Клятвы и обещания

— Ты сможешь выдержать это? — спросил взволнованно Даби. — Нам нужно время. Я его достану, — уверенно ответил Томура, — Помнишь, как мы договорились? — Ты уходишь, отвлекаешь на себя всё внимание, я незаметно убегаю на улицу и жду тебя в паре кварталов отсюда, — быстро проговорил пункты плана пирокинетик, беспрестанно прокручивая их в голове. — Верно, — кивает сероволосый, в очередной раз скользя взглядом по двери. Пусть он и пытался храбриться, да и понимал, что иначе у них никак не получится осуществить задуманное, предстоящий разговор с Все за Одного внушал настоящий ужас. Если отвечать на вопрос пирокинетика: «Выдержишь?», самым честным ответом будет: «Да, потому что другого выбора нет».       Томура просто не мог представить, как будет лгать своему наставнику. Ему уже сейчас казалось, что эта идея обречена на провал и максимум, что получит Шигараки, это очередной нервный срыв или, быть может, жестокое наказание. — Я знаю, что ты очень боишься его, — произнёс темноволосый, задумчиво глядя на лидера, который сильно ссутулился, словно сгибаясь под весом всей этой ответственности, — Может есть ещё какие-то варианты? — Нет, я много думал о том, какими путями можно создать резерв, но этот — единственный, где вероятность провала не равна ста процентам, — тяжело вздохнул Томура. В который раз за последние несколько минут. Он не мог найти себе места, постоянно затравленно обводил взглядом комнату и переходил с места на место. — А если он попытается что-то с тобой сделать? Я уверен, что недавние убийства, которые ты совершил, произошли из-за его внушения, — хмурил брови пирокинетик.       Он переживал ничуть не меньше, ведь до сих пор помнил, как сероволосый явился, весь испачканный в крови и выглядел, словно бездушная кукла или зомби. Парень едва ли осознавал, что происходит вокруг него, не реагировал ни на что. Такое уже было не в первый раз.       Томура знал, что Все за Одного способен на воздействия на расстоянии и неоднократно влезал в его разум, что-то ломая и переделывая так, как ему надо. Шигараки не мог чем-то утешить Даби в такой ситуации, потому что слишком очевидной была опасность. Но рискнуть нужно. — Если к назначенному времени я не дам знать о себе, то отправляйся к героям один, — произнёс лидер, — Но лучше верь, что всё пройдёт хорошо, — усмехнулся он следом, словно пытаясь обнадёжить. — Я всегда в тебя верю, — ответил Даби, подходя ближе к Шигараки, но не решаясь как-то его коснуться, — И ты знаешь, что я не смогу тебя бросить, потому что… Потому что люблю тебя, — вздохнул пирокинетик, отведя взгляд.       Томура ничего не смог ответить. Любовь — это самое последнее, о чём ему сейчас хотелось думать.       Шигараки отвернулся, вновь вздыхая и нервно перебирая пальцами. Он буквально ощущал, что делает своим молчанием пирокинетику больно. Но не мог сейчас ничего с собой поделать. — Я пойду, — лишь выдавил сероволосый, направившись к двери. — Удачи! — вслед отозвался темноволосый, отпуская парня.       И Томура сделал шаг в неизвестность.       Он, сколько себя помнит, испытывал благоговейный трепет перед Учителем. Уважал его, стремился стать настолько же великим. Но при этом до ужаса боялся и вряд ли мог хоть раз сказать слово против его воли. Шигараки прекрасно знал, что несмотря на то, что он носит фамилию великого злодея, Все за Одного никогда не был ему семьёй. Он Учитель. Он наставник. И его нужно беспрекословно слушаться.       Сероволосый идёт по коридору, чувствуя, как с каждым новым шагом всё тяжелее становится делать следующий.       Всё то, чем жил Томура, словно прямо в его руках осыпалось. Он пытался хвататься за последние крохи самообладания, но тщетно. Обещание, как пойманная в клетку птица, яростно билось в сознании. Но парень понимал — если сейчас он струсит, то можно будет начинать отсчитывать оставшиеся дни жизни. И считать долго явно не придётся.       Шигараки хотелось жить. Он осознал в себе это желание совсем недавно. Ему хотелось жить, а не существовать. Жить и чувствовать. Разве он не имеет на это такое же право, как и все остальные люди?       Глубокий вдох, чтобы успокоить собственные натянутые нервы, и последний решительный шаг во тьму.       Томура привык к этому мраку. Просто привык к светящемуся монитору и голосу, который звучал с искажениями. Несмотря на помехи, в интонации Все за Одного всегда была какая-то плавность, властность. Так говорят только те, кто находится гораздо выше всех людей, кто осознаёт свою по истине безграничную силу.       Это высокомерие всегда напоминало Шигараки о том, что он ничтожно мал по сравнению с этим человеком. Он всё ещё тот самый потерянный мальчик в тёмной подворотне, который отчаянно нуждается в помощи.       И воспоминания о прошлом уколами концентрированной эссенции вины вновь впивались в сознание. Больно. Всё равно больно, несмотря на то, сколько лет уже прошло. — Томура, тебе есть, что мне сказать? — тон Учителя спокойный, но почему-то выдохнуть ровно всё не получалось. За этим спокойствием могло скрываться всё, что угодно.       Шигараки разрывался внутри себя от противоречий.       Все за Одного спас его от смерти на улице. Выучил, вырастил, возвысил. — Я вижу, что ты стал намного сильнее. Твой потенциал велик и ты на многое стал способен, — эти слова звучат как похвала для ребёнка. Похвала, в которой вечно нуждался потерянный Шимура.       Но при этом Томура никогда не забывал, что именно этот человек его мучил, наказывал и очень жестоко ломал, превращая некогда цельный разум в кровавое месиво из извращённых идеалов и неправильных ценностей. — Ты смеешь идти против своих же! Курогири-сан один из высших Ному! — интонация не изменялась. Но Шигараки чувствовал, как холодок пробегает по спине.       Сероволосый пытается оправдаться, хотя знает, что это бесполезно. Им сейчас начинает понемногу овладевать страх за все свершённые когда-либо ошибки. Страх — вот что всегда заставляло Томуру подчиняться. — Тихо, — командует Все за Одного.       Шигараки тут же покорно смолкает. Ему нужно сейчас уверить Учителя в том, что он теперь безоговорочно верен цели, нужно дать понять, что он осознал ошибки, что всё ещё предан.       Сероволосый сам едва ли осознает, что говорит, что предлагает, и его первое время ещё слушают, молча, без каких-либо замечаний. Парень со всех сил старается не выдать своего волнения. Но один вопрос его тут же сбивает с толку: — Ты ведь понял, чего стоят тебе твои привязанности, Томура? — Учитель, вы были правы, — покорно склоняет голову сероволосый, судорожно выдыхая, но его собеседник вряд ли это видит, — Привязанности лишь ослабляют человека, — слова давались тяжело. Всё казалось неимоверно глупым. У лидера было ощущение, что с ним и его восприятием просто играют. Быть может, так оно и есть? — Ты же помнишь о том, что обещал мне? — вопрос с подвохом, однозначно.       Томура помнил. Не забывал о проклятом обещании ни на секунду своей жизни. Помнил, что обязан. И после стольких лет жизни «в долг» сможет ли сероволосый так просто отречься от собственных слов? — Я обещал, что сделаю всё, чтобы воплотить наши планы в жизнь, — Шигараки поднимает взгляд на экран. Он пытается сделать вид, что эти слова для него всё ещё что-то значат. Но вместо этого вспоминает своё обещание для Даби. И про себя произносит: «Я обещаю жить». Это придаёт сил. Взгляд становится намного увереннее.       И Все за Одного верит. — Я надеюсь, что впредь ты не совершишь необдуманных поступков. Твои ошибки обойдутся дорого всем нам, — говорил Учитель, но в словах его лидеру слышалось: «Я надеюсь, ты больше никогда не посмеешь действовать без моего разрешения. Тебе придётся платить за свои ошибки».       Шигараки знал, что непременно придёт время, и он действительно заплатит за нарушенное обещание. Но эта маленькая победа на этот раз была за ним.       Покидая тьму, Томура горько осознавал, что был выращен лишь для того, чтобы умереть в нужный момент. И тогда не осталось сомнений, что он поступает верно. Ещё не поздно всё изменить.       Шигараки выдохнул. Его тело сразу стало каким-то аморфным, когда пропало чувство тревоги. Не сказать, что стало заметно легче на душе. Но теперь сероволосый знал, что его обещание не сможет ему помешать. Хозяин спустил его с короткого поводка. И Томура прямо сейчас воспользуется уникальной возможностью.       На какое-то время лидер словно позабыл обо всём. И покидал убежище, не думая о мерах предосторожности. Сейчас Шигараки это было совсем не важно.

***

      Даби курил. Это занятие как-то отвлекало от переживаний, потому что однообразные действия имитировали хоть какое-то занятие и стабильность. Серое небо никак не способствовало позитивному мышлению и пирокинетик, пытаясь не думать о плохом, вообще ни о чём не мог нормально думать.       Утренняя сцена всё повторялась и повторялась в его голове, когда на слова любви темноволосый не услышал ничего. Ясное дело, о каких чувствах после всего произошедшего может идти речь? Даби считал себя полнейшим идиотом за то, что всё ещё на что-то наивно надеялся.       Всю ночь, что темноволосый провел вместе с Томурой, он думал лишь о том, что, возможно, никогда больше не сможет вновь заслужить прежнее доверие. И от этого становилось горько. Тяжело смотреть на губы, которые не можешь поцеловать, но ещё тяжелее не иметь никакой абсолютно возможности даже коснуться.       Тяжёлый выдох, освобождающий потрепанные лёгкие от паров табака, смол и никотина, сменяется очередной глубокой затяжкой.       Ожидание нагнетало. Пока секунды лениво складывались в минуты, а те ещё более неохотно сползались в часы, Даби успел изучить всю обстановку узкого переулка до мельчайших деталей, начиная от серых, почти вплотную прилегающих друг к другу домов до фантиков и окурков, валяющихся в углах. Пирокинетик терпением никогда не отличался и сам себе сказал, что если ещё через пять минут не объявится лидер, темноволосый тут же пойдёт обратно и, если потребуется, сравняет убежище с землёй, но защитит сероволосого. — Как же ты мне надоел со своими сигаретами! — фыркает Томура, показываясь из-за угла почти в ту же минуту и морща нос от резкого запаха табака.       Даби облегчённо выдыхает дым, тут же роняя тлеющий окурок на землю и в два шага отказываясь прямо напротив лидера, с истинным беспокойством осматривая его на наличие травм. — Тебя не было два грёбанных часа! — с осуждением говорит темноволосый, разглядывая чужое лицо. — Правда? Так мало? Я думал, прошла по меньшей мере вечность, — хмыкнул Шигараки. Выглядел он устало, но был цел и невредим. — Как же я рад, что с тобой всё в порядке, — чуть улыбается пирокинетик, очень неловко и неуверенно, словно не имеет права больше на такие слова. — Ты не поверишь, но я тоже этому очень рад, — лишь немного улыбается сероволосый. Он смотрит на Даби словно смягчившись, снисходительно, — Сколько у нас времени до встречи с героями? — Ещё где-то час в запасе есть. Но при свете дня дожидаться их так долго у общежития как-то неправильно будет, — ответил Даби. — Тогда пока останемся тут. Никого странного не замечал? — сероволосый осматривается, словно стараясь заметить чужое присутствие. — Только одну жирную-прежирную крысу, — хмыкнул пирокинетик. Томура усмехнулся, обведя взглядом узкое расстояние между стенами каких-то жилых домов. Крысам в этом мире, наверно, живётся лучше всех. — Судя по всему, даже если раньше слежка и была, сейчас за нами уже не наблюдают. Я очень надеюсь, что нигде не ошибся, — сероволосый отошёл к стене, прислоняясь спиной к холодной поверхности. Что-то под рёбрами словно до сих пор болело от пережитого страха. Гадкое ощущение. — Как у тебя вообще всё прошло? Что он говорил? — поинтересовался темноволосый, но тут же добавил, — Не отвечай, если не хочешь. — О, это что, забота о моих нервах? — насмешливо спросил лидер, — Прошло всё нормально. Но было страшно. Когда меня спросили про обещание и привязанности я чуть дара речи не лишился, боясь, что нас опять в чём-то подозревают или того хуже — уже раскрыли, — Томура, чтобы хоть куда-то деть руки, постукивал пальцами по бетону, следя за тем, чтобы один палец не касался материала. — И как ты справился? Что ответил? — Даби видел, что Шигараки не против поделиться, даже наоборот, хотел чтобы кто-то разделил с ним тяжесть этого разговора. — Я… — Томура запнулся на полуслове, сам пытаясь понять, как выдержал этот гнёт. И мог бы конечно, ответить, что вытянул всё лишь своими силами и искусным враньём, но сказал правду, — В тот момент, я подумал о том, что обещал тебе. Это придало мне сил, наверное… — Ох, вот оно что, — Даби чуть улыбнулся. Он и не рассчитывал на то, что его слова ещё хоть что-то значат для лидера.       Повисло молчание. Можно было бы перевести тему и в который раз сбежать от серьёзного разговора, сбежать от правды, которая была слишком очевидной, но Томура не хотел, чтобы сейчас, когда их жизни и судьбы и так висят на волоске, оставалось что-то такое, противное, что могло бы вновь превратится в чернеющую пропасть между ними и их целью. — Слушай, давно уже нужно было покончить с этим цирком, — лидер выпрямился, — За то время, что я пребывал в относительно ясном сознании, я многое понял. Например, я понял, чего действительно хочу от жизни и что чувствую…       Даби недоуменно посмотрел на Томуру и уже хотел было что-то ответить, пока парень собирался с мыслями, но сероволосый дал знак рукой, что лучше сначала просто его дослушать. И пирокинетик молчал, понимая, что слова даются Шимуре очень тяжело. — В общем, не знаю, что и думать обо всём произошедшем между нами. Честно сказать, мне до сих пор кажется, что это какая-то чушь, но… Я верю твоим словам, верю, что ты не виноват, верю, что твои слова о любви, будь она неладна, были правдой, — Томура и сам не знал, как от простой симпатии, да что уж там, от ненависти, они пришли к таким странным и глубоким чувствам, но был уверен, что они в нём есть, — Тебя заставили, так же, как заставляли меня всю мою жизнь, поступить так, как надо другим. И самое правильное, что я мог бы сейчас сделать, это перестать притворяться, что мне всё равно, что я не чувствую к тебе ничего, — Шигараки тяжело вздохнул. Он не мог сосредоточиться на чём-то одном и не знал, как правильно будет выразиться, — И даже если ты вновь сделаешь мне больно, если вновь предашь, морально уничтожишь… — глубокий вдох, полный пережитой боли, — Я буду продолжать… — Томура сглотнул ком в горле. Он понимал, что сейчас, когда они вдвоём против всего остального мира, уже нет смысла держать идиотские обиды. Они только для тех, у кого есть время. У парней его осталось слишком мало, — Я буду продолжать тебя любить… — лидер зажмурился, отвернувшись, не в силах выдерживать на себе этот пристальный взгляд голубых глаз.       Шигараки всё сказал. И мог считать себя полным придурком за то, что так и не убил в себе эти чувства. И быть может он вновь ошибается, но прямо сейчас думает лишь о том, что в кои-то веки поступает правильно. Поступает так, как ему действительно хочется.       Даби удержаться не смог. У него в сердце что-то болезненно сжималось от каждого слова, дышать выходило с трудом, но от последней фразы по телу пробежала дрожь. Пирокинетик позабыл обо всём, сделал несколько решительных шагов к лидеру, стремительно сокращая расстояние, и обнял его, крепко прижимая парня к себе, как самое дорогое, что вообще есть на этом свете, поклявшись себе, что больше не предаст чужого доверия даже под угрозой самой мучительной смерти.       И Томура не противился. Он ответно обвил руками плечи парня, рвано выдыхая куда-то ему в шею. И на душе, впервые за долгое время, стало действительно спокойно. Теперь они по-настоящему вместе. — Я больше никогда не сделаю тебе больно. Я знаю, что облажался, но я просто сильно боялся за тебя, зная, на что все эти твари способны, — говорил быстро темноволосый, — Не знаю правильно всё это или неправильно, даже думать об этом сейчас не хочу, я действительно люблю тебя… Прости меня за всё… — говорил пирокинетик, проводя рукой по мягким волосам Шигараки. — Я простил тебя давно, просто… Мне нужно время, чтобы вновь привыкнуть, ладно? — Томура чуть отстранился. — Конечно, столько, сколько тебе потребуется, — кивнул Даби, мягко улыбаясь. Он был несказанно рад, что после всей той боли, что они оба вынесли, в жизни, наконец, вновь появилось что-то хорошее.       Быть может судьба решила сжалиться?       Порой жизнь действительна непредсказуема. Ты можешь строить планы на будущее, а за считанные дни они все рухнут. Со временем меняются интересы, цели, желания. И то, что было сломано, разрушено, вновь становится на место.       Мог ли представить Томура всего месяц назад, что будет отчаянно желать мира, желать уединения и простого человеческого счастья, подальше от геройско-злодейского общества? Нет, не мог. Но тем не менее прямо сейчас он делал неуверенные шаги из тьмы к свету.       Парни надеялись прийти на место встречи первыми, чтобы издалека ещё увидеть, что их ждёт какая-то ловушка, но, явившись за пятнадцать минут до назначенного времени, обнаружили, что у ворот уже кто-то ждёт.       Шото, стоящий ближе всего к ограждению, указал на приближающихся злодеев и, если честно, был несказанно рад тому, что никакой западни не случилось. А также рад, что ночные гости ему не приснились.       Айзава, заметив на горизонте парней, лишь направил на них свой неморгающий взгляд, стирая причуду Распада. Сотриголова был удивлён, что эти двое действительно явились одни, но всё равно сказал что-то рядом стоящему в своей истинной форме Всемогущему о том, чтобы внимательнее смотрел по сторонам.       Томура и Даби ощущали на себе эти липкие взгляды, и им двоим становилось не по себе. В данной ситуации рисковали обе стороны. — Удивлён тем, что вы действительно просили мирных переговоров, — произнёс Айзава, моргнув и сводя пристальный взгляд с Шигараки, когда уверился, что тот нападать не планирует и остановился на расстоянии, вероятно, показывая, что драться не намерен. — Удивлён тем, что вы действительно согласились нас выслушать, — парировал Томура, пытаясь сдержать в себе весь яд, который так хотелось выплеснуть на этих героев. — Раз вам есть что сказать — вперёд. С какой целью вы просили о встрече? — спросил Шота. — Нам нужна помощь, — ответил сероволосый, собираясь с мыслями. Он просто решил пересказать всё то, что объяснял Шото и про изменившиеся взгляды на мир, и про стремительно набирающего силы Все за Одного, который в любой момент может нанести решающий удар. — Это будет взаимовыгодное сотрудничество. Вы предоставите нам убежище, а мы — все знания о Лиге Злодеев, подпольной оппозиции, а также готовы оказать посильную помощь в сражениях, если таковая потребуется. Обстановка накаляется, вы и сами это знаете, а мы находимся в слишком уж отчаянном положении, — объяснял Томура, радуясь тому, что за столько лет научился не поддаваться волнению и не давал ему спутать все мысли. Он говорил с героями на равных. — Вы решаетесь просить о помощи, после всех преступлений, что совершили против общества? — скептически переспросил Всемогущий, тоже внимательно разглядывая злодеев. — У нас нет времени на то, чтобы замаливать свои грехи, — хмуро отвечает Шигараки. — К тому же, всё совсем не так, как может показаться. Конечно, оправдываться мы не собираемся. Но мы готовы попытаться всё исправить. Нам нужен этот мир так же, как и вам, — добавляет Даби, глядя без страха прямо в глаза Сотриголове. — У нас нет объективных оснований верить вам, — ответил Айзава, — Но раз вы не побоялись явиться, я вынесу ваше предложение на общий совет, чтобы решить, что с вами делать. Но, должен сказать, что условия сотрудничества весьма заманчивы. — Но ничего обещать мы не сможем, — тут же добавляет Тошинори, — Вы слишком многое совершили, чтобы закрыть на это глаза. — Мы всего лишь подчинялись приказам, — ответил Даби, — Но даже если ради спокойной жизни нам придётся отсидеть в тюрьме, мы к этому готовы, — он выпрямляется. Они пришли не милостыню просить, потому глупо будет заискивать, а того хуже опускаться до уровня всякой грязи и умолять о чём-то. — Да, иначе бы нас здесь сейчас не было, — кивает Шигараки и, стоя плечом к плечу с пирокинетиком чувствует себя намного увереннее, потому не боится смотреть героям прямо в глаза. То, что они сейчас по разную сторону баррикад — лишь результат равнодушия всех этих «символов мира и спокойствия». — Вы говорили, что вам угрожает смерть, — произнёс Шото, и всё внимание обратилось на него. Парень достаточно смышлён, чтобы понять, что и его голос будет важен, — Я не верю, что Даби, который является моим чудом выжившим братом, семьёй героя, не заслуживает шанса на искупление, — Тодороки уже успел рассказать Айзаве о том, кем является пирокинетик, — Должны ли мы позволить людям умереть во имя придуманных кем-то законов? Разве не в том героическая работа — спасать людей из тьмы?       Айзава одарил ученика строгим взглядом, но про себя был доволен тем, что Шото способен на такие умозаключения. В нём есть понятие чести и справедливости, которые нужны каждому герою. Однако единственное, что ненавидел всегда Сотриголова, это давать ложные надежды. Потому он, несмотря на все перспективы сотрудничества, ответил: — Герой не тот, кто спасает каждого человека от зла, а тот, кто сумел отвести опасность от большинства. А вы, будем честны, — Шота обратился к злодеям, — представляете очень большую опасность. Я передам все ваши слова геройскому совету, но вы должны и сами понимать, как опасно изменится ситуация, если вы перейдёте на другую сторону. — Мы будем рады уже и тому, что нас хотя бы услышат. Когда пройдёт совет и когда мы сможем узнать его решение? — спросил Шигараки. — Завтра утром я уже смогу вам сказать окончательный вердикт, — ответил Сотриголова, понимая, что для такого дела придётся собрать всех героев в ближайшее время. — Тогда мы ещё вернёмся сюда, — кивнул Даби и видел, как с немой благодарностью лидер смотрел на Шото. Если бы не пристальные взгляды про-героев, наверняка, Томура бы даже поблагодарил паренька за его слова, которые имели не малый вес в этой ситуации.       Но сейчас единственное, что остается парням, так это вернуться в убежище и ждать. Но они оба знали, что это, в любом случае, будет последняя ночь в жутком, пропитанном отчаянием убежище.       Томура не был бы собой, если бы не подготовил заранее запасной план. Поэтому даже если герои откажут парням в помощи, Шигараки и Даби соберут вещи, на все оставшиеся деньги купят билеты и уедут так далеко, как только смогут, чтобы скрыться. Этот план был очень ненадёжным, но ситуация требовала отчаянных мер.       Жизнь очень сильно изменится со следующим рассветом. Изменится раз и навсегда.