Я себя не помню, оставляешь мне следы на коже
Я тебя забуду, голос шепчет «это не возможно»
Сквозь дым на кухне, смотришь на дождь за окном
Я тоже, просто мы похожи, знаешь, мы так похожи.
Не зря же она развивала духовные силы, в конце-концов. У Вэнь Цин всегда довольно быстро заживали незначительные ранения, которые она изредка получала, поэтому ей было весьма тяжело принять помощь от постороннего человека, как бы она ни была нужна. Девушка привыкла к тому, что полагаться можно только на себя, но что-то удерживало её сказать нечто резкое, чем она бы оттолкнула того, кто почему-то тщетно надеялся ей помочь, того, кто впервые предложил ей руку помощи. Эта рана была для неё не такая уж страшная, ведь благодаря хорошо развитому золотому ядру А-Цин с лёгкостью бы переждала минут десять-пятнадцать, чтобы кровотечение прекратилось, и от повреждения ничего не осталось. Вот только почему-то её впервые с головой окутал неподдельный интерес к человеческой личности, к тому, как кто-то спокойно может предложить помощь совершенно не знакомому человеку…
Забудь. Это всего лишь воспитание. Привычки, которые вместе с воздухом при вздохе проникают в кожу, опьяняют-отравляют сознание…
Всё-таки Вэнь Цин не хотела бы обучаться и жить в Гу Су. По её мнению правила, высеченые на огромной стене, которые там достигли уже трехтысячной цифры, просто стирают личность, а остатки этой личности делают рабом этих самых наставлений, которые надо соблюдать безвозмездно, не задавая лишних вопросов — подчиняться. Вэнь Цин не может понять и, наверное, никогда не поймет, почему многие люди поддерживают эту аксиому, почему они продолжают слепо следовать за этой фальшивой иллюзией мнительного счастья, к которому ты непременно придёшь, если будешь свято соблюдать правила.
Конечно, правила нужны. Без них были по миру царил хаос и разруха. Но этих наставлений должно быть столько, сколько достаточно для поддержания мира во всем мире и для развития таланта человека, хотя бы чего-то, что не сотрёт его личность.
Ах, да. После замужества ей придется перебраться в орден Гу Су Лань. Но почему её, способную целительницу, так легко отдают в чужой орден? Наверное, что-то в этом есть… Но что? Выглядит очень подозрительно…
— Я могу идти сама, — когда Вэнь Цин чувствует, что раны более-менее затянулись. Она уже не в силах ощущать себя каким-то ничтожеством, которое даже подняться на ноги не может. Сичень смотрит с пониманием, осторожно опуская на землю девушку, которая в замешательстве думает, что еще надо сказать, — спасибо, — выдавливает слегка неохотно, но это почти незаметно.
Почему она позволила ему нести себя на руках? Почему не вырвалась и не оттолкнула этого человека окончательно? Была ослаблена? Беспомощна? Или впервые позволила себе почувствовать себя типичной девушкой, которая не обремена ничем, кроме домашних обязанностей? Которой не надо возлагать на плечи тяжкое бремя целительства, которая просто живет в своё удовольствие и от этого счастлива…?
Что за идиотские мысли
Вопросы без ответа отдаются эхом в пустоте. На них лучше не отвечать, их лучше стереть из памяти, как и этот день…
— Вы точно в порядке? — ещё раз удостоверяется Сичень, а Вэнь Цин едва удерживается от того, чтобы не закатить глаза.
Будь на его месте кто-то из её ордена, она бы непременно спросила что-нибудь резкое, сделала бы всё, чтобы никто больше не задавал ей такие идиотские вопросы — она сказала, что может идти, значит, может идти, есть ли смысл вообще что-либо спрашивать, достигать апогея терпения, которое у девушки далеко не безгранично?
Всё же, это будущий глава ордена Гу Су Лань. Надо вести себя более-менее уважительно… А-Цин всегда была против прелюдий и лицемерия, но сейчас у неё не оставалось выбора. Если бы речь шла о ней одной, она бы, естественно, не стала сдерживать рвущиеся наружу эмоции — она так не привыкла. Но речь шла о всём ордене, а сама девушка занимала важную должность. Лучше ни во что не ввязываться и не портить отношения с почти не знакомыми людьми. Ей говорили, что лучше везде искать выгоду самой себе, нежели заботиться о ком-то…
Помешанные. Вэнь Цин точно знает, что это воспитание, прививающееся детям с раннего возраста, им скорее навредит, чем поможет и избавит от жизненных преград, как им внушают.
Странно только то, что, кажется, одни целители придерживались старой морали, гласившей, что если поможешь ты, помогут и тебе, что людям, если помогать, то бескорыстно… Ни её, ни Вэнь Нина, ни наставницу не коснулась эта волна лицемерия и эгоизма, она с головой захлестывала молодых и неопытных адептов, вызывая между орденами мелкие ссоры. Вэнь Цин просто не позволила бы такому случиться с её братом — она бы прикрыла его собой, защитила любой ценой, но не превратила в эгоиста. Ни за что.
— Не стоит меня благодарить.
Улыбка на лице. Фальшивая ли она? Вэнь Цин осознает, что заблудилась. Потерялась. Утонула в своих мыслях, с трудом различая прошлое и будущее с настоящим. Запуталась в мире людей и фальшивых иллюзий, созданных для замены реальности.
Кто-то спросил: «кого ты ищешь?»
А-Цин ответила: «в этом пустынном поле и таком странном мире я ищу себя. Я ищу истину, которая сможет подсказать мне верный путь, правду, что была давно потеряна и способ разрешить абсурд, что творится вокруг.»
Только её никто не спрашивал.
Она сама творец своей судьбы. Она, а не кто-то другой. Она, своими руками возводя стальные стены от окружающих людей, чьи лица скорее похожи на маску, яркую, бросающуюся в глаза, но в то же время почти не заметную, так глубоко въешующуюся в кожу вместе с иллюзорной улыбкой, откидывая этот приторно-сладкий мир эмоций и чувств, не заметила, как потеряла что-то важное.
Себя.
Осталось слишком мало времени, а этот юноша, что спас ей жизнь, напомнил ей о кое-чем очень важном.
Вэнь Цин слабо, но всё же, улыбается, делая это искренне. От жеста и непривычки скулы немного сводит, но она тут же обещает себе исправиться. Всегда ограждаться от мира не получится. Настанет момент, когда давно забытым чувствам волей-неволей придется возродиться в утреннем сиянии, а это значит то, что она должна
обязана морально подготовить себя к этому моменту.
— Спасибо, — повторяет уже четче и не выученно. В тот раз она поблагодарила его из-за того, что так требовала мораль, а Вэнь Цин — та ещё моралистка. Теперь же её слова искренни, и это не может не быть заметным.
— Не стоит, Вы же уже… — тогда она впервые перебивает его, не убирая с лица улыбку.
—
Лучше несколько раз выразить благодарность или извиниться, чем потом произнести эти слова в слезах.
Им теперь расходиться по разные стороны. Они вежливо прощаются, не меняя уважительного тона. Вэнь Цин смотрит в спину Лань Сиченю, тут же оборачиваясь назад. Почему-то у неё появилось чувство, будто она потеряла что-то очень, слишком, до невозможности важное.
Вэнь Саэ непонимающе смотрит на её всё ещё слегка заметно раненое плечо, А-Цин на её немой вопрос отвечает, что всё в порядке и направляют всю энергию на рану, чтобы она наконец-то зажила. А в душе всё ещё нехорошие предчувствия, вынуждающие её ещё раз выйти из дома ночью и, игнорируя интерес А-Нина к месту, куда направилась сестра, подойти прямо к богато обставленному дворцу и… Подслушивать. Да, именно подслушивать. Объяснить это желание Вэнь Цин не могла, на интуитивном уровне понимала, что сейчас может упустить что-то важное, понимала, что обязана это сделать.
В любом случае, она скажет, что просто проходила мимо. Из какой-то комнаты доносятся приглушенные голоса. Вэнь Цин тут ни разу не проходила, поэтому стояла, боясь пошевелиться. «Какое всё-таки хорошее место они выбрали для расположения комнаты Вэнь Чжао, — она тут бывала несколько раз, когда молодому господину нужно было залечить раны и просто не могла не знать эту комнату, — по крайней мере, сейчас мне на руку то, что тут нет никаких кустов или ещё чего-то, за что я могу зацепиться или как-то себя выдать, а если такое случится, я знаю, куда ведёт эта дорога.»
Вэнь Цин усмехается своим же мыслям — ну кто поверит в то, что искусная целительница, доверенное лицо (которое почему-то с такой легкостью готовы отдать в другой орден), может подслушивать? Да никто. Именно поэтому она находилась в выигрышном положении.
--… Как бы на нас не сказался её уход из ордена, это в дальнейшем итоге сыграет нам на руку. Учись, пока я жив, — голос Вэнь Жоханя всегда казался ей противным, а сейчас — ещё противнее. Ей просто воспользовались, она была марионеткой и куклой в их руках, подергаешь за ниточки — и вот она танцует так, как тебе нужно. Надо разорвать эти ниточки. Как можно скорее.
— Отец, — а вот голос будущего наследника какой-то слабый, трусливый, полностью выдающий его личность, девушка бы всё отдала, лишь бы его не слышать, — но мы не можем сделать это перед нападением? Почему именно сейчас?
Нападение. Аннигиляция Солнца. У нее в запасе всего лишь несколько лет. Кто знал, что этот срок пролетит так быстро?
А-Цин с ненавистью сжимает свои руки, невольно вновь видя на них кровь и отшатываясь в сторону. Она знала, что её ждет. Знала, сколько осталось, знала досконально всё, но почему-то именно сейчас забыла всё, что надо делать, запуталась в череде лихорадочно сменяющих друг друга событиях, но цель её не изменилась.
Обезопасить А-Нина.
Вэнь Цин не смогла сделать это в прошлой жизни, в какой-то момент облажалась, и именно из-за её оплошности брат погиб. Ей был дан второй шанс, чтобы всё исправить, но вот только как…
--…родственные связи с орденом Гу Су Лань. Мы сможем заполучить их в союзники, если, например, поставим на кон жизнь жены будущего главы ордена, верно?
— Станут ли они подчиняться?
— Безусловно. У них не будет выбора…
Девушка едва сдерживает свои эмоции. Если бы она не обучалась этому, если бы всё же не научилась тщательно их прятать, то, непременно, закричала бы что-нибудь, не боясь быть услышанной. Но Вэнь Цин могла только мысленно ненавидеть.
«
Хотите манипулировать самым честным и благородным орденом моей жизнью? Вам ничего не стоит лишиться меня, как одной из лучших целительниц, ради достижения своих целей? — это просто не укладывается у девушки в голове, она тихо вздыхает, — и это один из великих орденов? Что случилось с прежним орденом Ци Шань Вэнь? Почему его накрыла эта красная пелена безумия, граничащего с полным помешательством? Недавно всё было нормально… Было… »
А ведь, если приглядеться, этот орден был весьма странным. И именно в этот момент Вэнь Цин осознала ещё одну важную вещь.
Она никогда не была привязана к ордену Ци Шань Вэнь. Единственное, что её удерживало — брат и наставница, память о бабушке и родителях, настоящую причину смерти которых даже от неё тщательно скрывали. Всё это было якорем, брошенным в море отчаявшимся капитаном корабля, брошенным в слепой попытке зацепиться за что-то, чтобы выжить, удержаться на плаву.
Вэнь Цин всего лишь желала спокойной и размеренной жизни. У нее буквально не было выбора. Она верила, уверяла себя в том, что является неотъемлемой частью своего ордена, но теперь её шаткий порядок окончательно разрушился. Ей готовы пожертвовать, чтобы развязать бессмысленное кровопролитие. Еë убить прикажут тем адептам, раны которых она залечивала этими руками, в чью боль вживалась и пыталась понять, хоть это и было безуспешно… И они даже не дрогнут, нанеся последний удар, словно она — враг.
Тут что-то не так. В прошлом такого не было. Хотя в этом ордене прежде всего воспитывали умению постоять за себя, так было всегда, ничего не изменилось. Но теперь…
«Тут что-то нечисто.»
И она ясно это осознает всеми фибрами души, понимает, что всё было иначе в прошлый раз. Где, где, черт возьми, Вэнь Цин успела облажаться? Стать такой искусной врачевательницей из-за того, что в её голове есть четкие воспоминания о прошлом? Да, наверное.
… Ей следовало скрывать свои силы, оставаться в тени, а не рваться на солнечный свет, не светиться, не ощущать себя тонувшей столь долгое время и наконец спасенной, получив призвание среди остальных людей.
Во всем произошедшем её вина. Но она не сдастся. Её смерть была и будет другой. У неё вновь туз в рукаве — она знает, что хотят сделать глава ордена и его наследник.
Ей это только на руку… Ведь так?
Вэнь Цин пишет письмо Яньли, не упоминает о многих вещах, потому что это рискованно. Вэнь Цин рисковать не любит, поэтому описывает всё как можно туманнее и как можно размыто.
«
А-Ли. Прости, что вновь взваливаю на тебя все свои проблемы, но это правда очень серьезно. Меня хотят выдать замуж за человека, которого я не знаю. Хотят извлечь выгоду из этого брака, выгоду только для них, но никак не для остальных. Для Ци Шань Вэнь это привычно, да? Я поняла, что меня ничего не связывает с этим орденом. Я не имею права его ненавидеть, но всё же, кажется, всё-таки ненавижу. Я запуталась и потерялась в себе. Нам лучше поговорить как можно быстрее. На следующей ночной охоте, хорошо? Изложить всё тебе сейчас не получится.»
Письмо доставят закрытым, а конверт — запечатанным, но всё равно девушка сомневается в честности людей своего ордена. Начинает их остерегаться, что весьма справедливо. Делать только то, что должна делать, так, чтобы придраться было не к чему.
[Я пройду через ночь, буду гнать все мысли прочь
И делать, что должна…]
Начинает как можно усерднее обучать Вэнь Нина, потому что ему придётся на какой-то момент остаться одному в ордене. Чтобы ничего не выглядело подозрительным, Вэнь Цин спрячет его в Гу Су, когда затишье перед бурей пройдет, а сама буря только начнет набирать обороты. Она прекрасно помнила ту суматоху, которая поднялась, стоило начаться войне, поэтому точно знала: Вэнь Нина, более незаметную фигуру, чем её, просто забудут.
— Кто учил тебя готовить такие снадобья? Делай так, как говорю я. У тебя неплохо получается, но надо доводить талант до совершенства, понимаешь?
Вэнь Нин, пребывающий на седьмом небе от счастья только потому что сестра его похвалила, быстро кивает.
— К-конечно, я всё понимаю!
— Вот и славно. Когда я…выйду замуж, тебе придется занять моё место здесь.
О предстоящей помолвке Вэнь Цин говорит слегка дрожащим голосом. Их хотели познакомить завтра. И этот кто-то мало того, что полная её противоположность из ордена Гу Су Лань, так ещё и тот, кого она не знала до этого… Хотя последнее замечание весьма справедливо. Девушка мало кого знала из других орденов. Единственное познание о «спутнике на пути совершенствования» было то, что его мать и её наставница состоят в весьма неплохих отношениях. И на этом всё.
Чистая формальность. Ею воспользуются, а потом от неё при надобности избавятся, будут угрожать её жизнью (будто она, искалеченная, кому-то нужна).
Всë пойдет не по плану, но будет так, как надо. Ей остается только верить и ждать завтрашнего дня, а после и дня, по истечению которого ей придётся жить в Гу Су, чувствуя себя свободной птицей, которую поймали и заперли в клетку, только чтобы поиграться.
Руки — ветви, руки обвивают меня как узлы
Губы, словно розы, колют кожу острые шипы
Птицы в клетке умирают, я не справлюсь, отпусти
Эти вещества давно в моей стране запрещены.
