Ты смеешься так звонко над тем, что остался один. Дождь хлестал по щекам, бил ветер стёкла витрин. Но я слышала, как внутри тебя бился хрусталь. Пожалуйста, перестань…
Удар. Кровь. Яньли с расширенными глазами смотрит на то, как на её лицо падают капли крови. Не чувствует боли, уже ничего не чувствует. Её отбрасывает на землю. Сквозь бешено колотящееся сердце она слышит лишь сдавленный голос Вэй Ина, держащего её на руках и что-то пытающегося ей сказать. А в голове только одна мысль: защитить. Защитить человека, который ей дорог, потому что почти всех она уже потеряла. Именно сейчас, истекая кровью и чувствуя, что силы покидают её с каждой минутой, девушку вдруг посетило осознание того, что она всё это время была более чем бесполезной. Да, её не учили магическим искусствам, с раннего детства настраивая на то, что единственное, чем она сможет помочь семье — выйти удачно замуж. Обучали этикету, кротости и покорству. Вот только сейчас всё это дало сбой. Никому в голову бы не пришло винить и без того убитую горем после смерти мужа Цзян Яньли, что с чистой совестью могла остаться в стороне и ужасаться. Нет. Она бросилась на защиту младшего брата, поступила крайне безрассудно — не отрицает. У неё просто не было времени на раздумья. Хотя, что она могла думать? Защищать Вэй Ина, как своего младшего брата было её долгом. Он всегда за неё заступался, а она, получается, всегда оставалась в стороне. Бесполезная. Ненужная. По щекам Яньли медленно катятся слёзы. Она говорит ему не переживать, называет своим младшим братом, её рука скользит по его щеке, а губы, окровавленные, но в то же время обескровленные, шепчут «А-Сянь…» уже в последний раз. Это единственное, что она может сделать. У неё нет времени, чтобы даже попросить его позаботится об А-Лине. Бедный ребёнок. Из-за глупости своих родителей он уже остался без матери и отца. Яньли, несомненно, виновата. Но сейчас ей остается только надеяться. Она твердо знает, что братья своего племянника не бросят, почти с чистой совестью отдает его в надёжные руки. Поступила ли девушка правильно, защищая того, кого все считают врагом? Защитила бы, прикрыла, пожертвовала бы собой, будь у неё время всё обдумать? Как поступила, будь у неё второй шанс? Ответ один. Она бы продолжила защищать его. Потому что Вэй Ин, кем бы не был для окружающих, навсегда останется её братом. И всегда им был. Разве можно было бы поступить по-другому? Остаётся она в стороне, ей ничего бы не было. Но её совесть не дала бы покоя. Цзян Яньли умирает с улыбкой на лице. Она спасла хоть одного человека. Защитила. Прикрыла собой. Теперь никто не посмеет назвать её жизнь, её жертву, бесполезной и напрасной. Девушка всю жизнь оставалась в стороне. Все события проходили мимо неё. Не смогла спасти или повлиять на спасение родителей, что умерли в ужасных муках при битве в ордене Юнмен Цзян. Тогда её опасность миновала стороной. Она даже не пережила и части того, что выпало на долю Вэй Ину и Цзян Чэну. Не смогла спасти или повлиять на смерть своего мужа, которого любила больше жизни. Могла бы и попросить его не уходить, ещё тогда у неё на душе скребли кошки. Она думала, что что-то потеряла, едва за ним закрылась дверь. В том, что Цзинь Лин остался сиротой ещё в неосознанном возрасте, тоже виновата она. Не смогла повлиять на это. Цзян Яньли никогда не задумывалась над тем, в чём смысл её жизни. Привыкла плыть по течению. Привыкла, что за неё решат все проблемы, а она останется в стороне, опасность минует, а её будет беречь само Провидение, словно хрупкую фарфоровую куклу из старинной коллекции, что нельзя двинуть или тронуть лишний раз — сломается. Личность у Цзян Яньли что ни на есть кукольная. Она только и умеет, что улыбаться. Правда, по-другому её не учили. Говорили, что если она будет девушкой своенравной и с собственными амбициями, желаниями, никто её не полюбит. Говорили, что если не будет жеманничать и краситься, то никто не сочтет красивой, когда природная красота не в счёт. Говорили, что нельзя показывать при мужчинах свой авторитет, говорили быть безмолвной тенью, следующей только за тем, с кем связали узы брака и повторять за ним слово в слово. Говорили, что это негласные правила руководства под названием «Быть счастливой девушкой.» Вот только само название было перечеркнуто, а сверху кто-то ровным, каллиграфическим и сверхидеальным почерком вывел «быть удобной для всех». Яньли слепо следовала этим заповедям. Слепо делала то, что ей говорили. Достигла идеала, что внушали ей долгие годы — стала идеальной женой, могла бы стать идеальной матерью. Но вот только где все эти правила, когда они так нужны, где сказано, что она должна теперь делать, о чём ей могут рассказать ненавистные книги, которые заставляли её читать? Она их на самом деле на дух не переносила. Но никому об этом не говорила, улыбалась, учила наизусть, делала, что от неё требовалось. Интересно, если бы она изменилась при жизни, это повлияло бы на что-нибудь? Во всяком случае, сейчас она уже ничто не изменит. Ей остаётся лишь в последний раз вдохнуть полной грудью (что пронзил чей-то меч) воздух, обессиленно упасть на землю, закрыть глаза уже навсегда, зная, что открыть ещё раз не получится… Сердце потихоньку перестает биться. Яньли не считает минуты, не жаждет анестезии и спасения. Она правда виновата. Сама. Во всём. И никто другой. Если бы у неё был шанс сказать что-то ещё напоследок, то она непременно попросила бы позаботиться о своём сыне. Но уже поздно. Второго шанса не будет, дорогая. Или всё же будет? Она щурится на спасительный свет, протягивает к нему свою окровавленную ладонь. Одергивает её, изумлённо поднося к лицу. За всю жизнь Цзян Яньли не убила ни одного человека. Почему её руки красные, словно она только что держала в них орудие убийства, которым кого-то убила? Нет. Она никого не убивала. Она просто была игрушкой в чьих-то руках, с самого начала просто плыла по течению без малейшего сопротивления. И своими действиями, поступками, даже не пыталась что-то предпринять, предотвратить смерть тех, кто был ей дорог. В смертях всех ее близких — неотъемлемая часть её вины. Если бы она не умерла так рано, то жила бы с болью потери всю оставшуюся жизнь. Почему-то Провидение было к ней всегда через чур снисходительно: оно не дало ей страдать и в этот раз. Избавило от мук. И от чувства вины. Остаётся только окунуться с головой во всепоглощающее забвение, ощутить наконец душевное спокойствие и увидеть всех, с кем рассталась. А достойна ли? Девушка оборачивается. Ей кажется, что какой-то незнакомый голос зовёт её, подкидывает навязчивые мысли. Чего он от неё хочет…? Она уже мертва — Цзян Яньли это чувствует. Поступь лёгкая, как при жизни, однако, идет она не по земле, а, кажется, по чему-то очень лёгкому и норовящему провалиться в любую минуту. Она словно оказывается на большом облаке. Мягком, пушистом… Где это она? Девушка в редкие моменты, когда задумывалась о загробной жизни, представляла, что её будет ждать суд. И две дороги — Ад и Рай, покажут, где ей место, а она не сможет сопротивляться высшим силам и сделает то, что ей велят сделать. Однако, здесь нет ни Ангела, ни Дьявола, или кто отвечает за Ад? Перед ней — пустота, синее небо без единого облачка и изъяна. Идеальное. Как образ той Цзян Яньли, на которую настоящая Цзян Яньли до последнего равнялась. Ты могла их остановить, ты могла им помешать, черт возьми, почему ты этого не сделала?! Это точно чужой голос. Девушка отшатывается в сторону, боясь упасть. Голос исходит из спасительного света, который неумолимо к ней приближается. Никто их не слышит. Голос отдаётся только в её помутневшем сознании. Случайно срываясь с облака, Яньли замечает, что теперь её тело невесомое, и она может спокойно передвигаться по пространству, гравитация и притяжение ей теперь не помехи. Она плавно срывается, летит по небу, касаясь рукой этого света, однако, одергивая её в самый последний момент. — Что ты хочешь со мной сделать? — голос не меняется. Она хоть этому рада. У неё есть способность говорить, а ведь девушка ещё не освоилась. Интересно, таинственный голос скажет ей что-нибудь в ответ? Или промолчит, не посчитав нужным беседовать с такой грешницей, как Цзян Яньли? — Я дам тебе шанс изменить всё, — спустя несколько мучительных мгновений проговаривает он, — платой за это станут все твои воспоминания о прошлой жизни. Ты сможешь найти их, когда придет время, всё будет зависеть только от тебя. Хочешь прожить ещё одну жизнь в своем теле, вернуться на несколько лет назад, Цзян Яньли? Изменить всё… Девушка томно прикрывает глаза. Разве она в праве отказаться от этого? От шанса прожить жизнь сначала? От шанса не оказаться бесполезной хоть в этот раз? — Да, — тихо отвечает она, всё же дотрагиваясь и полностью погружаясь в расширяющийся золотой круг…И всё в этом мире так странно. С каждым днем тебе всё холодней. Ушедший взглядом в себя, ты прячешься от людей. А память твоя — на сердце якорь, но только не вздумай плакать…
Вэнь Цин — целительница ордена Вэнь. Политика и все остальные дела её не касаются. Она с раннего детства привыкла действовать самостоятельно, привыкла помогать другим, находясь при этом в стороне, в безопасной зоне, не подвергаясь опасности. Навыки врачевания передавались из поколения в поколение в её семье. Вэнь Цин обучала бабушка, потому что её родители очень рано умерли. А после смерти бабушки ей ничего не осталось, кроме как передавать все знания и умения брату, держа его всегда рядом с собой и не позволяя рисковать. Нравилась ли ей эта жизнь? Да. До определенного момента. Девушка ненавидела Вэнь Чжао и его политику. Просто на дух не переносила все, к чему он прикасался, а ведь им нередко приходилось контактировать из-за статусов. Он, кажется, тоже её недолюбливал, однако, больше, чем парой слов они не пересекались. Вэнь Цин никогда не понимала две вещи: Вэнь Чжао и то, почему они, не участвующие в этой кровопролитной войне, должны быть убиты. Да, они с братом носили фамилию Вэнь. Но разве это был их выбор? Они не одного адепта чужого ордена не убили, за что их надо истреблять? Она горько плачет, сжимая в руках обмякшее тело Вэнь Нина, больше всего на свете желая самой умереть. Вэй Ин кладёт ей руку на плечо, показывая, что тоже многого лишился, все кого-то или что-то потеряли, и она не одна в своём горе. Вэнь Цин только качает головой. Ей никогда не идти вровень с теми, кто попытается пережить горе и утрату. Она точно знает: её навсегда затянет в болото собственных грехов, хотя в чём она грешна? Её убьёт любое неосторожно сказанное слово, её эмоциональное состояние сейчас и без того на грани полнейшего выгорания, безумия и уничтожения. Если бы не Вэй Ин, что пообещал найти способ возвращать мертвецам рассудок, она бы непременно покончила с собой. Брат. Я ведь часто на тебя злилась, помнишь? Говорила, что ты непутёвый ученик, а ты лишь соглашался, понурив голову. Я ошибалась, брат. Ты не был слабым. Ты нёс эту непосильную ношу до самого конца. Ты защищал меня и отстаивал нас до самого конца. Ты оставался верен своему долгу…до самого конца. Прости, что меня не было рядом с тобой в момент твоей смерти. Прости, что ты слышал от меня так много упрёков. Ты знаешь, я очень люблю тебя, брат. Если Вэй Усянь и правда найдет способ вернуть тебя, я буду обязана ему жизнью. Это сейчас моё единственное эгоистичное желание. Прости меня. Я не смогла тебе помочь. Какой из меня целитель. Прости, прости, прости… Слёзы капают с щек. Вэнь Цин закрывает лицо руками, краем рукава утирая красные глаза — плод бессонных ночей. Смотрит на Вэй Усяня в доверием, потому что он последний, на кого она может положиться. Они в одной лодке. Тоже потеряли семьи, потеряли всё самое родное. Им остаётся только жить дальше ради какой-то цели. Он возвращает сознание Вэнь Нина, и Вэнь Цин непреодолимо счастлива. Пусть его воспоминания почти полностью уничтожены, пусть он даже ходячий мертвец — она никогда не перестанет любить и поддерживать его, даря свою искреннюю заботу. Вот глупая — она расплатилась его смертью. Могла бы избежать этого каким-нибудь образом. Неважно. Не смогла. Её распинают, как последнего грешника, а она даже не вскрикивает от боли, до последнего сохраняет свою гордость. Гордость…а зачем ей она? Тем более сейчас. В такие моменты не о ней надо думать. А о чем ещё? Острые шипы впиваются ей в кожу, раня её. Теперь со всего тела стекает кровь. Но Вэнь Цин не склонит головы перед орденами только потому что она носит эту проклятую фамилию. Она её не просила. В произошедшем нет её вины — она сделала то, что должна была сделать. И была счастлива прожить чуточку подольше предначертанного. Девушка улыбается. Если где-то когда-нибудь она встретит Вэй Ина в следующей жизни, если она, конечно, будет, то непременно скажет ему «спасибо» ещё раз и будет повторять столько, сколько возможно. Благодаря нему ей удалось проститься с братом. Они умрут вместе, рядом друг с другом, целители, что всегда оставались в стороне, мимо кого проходили все военные действия, целители, что мало о чём смыслили в политике, зато умели лечить людей., целители, чьим предназначением было спасать жизни, умерли, когда спасли много людей, но спасти самих себя им не удалось, как и кому-то — их. … Вэнь Цин не верила в загробную жизнь. Не знала, насколько правдивы были рассказы старейшин о Боге и Дьяволе, но всё равно старалась жить такой жизнью, чтобы потом не пожалеть о ней. Жизнь после смерти она представляла эфемерным теплом, что исчезнет через некоторое время, а дальше — либо пустота и забвение, либо перерождение. Именно поэтому ей было не так страшно умирать — если она переродится, они точно встретятся с братом и с Вэй Усянем… Достойна ли ты их видеть, Вэнь Цин? Достойна ли их поддержки? Достойна ли была такой жизни и продолженного срока? Эти мысли явно не её. Девушка оглядывается. Рядом с ней никого нет, разве что небольшой солнечный круг, искрящийся отчего-то, переливающийся золотистым. Вэнь Цин скептично на него смотрит. Что это такое? Что за неудавшаяся шутка, слишком явный розыгрыш? — Да что ты такое? — спрашивает с лёгким презрением, когда этот кружок подлетает к её лицу. Девушка отходит в сторону и тут же замечает, что не стоит на земле, а находится…в воздухе? Логично, она ведь умерла, значит, теперь земное притяжение на неё не подействует при любых обстоятельствах. — Что тебе от меня нужно? — раздражает. Этот свет нельзя назвать спасительным, скорее, раздражительным, потому что он преследует её повсюду. — Хочешь всё изменить? — у него голос, словно у капризного ребенка. Хотя нет. Заинтересованного ребенка. Вэнь Цин не доверяет этому голосу, — ну же, я знаю, что ты хочешь этого. Просто дотронься… — Оставь меня, — где все? Даже если предположить, что Бог и Дьявол существуют, почему тогда на Небесах её никто не встретил? Вэнь Цин думала, что Суд действительно существует, и что её будут судить за все грехи. Но никак не ожидала того, что ей пошлют этот надоедливый источник света. — У тебя всё равно нет выбора, Вэнь Цин, — резко повзрослевшим голосом произносит шарик. Этот голос, твердый, ледяной и холодный, она точно где-то уже слышала, — или память о тебе навсегда исчезнет, а ты растворишься в пустоте. Ты не хочешь быть забытой, — утвердительно говорит он, — тебе остаётся только согласиться. — Откуда ты… — да что вообще происходит? Девушку словно кто-то крепко хватает за плечо. Женский силуэт ей незнаком, поэтому распознать его она не может, остаётся смиренно оставаться на месте. — Я всё знаю, — зловеще говорит голос, снова материализовавшись около её лица лучиком света, — я дам тебе шанс переродиться в своем же теле несколько лет назад, конечно, ты сможешь всё исправить или хотя бы повлиять на исход событий и сами события! Слишком подозрительно звучит. Вэнь Цин никогда не доверяла Провидению, особенно тем, кого оно делало своей правой рукой. Никому не верить — вот была её истина, её девиз, её кредо. Только она и Вэнь Нин. Остальных ничего не касалось. — С чего это вы так добры ко мне? — Не спрашивай. Просто соглашайся. У тебя же нет выбора, Вэнь Цин, — её имя голос растягивает будто специально, наслаждаясь каждой ноткой звучания, — ну же, не медли, у меня ещё есть дела. — Брат… — только успевает произнести девушка, как её прерывают: — Он будет в безопасности. Как и остальные. Тогда не страшно. Вэнь Цин прикасается обеими руками к этому свету, голова начинает кружиться, и она теряет счёт времени, пока падает в пустоту, не зная, что её ждёт. В тот день Боги поспорили меж собой, возможно ли изменить исход нескольких тысяч людских судеб путем перерождения тех, кто меньше всех принимал в них участие. И Вэнь Цин с Цзян Яньли, совершенно друг на друга не похожие, как ни странно, подошли по всем критериям. Куклы, безвольные куклы, которых дёргали за ниточки. Которыми управляли. Которых любили и ненавидели одновременно, причем из тех, кто ненавидел их, были они сами…Даже когда перебьется хрусталь Когда догорят все краски заката Пожалуйста, перестань Ведь я буду рядом.