ID работы: 9411708

Клятвы и обещания

Слэш
NC-17
Завершён
283
автор
Размер:
437 страниц, 51 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
283 Нравится 230 Отзывы 93 В сборник Скачать

Глава 22. Ветер.

Настройки текста
      Тоска порой ощущается даже физически. Она давит на лёгкие, словно желая проломить грудную клетку прямо в районе хрупкого солнечного сплетения. Она не даёт сделать глубокий вдох, скребётся где-то под кожей, растекается по венам, отравляя каждую клетку.       И раньше Томура злился, что никак не может её из себя выскребсти, достать, вырвать… Царапал шею до крови, топил тоску вместе с усталостью в алкоголе, чтобы эта дрянь не всплывала… А сейчас в Шигараки уже не осталось, кажется, и крупицы ненависти. Он слишком спокоен, несмотря на то, что его привычная жизнь рушится.       Тогда, когда стены перестают так сильно давить, когда ты перестаешь оборачиваться назад и искать смысл в словах, действиях, обещаниях… Ощущаешь тяжесть этих шагов вперёд.       Прошлое отчаянно вцепляется тебе в горло, тащит костлявыми руками за плечи опять во тьму, не давая и шанса вырваться. Оно держит. И, казалось, сил сопротивляться совсем нет. Только сдаться и навсегда опуститься на одно, потеряв себя.       Томура смотрит на руку Отца. Ту самую руку, которая стала терновым венцом всех злодейств Шигараки. Его собственным пожизненным крестом и напоминанием о том, что он сам, по своему желанию, сотворил.       Мёртвые руки мёртвых людей. Разве теперь можно всем им помочь? Конечно же нет.       Разве мог Шимура хоть что-то теперь изменить? Тоже нет.       Прошлое неподвластно людям. Но это вовсе не плохо. Нужно учиться на своих ошибках. Нужно идти вперёд. И сероволосый уж очень долго стоял на одном месте, надеясь, что кто-то проведёт его по нужному пути.       Эти руки, долгое время действительно словно держащие крепко и утаскивающие на самое дно, были для Томуры всем. Были его личной пыткой. Вечным напоминанием. Болью. Виной. Страхом. Отдушиной…       Касаясь холодных мертвенно ледяных пальцев, Тенко ощущал, как собственные руки вздрагивали. Тоска сильнее сдавливала свои тиски, вырывая из горла какой-то то ли всхлип, то ли глухой кашель, сотрясая тело.       Томура знал, что, имея рядом с собой эти руки, сознательно загонял самого себя в ловушку. Он не мог отпустить прошлое. Цеплялся за него сам, отказывался от любых возможностей. И произошедшую трагедию он никогда не сможет забыть.       Но единственное, что он еще действительно может сделать, так это попытаться отпустить и жить дальше.       На сердце, разумеется, тоже было невыносимо больно. Оно словно то ускорялось, то замедлялось. Сжималось, останавливалось… Но, наверно, с этой болью можно будет жить. Нужно превратить горе утраты в светлую память. Иначе Томура Шигараки не сможет найти в себе прощения и сил жить по-другому. Иначе даже его любовь не сможет спасти душу.       Дрожащие пальцы сильнее сжимают ссохшуюся от времени кисть. Медленно на давно уже растерявшую гладкость кожу опустились четыре пальца…       Столько боли принёс распад многим людям. Реки крови, океаны страданий, озера мучений.       Но только через боль можно понять настоящую ценность вещей, людей, которые находятся рядом. Испытав боль, которую уже кто-то перенёс до тебя, начинаешь намного лучше понимать этих людей и их невероятную силу, которая помогла им не сломаться.       Томура знал, что Даби не живёт прошлым. Не оглядывается назад. Он смело сжёг мосты, сам пострадав от этого. Но пирокинетик остался верен себе, искал только свой путь.       Шимура раньше и не подозревал, насколько тяжело, наверно, было темноволосому отречься от прежней жизни.       До того самого момента, как сам не решил избавиться от прошлого, оборвать последнюю нить, которая с ног до головы уже опутала сероволосого и душила той самой тоской, впивалась в тело до стёртых краснеющих следов.       Тяжелый вздох вырвался из груди и слеза, одинокая, всё же скатилась по щеке.       Томура в последний раз всмотрелся в рельеф омертвевшей кожи. В самый последний раз провёл пальцами по венам и косточкам…       Его пять пальцев коснулись руки Отца нерешительно. В груди что-то замерло. Не получалось сделать ни вдоха, ни выдоха, даже моргнуть или отвести взгляд пока трещинки быстро покрывали мёртвую руку.       Всё случилось быстро.       В руках осталась лишь серебристая пыль.       Тишина.       На краткие мгновения, кажется, словно весь мир замер. Затаился. Приказал своим теням замереть.       И лишь тяжелый шумный выдох разрезал это молчание. И вместе с ним измученную душу словно покидало всё то, что так неистово её пожирало.       Скверна вытекала слезами из уставших всматриваться в вечную тьму глаз. Всхлипы были тихими. И слёзы это были вовсе не боли, а какого-то освобождения. Те самые слёзы, которые много лет не могли выйти наружу.       Томура коснулся следующей руки. Трепетно. Нежно. И в его груди уже ничего не отзывалось болью. Он дышал всё ещё неровно, жадно, но на этот раз смог принять неизбежное гораздо быстрее. Он ощущал, как ему становится легче с каждым касанием. Пыль, осыпающаяся на пол, на одежду, ничуть не мешала.       Касание. И вот нет второй руки. Третьей, четвертой, пятой… Всё уходило в забвение.       Уходили годы нестерпимой боли. Годы самоненависти. Годы, наполненные жалостью и мыслями о несбыточном, мёртвыми надеждами, высушенными и холодными днями. Одиночество больше уже не страшно. Страшно вновь вернуться в самое начало и заново пережить весь кошмар.       Что-то в душе надрывалось, кричало, вздрагивало, беспокойно металось. Рвались те самые последние нити. Тяжело и больно. Но, казалось, Шигараки впервые ощутил себя по-настоящему свободным, когда этих рук не осталось. Когда в душе, как и во всём мире, наступила мягкая тишина.       Память сероволосого лидера теперь будет служить последним прибежищем для тоски. Она свернётся клубком, успокоится, уляжется на самое дно сознания, как ласковый домашний зверь, и освободит израненную душу. И найдётся теперь в ней место для чего-то поистине нового. Найдётся место даже для любви.       Томуре в который раз захотелось по-глупому расплакаться. Прижаться к груди Даби, чтобы тот сказал, что так и должно было случиться. Но Шигараки понимал — этот шаг он должен был сделать сам. В полном одиночестве. Он должен был пережить заново всё самое страшное в своей жизни и освободиться. Должен был принять.       Вдохи всё ещё очень натяжные. Воздуха мало.       Руки тянутся к окну, распахивая его полностью, позволяя ночному ветру взъерошить волосы, пробежаться дрожью вдоль позвоночника и, наполнив собой комнату, взметнуть в воздух какие-то листки бумаги, закружить ту самую пыль, крупицы воспоминаний, унося их на улицу, поднимая над крышами безликих домов, где в окнах свет уже давно не горел. Ветер возвысил их к небу.       Да, семья Шимуры определённо заслуживала этого. Заслуживала наконец стать ветром. Заслуживала прощения и отпущения. Как того заслуживал и сам Тенко.       Шигараки впервые не ощущал холода, не ощущал, казалось, вообще ничего, кроме хрустального спокойствия.       В эту самую ночь он чувствовал себя абсолютно свободным.       Не важно, что было, не важно, что будет дальше. Не существовало прошлого или будущего. Только едва уловимое настоящее потоками прохладного ветра ласкающее щёки, на которых засыхали горячие и горькие слёзы.       И на измученном лице расцвела неуверенная и лёгкая улыбка.

***

      Перед Даби стояла неразрешимая задача.       Она заключалась в полупустом рюкзаке, лежащем на сером полу во мраке крохотной комнатки.       Именно с ним пирокинетик выбрал бежать подальше от этого места, именно его хотел перенести собой в новую жизнь. Но, вот так незадача, в него совсем было нечего положить.       Ни одна вещь, которую скептическим взглядом обводил Тойя, по его мнению, не стоила абсолютно ничего.       Всё вокруг — лишь пустые ложные ценности. Деньги, красивая одежда, дорогие телефоны, какие-то глупые безделушки… Разве это хоть что-то по-настоящему значит?       Почему людям обычно так тяжело расстаться со всем этим барахлом? Почему они так отчаянно цепляются к вещам, в которых нет души?       И почему так просто порой расстаются с людьми?       Даби всё ходил кругами вокруг этого рюкзака. Но всё ещё не хотел ничего брать с собой. Он не боялся потерять абсолютно ничего. Кроме Шимуры.       Если бы можно было, пирокинетик запихал бы в свой портфель именно его. Большего ему и не надо.       Он готов был расстаться абсолютно со всем, что когда-либо ценил ради него. Даже во многом был готов пожертвовать своей свободой. Потому что ни один вольный ветер не заполнил бы пустоту в душе. Ни одна вещь не заменила бы любимых глаз, ласковых рук, знакомого до дрожи по коже голоса. Это одна из причин, почему, когда, казалось бы, отношениям и любви был положен конец, Даби не покинул Лигу. Единственное, что его держало последние пару месяцев — Томура.       И если действительно выбирать, что положить в этот рюкзак, то в него можно было бы вложить разве что собственные чувства, чтобы больше места становилось для новых.       Сложить туда пережитую боль, печаль, чтобы, вроде как, и не отказываться от них, свои же, почти родные, всегда носить их с собой, но в то же время, наконец, избавиться от напрасного беспокойства на душе.       Даби знал, что шаг предстоит совсем не из лёгких. Знал, что им ещё придётся побороться за право быть вместе. И всё же немного волновался.       Он не был абсолютным пофигистом. Разве что, строил независимый образ на людях. А потому, когда в его маске не нуждались, действительно находил время задуматься о чём-то своём.       К этому располагала и сама атмосфера. Последняя ночь в месте, где случилось за жалкие недели слишком многое. Как будто целая жизнь.       Пирокинетик открывает окно, без страха усаживаясь на самый край выкрашенного эмалью в серый подоконника, и прикуривает сигарету.       Дым — единственное, что хоть ненадолго заполняло собой пустоту, а размеренное дыхание заменяло музыку. Однако сейчас всё это тоже становилось ненужным и неважным. Лишь простой способ скоротать время, ведь спать здесь Даби при всём желании не сможет.       И кажется, всего каких-то несколько часов до рассвета. А как только встанет солнце, Тойя навсегда покинет это место. И скучать уж точно не будет.       Тяжелый выдох, и дым рассеивается прямо перед самым носом, подхватываемый порывами ветра.       До рассвета он в последний раз ощутит ту самую пустоту и одиночество. Пустоту, которую сейчас было совершенно нечем заполнить. Которую и не нужно было заполнять.       Рассеянный взгляд вновь скользит по рюкзаку. В нём нашлось место какой-то одежде, телефону с наушниками, и, разумеется, обязательно будет свободный угол для пачки сигарет и небольшого количества скопленных денег. Но Даби всё равно считал, что этот рюкзак пуст. В нём нет ничего важного или по-настоящему нужного.       И от этого даже немного становилось грустно на душе. За столько лет, что провёл темноволосый на улицах, вольный распоряжаться своей жизнью, как ему вздумается, он так и не нашёл, не сберёг ничего ценного.       У него в привычку входило засыпать и просыпаться в новых местах, общаться с людьми, которых больше парень никогда уже не увидит, зарабатывать деньги и тут же тратить их на что-то бесполезное. На иллюзию удовольствия.       И если так подумать, пирокинетику было совсем не жаль покидать это место, потому что и терять ему было нечего. Он умел отпускать. И не важно, где бы он был. В этом убежище, с которым связано много плохого, или в каком-то знакомом и уютном хостеле — он бы оставил всё.       Сейчас, коротая последнюю ночь во тьме, ощущая лишь пустоту и лёгкое волнение, Даби надеялся, что на другой стороне жизни, стороне, которую он так старательно отвергал долгие годы, вновь найдёт что-то ценное, например, заново выстроит свою семью… В которую, разумеется, теперь уже войдёт Тенко Шимура.       Пирокинетик много думал о той встрече с Шото. И с удивлением осознавал, что вовсе уже и не злится на свою семью. Да, обида на Старателя всё еще была. Но она была слишком ничтожна, чтобы всерьёз о ней говорить.       Тойя просто стал намного выше этого. И был даже отчасти благодарен тому, что смог увидеть совсем иную сторону жизни и научился рассчитывать лишь на себя.       Жизнь странной и кривой дорожкой вела его обратно к свету. И Даби в последний раз оставит всё. В последний раз сбежит. Хотя, даже не так, правильнее будет сказать, что гордо вернётся, и покажет, насколько изменился за эти годы. Ни к лучшему, ни к худшему, а в целом.       Даби вновь глубоко затягивается. До горечи где-то под языком. Выдыхает. И с удовольствием чувствует, как ветер треплет его волосы. Пирокинетику кажется, когда он смотрит в небо, что прямо сейчас, подхваченный ветром, он сможет взлететь. Подняться к самым облакам. И будет даже не против после этого упасть.       Темноволосый докуривает сигарету, бросая окурок куда-то на землю, а сам расправляет руки, вдыхает полной грудью ночной воздух до потемнения в глазах. И его пустота лишь помогает подняться.       Даби закрывает усталые глаза.       Свобода. Она близко. Она всегда рядом. Всегда ускользает.       Когда темноволосый вновь открывает глаза, насытившись вкусом ветра, он видит, как горизонт заметно посветлел. Первые лучи совсем скоро осветят землю.       Тойя с лёгкой усмешкой бросил взгляд на свой рюкзак.       Он сам сейчас был на него похож.       Каждый человек мог представиться таким же пустым рюкзаком, в котором хранит что-то ценное или, наоборот, выбрасывает ненужное, чтобы не нести тяжкий груз за спиной.       Только каждый сам для себя может решить, чем заполнить пустоту, какие чувства отдать, а какие спрятать поглубже.       И Даби всё ещё придерживался того варианта, что всё своё свободное место в душе хочет заполнить Тенко Шимурой.       Потому он бросает в открытый карман сигареты, накидывает рюкзак на плечо и в последний раз останавливается посреди комнатушки. Её стены неспеша выступали из тьмы под лучами рассветного солнца. Тьма отступала.       Тойя делает пару шагов по периметру, глазами скользя по маленьким выбоинкам в стенах, а затем, глубоко вдохнув и выдохнув, открывает дверь и более без промедлений уходит.

***

      Солнце заливало своим светом каждый доступный уголок. Оно поднималось над верхушками одинаковых и абсолютно безнадёжных домов. Его лучи пытались прогнать все тени. Но их было слишком много. К тому же, без теней и не было бы самого света. Свет сам же создал тени.       Красиво.       Не банальная общепринятая всеми красота форм, содержания и идеальных линий. Красота разрушения, медленного гниения и отчаяния.       Даби смотрит на восход, и в нём словно разгорается какая-то новая надежда. Самые тёмные времена ещё, несомненно, впереди. Но сейчас, как никогда, хорошо и светло. — Прости, я задержался, — Шигараки на ходу оправляет воротник толстовки и удобнее перехватывает сумку через плечо, которая, как и у пирокинетика, была на половину, если не больше, пуста. — Ничего, — Даби чуть улыбается, но с места не двигается. Ему хочется увидеть, как солнце полностью поднимется над горизонтом, — Надеюсь, ничего не случилось? — темноволосый намекает на причину задержки. — Нет, ничего, — не скажет же Томура, что просто никак не мог собраться с мыслями, чтобы сделать шаг за порог, ведь знал, что дороги назад уже не будет, — Просто очень долго прощался с прошлым.       Шигараки тоже смотрит на солнце. Ему хочется лишь на секунду раствориться, чувствуя мягкое тепло на коже.       Их никто не останавливал. Они могли ещё хоть час стоять на этом самом месте. И вряд ли бы кто-то хватился. — Понимаю, — пирокинетик мягко улыбается, переводя взгляд с ярко-золотого диска на лицо Шимуры. Он ожидает увидеть страх, нежелание покидать уже привычное место, как когда-то, когда Даби и Томура впервые гуляли по ночному городу вместе.       Но Тенко был твёрд и решителен. Он не жалел.       Даби протянул руку Шигараки, продолжая мягко, скорее даже неосознанно, улыбаться. — Ты готов?       Готов ли потерять всё и, быть может, не обрести ничего в итоге?       Сероволосый улыбнулся в ответ, протягивая ладонь и сплетая пальцы, следя с особой осторожностью за тем, чтобы случайно не активировать причуду.       Готов ли пойти наперекор самому себе и до последнего бороться? — Готов, — сдержанно отвечает бывший теперь уже лидер. Но Даби уже прочёл ответ в его алых глазах, — А ты готов?       Готов ли, бросив всё, забыв о долгом пути, который пришлось преодолеть, вернуться к самому началу? — Готов, — Тойя сильнее сжимает прохладную ладонь в своей.       Измученные. Не единожды сломленные обществом, обстоятельствами, парни находились на самой тонкой грани. И смело смотрели вперёд.       Рука об руку. Плечом к плечу. Они справятся.       Найдут в себе силы окончательно отпустить прошлое, смириться со всеми его горестями, и сделать первые уверенные шаги по направлению к солнцу. К своему новому, пусть и туманному, как просыпающийся город, будущему.       И нет страха. И нет смерти. И жить хочется.
Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.