Не говори ничего — всё и так понятно без слов, Каждый из нас однажды делает выбор. Нам осталось пройти вместе только пару шагов
, Цзян Яньли рассказывает им всё. Начиная с самого начала, с тех пор, как она проснулась одиннадцатилетней девочкой в своем теле, зная наперёд, что случится, а что нет и заканчивая тем, что пристань лотоса в опасности. Она все ещё думает, что если ей не поверят, то будут правы — слишком скомканный получается рассказ, слишком сумбурно меняются события. Но как бы то ни было, Цзысюань, А-Чэн и А-Сянь смотрят на нее с приоткрытыми от удивления ртами. А-Ли заканчивает свой рассказ, умалчивая про темный путь и смерть супруга. Этой информации им пока что должно хватить. — Вы верите мне? — неуверенным тоном спрашивает, но знает, что у них теперь все основания считать её сумасшедшей. Первым от шока отходит А-Сянь. Он смотрит на шицзе своими серыми глазами, в которых плескается воодушевление и твердая решимость, не меняет обыденного тона, произнося: — Конечно, я тебе верю! Шицзе бы не стала врать о таких серьезных вещах. — Видеть прошлое? Разве это возможно? — сомневается Цзысюань и как-то скептически смотрит на неё. — У сестры правда нет оснований лгать нам, — замечает Цзян Чэн, — но почему ты скрывала это от нас раньше? — Потому что я боялась вашей реакции, — признаётся Яньли, — тем более… Долгое время я сама не могла понять, что происходит со мной, думала, что это бред. Но события действительно сбывались, и я начала понимать, что мои… Способности, — с трудом выговаривает это слово, не зная, как заменить, — это не просто совпадения. Вы были в ордене Ци Шань Вэнь. Все трое. И не можете отрицать, что намечается нечто ужасное, так ведь? Почему бы им не напасть на Юн Мен?.. А-Ли запинается; всё-таки, говорить это очень больно, как больно осознавать, что родной, любимый всем сердцем орден через три дня уничтожат. Она не может быть уверена в том, что они смогут его отстоять — но попытаться следует, потому что девиз Юн Мена звучит так: стремись достичь невозможного. — Что нам надо теперь делать? — спрашивает Цзысюань, оглядываясь, как бы кто их не услышал, — рассказать госпоже Юй и главе ордена? — Нет, — девушка отрицательно качает головой, — они… Они точно мне не поверят. Нам главное сделать так, чтобы отец не покидал орден. Шестеро заклинателей смогут отстоять Юн Мен! — пытается сказать что-то ободряющее, но получается кисло и невесело. — Может, нам всё-таки следует сказать им? Или хотя бы эвакуировать жителей и других адептов, — предлагает Цзян Чэн, — даже если мы сможем защитить дом… Кто-то из них всё равно умрёт. — Нам придется сделать так, чтобы жертв было как можно меньше. Цзян Яньли почувствовала резкий укол страха. Ей придётся рискнуть не только собой, но и самыми дорогими людьми. А что, если надо было все рассказать родителям? Они бы посчитали её странной, но, возможно, приняли бы хоть какие-то меры. Нет. Это она оставит на братьев. Цзян Яньли не была даже целительницей, чтобы видеть видения и вещие сны, оправдывая это статусом. Вэнь Цин могла бы с легкостью сослаться на это, она — нет. В этот раз Цзян Яньли — искусная заклинательница, никаким боком рядом с целителями не стоявшая. Всё будет хорошо. Она не позволит в этот раз умереть еще кому-нибудь. — А-Чэн, А-Сянь, вы должны будете уговорить отца и матушку усилить охрану, — максимально невозмутимо продолжает она, — держите мечи наготове. Через три дня. Теперь же дни стали пыткой. Они тянутся одновременно быстро, а одновременно и медленно в томительном ожидании, что скоро все либо закончится, либо только начнется. Цзян Яньли старается не подавать виду. Она всё ещё улыбается, срывает лотосы и вплетает их в прическу А-Мэй, отвечает на расспросы матушки, как ей там в Лань Лине. А-Ли не врёт — ей там в самом деле нравится, а уехала она, потому что соскучилась. (На самом деле она бы хоть до конца жизни прожила здесь, в Юн Мене. Два суждения переплетаются друг с другом, две стороны одной медали — она в прошлой жизни и она в этой — убеждают её в правдивости каждого размышления) Цзян Яньли теряет себя. Но мадам Юй не замечает, как голос редко-редко сбивается, а в глазах потухает жизнерадостный огонек, который описывал атмосферу ночных улиц ордена Лань Лин Цзинь. Цзян Фенмянь, единственный, кто понимает её чуть лучше других, то и дело обменивается с ней тоскливыми взглядами. Все думают, что она ужасно соскучилась и стремятся утешить, показать, что ей тут всегда рады. Цзян Яньли думает, как же это лицемерно с её стороны — играть роль потерявшегося ребенка, который всеми силами рвётся домой. Домой. Дом, которого нет, которого не станет уже совсем скоро, манит её с новой силой. А ещё, гуляя с А-Мэй, Цзян Яньли замечает одну интересную вещь: Вэй Ин, Цзян Чэн и Цзинь Цзысюань пытаются подружиться. А-Сюань даже тренирует их. И А-Ли гордится ими тремя — как супруга, шицзе и старшая сестра. В той жизни они ненавидели друг друга. А в этой можно все исправить. И они это понимают. — Из них хорошие заклинатели получились, — делится впечатлениями Цзысюань, когда вечером они прогуливаются по аллеям. Он тут же замолкает, что-то не договаривая и обеспокоенно глядя на А-Ли, — с такими сильными и смелыми заклинателями мы точно справимся, вот увидишь! — Я надеюсь на это, — тихо шепчет она, останавливаясь и переплетая пальцы их рук, — это единственное, на что я могу надеяться. Если кто-то умрет в этой бойне, то эта смерть будет на её совести. Цзян Яньли это прекрасно понимает. И не отрицает даже. Как бы то ни было, ход уже сделан, осталось дождаться финала. — Придется и твою жизнь подвергать опасности… Прости. — Я сам согласился поехать с тобой, — горячо заверяет её Цзысюань, — мне намного легче знать, что ты где-то здесь, рядом. За все эти годы я перетерпел достаточно расстояний между нами, поэтому даже мысль о том, что мы можем умереть вместе, начинает привлекать меня. Находись ты здесь одна, я бы не смог найти себе места. И А-Ли в очередной раз мысленно благодарит его за то, что он так трепетно относится к её внутренним переживаниям. Девушка привыкла прятать свои чувства за улыбкой, поэтому далеко не каждый мог понять и тонко прочувствовать, о чем она думает, о чем сожалеет. И поэтому Цзян Яньли быстро научилась ценить и любить всем сердцем тех немногих людей, кто понимал её без всяких масок.Пару шагов в темноте — Как прекрасны все вещи, когда на них смотришь в последний раз… Пару шагов в темноте — А потом между нами даст трещину земная кора
Все-таки время летит очень быстро. А-Ли ненавистную дату на календаре старается не замечать, а после и вообще борется с каким-то иррациональным желанием вычеркнуть её и перевернуть лист, словно если она так и сделает, то ничего не случится. Все будут счастливы, все будет хорошо. Пристань не сгорит. Родители не умрут. Цзян Чэн ядро не потеряет, А-Сянь на темный путь не вступит. Если Цзян Яньли сейчас что-то сможет изменить, то почувствует власть в своих руках и придумает, как бы дальнейшие последствия избежать. Она переродилась со своими знаниями. Но многое ей было неизвестно — не заклинательница всё-таки, а жена наследника ордена. Только Небеса знают, как все сложится, и Цзян Яньли молит их — «сделайте, что угодно, даже с Юн Меном, только не трогайте моих родных». Это утро было до ужаса мрачное, настолько мрачное, что ей хотелось плакать. На лицах братьев не было былого веселья и духа дружеского соперничества. Даже А-Сянь не улыбался, как всегда, Цзян Чэн вёл себя тише воды, ниже травы, Цзысюань не изменял манеру речи и поведение, но по его глазам можно было понять, что что-то не так. Все не так. Одна только А-Мэй ничего не замечала, усевшись на колени старшей сестры и увлеченно рассказывая ей про кукол. А-Ли бы в другой раз с радостью поддержала этот разговор — о, как ей не хватало в детстве такого собеседника! Она всегда мечтала о старшей сестре, о подруге, которая могла бы поиграть с ней в детские игры. Тогда у родителей уже родился Цзян Чэн, и им было немного не до неё. А будь у нее человек, который смог бы поддержать разговор с ней о её интересах, Цзян Яньли была бы очень счастлива. И именно сейчас она стремилась дать младшей сестренке то, чего ей так недоставало в детстве. А-Мэй повезло. Когда она родилась, родители уже были счастливы, забыли прежние обиды и поговорили не как глава ордена со своей госпожой, а как муж с женой, люди, связанные брачным узами, долгом перед родными — и капелькой своеобразной любви. — Сестренка А-Ли меня не слушает, — надулась А-Мэй, замечая, что старшая сестра ведет себя как-то рассеянно и немного неохотно поддерживает с ней разговор. — У сестренки А-Ли появились дела, Мэй-Мэй, я обязательно приду к тебе, давай в другой раз? — неловко спрашивает она, поднимаясь со стула. Цзян Мэй смотрит с недовольством, в фиолетовых глазах метают молнии, какие были у матушки, когда та доставала Цзыдянь. Точно, Цзыдяня Мэй-Мэй не хватает — тогда точно вылитая мадам Юй бы вышла. И выйдет ещё. Матушка что-нибудь придумает. На крайний случай А-Ли ей свое кольцо-кнут отдаст и будет с любовью наблюдать за тем, как из маленькой сестренки растёт красивая и сильная заклинательница. Вот уж за ней все точно будут бегать! И никто не посмеет назвать некрасивой девушкой с обыкновенной внешностью! А-Ли надеется, что Мэй-Мэй не затаит на нее обиду. Просто она не может взять и объяснить ребенку, что происходит. А-Мэй не поймет, мала ещё. И забудет горящую пристань как страшный сон. А может, стоило отправить её к бабушке в Мей Шань? — Куда идешь? — спрашивает её Цзысюань, будто бы специально стороживший выход. У него всё ещё мрачный взгляд и ощущение безбожно-ужасного стоит комом в горле. — Хочу попрощаться, — тихо говорит Цзян Яньли, быстро отдаляясь от него. Как бы сильно она супруга не любила, сколько бы не делила с ним супружеское ложе, как бы не клялась в вечной любви — сейчас она должна попрощаться с домом и мирной жизнью. И сделать это одной. С каждым местом напрямую связаны хорошие воспоминания. Около этого берега она учила А-Сяня и А-Чэна рисовать. Около этой пристани они играли все детство, А-Сянь был страшным драконом, А-Чэн — храбрым рыцарем (решили на камень-ножницы-бумага после дикого скандала, поднятого едва ли не на всю Поднебесную), а Цзян Яньли неизменно оставалась слабой принцессой, которую все всегда спасали. Сегодня пора поменяться ролями. Сегодня это она всех спасёт. — Прощай, Юн Мен, — произносит она, видя, как в дом направляются люди из Ци Шани. Они идут горделивой походкой и держат голову прямо. Ужасный жест, тем более в другом ордене — высказывать самолюбие и превосходство над другими. Цзян Яньли в той жизни бы заплакала горькими слезами от осознания ужасного. Цзян Яньли в этой жизни крепится и идет наперекор судьбе с воинственным блеском в миндалевых глазах. Она теряла однажды. И не потеряет дважды, раз такой чудесный шанс выпал все изменить и исправить, если и его потеряет — никогда себя не простит. *** Юн Мен в огне. Чувства метаются между сумасшествием и рациональным спокойствием. Цзян Яньли уверенно меч в руках держит, да не атаки бояться бы следовало, а огня, который резиденцию заживо пожирает, и их вместе с ней. Она держится спокойно, отдаёт указания слугам и тут же замечает, что глаз нервно дергается, а руки предательски дрожат. Ее никто не осуждает, и Цзян Яньли думает, что не заслужила такую семью. Теперь, когда они вшестером бок о бок стоят, обороняясь, она вновь чувствует себя дома. Очнись, Цзян Яньли, твоего дома больше нет. Вам надо спастись. Обороняться бессмысленно, если не хотите лишних жертв — а вы их не хотите. Итак слишком много адептов по твоей вине пало — не сберегла, не спасла вовремя. Вот и расплачивайся за свою беспомощность. Цзян Яньли крепко меч в руках держит, пробирается ближе к матушке и тихо говорит: — Нам надо бежать. — Оставить Юн Мен? Ты считаешь, что я могу оставить свой дом? — лицо Юй Цзыюань искажается в гневе — настолько злых искр в глазах А-Ли не видела никогда, даже когда она ссорилась с мужем. — Мы умрем, если останемся! — восклицает А-Ли, — Цзиньчжу, Иньчжу, заберите А-Мэй и бегите! — Перестань командовать, — кричит на нее мать, вновь активируя Цзыдянь и отбрасывая в сторону какого по счету противника. — Моя госпожа, их слишком много. А-Ли говорит правильно, надо бежать отсюда. И как можно скорее. — Цзян Фенмянь! Ты так ничего и не понял! У Цзян Яньли безвольно опускаются руки. Только не здесь, только не сейчас, пожалуйста, прошу, умоляю вас, не ссорьтесь, когда мы все едва выживаем здесь. Цзян Чэн с Вэй Ином и Цзысюанем синхронно разбегаются по три стороны от Цзян Фенмяня и Юй Цзыюань, готовые защищать их. А-Ли остается рядом, но её словно не замечают. Сейчас родители сконцентрированы только друг на друге. Ветер треплет их волосы, развивает. У Юй Цзыюань во взгляде открытая ненависть, у Цзян Фенмяня — прежнее ледяное спокойствие, которое вот-вот рухнет. С каждой секундой напряжение все возрастает, пока их дом не вспыхивает алым пламенем. Из него доносится шорох сгоревших, поломанных досок и отчаянный детский крик. Детский… Сердце Цзян Яньли пропускает удар. Мэй-Мэй! — А-Мэй! — кричит Юй Цзыюань, бросаясь к обгоревшим доскам. Вэни расступаются перед ней, словно прекращая битву на время, чтобы дать матери оплакать своё горе. — Нападайте, что вы встали! — кричит Вэнь Чао своим противным голосом. Дальнейшие действия проходят, как в тумане. Цзян Яньли не уверена, что она ещё жива. Луч надежды теплится у нее в груди, когда Юй Цзыюань выходит из руин сгоревшего дома — пожалуйста, пожалуйста, пусть А-Мэй будет ранена, хоть искалечена на всю жизнь — но жива! Но Юй Цзыюань выходит одна, и ярость в её глазах говорит о том, что она порождена местью матери за собственное дитя. — Убью! — возгласает она, с размаху отбивая Цзыдянем нескольких адептов. В её фиолетовых глазах пылает жгучая ненависть и бешенство, — убью! Всех до единого — убью! — Мадам Юй!.. Цзян Яньли слышит отчаянный крик Вэй Ина — и сердце пропускает второй удар. Матушка была так ослеплена яростью, что не смотрела себе за спину, куда прокрался Сжигающий Ядра. Он уже занёс руку, готовый сделать свое дело — но Юй Цзыюань оттолкнул Вэй Ин, подставившийся под удар вместо неё. Цзян Фенмянь среагировал быстро, хватая свою жену на руки и осматривая взглядом остальных своих детей. Цзян Чэн и Цзинь Цзысюань едва держались, тяжело дыша и поддерживая друг друга, чтобы не упасть. Яньли ранена, но сильно шокирована. Это чудо, что её ещё не задели. — Довольно с нас… — одними губами прошептал он. А-Ли бросилась к неподвижному телу Вэй Ина. Странно, в её глазах должны были стоять слезы, но она… Не плакала. Просто ничего не чувствовала. Просто мрачная решимость выжить взяла верх. И она держала своего брата на руках, высчитывала пульс, облегченно вздыхая. Ядра нет. Но он жив. — А-Ли, — Цзысюань, весь в пыли и мелких царапинах, подходит к ней, перекладывая Вэй Ина на свои плечи. Раны ему не к лицу, золотые одежды запятнаны кровью — А-Ли надеется, что не его, — я позабочусь о нем. Помоги Цзян Чэну. На ватных ногах девушка, спотыкаясь, бежит к брату, оценивая его состояние. А-Чэн, кажется, как и она, не до конца осознает происходящее, а все движения у него на автомате выработаны. Он ранен, но тоже не очень сильно — жить будет. Хватается за руку сестры и с обезумевшим видом спрашивает: — Что с Вэй Ином? — Жив, — коротко отвечает Яньли, помогая ему идти. Цзян Фенмянь всё ещё сохраняет спокойствие — как ему это удается, никто не знает. — Быстро. Вставайте на мечи и улетайте в Гу Су, он ближе. Мы полетим за вами, — его голос мрачнеет, — чуть позже. — Отец! — вскрикивает Цзян Чэн. — Мы обязательно вернемся. Не переживайте, — грустно улыбается Цзян Фенмянь. Юй Цзыюань остекленевшими глазами смотрит то на детей, то на супруга. — А-Мэй… Если она жива, мы… Можем ещё успеть. Никто не решается сказать ей в ответ. Первым реагирует Цзысюань, вставая на свой меч и придерживая Вэй Ина так, чтобы он не упал. Цзян Чэн и Яньли, пошатнувшись, встают на свои. И никто не решается сказать, что в этом пепелище никто не мог выжить. — Сестренка А-Ли меня не слушает. — У сестренки А-Ли появились дела, Мэй-Мэй, я обязательно приду к тебе, давай в другой раз?Нет. Уже не приду. Прости, Мэй-Мэй. Другого раза не будет.