I'm living in an age That calls darkness light Though my language is dead Still the shapes fill my head
Peter Gabriel — My Body Is a Cage
— Юнги-хён, — доносится до Юнги словно через толщу воды чей-то тихий голос, но он не хочет никого слышать. Отвалите. — Юнги-хён, пора просыпаться, — не унимается настойчивый голос, звеня где-то над самым ухом, но Юнги хочет ещё немного поспать, хотя… Погодите. Что-то тут не так. Серьёзно не так. «Хён?» — вязкая мысль черной жижей заполняет черепную коробку, и Юнги морщится сквозь сон, ведь рядом с ним сейчас точно нет тех, кто мог бы назвать его хёном. Или есть? — Ох, чёрт, это будет сложно, — ворчит голос ещё ближе, и Юнги явственно чувствует опасность, когда к нему приближается чьё-то массивное тело. Резко дёрнувшись вперёд на инстинктах, не успев даже раскрыть глаз, Юнги перехватывает занесённую над ним руку, тянет её вниз и опрокидывает хозяина голоса на постель, ловко седлая его широкую спину, — рефлекс, выработанный в приюте за долгие годы попыток убить его во сне. Устроившись поудобней, елозя задницей по хрупким позвонкам и всё ещё находясь в полудрёме, он совсем не хочет просыпаться, но есть кое-что, что закономерно его беспокоит: во-первых, он уже три года как не в приюте, а во-вторых, вряд ли хоть кто-то именно сейчас хочет его убить. Впрочем, на самом-то деле, убить его хотят многие — врагов у Юнги достаточно, — но они точно не стали бы звать его хёном и пытаться разбудить. А вот Тэхён бы стал. О Ким Тэхёне Юнги спросонья совершенно забыл. — Я проспал? — широко и от души зевая, наконец открывая глаза, Юнги видит под собой сложное лицо всерьёз удивлённого Ким Тэхёна и глупо растягивает пересохшие за ночь губы в кривой улыбке: с ним достаточно трудно по утрам. — Время ещё е-есть, — заикаясь, Тэхён слабо дёргается, как рыба, выброшенная на берег, явно не ожидая подобного подвоха от человека, дважды вытащившего его из передряги. — Я отключил твой будильник полчаса назад, чтобы дать ещё немного поспать, а потом… — он шумно сглатывает и пытается высвободить правую руку из мёртвой хватки: Юнги всё ещё держит её чисто на автомате, — а потом решил разбудить. — Прости, — осознав, что он всё ещё сидит на Тэхёне и ему это даже нравится, Юнги с нелепым выражением лица почёсывает в чёрном затылке и наконец отпускает тэхёново запястье, лениво скатываясь с него на кровать. — Старая привычка. — Зная, кто ты, я даже не посчитаю её странной, — Тэхён, поглаживая длинными пальцами запястье, перекатывается на спину и несколько секунд втыкает в потолок, пока Юнги пробегается по нему взглядом: он в школьной форме и при полном параде, только теперь взлохмаченный слегка: Юнги нравится, как беспорядочно лежат его волосы, упав на простынь, — а вообще, — продолжает он спокойно, кажется, не имея никаких претензий, — у тебя есть пятнадцать минут, иначе я уйду один. — Важный, как петух, — тяжело и хрипло вздыхая, пытаясь прочистить глотку, Юнги встаёт с постели, всё ещё смотря в умиротворённое тэхёново лицо: красив до неприличия, даже если имеет мелкие недостатки, которые для Юнги лишь подчёркивают его индивидуальность. Признаться честно, он пиздец как устал от миленьких парнишек из-под ножа, которых часто потрахивает, подцепляя их в прокуренных клубах. Тэхён выглядит натурально. Жаль только, что натурал. — Мне хватит десяти. Юнги и вправду хватает, и в этом, безусловно, не обошлось без ещё одной давней привычки: одеваться за минуту, когда противная сирена в качестве будильника разрывает барабанные перепонки. Порывшись в шкафу, скинув на постель рядом с Тэхёном любимые узкие брюки, чёрную футболку и рубашку, он одевается за секунды — Тэхён всё ещё рассматривает потолок, не обращая на Юнги никакого внимания — и только после этого шлёпает по тёплому паркету в ванну, успев заскочить на кухню за бутылкой холодной воды: после сна она кажется самым вкусным напитком на свете. Умывшись и наспех уложив непослушный андеркат, брызнув на шею немного парфюма с выраженным ароматом цитруса, он выходит и смотрит на часы, не забыв закатать рукава. Вышло даже с запасом. Можно утереть тэхёнов нос. — Семь минут, — подходя ко всё ещё лежащему на постели Тэхёну — Юнги нравится и то, как он на ней выглядит, — он встаёт перед ним с высокомерным видом победителя, но у него выходит едва ли: выражение лица лишено всяких эмоций, зато фантазия всё ещё может похвастать своей работой. Хмыкнув, не дождавшись никакой реакции, Юнги делает шаг вперёд и протягивает ему руку. — Заедем по дороге в магазин на оставшееся время. Нехотя подняв голову с матраса, с недоверием рассматривая протянутую ладонь, явно мечтая отомстить, Тэхён колеблется лишь секунду, а после Юнги тянет его на себя и ставит на ноги, как куклу: он очень лёгкий, даже если выглядит намного мощнее. Хочется прихватить его за талию даже, как в каких-нибудь романтических фильмах по ящику в свободное от кровавой практики время, но тогда Юнги бы от самого себя стошнило, так что он просто безмолвно наблюдает, как Тэхён подхватывает рюкзак с пола, и спускается вниз вслед за ним, не забыв захватить ключи от машины: на байке было бы куда быстрее, но ему ещё нужно прошвырнуться по городу за кое-какими вещами. Открыв гараж, краем глаза замечая, как Тэхён обходит Camaro, засматриваясь на её поблёскивающий в ворвавшихся внутрь солнечных лучах чёрный капот, он неосознанно представляет его за рулём своей малышки, но водить Тэхён с вероятностью в сто процентов не умеет: так сильно рисковать Юнги не станет даже ради удовлетворения эстетических потребностей. Возвращаясь назад, он снова услужливо открывает смутившемуся Тэхёну пассажирскую дверь и выезжает, выходя закрыть ворота. Ослепительное майское солнце стоит ещё не слишком высоко, царапая горячими когтями стёкла, и Юнги ищет в бардачке солнцезащитные очки чисто по привычке, наклоняясь на светофоре к коленям Тэхёна слишком близко: от него умопомрачительно приятно пахнет чистым, молодым телом — видимо, успел принять душ, оставив Юнги досыпать. Чувствуя на макушке пристальный колючий взгляд, он ищет быстрее и поднимается, водружая очки на нос: совсем необязательно, но намного лучше. Светофор через секунду сменяется зелёным, и Юнги трогается с места, опустив стекло со своей стороны, чтобы не задохнуться: он хоть и мало что чувствует и понимает, всё же человек, у которого временами сносит крышу от предпочтений, а Тэхён в них влетает со стопроцентным попаданием в самое яблочко на не такой уж и широкой доске для дартса. Периодически вертя головой по сторонам, краем глаза хватая в обзор тэхёново отчего-то помрачневшее лицо, он замечает подходящий магазин и тормозит у дороги, оставляя Тэхёна один на один со своими мыслями. Заходя внутрь, ловя на себе не слишком жизнерадостный взгляд молодой продавщицы, он быстро лавирует меж полок и берёт бутылку чёрного кофе для себя и сэндвичи с колой: дома у него шаром покати, так что Тэхён, вероятно, очень голодный, но времени, чтобы свозить его нормально поесть, нет абсолютно. Быстро расплачиваясь, отвечая дежурной улыбкой на точно такую же, Юнги садится обратно в машину и протягивает Тэхёну пакет с лёгким перекусом. — Поешь, пока мы едем, — дождавшись, пока он неуверенно заберёт покупки, Юнги вытягивает из пакета бутылку кофе и откручивает крышку, делая большой глоток: то ещё дерьмо, но хотя бы бодрит. — Позже куплю домой каких-нибудь продуктов, чтобы было из чего готовить. — Спасибо, — спрятав глаза под густой чёлкой, басисто бурчит под нос Тэхён и снимает с сэндвичей плёнку. — Я мог бы сам о себе позаботиться, но ладно. Пропуская между ушей тэхёновы детские возбухания, Юнги выезжает обратно на дорогу и с полным умиротворением в душе едет к школе, понимая, почему его выражение лица даже сейчас остаётся мрачным: Юнги ведь не спрашивал, где она находится. Юнги не спрашивал, да. Не спрашивал у него, но спрашивал у Намджуна, впрочем, Тэхёну об этом знать вовсе необязательно, но стоит прояснить несколько деталей, чтобы он не надумал лишних мыслей. Юнги мало что узнал о нём, на самом деле, даже если прочитал всю подноготную и следовал за ним тенью, ведь он достаточно тихий и скрытный, но кто знает, что творится у него в голове. Тэхён не задаёт слишком много вопросов, не спешит делиться чем-то, легко доверился — или умело играет — доброму к нему человеку и остался у незнакомца, даже не особо боясь внезапно очнуться с членом в девственной заднице, но Юнги это странным не кажется. Юнги бы тоже пошёл с первым попавшимся в далёком прошлом, если бы он предложил ему защиту и спасти от терзающих демонов. — Не спросишь, откуда я знаю, куда ехать? — Юнги, как и хотел, проясняет детали. — На твоём месте я бы тоже собрал информацию о человеке, которому рассказал, что киллер, — Тэхён без особого энтузиазма жуёт сэндвич с курицей и отвечает с набитым ртом, а Юнги кажется это забавным. — Ну и ты так-то собирался меня убить, если я кому-то растреплю, так что это довольно логично: знать, где меня можно найти. — Интересный ответ, — Юнги не напрягает спокойствие в голосе Тэхёна, но совсем недавно он явно был неприятно озадачен, что наводит на определённые мысли: он всё ещё боится Юнги, а Юнги продолжает этому способствовать. К сожалению, иначе у него не выходит. — А ты думал, что я выскочу из машины и побегу сообщать в полицию о преследующем меня маньяке? — Тэхён басит беззлобно, стараясь открыть бутылку колы так, чтобы не забрызгать кожаную обивку: и у него прекрасно выходит. — Прости, что не удостоил таким потешным зрелищем. — Я бы за этим понаблюдал, — Юнги понаблюдал бы вправду, но закончилось бы это достаточно печально: остывающим трупом на горячем асфальте. Тэхён это прекрасно понимает, даже если у него есть свои мотивы с ним оставаться. В салоне Camaro снова душным облаком сгущается ядовитая тишина, и Юнги опускает стекло ещё чуть ниже, наслаждаясь играющим с волосами ветром. Кидая быстрый взгляд на Тэхёна, замечая налёт грусти в его наполовину спрятанных под чёлкой глазах, он явственно ощущает от него нечто похожее, что чувствовал в приюте, когда удавалось смотреть на мир за забором через проделанную кем-то до него небольшую дырку: неподъёмную тоску по тому, что было безвозвратно утеряно. Быть может, Тэхён беспокоится из-за дома, в котором теперь чужой и с клеймом, поставленным кем-то другим, может, из-за школы, в которую не хочется возвращаться, а может, из-за Юнги, который обращается с ним так, как не обращался никто до, даже если испугал уже не единожды. Он не знает о людях много всего, но уверен в одном: они не отказываются от помощи, если нуждаются в ней слишком сильно. Тэхён нуждается, даже если скрывает. Даже если говорит, что хочет сделать всё сам. Юнги покажет ему, насколько он ошибается. Юнги не спал полночи, раскидывая в голове простой план на сегодняшний день. На очень насыщенный событиями день. Ехать до школы буквально минут пятнадцать, а можно даже быстрее: Тэхён доедает как раз тогда, когда Юнги уже заезжает в приветственно открытые чёрные ворота, небрежно останавливаясь практически у самого входа, стараясь игнорировать заинтересованных тачкой школьников. Снимая очки, откладывая их на приборную панель, он поворачивает к Тэхёну голову, опускает взгляд ниже и подмечает одну деталь: он неосознанно сжимает кулаки, царапая ногтями брюки. Прикидывая, что к чему, Юнги прослеживает траекторию его взгляда, и — бинго! — на лестнице стоят те самые ублюдки, вероятно, поджидая свою любимую жертву. Только жертва здесь больше не Тэхён. Юнги готов прямо сейчас перегрызть им глотки. — Не хочу выходить, — поворачиваясь к Юнги вполоборота, Тэхён басит с ненавистью и обидой, продолжая сжимать от злости и бессилия кулаки. — Если они увидят нас вместе, да ещё и меня, выходящего из такой машины, слухи станут только извращённей. — Ну, — Юнги тянет пальцы к широкой шее Тэхёна — на ней так притягательно сейчас вздуваются вены — и заботливо поправляет безвкусный красный галстук, хотя его об этом совсем не просили, — даже если и станут, что с того? Это всего лишь слухи, которые не имеют никакой силы. Просто чьи-то слова, на которые можно не обращать внимания. Люди любят шептаться за спиной, потому что так кажутся себе менее жалкими, — Юнги когда-то слышал это от Намджуна, и полностью с этими словами согласен. — И вообще, Ким Тэхён, ты собираешься убить этих мелких выродков, во-первых, а во-вторых, у тебя есть я, и я могу оторвать им языки. Нет ничего плохого в том, чтобы просить у меня помощи, как нет ничего плохого в том, чтобы её принимать. Да и, откровенно говоря, ничего плохого в том, чтобы трахаться с богатыми мужиками, нет тоже, если делать это по своему желанию. Малолетние идиоты просто этого не понимают. — Тебе легко говорить. Ты не такой, как я, — Тэхён смущённо хмурит густые брови и отводит взгляд: слова Юнги, судя по всему, имеют для него смысл. — Школьная травля иногда доходит до крайностей даже из-за мелочей, а у меня не так много сил, чтобы отбиться от толпы озверевших подростков. Достаточно чуть-чуть отличаться от них, чтобы они сделали тебя изгоем, а уж если ты отличаешься кардинально, вообще самый страшный враг, да и здесь достаточно гомофобов, которым не нужны никакие доказательства, хотя, казалось, католическая школа, в которой должны царить любовь и понимание. Они и царили, пока не пришёл этот ублюдок, — Тэхён тараторит и злится, пристально смотря на богатого выродка. Юнги хотел бы услышать больше, но времени до урока совсем немного. — Если станет совсем плохо, я могу сделать всё качественно и быстро. С тобой их пропажу никто не свяжет, — Юнги хрипло напоминает ещё раз и открывает дверь, выходя из машины. В глазах Тэхёна вспыхивает паника. Его замечают. Кидая безразличный взгляд на мелких мразей, столпившихся у входа, Юнги неосознанно улыбается одними уголками губ, когда подмечает замешательство на их лицах, обходит Camaro спереди и идёт к Тэхёну, чтобы высадить его со всеми почестями: почему-то этого безумно хочется. Открывая пассажирскую дверь, наблюдая за паникой в проницательных глазах, Юнги даже руку ему подать хочет, но Тэхён, кажется, прекрасно читает его мысли, не позволив удовлетворить крамольное желание немного поиздеваться над слишком много думающем о всяком дерьме школьником. Он не знает, что сейчас делают те ублюдки, но Тэхён из-за его плеча смотрит прямо на них, а они, вероятно, смотрят на него тоже, мысленно задаваясь лишь одним вопросом. Шумно выдохнув Юнги в ухо — это щекотно, вообще-то, — Тэхён выходит вперёд достаточно твёрдо, собрав в кулак всё, что ещё не успело сломаться, а Юнги закрывает дверь и разворачивается на пятках, наблюдая потешную картину: они боятся его. Они инстинктивно отходят назад, когда Юнги делает шаг вперёд скорее потехи ради, и скалят зубы, когда он растягивает губы в фальшивой улыбке и издевательски им машет. Ему нравится над ними потешаться, но не нравится, с каким отвращением смотрит на Тэхёна их богатенький предводитель. Что он против него вообще имеет? Юнги интересно. Он обязательно это узнает. — Ты произвёл на них сильное впечатление, — с долей восхищения в голосе бурчит Тэхён, вещая рюкзак на плечо, расправляя ссутуленные плечи. — Может, у меня даже будет спокойный день. — Звони, если случится какое-нибудь дерьмо, — Юнги со всей возможной теплотой в холодном теле хлопает его по спине и собирается обратно к водительской двери. — Ночью я забил свой номер в твою записную книжку. Надеюсь, ты не против. — Вряд ли он мне понадобится, но я учту, — Юнги нравится тэхёнова уклончивость: в такие моменты он похож на большого обиженного ребёнка, у которого забрали конфетку, но он упорно пытается сдержать слёзы, ведь очень сильный. Тэхён сильный, да, только совсем не в плане силы физической, но это можно исправить. Юнги это исправит. — Я заеду за тобой. Поедим где-нибудь, — открывая дверь, хрипит Юнги ультимативно. Он и вправду надеется, что тэхёнов день пройдёт без происшествий, хотя, в общем-то, надеяться на это дело глухое: пока кошки нет дома, мыши всегда пускаются в пляс. Садясь за руль, дожидаясь, пока Тэхён сольётся с потоком других школьников, исчезнув за дверью, он разворачивается и выезжает с территории школы, направляясь в сторону большого торгового центра. Не то чтобы ему охота перетираться в потоке спешащих урвать абсолютно бесполезную вещицу по скидке людей, но теперь какое-то время он будет жить не один, и этому самому второму, который сейчас наверняка терпит на себе презрительные взгляды, нужны кое-какие шмотки, чтобы существовать с Юнги на одной жилплощади в полной идиллии. Он не брезгливый, нет. Он в какой-то степени любит, когда всё лежит на своих местах, и не любит, когда не лежит. Он знать не знает, как Тэхён ведёт себя в обычной обстановке — раскидывает ли он трусы с носками по углам, — но всё же перестрахуется, да и, наверное, ему будет приятно купить что-то Тэхёну, ведь деньги всё равно больше некуда и не на что тратить. Юнги не богатый. Юнги не может назвать деньги, лежащие в сейфе за шкафом, богатством. Они кровавые. На каждой купюре в хрустящей пачке отпечаток смерти. Смерти от рук Юнги. Смерти от его бесподобной винтовки. Он знать не знает, почему боссу приглянулась на выбор именно его кандидатура, как и не знает, почему после первого заказа ему вообще заплатили: обычно выпускников приюта отправляли в горячие боевые точки, в террористические группировки или на охрану для важных шишек за еду, кров и воду, но Юнги для последнего не подходил точно. Не подходил из-за не слишком представительного вида. Не подходил из-за того, что невысокий и на первый взгляд жутко хилый, да и смазливый на лицо, а смазливых всегда опасались: они имеют слишком много власти. До Юнги доходили слухи, что были те, кто соблазнял своих боссов, сбегая на юга с их деньгами, и он бы и сам не прочь, на самом деле, но босса Юнги никогда не видел, всегда встречаясь с посредниками и информаторами, если выдавался случай. Почему его взяли на эту работу? Почему, обещав место подле крупной шишки, он лишь убирает для этой шишки неугодных? Может, дело в его навыках и том, что он больше подходит для дальнего боя, хоть и в рукопашную уложит любого, а может, в том, что босс точно такой же последователь стереотипов, но оценил его талант в стрельбе из винтовки, ведь так намного проще не оставлять следов, даже если по факту слишком грязно: многие другие в приюте специализировались на чистых убийствах. После Юнги оставались реки крови. После Юнги оставался страх неизвестного и повисший над головой дамоклов меч — повод взять многих за яйца. Он грозное оружие. Он не совершенная, но всё же машина, пусть и сердце бьётся, пусть и чувствует, как тепла на ощупь чужая кожа. Он из железа, хоть из плоти и крови. Он без чувств, хоть с ними родился. Он понятия не имеет, почему люди находят в нём какую-то ценность, когда для себя совершенно ничего не значит. Его убьют завтра утром, сегодня вечером или через неделю? Ему наплевать. Ему не страшно. Только Тэхён сейчас рядом. Юнги должен расправить его сломанные крылья. Возвращаясь назад, к выпуску из приюта, за день «до» его навестил представительный мужчина в отглаженном дорогом костюме, который хотелось запачкать кровью. Он сказал, что его босс в нём очень заинтересован, сказал, что возьмёт его в организацию в качестве правой руки, если тот хорошо себя проявит, а пока Юнги может перекантоваться в одной из убежищ-квартир, где были условия, которые ему только снились. И он согласился. Согласился, даже особо не думая над ответом. Он хотел свалить из приюта, хотел оставить позади весь пережитый ужас и пойти по головам, чтобы стать абсолютным, но что-то пошло не так: после первого заказа — то был ничем непримечательный владелец небольшого ювелирного магазина — ему заплатили баснословную по его меркам сумму и позволили жить вдали от организации, даже не посвятив в её дела, даже не познакомив с таинственным боссом. Юнги смутился, конечно. Юнги потратил на обмозговывание животрепещущего вопроса час, может, а потом мысленно пожал плечами, собрал вещи и снял тот самый дом, который выкупил в процессе. Ему хватило на это трёх заказов. Хватило на то, чтобы полностью рассчитаться с бывшим хозяином, купить необходимую мебель и обустроиться с комфортом, который сначала казался чуждым. Со временем привык, впрочем. Со временем переделал кладовую в арсенал, бегал оформлять бумажки, чтобы сделать перепланировку первого этажа, и полностью ушёл в повседневность, занимаясь покраской-побелкой, а после поставил в гараж мотоцикл и совсем недавно Camaro, выкупив малышку с аукциона. Оружие он приобретал тоже постепенно через связи организации, с которой стал не на короткой ноге, но подобрался к корню чуть ближе, и всё никак не мог купить давнюю мечту: винтовку McMillan CS5 из-за вечных проблем с таможней. Это его немного расстраивало всё же, ведь она подходила для работы в городе куда больше, чем Noreen Bad News, но в итоге смирился и сработался с напарницей так, как не срабатывался с живыми людьми в приюте. А гитары, ну. С гитарами было намного проще: достаточно было заказать их с доставкой на дом, и вот в его скромной коллекции великолепная красавица Gretsch G6136-1958, любимая Gibson ES-335 и универсальная Fender Jim Root Stratocaster, чем он несказанно доволен: не то чтобы он использует их слишком часто, да и не то чтобы ему для видео на YouTube нужны настолько дорогие гитары, но чувство эстетики победило всякий здравый смысл. Юнги просто большой ребёнок. И несмотря на то, что он раскидывается кровавыми деньгами направо и налево на те вещи, о которых мечтал больше всего в приюте, совсем не заботится о том, что носит, какой у него телефон и сколько стоят его часы, выбирая простые вещи только по своему вкусу: иногда его серьёзно тошнит от всех этих дорогих, модных шмоток. Поэтому он похож на обычного парня в повседневной жизни. Поэтому ничем не отличается от других, не отсвечивает и легко теряется в толпе, если есть необходимость, но, бывает, на него смотрят с лёгким недоумением: если на нём от силы тысяч сто пятьдесят вон, а выходит он из машины за сорок тысяч баксов, без пафоса снимая любимые солнцезащитные очки за бесценок, выглядит Юнги в глазах богатеев до вычурного странным. Да и плевать на них, в общем. Он не потребитель. Он просто лелеял мечты и по возможности их исполнил. Больше его ничего не волнует. Не волнует даже то, что на него снова смотрят с удивлением, когда он выходит из машины на парковке торгового центра. Юнги не любит ходить по магазинам. Юнги не любит, когда к нему подходят со своими советами консультанты. Он натерпелся этого достаточно в первый год свободной жизни и старался обходить их стороной, но сейчас совет Юнги очень нужен. Сейчас Юнги курсирует от одного магазина с интересными безделицами к другому и думает, что бы подарить Тэхёну после сегодняшней ночи в качестве поощрительной награды, но на ум совершенно ничего не приходит. Что любит Тэхён больше всего? Что ему нравится? О чём он мечтает? Юнги лишь знает, что он любит музыку, знает, что находит в песнях Ланы Дель Рей успокоение и какой-то смысл. Он мог бы подарить ему диск с её автографом, быть может, но тут есть одна очевидная загвоздка: долгая доставка, ведь в магазине просто так его точно не купишь. Мог бы подарить новый iPhone, люксовые часы, которые сам никогда не купит, костюм от Armani вместо бесячей школьной формы с не менее бесячим красным галстуком и хорошие ботинки. Он может подарить Тэхёну всё, на что сейчас падает его взгляд на витринах, но не знает точно, что нравится обычным парням. Не знает, что нравится Ким Тэхёну. Ему нужна помощь. Нужен тот, кто больше разбирается в этом мире. — Намджун, — свалившись на чёрный кожаный диван посреди длинного коридора цветных витрин, Юнги достал из кармана заветную чёрную раскладушку и набрал номер единственного человека, который может помочь с его дилеммой, — ты сильно занят? — О чём ты? — Ким Намджун на другой стороне трубки звучит слегка обиженно, вздыхая очень громко: ему очевидно скучно. — Чем я могу быть занят в этой тёмной дыре, скажи мне на милость? — Передёргивать на миленьких девочек из порно, — Юнги пытается в издевательство, хрипя насмешливо, но Намджун на это лишь ещё раз вздыхает: знает его как облупленного. — Ну или, может, ты всё-таки склеил ту замечательную девочку из местной библиотеки, а я тебя бесцеремонно отвлекаю. — Ради всего святого, Мин Юнги, — Намджун звучит так безлико и спокойно, словно все чувства разом исчезли из его горячего тела, — почему каждый раз, как ты мне звонишь, в первую очередь заводишь разговор о сексе и всём, что из него вытекает? У тебя недотрах? — Есть немного, — Юнги отвечает вообще-то честно, откидывая голову на спинку дивана. Даже не немного. Очень не немного, но он старается держаться. — Я не подцеплял никого уже больше недели. Яйца тяжёлые, как камень. — Мне бы твои великие проблемы, — Юнги словно бы наяву видит, как Намджун на той стороне закатывает глаза и тоже откидывается на спинку кресла. Ему нравится разводить его на эмоции, ведь он так не умеет. — Да и вообще, ничем не могу помочь, сам знаешь. — Знаю, — Юнги прикрывает глаза и нехотя вспоминает ночи, когда им было слишком хорошо под тонким одеялом, но сейчас он предпочтёт больше никогда не сближаться с Намджуном даже в этом плане, ведь он не хочет застревать в прошлом. — Кстати говоря, — вспоминает причину, по которой вообще позвонил Намджуну, — ты же знаешь о мире больше меня, так? — Так, — соглашается Намджун слегка удивленным тоном. — Что-то случилось? — Ну, — Юнги немного колеблется, ведь последующий вопрос выдаст его с головой, но Намджун — единственный, к кому он может обратиться. Есть ещё Хосок, впрочем, но у Хосока вкус очень специфический. Хосок тут вообще не советчик, — что можно подарить парню? — Юнги, — проходит, кажется, несколько секунд, прежде чем Намджун отвечает всё тем же бесстрастным тоном, — ты идиот? — Почему это я идиот? — хрипит Юнги чуть обиженно, но на самом деле обиды не испытывает. Он вообще ничего сейчас не испытывает, кроме усталости после практически бессонной ночи. — Потому что ты сам парень! — чуть повышает голос Намджун, а после следует громкий удар чего-то об пол и ядрёное «блядь, любимая кружка!». Намджун себе не изменяет. Юнги решает, что купит ему новую и отошлёт с курьером. — Если спросить, что хочу в подарок именно я, это была бы та самая малышка, которую мне до сих пор не могут доставить из-за проблем с таможней, а я об обычном парне. О самом обычном, Намджун, — Юнги редко когда заморачивается с объяснениями, но Намджун любит делать из него дурачка. — Парне, которому то дерьмо, через которое прошли мы, даже не снилось. — Okay, — сквозь мокрые звуки возни с тряпкой Намджун всё же становится серьёзным, — а что любит этот обычный парень? — В том-то и дело, что я не знаю, — Юнги мысленно разводит руками и чуть ли не скатывается с дивана под кондиционером. — Он типа… Ну. Он младше меня на несколько лет, у него достаточно херовые отношения с людьми вокруг и семьёй, а ещё он без ума от Ланы Дель Рей, и у него голос настолько охуенен, что, кажется, когда-нибудь у меня на него встанет. — Занятное дерьмо, — Намджун в этих словах, видимо, видит смысла больше, чем Юнги в своей собственной жизни. — Я так понимаю, ты вот прямым текстом мне сейчас говоришь, что запал на того школьника, Ким Тэхёна? — Блядь, Намджун, — Юнги не любит, когда он начинает душить, но таков Намджун: всегда докапывается до самой сути, — не запал я на него. Просто хочу сделать ему подарок за старания. — Это за какие ещё старания? — профессиональное любопытство mode on. Юнги уже хочется повесить трубку. — Чем ты там занимаешься со школьником, Мин Юнги? — Никакой помощи в этом доме, — хрипит Юнги с долей драматизма и снова прикрывает глаза, сосредотачиваясь на прохладе, ласкающей открытые участки кожи. — Одни расспросы и подозрения. Ты такой жестокий. — Я вообще-то серьёзно, — Намджун заканчивает возиться со своей разбитой кружкой и усаживает задницу обратно в компьютерное кресло: Юнги даже не нужно смотреть на него, чтобы знать точно. — Ты же знаешь, что с нашей работой опасно сближаться с обычными людьми. Особенно тебе. Да даже не особенно, а в первую очередь, поэтому, прошу, будь осторожен. Если босс узнает… — Намджун прерывается. В его голосе беспокойство. Юнги понимает, о чём он. — Босс может поцеловать меня в задницу и наконец показаться на глаза, а не подсылать шестёрок, — Юнги не слишком нравится, куда заходит их разговор, поэтому лучше закончить его прежде, чем он свернёт в совершенно другое русло, — но спасибо за напоминание. Вот чего-чего, а твоих каждодневных нотаций мне не хватает точно, — пытается в сарказм, и у него даже выходит. — В общем, я найду что-нибудь сам. Занимайся дальше своим очень важным ничем, — он делает издевательское ударение на последнем слове и краем уха ловит раздраженное «спасибо, sweetie», вешая трубку. Никакой помощи, действительно, только напоминание о том, о чём он и так знает. Ему нельзя. Нельзя заводить долгосрочные отношения из-за риска раскрытия и приказов ссаного босса, но, во-первых, Юнги никогда их и не заводил, а во-вторых, он понятия не имеет, что такое эти ваши отношения. Нет, ну, примерно понимает, что, вот, два человека испытывают друг к другу симпатию, трахаются, начинают жить вместе, а потом зачем-то окольцовывают себя, словно сажая друг друга на короткий поводок, позже разочаровавшись в семейной жизни: он видел это в какой-то программе и понять не мог, зачем вообще делать что-то настолько бесполезное, как «свадьба», но осознавал, что жить вместе с разделяющим твою боль человеком довольно приятно. Ему понравилось жить с Намджуном, но у них не было отношений. Или, может, и были, но Юнги о них не знал точно. Знал только, что хочет Намджуна: и защитить, и рассказать, насколько внутри него горячо, смутив этим до лёгкого румянца. С Тэхёном сейчас получается как-то так же. Тэхёна хочется так, что за ту неделю у Юнги вполне себе реально ныли яйца, да и защищать его хочется не меньше. Это значит, что он ему нравится? Или что, чёрт побери, это вообще значит? Для Юнги вся эта тема с чувствами и эмоциями слишком сложная. Он не понимает, но хочет. Хочет, хотя обычно плевать на всё, кроме удовлетворения базовых потребностей в сне, еде и трахе. Это не пугает, но ощущается где-то внутри чем-то тяжким. Неподъёмным. Беспокоит, на самом деле, другое: Намджун прав. Прав в том, что ему изначально надо было быть осторожным, но, во-первых, он после часа знакомства сказал Тэхёну, что может убить его обидчиков, а во-вторых, показал свою подругу-винтовку, так что, по сути, уже слишком глубоко вляпался. Вляпался в самое настоящее дерьмо: если босс узнает, захочет убрать Тэхёна от греха подальше. Точно захочет, ведь так уже делал с другими: Юнги слышал эту печальную историю от прошлого информатора и знает, что церемониться с ним никто не будет. Да и наплевать, собственно. Юнги реально плевать, что там думает этот ублюдок-босс, ведь может запросто свернуть ему шею или вышибить мозги — тут уж как он захочет. Юнги правда не волнует, что он потеряет слишком высокооплачиваемую работу, ведь всегда может начать работать на самого себя: в даркнете слишком много тех, кто ищет отмщения и справедливости за серьёзные деньги, а у него есть все навыки, чтобы с лёгкого выполнять их заказы. Он не будет скучать по боссу. Он хочет выпустить ему кишки ещё с того самого дня, как тот пижончик в костюмчике к нему заявился. Думать об этом больше не хочется. Думать вообще для Юнги слишком энергозатратно. Заталкивая раскладушку обратно в карман узких брюк, он бросает взгляд на большой магазин преимущественно компьютерной техники и идёт к стеклянному стенду с аудио плеерами, вспоминая тэхёнов потрёпанный Walkman, которому, наверное, уже лет пять. Присматриваясь к не слишком большому ассортименту, понимая, что плеер за три миллиона вон от него Тэхён точно не примет — гордость и прочее дерьмо, которым любят вставлять себе палки в колёса люди, — он просит показать ему модель побюджетней, и в итоге выходит из магазина с NW-A100 всего лишь за полмиллиона, мысленно пообещав себе не забыть добавить в него все альбомы Ланы. Удовлетворённый покупкой, хоть это самое очевидное из того, что вообще могло прийти Юнги в голову, он проводит в торговом центре ещё примерно час, шатаясь от одной витрине к другой: где-то он взял новое постельное бельё, на котором спать одно удовольствие, как заявил назойливый консультант, где-то принадлежности для ванной и даже новую бритву, ведь Тэхён в спешке явно о ней не вспомнил, где-то умудрился подобрать подходящий по его мнению парфюм, хоть и совсем не разбирается в этом. Закончив с базовыми вещами, которых на двоих в его доме банально бы не хватило, он не забывает и про необходимые шмотки: преимущественно чёрные и неприметные, усиленно вспоминая примерные параметры Ким Тэхёна. Выбирает придирчиво, прикидывая в голове, как Тэхён будет в каждой шмотке смотреться, хотя для себя обычно просто сметает с полок то, что больше всего приглянётся, и в итоге набирает столько, что с трудом волочит до машины, с громким выдохом сваливая всё в багажник. Переводит дыхание — Юнги вообще-то очень сильный с охуеть каким крепким телом, но походы по магазинам — ад для него — и выезжает с парковки, направляясь домой, не забыв по дороге заехать за продуктами, чтобы забить холодильник: быть может, он даже будет готовить, если Тэхён совсем плох в этом. Возвращаясь, он разгружает машину, вспоминая, когда в последний раз так суетился, и раскладывает всё по очевидным местам, удовлетворённо кивая пустоте напротив. Интересный опыт. Немного будоражит даже. Подходя к большому шкафу, приметив у него тэхёнову спортивную сумку, он хочет разобрать её, чтобы не мозолила глаза, но решает не лезть в чужое личное пространство, ибо знает, насколько это раздражает. Разбирая шмотки, выделяя Тэхёну чуть ли не половину шкафного пространства, он заёбывается бегать по дому, как Золушка двадцать первого века, и усаживает задницу на барный стул, позволив себе выхлебать бутылку живительной холодной воды, а хотелось бы чего покрепче. Пристально смотря на часы, понимая, что пора бы следовать по расписанию, надуманному за ночь, он переодевается в привычный тот самый неприметный шмот — слабо понимая, насколько горячо в нём выглядит для случайных прохожих — и снова выходит из дома, только теперь на своих двоих, стараясь избегать попутных камер. Виляя меж переулков, он выходит на оживлённую улицу и теряется в толпе, направляясь к станции метро: ему нужно проехать с десяток, и он прикрывает глаза, падая на жёсткое сиденье, отдаваясь лёгкой полудрёме. Поспать, на самом деле, у него не получается — да и кто в здравом уме вообще будет спать в метро, — и он выходит в нужном месте, минуя ещё несколько переулков к затерянной за замороженной стройкой небольшой лавчонке, которую держит старый приютский знакомый: иногда очень полезно иметь много связей, даже если вспоминать о них иногда неприятно. Покупая у скучающего большого парня примечательный для него телефон с симкой, он пока не включает его и на автобусе едет в выбранное для ночного дела место, бегло осматривая его на наличие камер и нежелательных свидетелей, находя его идеальным: до заброшенного бетонного завода никому нет никакого дела. Возвращаясь обратно другим путём, тратя на дорогу значительное количество времени, он выходит на одной из станций метро и шарит в кармане лёгкого бомбера, выуживая маленький ключик от станционной ячейки. Надвигая кепку ниже на глаза, Юнги включает купленный телефон, забивает в контакты один единственный номер и набирает ему представительное сообщения, прекрасно зная, что оно не останется непрочитанным. Подходя к ячейкам так, чтобы нельзя было взять в объектив его лицо, Юнги открывает одну из и оставляет смартфон внутри, не забыв ранее избавиться от отпечатков. Больше он ему точно не пригодится, но пригодится полиции, если им хватит ума связать дважды два и выйти далеко не на Юнги, но на это он почти не рассчитывает, зная, что дела до того ублюдка полиции, в принципе, не будет никакого, разве что получат лишний геморрой, если попытаются хоть немного пораскинуть мозгами. Заканчивая с приготовлениями, Юнги садится на поезд и едет к одному из своих убежищ, чтобы переодеться и забрать шмотки с собой в небольшом рюкзаке, водрузив очки в толстой пластиковой оправе на нос — теперь он типичный студентик. Смотря на часы, понимая, что пробегал по городу полдня, и уже совсем скоро забирать Тэхёна из школы, Юнги добирается до дома с жутким желанием упасть в мягкую постель и поспать хотя бы часик, но вместо этого задумчиво курит на голодный желудок в кухонное окно и всё ещё слабо себе представляет, как заставит сделать Тэхёна то, что ждёт его после заката, но без этого ему просто не имеет смысла оставаться рядом, а Юнги этого, если честно, вовсе не хочет. Он хочет Тэхёна. Хочет, чтобы он был рядом и в безопасности, хочет, чтобы стал сильным и мог ломать лица мразям, считающим, что они чем-то лучше. Ему так сильно хочется всего этого простого дерьма, что иногда бросается в глаза по телевизору в каком-нибудь рандомном месте, но такого ему точно никогда не светит. Не светит простого и обыденного, ведь он машина для убийств, а Тэхён хочет научиться у него вышибать плохим парням мозги совсем не потехи ради. Что ж, ничего другого от своей жизни он не ждал, да и не собирался, ведь знает, что не заслуживает. Не заслуживает такой странной и эфемерной вещи, как спокойное «счастье». Счастье. А что такое счастье? Юнги знаком лишь с удовольствием от дрочки и секса, и это чувство похоже на нечто, что вполне можно было бы назвать этим словом, только вряд ли обычные люди считают так же. Докурив, задумчиво пуская кольца густого дыма с сухих губ, Юнги переодевается снова в утренние шмотки, перехватывает из холодильника немного магазинных закусок — в животе урчит адски, ведь ничего, кроме паршивого кофе, он ещё внутрь не принимал, — и спускается в гараж, выгоняя из него Camaro. Садится в тачку, ловит на себе заинтересованный взгляд соседки и приветственно ей машет, ведь он хороший сосед за дверьми своего дома, жаль только, совсем не заинтересован в людях. Выезжая на дорогу, попутно раздумывая, где бы хорошенько набить живот вместе с Тэхёном, Юнги подъезжает к школе за рекордные десять минут и заезжает в ворота, останавливаясь на парковке рядом со входом. Смотрит на часы, понимая, что как раз вовремя — минута в минуту, ведь он очень пунктуален, — и тут же слышит сигнал к окончанию последнего урока, решив не выходить из машины: лишний раз соблазнять глупых школьничков своим внешним видом он точно не хочет, даже если школа эта только для мальчиков: они тоже частенько на Юнги западают. Особенно в клубах, где всем наплевать на возраст. Скучающе наблюдая за дверью, положив подбородок на руки, сложенные на руль, он замечает сначала группу знакомых мелких шакалов, что-то живо обсуждающих в своём кругу, а после Тэхёна, и выглядит он, честно говоря, не очень, благо что не избит: но это на первый взгляд только. Смутившись из-за чего-то липкого внутри, что можно было бы назвать беспокойством, Юнги всё же выходит из машины и облокачивается на гладкий бок, приваливаясь к нему спиной. Скрестив руки на груди, он уже знает, что его заметили и сейчас бурно обсуждают, но плевал он на это, как плевал и на громкое «вау, у ёбыря Ким Тэхёна такая охуенная тачка, аж завидно», когда толпа проходит мимо. Улыбка на губах вспыхивает только кривая, ведь он вовсе никакой не ёбырь, хотя очень хотелось, и, в общем-то, всё, ведь вместо того, чтобы нагнать выглядков и раздать каждому смачного пинка под трусливую жопу, он терпеливо ждёт, пока Тэхён к нему подойдёт: видно, что он не слишком рад тому, что Юнги за ним приехал. Открывая ему дверь, не сводя с его скорбного лица взгляда, Юнги садится обратно за руль и выезжает с территории школы побыстрее, ведь Тэхёну здесь явно неуютно. В его машине, в общем-то, ему неуютно тоже, но Юнги знает примерную причину, так что пока не задаёт никаких вопросов и просто едет в выбранную на сегодня едальню, но Тэхён после пятиминутного молчания сдаётся сам, тяжело выдыхая: — Спокойного денька, к сожалению, не вышло. — Что-то случилось? — Юнги знает, что Тэхён может ответить, но ему всё равно интересно. Ему интересно о Тэхёне всё. — Слухи стали сильнее, подкрепившись, якобы, «фактами», — Тэхён смотрит в колени, занавесив глаза чёлкой, и сжимает в пальцах лямку рюкзака, поддевая нитки ногтями. — Это забавно, но кто-то поздравил меня с тем, что богатый мужик оказался довольно красивым молодым парнем, кто-то спросил, насколько приятно заниматься сексом с мужчиной, особенно, когда он такой красивый, кто-то даже хотел узнать номеро… — Тэхён неловко заминается, переводя на Юнги смущённый взгляд. — Знаешь, кажется, ты не только на тех ублюдков впечатление произвёл. Лукизм в нашей стране штука, оказывается, страшная: достаточно быть красивым, чтобы тебе многое прощалось. Даже гомофобия отходит на второй план, если человек симпатичный и подходит под стандарты. — Не такой уж я и красивый, — Юнги так считает вправду, ведь под стандарты он подходит едва ли, даже если у него пухлые губы и аккуратный небольшой нос. Тут скорее решают правильно подобранные шмотки и причёска. Ещё можно обмазываться BB-кремом и дро… не беспокоиться о прыщах, но они его и не беспокоят. — А ещё улыбка у меня странная. Хочешь посмотреть? — Обойдусь, — Тэхён отводит взгляд, и Юнги понять не может, что за дерьмо плещется на дне его глаз, и это в каком-то смысле заставляет его ощущать себя неполноценным. Никогда так не думал, считая, что имеет достаточное количество навыков для комфортного существования, но что-то явно пошло не так. — В общем и целом хватило и тех, кто за спиной называл меня пидором, толкал и тыкал пальцем, так что не всё так радужно. Радужно. Радужно, но не радужно. Пиздец. — Впервые слышу ругань из твоих уст. Это что-то новенькое, — Юнги высматривает, где припарковать машину поближе к кафе, и находит единственное свободное место, держа на него курс. — Кстати, Тэхён, думаю, ты об этом и без меня знаешь, но если обратиться к твоему ненавистному лукизму, с тобой я даже рядом не валялся, но тебя всё равно травят. Это странно, не находишь? Тэхён не отвечает, ссутулив плечи. Тэхён устало прикрывает глаза, сжимает лямку рюкзака сильнее и ослабляет хватку только тогда, когда Юнги паркуется, выходит из машины и открывает ему дверь, приглашая выйти. Он явно думает о чём-то. Ему явно неприятно. Юнги хочет знать. Юнги хочет знать о Тэхёне всё, даже если это болезненно, даже если он совсем не хочет об этом говорить. Для него получать необходимую информацию — наитие, и то, что Тэхён не хочет ей делиться, ставит в странное положение: он мог бы добиться желаемого силой, но не настолько ублюдок, чтобы поступать с Тэхёном подобным образом. Раньше, быть может, он вполне смог бы выкрутить ему руки и давить, давить, давить, заслушиваясь треском костей и криками боли, но тот Юнги остался в стенах приюта. Того Юнги заперли в надёжной клетке, надев на него стальной намордник, а этот старается… быть лучше? Ему бы вправду хотелось. Вправду хотелось стать хоть чуть-чуть человечным, чтобы понять, какие эмоции сейчас испытывает Тэхён. Чтобы проникнуться ими и, наверное, успокоить, сказать какие-то нужные слова, о существовании которых он сейчас не знает. Юнги жаль. Жаль, что десять лет ежедневной боли и страданий сделали из него практически пустую заводную куклу. А впрочем, что такое жалость? Её ли он ощущает где-то внутри, когда всматривается в тэхёново лицо по дороге в забегаловку, открывая ему двери? Разобраться в себе сложно, особенно, когда разбирать-то и нечего: вокруг одна стеклянная пыль от осколков. Проходя внутрь, Юнги высматривает пустой столик, садится, дожидаясь, пока Тэхён тоже сядет, и подзывает хозяйку, заказывая большую порцию самгёпсаля, рис, напитки и немного закусок: есть хочется адски. Мысленно роняя слюни на стол от запаха жареного мяса, Юнги облокачивается на него локтями и устраивает на скрещенные ладони подбородок, внимательно смотря на Тэхёна из-под падающей на глаза черной чёлки. Он безумно красив в приглушённом свете. Он выглядит хрупким, хрустальным, совсем эфемерным. Он сидит неподвижно, сложив ладони на колени, и пристально втыкает куда-то в окно, находясь далеко за пределами кафе в своих затуманенных мыслях. Его что-то, кажется, беспокоит. Он о чём-то хочет рассказать всё же. Юнги хоть и не понимает, что за собой несёт тот или иной жест языка тела, но в своё время заучил каждый и имеет базовые представления, зная, что Тэхён сейчас чувствует себя не в своей тарелке. Ему неуютно не с Юнги. Ему неуютно вообще. — Случилось что-то ещё? — Юнги не любит тянуть резину и обхаживать собеседника, боясь задеть его триггеры, поэтому спрашивает прямо, всё ещё не сводя с тэхёнова лица глаз. Его смуглая кожа блестит от капель пота: в забегаловке жарко. — Они обсуждали моё отстранение, — от жары ослабляя чёртов безвкусный галстук на массивной шее, Тэхён раздражённо ведёт плечами. Его взгляд наливается отвращением и злостью, а голос становится глубже и грубее. Таким он Юнги нравится намного больше. Таким сильным. Таким готовым свернуть любому находящемуся внутри кафе шею. Его фантазия, признаться честно, иногда играет с ним слишком грязно. — Не столько отстранение, на самом деле, сколько исключение. На последнем году старшей школы, когда до выпуска осталось семь месяцев. Сраных семь месяцев, после которых я смогу вздохнуть с облегчением. И всё из-за чего? — теперь он больше не отводит взгляд, с негодованием смотря Юнги в глаза. Там глубоко и горячо. — Всё из-за того, что своим «вызывающим» поведением я порчу их чёртов имидж. Имидж! — восклицает он, наконец давая эмоциям волю. — Значит то, что я хожу с синяками последний год практически каждый день, их не волнует, а слухи, которые распустил этот выродок, портят их имидж. В аду бы они горели всем скопом, лицемерные мрази, — резко заканчивая, он глубоко и тяжело вздыхает, чтобы не взорваться ещё сильнее. Юнги благодарен за откровенность. Это именно то, что Тэхёну сейчас было нужно. — Почему бы не перевестись в другую школу? — Юнги задаёт вполне логичный вопрос, ведь так Тэхён избавится от всех проблем разом. — Если есть какие-то существенные проблемы, я могу их уладить. Если дело в деньгах, я тоже могу помочь. — Я не хочу переводиться, — тихо басит Тэхён, полностью успокоившись, и переводит взгляд на разгорающиеся угли под решёткой. Их отражение в его глазах завораживает. — Не то чтобы я не мог, учитывая успеваемость, но просто хочу остаться там, а не бежать с корабля, как трусливая крыса. Не хочу им проигрывать. Не хочу, чтобы они ещё больше самоутверждались за мой счёт. — Не понимаю, — Юнги не понимает вправду. Тэхён ведёт себя глупо и странно. Нелогично. — Ты хочешь остаться в школе, в которой тебя травят за всякое дерьмо, которого ты не совершал, потому что твоя гордость слишком сильна, но при этом хочешь избавиться от главных травителей, чтобы что? Чтобы доучиться в полном спокойствии? Или чтобы потешить своё эго? Отомстить? Чего ты на самом деле хочешь, Ким Тэхён? — Ты задаёшь слишком сложные вопросы восемнадцатилетнему подростку, — Тэхён мастерски уклоняется от ответа, скрестив руки на груди в защитном жесте. Юнги хочется закатить глаза. — Если ты не знаешь, чего хочешь, зачем мне тратить на тебя время? — Юнги хладнокровен. Если Тэхён просто по дурости решил поиграть с ним в игры, ничем хорошим это не закончится. — Я знаю, чего хочу, но не знаю, что буду делать дальше, — выражение лица Тэхёна остаётся невозмутимым. Кажется, он привык к подобного рода разговорам, вот только сглатывает слишком громко, беспокойно ёрзая на жестяном стуле. — Сейчас я хочу научиться быть сильным, хочу дать тем ублюдкам отпор, которого они заслуживают, но что будет с моим будущим потом — не имею никакого представления. Это немного пугает, но… — он снова смотрит на Юнги, и Юнги смотрит в ответ. Его глаза, кажется, стали темнее, — но, Юнги-хён, я буду хорошим учеником. Я быстро учусь и не отступлюсь от своего желания. — Как скажешь, — хрипло бурчит себе под нос Юнги, краем глаза замечая хозяйку забегаловки с большим подносом: им наконец-то несут еду, — и, если ты и вправду этого хочешь, тебя не отстранят и не выгонят. Я об этом позабочусь. — Позаботишься? — Тэхён в лёгком недоумении склоняет голову, а его невинное выражение лица сейчас кажется слишком милым: удивительно, насколько быстро он переключается от одной эмоции к другой, ну или просто слишком искусно играет. Занятный. Но Юнги не ответит. И, очевидно, не отвечает, решая, что знать Тэхёну о хосоковых детках в кабинете директрисы его школы вовсе необязательно, а вот Юнги кое-что знает. Кое-что, что вполне может заинтересовать совет попечителей, да и саму директрису, ведь у него помимо всего прочего есть очень пикантные кадры, смотреть на которые было неприятно, но он справился и скинул главное на флешку. И эту флешку он вполне может отнести ей самостоятельно, а ещё очень серьёзно поговорить: и о Тэхёне, и о том, с кем она трахается, когда последний ученик покидает двери школы. Материал, на самом деле, очень весёлый, и Юнги бы даже показал его Тэхёну, чтобы тот хоть немного отвёл душу, но сделает это потом, а пока раскладывает кусочки свинины на решётку и неосознанно облизывает губы, предвкушая вкусный ужин. Жаль только, что ему сегодня нельзя выпить немного соджу: для дела нужна трезвая голова и незамутнённый здравый смысл. Они едят в тишине, больше не говоря друг другу ни слова, и Юнги изредка поглядывает на Тэхёна, думая о том, что он действительно немного странный. Его семья бедна, его мать, скорее всего, давно обзавелась чем-то похожим на стокгольмский синдром и вряд ли всерьёз уйдёт от забулдыги-отчима, а отчим этот самый настоящий ублюдок, только чудом ещё не изнасиловавший пасынка, к которому явно неровно дышит. У него тяжёлая жизнь в месте, которое должно по сценарию жизни быть убежищем от жестокого мира, а ещё тяжелее за его пределами, но если первое исправить нельзя, то второе — вполне возможно. Почему он не хочет перевода? Почему продолжает терпеть побои? Почему цепляется за то, за что цепляться больно и трудно? Он слишком упёртый, быть может. Быть может, уже давно распланировал подробный план мести, а Юнги стал в нём лишь слишком удачно подвернувшимся под руки инструментом. Будь иначе, он бы согласился на его предложение. Будь иначе, те мрази ещё на прошлой неделе кормили бы рыб на дне реки Хан или догорали в разбитой машине. Юнги интересно. Юнги готов даже впустую потратить время, ведь совсем ничего не теряет. Потерять может только Тэхён, если его разочарует, но думать об этом почему-то не хочется. Хочется лишь приблизить ночь, чтобы понять, готов ли он стать тем, кем с таким рвением хочет. Заканчивая с ужином, наевшись от пуза, Юнги всё в той же тишине — Тэхён не особый любитель поболтать, да и Юнги, собственно, тоже — везёт его домой по душному скучному городу, в котором зачастую совсем нечем заняться: он предпочитает без надобности не выходить из дома. Подъезжая, Юнги открывает ворота гаража и жутко хочет, чтобы именно Тэхён загнал внутрь малышку Camaro, но тот витает где-то в своих мыслях, а Юнги ещё не до конца пизданулся, хоть и подаёт слабые признаки, на самом-то деле. Паркуясь, выполняя привычные ритуалы, он пропускает Тэхёна вперёд, и тот скидывает с себя пиджак на ходу, бросая его на спинку мягкого кресла у большого дивана. Оглядываясь по сторонам, подмечая то, чего утром точно не было в квартире, он с лёгким любопытством в глазах снимает и галстук, и это кажется Юнги самым горячим, что он видел за последнее время: в одной белоснежной рубашке Тэхён невероятно совершенен, даже если слегка дрищеват, но это исправит зал и физическая нагрузка. Замечая лёгкое замешательство на его лице, когда он берёт в руки свою спортивную сумку, Юнги показывает, куда можно повесить/положить свои шмотки и рассказывает, какие вещи для него приобрёл, чтобы было проще существовать на одних квадратных метрах. Тэхён сначала упрямится очень, причитая, что у него вообще-то всё есть, но мирится и принимает положение вещей, понимая, что вообще-то ничего, кроме шмоток и зубной щётки, с собой не прихватил, собираясь впопыхах и с лёгким страхом. Клятвенно обещая, что он обязательно Юнги за всё отплатит, хоть пока и не знает как, да и уже уволился из магазина, понимая, что времени на подработку у него не будет, он идёт в душ и закинуть форму в стиральную машинку — завтра выходной, — а Юнги достаёт из недр своих запасов совсем новенький недорогой ноутбук, чтобы у Тэхёна был полноценный доступ к его интернету. Юнги нравится, как выглядит мокрый Тэхён только что из душа, и нравится, как капли воды стекают с висков по широкой шее и катятся куда-то в ключицы, но совсем не нравится, что он в домашних шмотках: обычно Юнги видит диаметрально противоположную картину. Тэхён, впрочем, точно не хочет его соблазнить, как делали прочие выходящие из его душа, так что он лишь чуть разочарованно вздыхает и кидает ему новое полотенце, чтобы нормально вытер голову, а то простудится под кондиционером. Откуда в нём столько заботы о ком-то другом, он точно не знает, но это немного приятное чувство, и оно Юнги совсем не мешает. Мешает, на самом деле, только тэхёново упрямство, когда Юнги выделяет ему место за своим рабочим столом и втюхивает ноутбук, не желая слушать никаких абсолютно глупых возбуханий, и советует затолкать гордость поглубже в отличную задницу, смущая девственного восемнадцатилетку до сконфуженного «ладно». — Ты не ходишь на курсы или, может, к репетиторам? — задаёт Юнги достаточно насущный вопрос, смотря, как Тэхён заинтересованно разбирается с ноутбуком за его столом, сидя рядом на постели. — У меня нет на это денег, — честно и без увиливаний отвечает Тэхён, поднимая к Юнги тяжёлый взгляд: видимо, он задел его за живое. — Сам неплохо справляюсь. — А куда хочешь поступить после школы? — Юнги понятия не имеет, почему вообще об этом спрашивает, но ему нравится слушать тэхёнов густой голос. Он расслабляет. — Не знаю, — Тэхён раздражённо прикрывает глаза и разминает изящной ладонью шею, после зачёсывая густую мокрую чёлку назад пятернёй. Ему идёт открытый лоб. Очень. Юнги горячо. — В самом деле не знаю. Думал пойти полноценно работать, чтобы съехать от матери и начать жить самостоятельно. — Обычно школьники в последнем классе старшей школы задницы рвут, чтобы поступить в хорошие университеты, — задумчиво хрипит Юнги, отводя взгляд — ему безумно сложно держаться — и падая на постель, закладывая за голову руки. — Не пожалеешь потом? — Обучение в этих университетах тоже не бесплатное, — раздражение пробирается и в голос Тэхёна, а сам он беспокойно елозит на стуле, пытаясь ментально спрятаться от того, что больше всего беспокоит, — поэтому никакого университета мне не светит. — Есть вариант, на самом деле, — Юнги даже не предлагает свою помощь, ведь знает, что Тэхён начнёт упираться рогами в стену. Олень. Он похож на гордого лесного оленя. — Твои деньги? — Юнги слышит, как Тэхён вскидывает голову, и чувствует, как смотрит на него всё с тем же упрямством. Он этого ожидал. — Я их не возьму. Не хочу быть настолько жалким. Не хочу стать приживалой и ни о чём не беспокоиться, зная, что за меня всегда заплатят. Это… неправильно. Не хочу так. — Вариант зарабатывать тем же, чем зарабатываю я, дубина, — Юнги вовсе не злится, но драконить Тэхёна приятно. В такие моменты его голос слишком сексуален. — Ну, не столько, сколько я, но этого вполне хватит на безбедную жизнь. — И сколько стоит чужая жизнь? — упрямство сменяется интересом. Вот такого Юнги не ожидал точно. — По разному, на самом деле, но в целом немало, если, конечно, ты вообще способен убить человека, — Юнги заинтересованно приподнимает голову и смотрит на Тэхёна, находя его выражение лица очень сложным. — Способен, — чуть обиженно бурчит Тэхён себе под нос и больше на Юнги не смотрит, опуская взгляд обратно к ноутбуку. — Я докажу это. — Докажешь быстрее, чем думаешь, — бросает Юнги хрипло и встаёт с постели, направляясь в сторону «зала». Тэхёново растерянное «что?» он пропускает мимо ушей, не желая испортить ночной сюрприз. Время до второй части плана ещё есть, и тратить его абсолютно не на что: Юнги решает ещё раз прогнать Lonely на своём стратокастере и записать видео для YouTube, иначе совсем забудет об этом, а это очень плохо, ведь держать имидж этакого соседского парнишки гитариста для него в какой-то степени важно. Забирая чёрную красавицу-гитару с подставки, он идёт к усилку, стоящему рядом с диваном, и подключает кабель к педали, попутно доставая с полки книжного шкафа нужную камеру. Устанавливая её так, чтобы в объектив не попадало его лицо, он садится на диван, который является практически постоянным фоном для видео, поправляет закатанные рукава рубашки и закидывает ногу на ногу, кладя гитару на бедро. Проверяя звучание, немного подкрутив колки и педаль, Юнги краем глаза замечает заинтересованного Тэхёна, сидящего теперь на краешке кровати, и улыбается в пустоту тускло, но достаточно для того, чтобы вспомнить старые дни: в них у него всегда были слушатели. Ностальгично. Цепляя медиатором струны, чувствуя лёгкую расслабленность, он репетирует так, как задумывал ночью, и кое-что изменяет для более эпичного звучания, доведя его до идеала под свой вкус: такое у него выходит на ура, жаль только, что сам писать музыку ввиду эмоциональной импотенции не способен. Удовлетворившись результатом, погладив гитару по лакированному корпусу, он включает камеру, устраивается поудобней и начинает играть, прикрыв глаза, которых никто, кроме Тэхёна, всё равно не увидит. Растворяясь в звуках гитары, неосознанно качая в такт головой, он краем уха слышит нечто инородное, чего не должно быть на записи, но игнорирует душевный тэхёнов порыв, решив, что так даже лучше, продолжая играть для безликих зрителей и одного живого, искусно скользя пальцами по грифу. Lonely едва ли даёт показать Юнги всё, на что он способен, но ему хватает и этого, пока он может заниматься любимым делом. Делом, которое спасало его от кровавой реальности в холодных комнатах, пропахнувших гнилью. Он выглядел озадаченным тогда. Тогда его отправили на чердак за набором скальпелей для препарирования, а он нашёл там гитару, плеер с диском Radiohead и единственное занятие по душе, не связанное с теорией и практикой для отбирания чужих жизней. Он спрятал гитару в маленьком подсобном помещении после занятий в тот день. Спрятал её от чужих глаз, боясь, что её кто-то отнимет, а потом перенёс её во двор ночью к густым кустам, положив в чёрный пакет для трупов. Учиться играть на ней было интересно и ново. У него получалось плохо, он не понимал, что вообще должен делать, а потом нашёл в библиотеке пособие для начинающих с той же отметкой, что была на деке гитары, и обучение потекло гораздо проще, вот только объяснить, откуда у него мозоли на подушечках пальцев, было немного сложно: врал, что каждую ночь дрочил от тоски, лишь бы от него отстали. Ему было весело разучивать простые песни, весело играть их и понимать, что всё не так уж и плохо, раз он может вот так просто абстрагироваться от мира. Гитара стала для него совершенно другой вселенной. Она стала для него яркой луной в тёмном ночном небе. Он тратил на неё всё свободное время, а потом, когда уже мог на слух играть Karma Police, приглашал в свой угол тех, кто точно его не сдаст, даже не догадываясь о том, что его давным-давно спалили: так называемым воспитателям было плевать, чем занимались воспитанники в свободное время, но Юнги почему-то в это не верил, продолжая скрываться. А потом он выучил все песни с альбома и даже устроил небольшой концерт тёплой летней ночью у костра, играя до самого утра, не замечая, как сильно саднят подушечки пальцев. Эта ночь стала для него волшебной. Лучшим воспоминанием за годы боли и заточения в клетке. Заканчивая и выдыхая, Юнги откладывает стратокастер в сторону и выключает камеру, оставляя редактуру и прочую мишуру на завтра, попутно поглядывая на Тэхёна, который всё ещё сидит на краешке постели, опустив взгляд в пол. Он ничего не говорит. Он ни о чём не спрашивает. Он держит дистанцию, которая едва ли поможет ему узнать Юнги поближе, но видно, насколько сильно его распирает, видно, как сильно он хочет спросить, чем Юнги сейчас занимается, но решает молчать и смотреть в пол, подавляя свои порывы. Юнги его за это не винит: в конечном итоге он просто забитый восемнадцатилетний подросток, совсем не доверяющий людям, но решивший, что жить под одной крышей с наёмным киллером достаточно неплохая идея. Неплохая для разбавления серой и скучной жизни. Тэхён новыми красками разбавляет жизнь Юнги тоже. Ставя гитару обратно на подставку, убрав педаль подальше, он смотрит на часы, на Тэхёна, всё ещё ловящего бабочек в недрах своего разума, и понимает, что им пора. Пора доказать, что Тэхён способен стать его учеником. Доказать, что Тэхён способен стать убийцей. Юнги даст ему вступительный экзамен. Юнги всё для этого подготовил. Юнги понятия не имеет, чем закончится сегодняшняя ночь, готовясь и к худшему варианту развития событий, но всё же надеется, что Тэхён не врал, надеется, что он готов отвечать за свои слова и поступки. Юнги не хочет этого. Он всерьёз не хочет пачкать его руки кровью, да и представить себе не может, что он вообще способен на убийство, но сказанного обратно не воротишь. Не отмотаешь назад всё, что Юнги за сегодня сделал. Подходя к шкафу, выкладывая на кровать новые шмотки, он ловит на себе вопросительный взгляд, но успешно его игнорирует, кидая Тэхёну чёрные брюки и клетчатую красно-белую рубашку: он должен ему соответствовать, чтобы не вызывать лишних подозрений, да и в целом Юнги интересно, как это всё будет на нём смотреться. — А что происходит? — разглядывая вещи, которые только чудом поймал, не получив по морде, Тэхён всерьёз озадачен происходящим. — Мы куда-то идём? — Идём, — бесцветно сообщает ему Юнги, расстёгивая пряжку на своих брюках: ему тоже стоит переодеться. — Идём в одно очень классное место. Тебе понравится.