Виктор отправил его в свободный полет в прошлую пятницу, случай в курилке уже казался цветочками. Юри всерьез опасался думать о том, что еще мог выкинуть Виктор по отношению к нему. Виктор поднялся к лифту и нажал кнопку вызова. Подъезд был немного обшарпанный, однако Юри уже был наслышан от Криса о самобытности некоторых русских подъездов, где можно встретить таких представителей местной фауны, как тараканов, крыс, бомжей и другую нежить. Поэтому подъезд Виктора казался вполне себе уютным местечком. Только лампочка периодически мигала. Лифт, наконец, приехал, прервав его созерцание зеленых стен. Виктор ткнул на пятый этаж, и кабина тронулась вверх. В этот момент Юри вновь накрыло осознание того, что они идут домой к Виктору. Позабытое волнение вернулось с удвоенной силой. Этот поход в гости ощущался, как пересечение какой-то личной границы, возможностью узнать, чем живет Виктор. Личное пространство человека может многое о нем рассказать, и Юри был уверен, что все необъяснимые до того грани характера Виктора смогут наконец быть разгаданы, благодаря каким-то мелочам в его будуаре. Юри было подумал о своей комнате, напоминающей нору ботана, но его размышление было нарушено дзынькнувшим лифтом. Виктор вышел первым, и, снова гремя ключами, принялся открывать дверь. Однако, перед тем, как распахнуть дверь, вдруг остановился и обернулся к Юри: – Ты сейчас не пугайся. Маккачин просто очень активный и любвеобильный. Спросить, кто такой этот "Маккачин" Юри не успел. Виктор открыл дверь, и на лестничную клетку вывалился меховой вихрь кудряшек, поскуливающий и виляющий хвостом. Силясь облизать Виктору лицо, он уперся лапами тому в живот, а когда заметил Юри, то тут же переключил все свое внимание на него, начав старательно его обнюхивать. Юри мгновенно растаял, позабывший кто он и где находится, и был готов позволить псу делать с ним все, что тот пожелает. Не удержавшись, он зарылся пальцами в мягкий мех на голове. Не это ли счастье на земле? – Ну все, Маккачин, пошли. Дома мы тебя как следует почешем. Отлипни ты уже от Юри, – Виктор похлопал по ноге и потрепал подошедшего к нему пса по голове, подталкивая его в квартиру. Потом чуть виновато, но задорно посмотрел на Юри и кивнул головой, приглашая зайти. Юри, немного смутившись, коротко поклонился, но тут же одернул себя за эту вредную для России привычку, покраснел, и прошел внутрь. Виктор, видимо, уже привыкший к японским выкидонам Юри, не обратил на это внимания, закрывая за собой дверь. – Ну, добро пожаловать. Давай снимай куртку, я повешу. Юри спешно разулся, отдал куртку Виктору и неловко притулился около небольшой тумбочки со всякой мелочевкой. Маккачин стоял рядышком и продолжал активно вилять хвостом. Соблазн был слишком велик, поэтому Юри не удержался и присел на корточки, начав начесывать ему за ушами. Маккачин откровенно кайфовал, блаженно прикрыв глаза, но потом, решив, что этого мало, плюхнулся на бок и перевернулся на спину, подставляя пузико, мол, "все, давай, я готов, чеши меня полностью". Виктор наблюдал за этим действом с умилением матери, чей ребенок нашел общий язык со сверстниками, но потом ушел куда-то вглубь квартиры. Юри оторвал свой взгляд от балдеющей морды Маккачина и наконец осмотрел обстановку. Прихожая была довольно просторная: настенная вешалка заваленная теплыми куртками, банкетка под ней, облюбованная Юри тумбочка и огромный платяной шкаф. Стены были оклеены светло бежевыми обоями с каким-то еле заметным узором, и в целом помещение было очень светлое. Поднявшись на ноги, Юри двинулся на поиски Виктора, волоча за спиной рюкзак. Под потолком, в конце коридора он заметил какие-то непонятные дверки. Юри очень заинтересовал данный объект обихода. – Виктор? – позвал Юри, стараясь определить локацию Виктора. В ответ прозвучал только тихий звон посуды и последующее "мм?". Юри пошел на звук и обнаружил Виктора на кухне, он наливал воду в чайник. – Чай будешь? – спросил тот, не оборачиваясь. Юри подошел к нему ближе, утвердительно кивнул. – Виктор, а где можно руки помыть? Виктор помедлил с ответом, ибо был очень поглощен поиском заварки в шкафчике среди множества каких-то баночек, коробочек и пакетиков. – Э-э, там в коридоре, выходишь из кухни, вторая дверь направо, – наконец отозвался он. Следуя четким указаниям, Юри успешно провел операцию по мытью рук, правда, перед этим решив квест с выключателями, а когда вернулся к Виктору на кухню, тот разговаривал по телефону, параллельно разливая кипяток по чашкам. Одна была с клубничкой, а вторая просто гигантских размеров с надписью "I love coffee", тем не менее, Виктор наливал туда чай. Закончив разговор, он повернулся к Юри. – Сейчас еще Валек подтянется. Говорит, проследит за дисциплиной в классе. Наверное Юри не должен был так себя чувствовать, но рад этой новости он не был. Он бы сам себе не смог объяснить причину своего разочарования. Еще тогда, в скейт-парке Валя не расположила его к себе, как человек. Она будто бы смотрела на всех остальных ребят свысока. И нет, он отчаянно не хотел связывать свое расстройство с тем, что Валя была девушкой Виктора. Впрочем, показывать свое разочарование он не собирался, поэтому просто кивнул и вспомнил про шкафчик под потолком. – Эм, Виктор, можно спросить? Тот утвердительно угукнул, тщательно размешивая шесть ложек сахара в своей лохани чая. Он взглядом указал Юри на сахарницу, молча спрашивая, не нужно ли ему тоже. Юри кивнул и сказал "две, пожалуйста". – А что это за шкафчик там, под потолком в коридоре? Это домик для богов? Виктор прекратил какие-либо помешивания сахара и телодвижения в целом. Выпрямился, с самым серьезным видом посмотрел Юри в лицо, и, выдержав драматическую паузу, с непроницаемым выражением лица ответил: – Это скорее домик для лыж и коньков, но, строго между нами, – Виктор подался вперед, таинственно прошептав, – у меня есть подозрения, что там обосновался домовой. Он замер, ожидая реакцию Юри. Его искренний интерес, тем временем, сменился полным недоумением. – Просто у русских богов очень широкая душа, и антресоль им нужна соответствующая, – не выдержав больше эпичного молчания и непередаваемых эмоций на лице Юри, Виктор сложился пополам от смеха. В этот момент Юри осознал, что его наебали. Смех Виктора был до того заразительным, что он, не удержавшись, присоединился к веселью, не зная, что было смешнее: русские боги на антресоли или хрюкающий в истерике Виктор. Маккачин наблюдал за поехавшими кожаными мешками, даже не пытаясь разобраться, что довело их до такого состояния. С минуту они восстанавливали дыхание. Потом, все еще немного посмеиваясь, Виктор взял их чашки и, головой указывая следовать за ним, покинул кухню. Зайдя следом за Виктором в комнату, Юри оставил свой рюкзак около двери и осмотрелся. Это определенно была комната Виктора. Первым, что бросилось в глаза была электрогитара на кровати. – Ты еще и на электрогитаре умеешь? – Юри был поистине восхищен, Виктор мог бы сыграть каверы на все его любимые песни. – Ну я же говорил, что не только на акустической могу, – иногда Виктор, казалось, не мог говорить без подтекстов. Однако, тут двойного дна не было, но взгляд Виктора был настолько красноречивым, что Юри пришлось смущенно отвести глаза. Юри не был проницательным человеком, не умел читать людей по взмаху ресниц, но даже такой тапок, как он, мог заметить, что Виктору красоваться было в кайф. Юри мог дать голову на отсечение: Виктор знал, что он классный. Внезапно Юри задумался о своей ничем не примечательной внешности, с непослушными волосами и огромными очками, закрывающими пол лица. Стало немного стыдно за себя. Виктор, во время глубокого самоанализа Юри, занимался освобождением своего стола от разбросанных тетрадей и учебников. Чашки, которые Виктор временно поставил на подоконник, перекочевали на стол и, поняв, что второго стула для Юри нет, он умчался за вторым обратно на кухню. Юри просто стоял на месте, следя за этим человеческим ураганом в лице Виктора. Их было всего двое в квартире, трое с Маккачином, который, к слову, хвостиком следовал за всеми их передвижениями, но создавалось ощущение, будто народу человек десять, и все активно что-то делают. Виктор производил непередаваемое впечатление занятости. Закончив свои манипуляции, Виктор открыл было рот, чтобы что-то сказать, но его прервал раздавшийся дверной звонок. – Так, это наверное Валя. Ты пока доставай, что там надо, мы сейчас придем. Юри кивнул, и Виктор метнулся в прихожую. Однако подумав, что невежливо просто ждать, когда они вдвоем придут в комнату, Юри последовал за ним. На пороге действительно была Валя, с сумкой и целлофановым пакетом из магазина. Рядом с ней стоял Юра. – Виктор, какого хрена ты меня просил купить тебе пожрать, когда уже попросил об этом ее? – он буквально глазами прожигал улыбающегося Виктора. Всучил ему упаковку вафель, и, фыркнув напоследок, кинул "покеда", скрываясь на лестничном пролете. Все четверо, включая Маккачина, проводили его взглядом. Виктор стоял, обняв пачку вафель. – Спасибо, Юр! – очнувшись, крикнул ему вслед, высунувшись из дверного проема. – Юра – просто находка, – усмехнулась Валя проходя внутрь, – вот, держи, тут пельмени, – она протянула Виктору пакет из магазина. – Спасибо, ласточка моя, – Виктор забрал пакет и, все еще любовно прижимая к сердцу упаковку вафель, коротко поцеловал Валю. Она покачала головой на "ласточку" и наконец обратила взгляд на тихонько стоящего в стороне Юри. Тот дернулся и поспешил поздороваться. – Привет-привет, – она легко улыбнулась и, подойдя ближе, коротко приобняла его, – давно не виделись, Юри. Юри не слишком хорошо знал Валю, но удивился, ибо этот жест казался нехарактерным для нее. – Да уж, – он неловко почесал затылок, взлохмачивая свои волосы еще сильнее, затем нервным движением поправил очки. Виктор, в лучших традициях образцовой домохозяйки, деловито прошел на кухню, и загремел пельменями, запихивая их в морозилку. Вафли были не очень образцово вывалены в глубокую тарелку и унесены в комнату. Юри, ещё немного потоптавшись в коридоре напару с Валей, двинул вслед за Виктором, чтобы не оставаться с ней наедине. Когда он зашел, Виктор проводил воспитательную беседу с Маккачином, наказывая периодически проверять антресольных богов, чтоб не бушевали слишком сильно. Юри хрюкнул и примостился на принесенном ему стуле с чашкой чая. Валя, помыв руки, присоединилась к ним, пару минут спустя. Она бросила сумку на кресло и, повесив гитару на крючок, удобно расположилась на кровати Виктора, облокотившись спиной о стену. Она уже, видимо, привыкла к всевозможным Викторовым штучкам и, коротко посмотрев, чем тот занят, попросила: – Вить, а сделаешь мне тоже чай? А то что-то замерзла. Скептично выгнув бровь, Виктор выразительно посмотрел на нее. – Может, если бы кто-то не ходил в тонких колготках посреди осени, было бы не холодно. Она цокнула языком и закатила глаза. – Ну что тебе, сложно что ли? Виктор, вздохнув, покачал головой и, подцепив с дивана черный плед, накинул ей на ноги. – Тебе и впрямь стоит валенки подарить, да? – он озорно ухмыльнулся, и, наконец, пошел на кухню заваривать еще одну чашку чая. Юри, все это время сидел, стараясь слиться с обоями. Если до этого ему было просто неловко, то теперь ему стало неловко в десять раз сильнее. В голове судорожно проносились мысли: не было ли это ссорой, не лишний ли он тут. Валя его наверняка недолюбливает. Казалось, что сейчас он ненароком вторгся в чужую личную жизнь. В неуютной, по крайней мере, для Юри тишине, прошло пару минут, прежде чем вернулся Виктор. На этот раз чашка была без рисунков, голубого цвета с бежевой каемкой. Он аккуратно передал ее Вале, та благодарно улыбнулась и блаженно зажмурилась, грея замерзшие руки. Виктор наклонился и чмокнул ее в щеку. Юри не знал куда деть глаза, поэтому занялся осмотром интерьера. Правда, из-за нервов, он как-будто смотрел сквозь стены комнаты, не в силах сосредоточить внимание хоть на чем-то. Оставалось только тихо пить горячий чай, то и дело обжигаясь, лишь бы не издавать никаких звуков. Юри прежде никогда не находился в компании влюбленных людей. В Японии, во втором классе средней школы все еще как-то не были к этому готовы, отношения чаще всего начинались уже в старшей школе. Поэтому сейчас его накрывала паника от незнания, как стоит себя вести, когда пара целуется, обнимается и вообще как-либо взаимодействует между собой. От безысходности, Юри уткнулся взглядом в наполовину опустошенную чашку, однако, заметив движение боковым зрением, вскинул голову. Виктор отошел к двери, чтобы прикрыть ее, но Маккачин был куда проворнее, и протиснулся в комнату, взглядом как бы говоря Виктору: "вот сам иди и стереги своих антресольных богов, Никифоров, а я на тебя посмотрю". Виктор уловил намек и смиренно впустил Маккачина. Тот, не теряя времени, запрыгнул на кровать и положил голову на колени к Вале. Несмотря на всеобъемлющую дружелюбность Маккачина, было видно, что он уже совсем привык к Вале и воспринимает ее, как члена семьи. Юри почувствовал неоправданный укол горечи от этой картины. – Ладно, бамбук наш японский, давай что ли начнем постигать русский язык, – он собрал волосы в творческий пучок и подошел к Юри. Тот, уже забывший, зачем они все здесь сегодня собрались, посмотрел на Виктора, не понимая, чего от него хотят. – Давай, пересаживайся на кресло, – он указал на свое рабочее мягкое кресло. Юри вообще не понял прикол. – Но это же твое кресло… – И стул, на котором ты сидишь, тоже мой, Юри, – Виктор немного усмехнулся, – давай-давай, так будет удобнее. Он положил руку ему на плечо, подталкивая уже, наконец, переместить свой японский зад на кресло. Юри ничего не оставалось, кроме как послушно пересесть. – Отлично, угнездились, – он расположился около Юри и подвинулся к нему ближе, протягивая руку к учебнику русского языка. От такого близкого контакта, душевный баланс Юри еще больше пошатнулся. – Вы сейчас где, примерно? – он не замечал внутреннего аврала Юри, листая страницы учебника. – Повторяем… Ну, они повторяют сложноподчиненные предложения. Виктор ухмыльнулся, бросая веселый взгляд на Юри и вновь возвращаясь к учебнику. – А ты просто для мебели сидишь, да? Икебану имитируешь? А это было обидно. Юри заметил за Виктором привычку, или, скорее свойство, особо не подбирать слова в разговоре. Его самого наверняка было сложно задеть чем-то подобным. Он отнесся бы к этому, как к шутке, но Юри, чье душевное состояние в последнее время напоминало фарфоровую статуэтку, стоящую на самом краю серванта, воспринимал подобные высказывания в свой адрес довольно болезненно. Юри не хотел так остро на это реагировать, но ничего поделать с собой не мог. Он пристыженно потупил взгляд, ощущая себя, как на уроке Изольды Тихоновны, и судорожно выдохнул. Виктор либо действительно не замечал последствий своих слов, либо просто игнорировал, считая поведение Юри детским садом. – Ладно, ясно все с вами, – он громко захлопнул учебник и отложил в сторону, – давай я тебе просто продиктую текст, а потом мы вместе разберем ошибки. Эта тема совсем не сложная. "Ну, конечно, для тебя не сложная", – иронично отметил про себя Юри, но вслух сказал: – Да, давай, – и кивнул, уже по привычке смотря не в глаза, а на переносицу Виктора. – Отлично, тогда дай мне минутку, – Виктор полез в телефон, очевидно пытаясь найти какие-нибудь диктанты для девятого класса. Он откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу. – Все, нашел. Давай, пишем: "Прошумев обильным ливнем...". Спустя два часа, Юри готов был лезть на стенку. Виктор был невыносим. Он проверял коряво написанный Юри текст, разбирая каждую ошибку, потом они делали грамматическое задание. И все было бы прекрасно, если бы не комментарии Виктора, которые он то и дело отпускал. То называл руки Юри культяпками, то ворчал, что он тут филькину грамоту разводит. Потом, уже всерьез начиная раздражаться от скачущих букв и отсутствия запятых, правила расстановки которых, он только-только объяснил, Виктор отбирал у Юри листок, выбрасывал, и давал еще один, начиная диктовать заново. Если поначалу Юри пугался и нервничал, то под конец они оба уже были на взводе: Юри остервенело записывал продиктованный текст, а Виктор нетерпеливо объяснял морфологический разбор частей речи. Из-за непреодолимого желания рвать на себе волосы, на голове у Виктора творилось непередаваемое гнездо: многострадальная гулька на макушке растрепалась, а карандаш, воткнутый в середину всклокоченного пучка, завершал картину. Юри выглядел не лучше – чернила были не только на руках, но и успели размазаться по щеке. В порыве какого-то спора он даже сломал ручку от постоянного щелканья ею. Валя в их лингвистические разборки не лезла, только пару раз приносила чай, целовала Виктора прямо в эту гульку и успокаивающе гладила по плечам, чтоб он не так сильно кипятился. Это постоянное присутствие Вали подбешивало Юри еще больше, вдобавок к устроенной вакханалии из русского языка. Она мало того, что не помогала, хотя Виктор сказал, что именно за этим она и явилась, так еще и отвлекала, когда подходила и смотрела, над чем они вдвоем страдают. Разбирая очередное устоявшееся выражение, которыми, как назло, были напичканы пробные диктанты, Юри резко дернулся, прерывая Виктора на середине предложения, отложил ручку от греха подальше и отъехал немного от стола и от Виктора. – Все, хватит. Я ничего не понимаю. Абсолютно нелогичный и не имеющий смысла язык. Достало, не могу больше. Виктор душераздирающе вздохнул – он уже и сам порядком подзаебался и небрежно стянул резинку, морщась, когда она больно зацепилась за волосы. – Не согласен, ты просто русскую поэзию не слышал. Юри никак не отреагировал, просто отвернулся в сторону, стараясь успокоиться, чтобы неловким движением руки случайно не выкинуть все связанное с русским языком с балкона. Но услышав, как Виктор негромко заговорил, с удивлением оглянулся на него. Не каждый умеет петь, Не каждому дано яблоком Падать к чужим ногам. Это было стихотворение. Определённо русского поэта. Кого именно – Юри не знал, но в этот момент отчаянно захотел узнать. Виктор читал тихо, но проникновенно. Сие есть самая великая исповедь, Которой исповедуется хулиган. Тон его голоса граничил с шепотом, к концу сходя на нет, как будто то, что Виктор сейчас скажет, было чем-то слишком личным и предназначалось не каждому. Я нарочно иду нечесаным, С головой, как керосиновая лампа, на плечах. Ваших душ безлиственную осень Мне нравится в потемках освещать. Как бы Юри ни старался, всех слов понять он не мог, но из того, что он уловил, больше всего в душу запала часть про безлиственную осень и потемки души. Сравнивать это с собой никак не получалось – стихотворение было русским, японец сюда никак не вписывался, зато Виктор, с таким трепетом рассказывающий все это, как будто находил частичку себя в этой лирике. Юри бы не осмелился с этим спорить. Виктор и впрямь грел своим присутствием, как-будто дарил искру надежды на то, что всегда будет рядом. Но также как и солнце осенью, не способное оживить былую зелень природы, угасающее до следующей весны, Виктор мог исчезнуть с такой же легкостью, как появлялся в жизни Юри. Мне нравится, когда каменья брани Летят в меня, как град рыгающей грозы, Я только крепче жму тогда руками Моих волос качнувшийся пузырь. Стихотворение было взрослым, отнюдь не для нынешнего Виктора. Он рассказывал об одном ему известном будущем, которое, как ему кажется, было неотвратимым. Лексика в этой части была немного сложнее. Было тяжело уловить смысл, так что Юри просто зачарованно наблюдал за Виктором, который сидел, все так же откинувшись на спинку стула и смотрел куда-то в стол, мыслями явно пребывая далеко отсюда. Он словно вел диалог с самим собой, несмотря на то, что текст был обращен к потенциальной публике. Потом замолчал, оставляя комнату в невозмутимой тишине. Валя тоже наблюдала за Виктором, склонив голову к плечу, но она просто наслаждалась хорошим прочтением поэзии, а Юри, уже по привычке, уносило в аналитические дали. Виктор притих, глубоко задумавшись, и, казалось, не собирался продолжать. А Юри сидел, как громом пораженный. Ему не столько понравился смысл или как стихотворение звучало, сколько то, как читал его именно Виктор. Прочитай его кто другой, Юри мог поклясться, что он бы и ухом не повел. Раздражение и досаду, как рукой сняло. Внезапно Виктор резко выпрямился, заставив Юри подпрыгнуть от неожиданности. Мигом очнувшись от недавнего транса, он коротко рассмеялся, глядя на встрепенувшегося Юри. Открыв верхний ящик стола, достал сигареты. Юри старался себя убедить, что не видел упаковки презервативов. И тут до него дошло, что Виктор вообще-то встречается с Валей, и они наверняка не чай с плюшками пьют наедине. Юри как можно скорее задвинул это осознание куда подальше. – Ну что, я так посмотрю, русский больше не кажется таким тупым, да? – он хмыкнул и довольно улыбнулся, – сейчас пойдем пельмени есть. Он открыл дверь на балкон, впуская в комнату промозглый осенний ветер, и вышел, прикуривая. Не зная, чем еще заняться, пока Виктор упорно портил легкие, Юри предпринял вторую попытку рассмотреть комнату. Прямо перед ним, на рабочем столе было два компьютерных экрана, зачем два – Юри не понял. Над ними висела полка с книгами, и все то время, что Юри ломал свою психику о правила грамматики, он никоим образом не замечал приклеенную к ней на скотч розовую валентинку. На ней было очень красивым и ровным почерком – не то что у Юри – написано: "От твоей Валентинки". Юри начал в голове прикидывать, как можно было бы получше обыграть игру слов, которую он понял, да. Никак. Валентинка была хороша, насколько в принципе может быть хороша валентинка, что с нее взять. Заметив приунывшее состояние одного из кожаных мешков, Маккачин сполз с кровати, на которой все это время сладко сопел, иногда похрапывая, и ткнулся носом в ладонь Юри. Было невозможно удержаться от того, чтобы не погладить собакена, поэтому вскоре легкие почесывания за ухом превратились в безжалостное тискание. Когда Виктор вернулся в комнату, продрогший до костей, потому что вышел в одной рубашке, то застал Маккачина, практически заползшего к Юри на колени, и принял трагичный вид самого одинокого человека во всем мире. – Ну все, Маккачин меня бросает, – потом перевел взгляд на самого Юри, который никак не посочувствовал страдающей душе – Юри, вот тебе не стыдно? Юри задорно рассмеялся и счастливо помотал головой, еще сильнее обнимая бесконечно довольного Маккачина. – Вить, нам надо будет не забыть выгулять его, – поднимаясь с кровати, сказала Валя. Это наверное был первый раз, когда Юри мог наблюдать шокированного Виктора. – Зачем нам выгуливать Юри? Валя поняла, что Виктор растратил последние мозги, пока помогал Юри с русским, и, сдерживая смех, улыбнулась, покачав головой. – Ты пельменей хотел. – Точно. И целенаправленно пошел на кухню. Остальная команда проследовала за ним. За окном уже стемнело. Виктор деловито достал пельмени из морозилки, потом полез в духовку за сковородками, матерясь сквозь зубы, когда шаткая конструкция из остальной хранящейся там утвари была нарушена, и все посыпалось на пол. – Виктор, тебе помочь? – Юри не выдержал – Виктор откровенно страдал. Выудив необходимую сковородку – Юри не хотел задаваться вопросом, что сковородки делают в духовке – он смиренно начал заталкивать все остальное обратно. – Нет, ты что. Зачем? У него все под контролем, – Валя ответила за Виктора, который в поддержку быстро закивал, наконец закрывая духовку. Затем он, не поскупившись, налил масла, подождал, пока сковорода накалится, и вывалил на нее сразу всю упаковку. Говорить, что они столько не съедят, Юри не стал. На самом деле, несмотря на, казалось бы, непринужденную дружескую атмосферу, Юри было не по себе. Виктор, стоя у плиты с деревянной лопаткой, наклонил немного голову, чтобы Валя смогла что-то тихо сказать ему на ухо. Свободной рукой он легко поглаживал ее спину. В этой компании Юри себя чувствовал пятилетним ребенком, который навязался гулять со старшеклассниками, но те не хотели его обижать и взяли с собой. И вот они разговаривают на свои темы, смеются над инсайдерскими шутками, а Юри идет рядышком и смеется вместе с ними, ну, мол, тоже понял, в чем соль. Он вроде в компании, но не часть нее. Безысходность обрушилась на него лавиной, погребая под толщей одиночества. Захотелось самому себе дать по роже, ну потому что сколько можно нюни разводить. Все ведь хорошо – он нашел компанию, его радушно приняли, его национальность не стала проблемой, над его русским не смеются. Так что ж ему еще, ради всего святого, надо? Юри знал ответ. Вот он тут – стоит, смеется, целует Валю, не обращает внимание на Юри. Виктор был невозможно открытым и близким абсолютно для всего населения планеты, но, до стиснутых зубов и побелевших костяшек, недосягаемым для Юри. Юри ни черта не знает о Викторе. Осмотр покоев Виктора не помог. Его душа так и осталась потемками для Юри, который явно забыл прихватить фонарик из Японии. Все увиденное в комнате сузилось до ебучей валентинки и упаковки контрацептивов в ящике стола. Будто все крутилось вокруг Вали. Будто она заполнила собой все пространство не только в комнате, но и в сердце Виктора, не оставляя Юри и пикселя на карте. Но, тем не менее, оставалось до глупости непреодолимое желание продолжать общаться с Виктором, находиться в радиусе его радаров и, желательно, получать ответный сигнал с этой таинственной космической станции. Такому истовому желанию даже британские ученые не нашли бы объяснения, чего говорить о Юри. Пельмени были готовы. Юри был тоже, в какой-то степени, готов – накрутил себя так, что мозг точно подгорел, если не превратился в уголек окончательно. Ему навалили гору жареных, румяных пельменей. Виктор расхваливал, что такие он не поест нигде, кроме как у Виктора дома, потому что жарит он их со всей душой и самоотдачей, соблюдая особую технику приготовления, которая была изобретена его теткой из Крыма. Юри тоже со всей душой и самоотдачей хотел, чтобы Виктор воспринимал его, как равного себе. Только тетки в Крыму у него не было – была Мари, которая, скорее, посоветует отменную технику прекращения ебать себе мозг и выворачивать душу наизнанку. Сверху на порцию Юри щедро плюхнули сметаны и присыпали укропом, пожелали приятного аппетита и подвинули вилку поближе. Аппетита не было и в помине, хотя школьная пицца была съедена очень много часов назад. Но не попробовать было бы грубо, и Виктор оказался прав, сказав, что он лучше всех жарит пельмени – конечно же, только Крымская тетка жарит их лучше – так что Юри усиленно заедал горькие мысли. Но на душе становилось все гаже и гаже, а пельмени подходили к концу. Последний съеденный пельмень был ознаменован шумно поворачивающимся ключом в двери. Маккачин умчался встречать кого бы то ни было. – Витю-юш, мы дома! – раздался женский голос. – Привет! – Виктор заорал, доедая пельмени из Валиной тарелки. Мужчина со светлыми рыжими волосами и веснушками заглянул на кухню. Юри, применив все свои дедуктивные навыки, определил его, как папу Виктора, а женщина, присоединившаяся к мужчине, очевидно, была его мамой. – О, у нас гости, – взгляд упал на Юри, – новые лица вижу, здрасьте. Юри кивнул. – З-здрасьте. – Пап, мам, это Юри, – Виктор проявлял чудеса воспитанности. Юри встал и пожал протянутую руку отца: – Кацуки Юри. – Андрей, приятно познакомиться. – Да, спасибо за гостеприимство. Он удивленно посмотрел на Виктора, мол, за что меня благодарят, но тот махнул рукой – "все идет по плану". – Ладно, вы тут кушайте, мы сейчас тоже присоединимся, – бросила мама уже из коридора. И оба родителя покинули кухню. А Юри в этот момент вспомнил один простой факт: у него тоже есть родители. У него есть мама, которая просила сразу после школы прийти домой и присмотреть за заболевшим папой, который у него тоже есть. Юри посмотрел на настенные часы. Семь. Часов. Вечера. Сердце куда-то провалилось, а кровь перестала циркулировать по телу. Горло мигом пересохло и, сглотнув, Юри тихо оттарабанил: – Виктор, мне надо идти. Тот непонимающе нахмурился, увидев, как Юри побледнел. – Ты себя плохо чувствуешь? Юри часто помотал головой, вскочил с табуретки и быстро направился в комнату собирать раскиданные учебники. Валя и Виктор поспешили за ним. – Юри что-то случилось? Давай папа тебя отвезет. На слове "папа" угрызения совести начали съедать Юри с удвоенной силой. Как он мог забыть. Даже не сообщил о том, что задержится. Какой же он эгоист. Зациклился на Викторе. Дальше своего носа не видит. Погряз в жалости к себе. Как же гадко. Хотелось уйти от самого себя подальше. Закинув в рюкзак все свои вещи, он немного притормозил – не хотелось объяснять причину своего бегства. Юри было стыдно. – Извини, у меня дела дома, мне надо возвращаться, – оправданий не находилось. Не придумав ничего лучше, Юри повторял, что ему просто пора идти, надеясь, что ребята не продолжат расспрашивать его дальше. Уже в коридоре он обулся, снял с крючка куртку и, одевшись, повернулся к Виктору с Валей, которые находились в полном замешательстве. – Эм, спасибо тебе большое, Виктор, за помощь, я это очень ценю. Виктор окончательно потерял начало и конец логической цепочки и тупо кивнул. – Ну, тогда пока. Спасибо за вкусный ужин, – сконфуженно промямлил Юри, напоследок нерешительно потоптавшись на пороге. – Пока, Юри, было приятно повидаться, – Валя вновь улыбнулась ему своей дежурной улыбкой и обняла руку Виктора. А для Юри это было последней каплей. Виктор помахал ему на прощание, но Юри уже выскочил в подъезд и не увидел этого. Он бегом спустился по ступеням – ожидание лифта сейчас представлялось слишком долгим. Перед глазами до сих пор стояли Виктор и обнимающая его Валя. Он слишком накрутил. Начал еще после занятий, продолжил во время ужина. Забытая просьба мамы просто убивала, а вот последняя картинка отпечаталась клеймом на сердце Юри. Вот он бежит изо всех сил до школьной остановки, попутно смотря в Гугл карты, чтоб не заблудиться во дворах, а Виктор сейчас, возможно, обнимает Валю со спины и целует в шею. Юри пробегает на мигающий желтым светофор, где Виктор, крепко держа за руку, переводил его через дорогу. Тем временем, руки Виктора, оглаживая ее тело через одежду, спускаются по талии и подцепляют край свитера. Юри успевает запрыгнуть в последнюю дверь подъехавшего автобуса. После автобус мучительно долго ползет в плотном потоке машин, а Виктор глубоко целует Валю в губы, и они, обнявшись, падают на его кровать, сминая покрывало. Юри не хотел об этом думать, но думал. Он понимал, насколько это все преувеличено его нервами, волнением и впечатлительностью. Но мысли продолжали течь своим чередом. Мозг подкидывал все больше идей, очевидно, добиваясь полного нокаута. В кармане завибрировал мобильный. – Юри, ты где? – в динамике зазвучал взволнованный голос мамы. Призрачные силуэты Виктора и Вали пошли рябью. Что в воображении, что в настигнувшей реальности – хорошего не предвиделось. Хотелось, чтобы все исчезло: и Виктор, и автобус, и дорога, и Юри вместе с ними. – Мам, прости меня, пожалуйста... Я уже еду. У друга задержался, – голос звучал хрипло, почти надрывно. Горло завтра по-любому будет болеть. В трубке сначала была тишина, а потом утомленный вздох. – Ладно, будь аккуратен по дороге. – Да, мам, пожалуйста, извини меня, – если бы тысяча извинений могли изменить прошлое, Юри бы произнес это тысячу и один раз. – Ничего, ждем тебя. Чувство раскаяния застилало глаза. Реветь сейчас только не хватало. Он и не будет. Он все сможет исправить. Ему оставалось проехать одну остановку. Когда автобус наконец остановился, Юри одним из первых вылетел из салона, чудом не навернувшись на ступеньках. Быстрым шагом, почти сразу переходя на бег, он рванул к дому. Рюкзак неудобно болтался за спиной, волосы растрепались, а ветер хлестко бил по щекам и открытым ушам. Шапку Юри успешно забыл у Виктора. Он пронесся вдоль подъездов. Поспешно набирая код и открывая дверь в свой, он, не рассчитав, плечом задел косяк. Сустав отозвался ноющей болью. Сил на лестницу уже не оставалось, пришлось воспользоваться лифтом. Он, как будто специально, ехал невыносимо долго. Когда двери лифта все же открылись, и Юри, со второго раза попав ключом в дверной замок, зашел в квартиру, можно было выдохнуть. – Мам! Я дома! – он был запыхавшийся, весь красный и взъерошенный. Мама выглянула из спальни, где горел ночник. Она выглядела уставшей и совсем измотанной. Юри не знал, что совесть может глодать душу так сильно. – Юри, слава богу. Все хорошо? – она подошла ближе и погладила Юри по щеке, внимательно осматривая его на предмет ранений. Юри хотел убиться головой о стену. – Все хорошо, мам. Мне так жаль, что я не предупредил тебя заранее... Мама покачала головой, ласково гладя по голове. – Ты же зашел в аптеку сейчас, по дороге? Это был контрольный в голову. Если Юри думал, что хуже быть просто не может, то как же глубоко он ошибался. – Я сейчас схожу! Аптеки еще открыты, – он уже развернулся и взялся за ручку двери, но мама придержала его за руку. – Ладно уже, не надо, Юри. Спасемся сегодня имбирным чаем. Завтра я куплю, что надо. Юри упрямо помотал головой и, достав кошелек, оставил рюкзак около пуфика. – Сейчас вернусь. Снова оказавшись на улице, Юри пошел в сторону ближайшей аптеки, ежась от пронизывающего холода, который особенно пробирал разгоряченное после долгого бега тело. Телефон в кармане булькнул сообщением. Юри прищурился от яркого света экрана. Это было сообщение от Виктора. Открывать его одновременно хотелось и не хотелось: перед глазами все еще стояли фрагменты его больного воображения. Однако любопытство пересилило. Когда страница загрузилась, и он открыл окно с перепиской, там было одно единственное короткое предложение: "Глянь стихи Ахматовой". *Исповедь хулигана – Есенин С.А. Будуар Виктора от соавтора Meow: https://a.radikal.ru/a03/2010/45/17db1fff683e.jpg