Сколько б заветных дорог Ты не прошел Возвращайся в мой дом Как в свой дом Будут нелегкими скалы Будут литься ручьем Слезы об мамины раны Горестным сном…
Лань Лин, из которого несколько недель назад уезжала Яньли, почти не изменился. Вычурность и вульгарность позолоченного ордена всегда будет негласно выделять его на фоне остальных. Каждый человек натягивает миловидную улыбку — такую, что кажется, будто ещё немного — и тебе без ненужных слов переломают хрупкие кости с причудливой маской доброты. Цзян Яньли не нашла себе подруг в ордене мужа: мадам Цзинь была её единственной опорой и поддержкой в обеих жизнях. Конечно, когда её представили женой наследника Цзинь, многие девушки захотели завести с ней дружбу. Но А-Ли вовсе не была глупа, какой её считали: в придачу к умению управлять оружием и убивать мертвецов шло умение разбираться в людях— горький опыт прожитой прошлой жизни. Ей ничего не стоило угадать, какие цели таят улыбчивые девушки, миловидно рассказывая о том, как сильно их интересует персона юной госпожи Цзинь. И почему в глубине их зеркально-чистых глаз плескаются темные бесы, наверняка ищущие себе выгоду. А-Ли не вписывалась в антураж Лань Лина — слишком светлая, слишком искренняя там, где люди подолгу вязли в пучине отчаяния, лицемерия, не в силах снять с себя маску и обнажить настоящую кожу. Им было проще прикидываться кем-то и придерживаться выдуманных идеалов, чем совершенствоваться. Многие женщины были несчастны, но продолжали непринужденно улыбаться вслед своим мужьям, а потом активно сплетничать у них за спинами. Орден был не из приятных, но Цзян Яньли с детства готовили стать молодой госпожой Цзинь. Она бы тоже ломала свою личность в угоду фальшивым чувствам и негласным идеалам, но в прошлой жизни не до этого в разгар войны было — а в этой и подавно. Собрание в Башне Золотого Карпа проходит до неожиданности тихо. Цзян Яньли и Цзинь Цзысюань держатся рядом друг с другом и Цзян Чэном. Юй Цзыюань, Цзян Фэнмянь, Цзинь Гуаншань, Лань Цижэнь и Не Минцзюэ сидят спереди, словно чего-то дожидаясь. Или кого-то. Краем глаза А-Ли замечает наследника Не, садящегося ближе к Цзян Чэну. Каждый глава ордена взял с собой своих преемников. Похвальный ход. На кого они оставили свои кланы? Неужели псы из клана Вэнь не захотят воспользоваться ситуацией? А-Ли плохо разбиралась в политике — логично же не разбираться в том, о чем ей говорили не забивать голову, ведь главой Юн Мэна ей все равно никогда не стать. Но по коже невольно прошёл холодок. Двери Башни неожиданно открываются, и она видит стройный мужской силуэт в белых одеяниях. Сначала Яньли показалось, что это Лань Ванцзи (сердце пронзила странная тревога. Его послала Вэнь Цин? Что-то случилось с А-Сянем?), но потом она догадалась: человек, который сейчас стоял в дверях, почтительно улыбаясь, приходился Второму Нефриту братом. — Я не опоздал? — спрашивает Лань Сичэнь, делая вид, что не видит укоризненного взгляда Лань Цижэня. — Где ты был так долго? — возмущается его дядя. — Я привёл подмогу. Глава Цзинь, сейчас всем нужно будет подкрепление, а Лань Лин меньше всех пострадал от нападков Ци Шань Вэнь. Вы не против, если они останутся здесь? Яньли кажется, что Цзинь Гуаншаню хочется высказать всё, что он обо всех собравшихся думает, но это не позволяет статус. Глава Цзинь поддерживает свою репутацию, свой орден, обмахиваясь веером и безмятежно говоря: — Конечно, в Лань Лине им всем найдется место. В его взгляде на миг возгорается лихорадочный огонь, но мужчина его быстро тушит, вновь прячась за маской «почтенного-главы-Лань-Лина-двери-которого-всегда-открыты». — Чудесно, — Лань Сичэнь кланяется каждому присутствующему и занимает своё место рядом с главами других орденов. Собрание проходит быстро, решений принимается много; Цзян Яньли никогда не выпадала честь ездить на советы кланов, и она не может точно утверждать необычность происходящего. Ясно одно — все сплотятся гораздо быстрее, чем это было в прошлый раз. Матушка с отцом созывают остатки адептов Юн Мэна, которые уцелели посредством нахождения в других орденах во время сожжения Пристани. Лань Сичэнь предлагает им объединить усилия и добродушно предоставляет часть Гу Су, в которой проводилось обучение, остаткам Юн Мэна. — И мой, и ваш орден перетерпели ужасные последствия нападения Вэней. Если мы хотим выжить — надо сплотиться, — со спокойствием, присущим лидеру, говорит он, и Цзян Фэнмянь с Юй Цзыюань одновременно соглашаются. Когда все расходятся, госпожа Цзинь останавливает Яньли и её матушку в длинном и просторном коридоре. — А-Юань, А-Ли может погостить в Лань Лине недолго, — без предисловий начинает она, — мы покажем ей основу боя Лань Лина — может, вы что-то сможете перенять и на свой. Тем более, — её шепот становится тише, — если она отправится с вами, то долго не увидится с А-Сюанем. А она отправится. — Ты хочешь этого? — прямо спрашивает Юй Цзыюань, своим холодным взглядом осматривая дочь. У Яньли пробегаются мурашки по телу. Она решила сражаться и уже не отступит. Поэтому спокойно его выдерживает. — Да.***
Вэй Ин остаётся один, когда дядя Цзян, мадам Юй, шицзе, Цзян Чэн и Павлин уезжают. Ему даже немного грустно из-за того, что он сейчас не может быть с ними и сражаться наравне — хотя бы из-за отсутствия ядра. В Гу Су о нём заботятся и даже приносят специи к еде (о чем заботится всегда Лань Чжань). Вэнь Цин кратко ведает, что они со Вторым Нефритом почти изобрели нужную мелодию, однако, довольно недоработанную. Целительница помимо этого исключает любые физические нагрузки и заставляет его проводить полдня в медитации. Вэй Ин сомневается, что это хоть как-то поможет, а от мысли, что подобная пытка займет «примерно месяц», на душе становится ужасно тошно. Единственное, что его пока спасает — присутствие Вэнь Нина. С этим застенчивым юношей Вэй Усянь познакомился на соревновании лучников. А сейчас Цюнлинь играл роль преданного слушателя, в котором первый адепт Юн Мэна отчаянно нуждался: письма, стабильно посылаемые изо дня в день, не могли передать все его настоящие чувства, а выражать мысли на бумаге юноша, мягко говоря, не особо умел. Вэнь Нин помогал ученице Вэнь Цин, единственной потомственной врачевательнице Гу Су с обязанностями, коих было слишком много для одной совсем юной девушки, когда его сестра оказывалась занята. Сам по себе добрый и наивный, он прекрасно вписался в Гу Су, покорно внимая правилам и ничем не выделяясь среди других адептов — только лишь тем, что являлся лекарем. Юноша принципиально не отходил далеко от Вэнь Цин и делал то, что она ему говорила. А с адептом Юн Мэна сдружился тогда, когда сестра попросила проследить за тем, чтобы тот не убегал тренироваться с мечом. Вэй Усянь умел пользоваться ситуацией, и скоро стал гордо величать А-Нина своим другом. Конечно, он мог найти преданного слушателя и в Лань Чжане, но тот, помимо своего «мгм» слова сказать не мог, когда они оставались наедине. Сначала Усянь находил это забавным, чуть позже начал слегка раздражаться, а потом совсем отчаялся — нужен ему совет дельный, а не это междометие! И сколько всего через это «мгм» прошло! Воспоминания о том, как они сидели в библиотеке, переписывая правила, а Лань Чжань называл картинки Вэй Ина убожеством, воспоминания об их совместной ночной охоте и много-много других, вплоть до Черепахи-губительницы… Казалось бы, что всего лишь один год сменился другим с момента их знакомства, а Лань Чжань более красноречиво выражать свои мысли так и не научился. Под пристально-ласковым наблюдением Вэнь Нина Вэнь Цин всё-таки разрешала Вэй Ину покидать комнату. Вечером, за полчаса до сна, юноши неизменно выходили прогуляться. И именно тогда А-Сянь узнал очень интересные факты. — Сестра лет с четырнадцати изучала строение золотого ядра. И… Как можно его вернуть, наверное, тоже… — по своему обыкновению пряча глаза, поведал Вэнь Нин, глядя в темноту, — может, она хорошо знала способность Чжулю-сюна… Вэй Ин внимает его словам и думает, что их с Вэнь Цин свело просто странное стечение обстоятельств. Он был тем, кто потерял ядро, она оказалась той, кто продвинулся в своих исследованиях и имеет все шансы говорить, что взрастить новое — возможно. Однако, почему-то после слов Вэнь Нина это чудесное совпадение кажется немного странным. «Перестань, Вэй Усянь, — хочется крикнуть самому себе, — весь мир не вертится вокруг одного тебя. Вэнь Цин просто редкостный гений в сфере медицины и гуманитарных наук.» Действительно, он был наслышан об этой девушке. Целители пророчили ей бессмертие, мудрость, равную мудрости Баошань-саньжэнь, хвалили за склонность к гуманитарным наукам и знаниям в любой сфере. Вэй Ин представлял Вэнь Цин такой же, какой увидел: твёрдая походка, гордо расправленные плечи, слегка надменный взгляд темных глаз, статная фигура и властный голос. Она не была похожа на кротких и улыбчивых немногочисленных женщин, которых он видел в Гу Су. — Цин-цзе… Мне казалось, что она многое знает наперёд, — Вэнь Нин смотрел на небо, усеянное крупицами звезд, усевшись на небольшой скамейке рядом с Вэй Ином, — она всегда преграждала мне путь, а потом я узнавал, что случилось что-то ужасное. Наверное, только Цин-цзе из нас двоих должна была стать целителем. Не я. — Что ты такое говоришь? У тебя много познаний, ты сам мне рассказывал, — хмурится Вэй Усянь. Он не любил, когда люди себя недооценивали, — сам бы я никогда не понял, как применять разные травы и как лечить людей. Это огромная ответственность — намного больше, чем ответственность обычного заклинателя. Вэнь Нин тихо вздыхает, опуская свой взгляд и смотря на своё отражение в луже под ногами. На небе нет ни единого облачка, полная луна светит так ярко, что он чувствует холодное тепло незримых её лучей. В ледяном воздухе пахнет дождём. Он замирает, бесконечно впитывая в себя прохладу и безмятежность обстановки, поэтому и медлит с ответом. — Ты бы с легкостью овладел этим, если бы целенаправленно обучался с раннего детства. Далеко не каждый человек сможет стать настоящим целителем. Я знаю самые основы и действую лишь по теории, но на практике мои руки предательски дрожат, а на глаза наворачиваются слёзы при виде крови. Наставница говорила, что врачеватели могут видеть сны, быть пророками, быть подобными Баошань-саньжэнь. Моя сестра такая. Она гений. А я — всего лишь её неудачная копия. Вэй Ин сразу же проникся сочувствием к своему новому другу. Он никогда не находился в тени Цзян Чэна, не скрывал свои таланты и был гордостью Юн Мэна, дяди Цзяна и немного — мадам Юй. Его никто не затмевал, а на плечах почти не лежала ответственность за жизни людей. А-Сянь никогда бы не смог стать целителем. А Вэнь Нин смог. — Прости, Вэй Ин, я… Впервые нашёл человека, который может меня выслушать, — тут же смущенно откланивается Цюнлинь, но Усянь настойчиво хватает его за руку. — Нет, продолжай. Неужели ты не можешь сказать все Вэнь Цин? Она любит тебя, — на этих словах Вэнь Нин едва заметно морщится. — Сестра и без этого постоянно меня оберегает. Она… Делает непозволительно много для меня, и я никогда не смогу ей отплатить тем же. — Вэй Усянь, — резкий, контрастирующий с приглушенным голосом Вэнь Нина тон заставляет даже первого адепта Юн Мэна испугаться, — кому велено на засиживаться допоздна? Вэнь Цин, пребывающая в смешанных чувствах от услышанного разговора, все еще держит спину прямо и не позволяет взгляду принять другое выражение, кроме строгости. — Конечно, мы уже собирались расходиться! — вскакивает с места Вэй Ин, лучисто улыбаясь и молясь о том, чтобы целительница не слышала их разговор, — спокойной ночи, Вэнь Цин, Вэнь Нин. — С-спокойной… — Вэнь Нин робко машет рукой в ответ и неуверенно переводит взгляд на сестру, — мы тоже спать? В груди что-то неприятно покалывает. Вэнь Цин вновь ещё раз понимает, какая из неё ужасная сестра. Ужаснее, чем в прошлой жизни. Это, несомненно, провал. Они медленно идут к комнате Вэнь Нина, не переговариваясь, и А-Цин полностью погружается в мысли. Она использовала знания и из прошлого, и из настоящего, чтобы быстро добиться общественного признания, оставить брата в тени, защищая его и оберегая от смерти. Вэнь Нин рос в золотой клетке, надёжными руками сестры от этого мира огражденный — но любая птица стремится к свободе, даже у самого искреннего в своих чувствах человека иногда проскальзывает алчность и жажда быть лучшим. Её младший брат, её А-Нин, которого Вэнь Цин так старательно берегла, как мать не бережёт своих детей, тоже испытывал чувства. Зависть, боль, тоску, собственную неполноценность. Вэнь Цин хотела преуспеть во всём, стать сильнее, но в этой погоне за амбициями забыла, что дети вырастают и покидают гнездо. Ей повезло с братом. Как жаль, что ему так не повезло с сестрой. Вэнь Нин был из людей, что склонны скрывать свои истинные чувства и эмоции, робко запинаться и приходить в ужас при виде крови. Заклинатель из него получался не сильный, как тот же Вэнь Сюй и Вэнь Чао, но и не совсем слабый. Он вполне мог защитить себя. Его определенно было за что хвалить. «Мы живы. Пока мы живы, можно все исправить. Поздно будет, когда мы умрем» Вэнь Цин всегда пыталась отсрочить момент, но было поздно. Она склонялась над бездыханным телом брата и захлебывалась слезами, пытаясь докричаться до него, словно целительские навыки не могли доказать, что Вэнь Нин безвозвратно мёртв. Она откладывала на «завтра» то, что следовало бы сказать раннее, и это привело к тому, что А-Нин умер за неё, скончался от ужасных пыток в Лань Лине и приобрёл безжизненный оттенок лица ещё при жизни. Забавно, да? — А-Нин, — Вэнь Цин кладёт ему руку на плечо. Смотрит в напуганные глаза и понимает, что, вероятнее всего, причина этому — она сама, — помни о том, что ты — лучший брат, который мог бы у меня быть. Я ради твоей безопасности оберегала тебя и пыталась затмить собой. Это неправильно, это ужасно неправильно, — к горлу подкатывает комок, от которого невозможно избавиться — именно в нём заключены все тревоги Вэнь Цин, — я думала, что делаю лучше, но все это время лишь подрывала твою самооценку, углубляясь в свои проблемы и то, что надо исправить… — Надо исправить? — тихо, почти неслышно переспрашивает Вэнь Нин. И тут Вэнь Цин понимает, что больше не может держать это в себе. Эту битву она проиграла. Остаток ночи, убедившись, что дверь в комнату Вэнь Нина прочно закрыта, целительница рассказывает ему обо всем с самого начала.Утро ведь настанет, Проводив твой бой. Пусть тебе, мой странник, Снится мой покой.