kill them all

I want money, power and glory I want money and all your power, all your glory Alleluia, I wanna take you for all that you got Alleluia, I'm gonna take them for all that they got

Lana Del Rey — Money Power Glory

Юнги не удивлён. Сомнения, впрочем, иногда заползали в мысли, разгребали когтистыми лапами густую пустоту и устраивали мягкую лежанку из вороха бессмысленных предположений, но он чувствовал это на уровне инстинктов: Тэхёну нужен человек, на которого можно опереться, даже если он боится быть слабым. В слабости нет ничего плохого. Из-за слабости не должно быть стыдно. В конечном итоге слабость — не повод сдаваться, но повод взять своё существование в руки, делая его менее болезненным и более комфортным. И пусть процесс будет похож на паразитирование, пусть Юнги будет использован в корыстных или не слишком целях, он не имеет ничего против: знает, что по-другому иногда никак, знает, что не позволит никому забраться на его шею слишком надолго. Он даёт шанс. Даёт надежду, даже если мало что о ней знает, но она знакома обычным людям. Тэхёну он нужен. Юнги сделает всё, что он захочет. Убьёт любого, на кого покажет пальцем, если он будет достаточно для смерти виновен. Услышал ли Тэхён его шаги? Он уверен, как уверен и в том, что ему сейчас совсем не хочется поднимать к нему лицо: его дрожащие плечи говорят о многом, но Юнги этого не понимает. Не понимает, что вызывает слёзы. Не помнит, из-за чего и почему когда-то давно истошно рыдал, сбивая кулаки в кровь о бетонные стены. Не знает, какие именно чувства их вызывают, но едва ли станет осуждать за это, ведь они разные, даже если одинаковы во многом. Они из разных миров, реальностей и вселенных. Они никогда до конца не поймут друг друга из-за ценностей, что им всю сознательную жизнь прививали, но, может, можно изменить хоть что-то? Юнги уже думал об этом. Рассуждал, на чём будет строиться их инородный для других бартер. И он решил. Решил, что хочет стать человеком в шкуре волка с окровавленной пастью. Юнги делает несколько шагов, подходя ближе, а Тэхён чуть слышно всхлипывает, зарываясь головой в колени сильнее: Юнги почему-то очень не нравится его таким видеть. За прошедшую неделю слежки Тэхён не проронил ни слезинки, никому не рассказывал о тяготах жизни и всегда улыбался, даже если через силу, но сейчас он слишком беззащитен. Открыт. Беспечен. Юнги мог бы всадить ему нож в спину, мог бы свернуть шею, даже не прилагая усилий, мог бы сделать с ним так много вещей, к которым привык в приюте, но вместо этого садится перед ним на корточки и тянет натруженные руки к влажным щекам, чтобы посмотреть в его глаза и во всём убедиться. Тэхён не просто так пришёл к человеку, представляющему для него опасность. У него должно быть на то основание: последняя капля. Тэхён не сопротивляется. Тэхён позволяет холодным пальцам проскользнуть к скулам. Тэхён шумно втягивает носом воздух, смиряясь с неотвратимым, и в его покрасневших от солёной влаги глазах искрит промозглая безысходность. Юнги заворожён этим потерянным взглядом. Юнги снова полностью Тэхёном повержен. Он держит в руках нечто столь драгоценное, чему нельзя выставить цену, но есть кое-что, что всё портит. Есть кое-что, что заставляет Юнги плотнее сжать зубы. Кое-что, чего не должно быть на лице Ким Тэхёна: его снова избили. Снова разбили пухловатые губы и снова оставили ссадины от ударов на подбородке. Юнги не может смотреть на это. Юнги прикрывает глаза, убирает от лица Тэхёна руки и встаёт, желая со всем покончить. — Я убью их в течение недели, — смотря на Тэхёна сверху вниз, Юнги пытается быть хладнокровным, но скрежет в хриплом голосе выдаёт злость: это для него в новинку. — Тебя устраивает? Юнги не может прочитать эмоции на лице Тэхёна. Юнги не может понять, о чём он сейчас думает и что сейчас ощущает. Он терпеливо ждёт от него любого ответа, но ответа нет: Тэхён просто молчит и смотрит. Он не плачет больше, больше не всхлипывает и тяжело вздыхает, но кажется, будто внутри него ломается что-то, кажется, будто в крепком на вид теле происходит ожесточённая битва между человечностью и эгом. Чего он хочет? Зачем пришёл, зная, что Юнги не сможет предложить ничего другого? Юнги машина для убийств. Юнги ничего другого не знает. Он решает проблемы лишь одним способом, и этот способ работает безотказно, даже если создаёт после себя слишком много грязи, но и грязь для Юнги ничего не значит: он искусно и быстро её убирает. Но Тэхён всё ещё молчит, а Юнги хотел бы ему напомнить, что не понимает намёков, что с ним нужно быть в своих действиях осторожным. Тэхён играет с огнём. Тэхён, вероятно, не усвоил урока. Тэхён смотрит пристальнее, словно пытаясь отыскать внутри Юнги что-то, но внутри него ничего нет: искать там человеческое бесполезно. Он не врёт. Он абсолютно серьёзен. Он убьёт тех, кто отравляет Тэхёну жизнь, даже если ему за это не заплатят, ведь несколькими ублюдками в мире станет меньше, а ему больше ничего и не нужно. Ничего, кроме, пожалуй, Тэхёна в его постели, но думать об этом сейчас слишком не к месту. Ничего не к месту, кроме укола раздражения от того, что надоело стоять на одном месте. Если Тэхён пришёл просто порыдать на пороге его дома, Юнги не будет ему мешать, поднимаясь к двери. — Начну с завтрашнего дня, — доставая ключи из кармана, Юнги отпирает замок, оставляя Тэхёна позади вариться в собственных чувствах: ему нет дела до того, кто не может в себе разобраться. — Если переживаешь, что окажешься главным подозреваемым, обеспечь себе хорошее алиби. — Подожди, — вдруг подаёт Тэхён тихий голос, хватая Юнги за штанину, когда он уже практически полностью скрывается за дверью. — Пожалуйста, подожди, Мин Юнги. — Тебе наконец есть что сказать? — Юнги не нравится ситуация, в которой они оказались. Юнги не нравится, что голос Тэхёна настолько дрожит от страха, но он делает шаг назад и разворачивается, когда Тэхён разжимает пальцы. — Я не хочу, чтобы ты убивал их, — Юнги не видит лица Тэхёна, но в его позе что-то изменилось. Она стала увереннее. Ровнее. — А чего же ты тогда хочешь? — он озадачен, ведь иначе приходить сюда не имело никакого смысла. — Сам, — Тэхён решительно встаёт с невысокой лестницы и поворачивается к Юнги лицом, поднимая к нему потемневшие глаза. Искрит. — Я хочу сделать это сам. Помоги мне. Стань моим учителем. — Учителем? — Юнги хочется недоумевающе рассмеяться. Юнги едва ли верит своим ушам, но они его не обманывают. И Тэхён не обманывает тоже: в его взгляде слишком много осознанности своих действий. — Ты хочешь, чтобы я научил тебя убивать? — он делает пренебрежительное ударение на предпоследнем слове. — Да, — Тэхён серьёзен, сжимая в кулаках потухшую ярость. В его густом голосе уверенность в своих силах. — Я знаю, что мне нечего дать тебе взамен, но если есть что-то, чего ты хочешь… — Проходи в дом, — Юнги не даёт Тэхёну договорить и устало прикрывает глаза, отбрасывая прочь ненужные мысли. Есть что-то, чего он хочет. Он хочет Тэхёна, но не хочет его ни к чему принуждать. Не хочет, чтобы он расплачивался с ним своим телом. — Разговаривать на улице о таких вещах слишком хреновая идея. Пропуская Тэхёна за дверь с кодовым замком, Юнги пристально смотрит в его спину, пока он поднимается по лестнице на второй этаж, и думает, что совсем не ожидал такого. Думает, что впервые за долгое время испытал сильное удивление, даже если на его лице не дрогнул ни один мускул. Сам? Убить? Учителем? Юнги не знает, как к этому относиться. Юнги не знает, стоит ли Тэхёну заходить настолько далеко, ведь Юнги может сделать всё за него, как делал грязную работу за других много лет. Он спасал. Он был рыцарем в сияющих доспехах. Он избавлял нуждающихся от терзающих демонов и пожинал лавры в виде тепла и улыбок, но что он получит взамен, когда научит Тэхёна убивать? Это сломает его. Это сделает его несчастным. Если Юнги привык к виду чужой крови лишь спустя несколько лет, что ждёт Тэхёна? У них нет столько времени. У них есть время до конца учебного года. Юнги уже учил, впрочем. Юнги вкладывал в детские руки будущих наёмных киллеров холодные пушки и подбирал наиболее подходящие, обрекая их на пожизненное партнёрство, но что он может дать Тэхёну? Тэхёну, который, вероятно, даже смерть своими глазами никогда не видел. Тэхёну, который знать не знает, с каким звуком лезвие ножа погружается в тёплую плоть, а пуля пробивает череп. Тэхёну, который никогда не вдыхал запах жжёного человеческого мяса, не видел, как выглядит срез, когда отсекаешь голову трупу? Что он может дать человеку, который не жил в том аду, в котором приходилось выживать Юнги? Он в замешательстве. Он прочёсывает тонким гребнем клубок мрачных мыслей, пытаясь ухватиться за правильную нить, но она каждый раз рвётся. Стоит ли ему? Стоит ли ему делать из Тэхёна монстра, даже если он сам этого хочет? Он хочет стать сильным. Хочет избавиться от оков и выпустить в мир внутреннего зверя, сидящего в ржавой клетке. Хочет свободы выбора и воли, но это ли единственный выход? Нужно ли ради этого пачкать руки чужой кровью? Юнги бы сказал, что стоит. Юнги хочет и собирается убить слишком многих. Для Юнги это шанс хоть как-то оправдать своё существование и очистить его от скверны, но что будет с Тэхёном после того, как он прикончит тех ублюдков? Юнги избавится от него, если он тронет невинных. Юнги, кажется, уже решил, что будет делать. Поднимаясь следом за Тэхёном, он находит его сидящим на своей постели и чуть заметно тянет губы в улыбке, ловя на себе невинный взгляд из-под чёлки. Невинный. Весь Ким Тэхён с ног до головы чистое, непорочное создание, сошедшее с синих небес на грязную Землю, и представлять его в брызгах густой крови слишком сложно. Невозможно, ведь его изящные тонкие руки не должны — только для Юнги — держать оружие. Его израненная другими душа не должна окрашиваться в алый и источать запах пороха и гнили. Он не должен убивать, чтобы выжить, но если Тэхён хочет, Юнги сделает это. Юнги научит его всему, что знает. Юнги не будет с ним мягок и начнёт с завтрашнего дня, проверив его решимость. Он строгий учитель. Он вскроет ему брюхо при попытке сбежать, даже если слишком сильно хочет. — Что случилось на этот раз? — оставляя разговор о главном на потом, Юнги скользит взглядом по тэхёнову лицу и заворачивает в ванную, доставая из шкафчика аптечку: сейчас всё не настолько серьёзно, но обработать ссадины не будет лишним. — Мне, — Тэхён заминается, опуская голову и волнительно сплетая пальцы, — немного неловко об этом говорить. — Рыдать на пороге моего дома и просить научить тебя убивать, значит, не неловко, а рассказать, за что тебя снова избили, — неловко? Со мной такое не прокатит, — Юнги не любит, когда не договаривают. Так ни о каком доверии и речи быть не может, а в отношениях учитель-ученик без него будет трудно. — Ты должен быть откровенным, если действительно хочешь чему-то у меня научиться. — Меня не трогали неделю, — басит Тэхён тихо, почти себе под нос, полностью скрыв лицо за волосами, и инстинктивно отсаживается чуть ближе к изголовью, когда Юнги с аптечкой усаживает задницу рядом. Ему и вправду неловко: об этом говорят беспорядочные движения пальцев, — но сегодня решили, что унижений в кругу своей компании недостаточно. Решили, что нужно унизить нищего Ким Тэхёна по-крупному. Решили испортить мне жизнь до самого конца. — И что они сделали? — с усилием разворачивая к себе тэхёново лицо, Юнги аккуратно промывает рану на губе и машинально дует, а Тэхён зажмуривается, отводя взгляд, но уже не выглядит настолько настороженным, как в прошлый раз. — Они распустили обо мне слу… — ойкнув от боли, Тэхён не договаривает и покорно ждёт, пока Юнги намажет мазь: она неприятно щиплет. Ему нравится тэхёнова мягкость и податливость, но это качество лишнее для убийцы. Слово «убийца» вообще не должно фигурировать рядом с именем Ким Тэхёна. — Распустили слухи о том, что я сплю с мужчинами за деньги, — продолжает Тэхён обиженно, снова закрывая глаза, когда Юнги переходит на подбородок, — о том, что я гей. Что мне нравятся парни. — Я знаю, кто такие геи, — Юнги едва ли видит в этом нечто плохое, ведь его никогда не волновал гендер при выборе партнёра, но первое, о чём сказал Тэхён, достаточно паршиво: едва ли он вообще с кем-то спал, кроме подушки и одеяла. — И что? Ты не любишь геев, и поэтому тебя это оскорбило? — В гомофобном обществе это оскорбит любого, — Тэхён зло хмурится, но больше не ойкает и закрывает глаза, пока Юнги обрабатывает последнюю ссадину. — Я не имею ничего против, да и вообще люди могут любить кого хотят, но, понимаешь, у других мнение от моего отличается. Они не станут меня слушать. Им плевать, что мне не нравятся парни, — Юнги не в восторге от его слов, но поживём — увидим, — плевать, что я девственник, плевать на всё, ведь слухи сделали своё дело. Они разлетелись по школе за минуты, и если раньше на меня смотрели с жалостью, после начали смотреть с отвращением и шептаться за спиной. Меня это взбесило. Казалось, что это последняя капля. Я собрал в кулак все силы бороться, что у меня были, но ничего не смог сделать. Они смеялись надо мной. Эти ублюдки сидели в классе и насмехались. Спрашивали, каков на вкус член и нравилось ли мне прогибаться под какими-то мужиками. И я сбежал. Просто сбежал. Схватил рюкзак и побежал прочь в единственное место, где мог чувствовать себя более-менее безопасно, но… — Но? — Юнги заканчивает с ссадиной на подбородке и убирает мазь в аптечку, внимательно слушая тэхёнов рассказ. Он бы разбил ублюдкам лица за слухи без каких-либо пояснений, но Тэхён не такой. Тэхён забитый и жалкий. Отрицать это глупо. — Случилось что-то ещё хуже? — Да, — Тэхён зажимает меж бёдер ладони и заметно нервничает, покачиваясь вперёд-назад. Его густой голос дрожит. — Тебя вряд ли интересует полная история моей жизни, да и рассказывать об этом было бы стыднее вдвойне, но у меня нет отца. Он ушёл от матери с моим рождением, она винила в этом меня, а потом нашла себе нового мужчину, и этот мужчина оказался тем ещё куском дерьма. Сначала было неплохо, и я даже смог назвать его папой, но потом он начал пить, а когда напивался, бил мать и меня. Бил просто так. Бил просто потому, что ему что-то не нравилось, потому, что жалкий неудачник без работы и нормальной семьи. Сначала я терпел, но потом как-то раз дал ему отпор. Сам себе удивился, но смог постоять за себя. Он больше меня не трогал, но поколачивал маму, когда я не видел, а сегодня ему снесло крышу. — Почему? — Юнги знал, что отчим Тэхёна кусок дерьма. Он понял это с самого начала. О том, что он распускает руки, Юнги догадался тоже. К пятерым ублюдкам вполне можно добавить шестого: для Юнги это не проблема, да и места на его теле под цветы ликориса ещё много. — Ему позвонили, — Тэхён горько улыбается, смотря в пол. Рассказ даётся трудно, но Юнги хочет знать. Он хочет знать о Тэхёне всё. — Позвонил кто-то из тех мразей. Позвонил и сказал, что его пасынок трахается с мужиками. Естественно, он поверил. Он поверит даже в пришельцев с Нибиру, если это позволит ему распустить руки. И он распустил. Влепил мне с кулака прямо с порога. А потом ещё раз. И ещё, пока я не вырвался и не сбежал. — И вот ты здесь, — хрипит Юнги бесцветно, облокачиваясь на выставленные назад руки. Рассказ вышел напряжённым для них обоих: пока Тэхён собирался с силами, Юнги сжимал кулаки. Сама мысль о том, что кто-то может оставлять на Тэхёне свои следы, сводила Юнги с ума. Неожиданно. Совершенно для него непривычно. — И вот я здесь, — Тэхён улыбается чуть ярче, поворачивая к Юнги голову. Есть в этой улыбке что-то печальное. — Дама в беде. — Дама в беде? — Юнги не понимает, легко вскидывая левую бровь. — Ну, знаешь, как принцесса в высокой башне, которая ждёт спасения прекрасным принцем от злобного дракона. Сюжетный архетип в литературе, да и не только, — Тэхён, кажется, всё же уяснил посыл Юнги быть с ним попроще, неловко посмеиваясь. Он осторожен в выражениях, ходя по тонкому льду. — Мне не к кому было прийти, поэтому я пришёл к тебе. К человеку, который сказал, что может спасти меня от злобного дракона. К человеку, о котором я не знаю ничего, кроме имени и того, что он убийца. Это делает меня ещё более жалким, но я не хочу быть таким. Я хочу убить дракона собственными руками, но мне всё равно нужна твоя помощь, так что придётся немного побыть той самой дамой, если ты не выставишь меня за дверь. — Не выставлю, — похрипывая, Юнги тянет руки к потолку, сладко потягиваясь и хрустя костями. Он не разбирается во всех этих литературных штуках, но не видит ничего плохого в том, чтобы полагаться на других, когда тебе нужна помощь. Он, впрочем, её никогда не просил, но помогал сам, не спрашивая разрешения. Так для него правильно. Так он привык. — Плевать мне, дама ты в беде или нет, я помогу тебе стать сильнее, если ты всерьёз этого хочешь. Вставая с постели, Юнги окидывает Тэхёна заинтересованным взглядом и отворачивается, когда он поднимает к нему лицо. Научить его убивать? Вложить в его руки тяжелый меч и отправить к дракону? Для Юнги это не имеет никакого смысла. Он создан для этого. Он живое оружие. Он может избавить Тэхёна от мучителей за жалкие дни, но ему мешает гордость? Только из-за гордости он хочет научиться убивать драконов сам? Только для того, чтобы его больше не считали слабым? Юнги видит Тэхёна насквозь. Да, он смотрел на его винтовку с интересом, да, он прикасался к ней, как к сокровищу, но это не имеет ничего общего с желанием полностью изменить свою жизнь. Не имеет ничего общего с отчаянием после первого убийства. Он может сойти с ума. Может из-за чувства вины свести счёты с жизнью. Юнги не уверен, что он выдержит. Юнги не уверен в достаточной крепости тэхёновой психики: в будущем кошмары будут преследовать его по пятам и кусать за пятки. — Есть хочешь? — возвращая аптечку обратно, Юнги выходит из ванной и направляется в сторону кухни. — Я не слишком хороший повар, да и холодильник полупустой из-за специфики работы, но можно заказать что-нибудь. — Может, курочку? — Тэхён поднимается с постели и идёт на кухню за Юнги следом, едва ли чувствуя себя уютно в чужом доме. — Или чачжанмён. — Что пьёшь обычно? — нашаривая смартфон в кармане брюк, Юнги листает номера доставок и находит нужную, совсем забыв, что даже не разделся, спрашивая между делом. — Колу, но можно и любую другую газировку, — Тэхён садится за высокий барный стул и не сводит с Юнги взгляда из-под густой каштановой чёлки. Он ему благодарен? Или он ему не доверяет? Юнги понятия не имеет, но есть во всём этом один жирный плюс: Тэхён здесь. И идти ему больше некуда. Диктуя адрес, заказав еду в ближайшей неплохой забегаловке, Юнги шарит в холодильнике, но находит только несколько банок пива и пару бутылок воды, тяжко вздыхая. Хозяин из него такой себе, да и из гостей у него обычно только партнёры на одну ночь, которые уходят сразу после секса, так что стоит озаботиться о простых вещах, если Тэхён захочет у него остаться. Юнги будет только за, на самом деле, даже если давно уже не жил с кем-то: всё-таки с соседом немного спокойнее, хоть Тэхён Юнги и не сосед вовсе. Тэхён Юнги никто сейчас, как и Юнги для Тэхёна, но он хочет узнать его получше. Хочет услышать всю историю жизни. И попытаться научить его быть таким же, как он сам, Юнги попытается тоже, даже если совсем не рад этой мысли. — Почему ты хочешь убить их своими руками, когда у тебя есть я? — кидая Тэхёну бутылку воды, Юнги садится на стул параллельно и прицельно бросает кепку на диван, взъерошивая густые чёрные волосы. — Я занимаюсь этим очень и очень давно, и винтовка далеко не единственное оружие в моём арсенале. — Тебе так нравится убивать? — Тэхён задаёт совершенно неожиданный встречный вопрос, отпивая большой глоток из бутылки, и всё ещё не сводит с Юнги глаз, пытаясь понять или изучить. Юнги не против. В конечном итоге он знает о Тэхёне намного больше, чем тот может себе представить. — Нет, но мне нравится мысль о том, что на одну мразь в этом мире становится меньше, — Юнги говорит правду, ответно смотря Тэхёну в глаза. И пусть он испытывает к оружию странные чувства, пусть возбуждается от одних лишь к нему прикосновений, не ощущает от убийств удовольствия. Для него это просто работа. — А если этот человек невиновен? — ещё один неуместный вопрос густым басом из уст Тэхёна, но Юнги поощряет его интерес, даже если это немного раздражает. — Если он не такой плохой, как ты думаешь? — А разве такие бывают? — Юнги облокачивается локтями на деревянную столешницу и подпирает подбородок руками. Тэхён кажется ему достаточно смышлёным малым, прощупывающим почву. — Невиновных не заказывают, а степень вины для каждого человека индивидуальна. — Значит, кто-то может быть виновен и в том, что слишком счастлив? — Тэхён дальше гнёт свою странную линию, больше похожую на детский лепет, но в этом есть смысл. Пусть развлекается, если хочет. Юнги находит это достаточным для лёгкой улыбки. — Ты убьёшь такого человека? — Если тебя интересует степень того, насколько сильно я прогнил, можешь спрашивать прямо, — хрипит Юнги беззлобно, больше не испытывая раздражения. Тэхён и вправду забавный. — У меня достаточно нетипичная для других людей система ценностей, но решать, кому жить, а кому умереть, не так сложно, как тебе может показаться. Достаточно узнать человека получше: проследить за ним день или даже меньше. Когда люди думают, что их никто не видит, просыпается их настоящая тёмная сущность, но обычно даже не нужно стараться, ведь ублюдки не скрывают свою истинную личность. И, отвечая на твой вопрос, слишком счастливый может отобрать счастье у того, кто теперь несчастен, и это достаточная причина, чтобы пустить ему пулю между глаз. — И тебя не мучает совесть? — Тэхён разогнался не на шутку, скрестив руки на груди, пожирая Юнги пристальным взглядом, но Юнги знает, к чему он ведёт. Знает, что спрашивает об этом только потому, что всё ещё сомневается. Спрашивает для себя. — Не преследуют кошмары? Не приходят во снах мертвецы? — У меня нет совести, — Юнги отвечает холодно, хищно суживая лисьи глаза. Тэхён громко сглатывает, переключаясь на бутылку, терзая её пальцами. Ему неуютно. — Я просто машина для убийств. Просто наёмный киллер. У меня нет чувств. У меня нет переживаний. Меня учили лишь одному, и это даётся мне лучше, чем дышать. Для меня это легко. Для меня просто прострелить цели колени и наблюдать, как она мучается и умоляет оставить её в живых. Легко вспороть ей мягкое брюхо, выпустить кишки и дать на них посмотреть перед тем, как ударю ножом в сердце. Легко ломать кости, разделывать по суставам и избавляться от трупов, если об этом попросят. И пытать для меня, раздрабливая конечности молотком, тоже легко, ведь я просто чудовище в шкуре человека, — хриплый голос Юнги ядовитой змеёй заползает в тэхёновы уши. Он боится, но сидит неподвижно, не сводя с лица Юнги испуганного взгляда, в котором сквозит что-то неуловимое, призрачное, бесцветное. — Ты всё ещё хочешь научиться у меня убивать? Всё ещё хочешь сделать это сам? Или, может, ты хочешь сбежать, как привык делать всю свою жизнь? Тебе лучше хорошенько об этом подумать, Ким Тэхён, ведь назад дороги не будет. — Я не сбегу, — голос Тэхёна не дрожит, даже если подрагивают пальцы. Даже если теперь он прячет глаза под чёлкой, пытаясь справиться с бешено колотящимся сердцем: Юнги почти может это слышать. — Я больше не буду убегать, когда мне страшно. Больше не хочу быть нищим ничтожеством, которого всё время унижают. Хочу держать их жизни в своих руках. Хочу, чтобы они заплатили. Хочу смотреть, как гаснет свет в их глазах. Хочу быть, как ты. Как ты, даже если твои слова меня пугают. Поэтому. Поэтому я хочу стать твоим учеником. Хочу узнать, что ты пережил, чтобы стать тем, кем являешься. Пожалуйста, Мин Юнги. Я хочу стать другим человеком. — Если дело в деньгах, можешь забрать всё, что у меня сейчас есть, — Юнги цепляется за одну из фраз, пропуская мимо ушей то, что так сильно не хотел слышать. Тэхён не должен. Не должен становиться таким же. Он не сможет быть, как Юнги. Для этого нужно с девяти лет видеть вокруг себя только кровь, грязь и дерьмо. — Мне они не нужны. — Дело не в деньгах. Дело в том, кем я родился, — Тэхён точно знает, чего хочет. Юнги может перестать думать хотя бы об этом. — Деньги ничего не решат. Из-за них надо мной не станут издеваться меньше, ведь даже если накупишь дорогих шмоток, тачек, часов и квартир, не станешь сильнее, оставшись всё таким же забитым ничтожеством. Нужна власть. — Оружие — власть, — для Юнги не существует истины проще. Только с помощью него он может быть кем-то. — Как один из вариантов, — соглашается Тэхён, легко кивая. Ему больше не страшно, — но обычному человеку такая власть просто так не нужна. Нужно что-то больше, мощнее. Ему нужна сила. Только совокупность всех этих переменных даст нужное влияние. И я хочу его. Тэхён прав. Юнги знает это. Он смотрит на него, смотрит в его пылающие решимостью глаза и понимает, насколько он сейчас хрупок: достаточно лёгкого дуновения ветра, чтобы разбить его на осколки. Достаточно надавить, сломать, подчинить, чтобы лишить его всякой надежды, но он не будет поступать настолько подло. Он ведь тоже хотел. Тоже хотел силы, чтобы отомстить тем, кто убил его родителей, хотел власти, чтобы добраться до ублюдков, что сломали ему жизнь и отдают приказы. Он понимает Тэхёна. Понимает, что хочет его сейчас намного сильнее. И если он так в себе уверен, если поставил для себя ультиматум, Юнги не станет его отговаривать, но… — У меня есть сила, деньги и власть. Есть всё, что тебе так нужно, — Юнги попытается в последний раз. В последний раз он давит на его слабость. — Ты можешь быть рядом со мной настолько долго, насколько захочешь. Разве так не будет лучше? Ты не испачкаешь руки в крови. — На какое-то время — возможно, — голос Тэхёна становится чуть тише, а сам он неосознанно облизывает губы, слизывая остатки мази. Юнги физически больно на это смотреть, — но я не могу вечно прятаться за твоей спиной, иначе стану слабостью, а с твоей работой, если я правильно понял, слабость не нужна, ведь она может оказаться фатальной. — Тебе говорили, что ты чертовски сознательный засранец? — Юнги его понял. Юнги полностью принял его решение, ведь он прав, даже если вряд ли сможет стать его слабостью. Даже если не сможет вообще. — Обычно мне говорят, что я ничтожество, — Тэхён растягивает губы в той самой улыбке, с которой продаёт рамён в своём магазине, и Юнги понимает, насколько сильно она пропитана ложью. Ким Тэхён отлично играет свои роли. — Тогда… — Юнги не успевает договорить, отвлекаясь на звонок в дверь. Вставая из-за стола, он из-за плеча косится на Тэхёна, замечая, что на его лице уже нет улыбки, и скидывает на ходу чёрную толстовку, устало разминая затёкшую шею. Спускаясь вниз, открывая дверь курьеру, он оплачивает заказ и забирает пакеты, думая о том, что домашняя еда была бы лучшим вариантом развития событий, и, быть может, он даже Тэхёну что-нибудь в будущем приготовит. Если он останется, конечно. Если не решит сбежать, поджав хвост от ужаса, что придётся увидеть. Юнги будет безжалостен к нему. Юнги не потерпит никаких отговорок. Тэхён решил стать убийцей, и Юнги покажет ему, насколько это отвратительно и мерзко. Покажет всю правду, ведь он едва ли себе представляет, на что подписывается, говоря, что хочет быть таким же, как Юнги, хоть это и вовсе не представляется возможным. Положив пакеты на стол, Юнги садится обратно и достаёт две чашки чачжанмёна, маринованный редис и лучшую курочку, что пробовал в пределах своего района, не забыв про колу для Тэхёна. Ему безумно хочется есть после слежки за тем мерзким ублюдком, и он больше не разменивается на разговоры, снимая с лапши пищевую плёнку. Вскользь наблюдая за тем, как Тэхён мешкает, наверняка жутко стесняясь, он угрюмо хрипло мычит и снимает плёнку и с его чашки, пододвигая ближе, чуть ли не вкладывая палочки в его руки. Он всё понимает. Он понимает, насколько это неловко, но стоит принимать доброту, если под ней нет никакого дурного подтекста. Юнги хоть и хочет его безумно после тех фантазий с винтовкой, собирается помочь только потому, что так требует что-то внутри, потому, что об этом кричат инстинкты. Он просто хочет сделать его жизнь проще. Как для Намджуна. Как для Хосока. Как для ещё многих людей, что случайно встречались. Просто так. Без корысти, даже если совсем не знает, что чувствует при этом. Они едят в тишине, слишком увлечённые вкусом, и Юнги неосознанно вспоминает, что последний раз ел с Намджуном в неприметной кафешке после того, как впервые встретились за долгое время. Это приятно. Приятно разделить трапезу с кем-то. Приятно, когда не один, и когда еда не застревает в глотке, как бывает обычно. С Тэхёном сейчас как-то проще, даже если он всё ещё стесняется, периодически бросая на Юнги быстрые взгляды, наверняка рассуждая, правильно ли настолько быстро сходиться с кем-то. «Сходиться», впрочем, совсем не то слово, но Тэхён знает Юнги совсем немного, решив доверить ему свою душу, а вот Юнги знает его намного дольше, успев достаточно крепко к нему привыкнуть. Вспоминая, куда он положил ту самую тэхёнову рубашку, что неделю не давала ему покоя, он думает и о том, что рассказывать Тэхёну о слежке будет ошибкой: пусть считает, что Юнги просто видит его насквозь. Никому хуже от этого точно не будет. Юнги заканчивает с лапшой первый и встаёт к холодильнику за банкой хмельного, ведь курочка без холодного пива в жаркий весенний день не является полноценной, но вспоминает, что хотел предложить Тэхёну остаться, а для этого ещё нужно кое-что сделать. Грустно похрустывая жгучей корочкой, пытаясь принять страдальческое выражения лица, ненароком вызвав у Тэхёна лёгкий смешок и улыбку, Юнги засматривается на него и покусывает горящие от специй губы: Ким Тэхён идеален, даже если синяки и ссадины на лице, даже если для других ничтожен. Идеально его тело, которое он хочет ещё раз увидеть, идеально его неидеальное лицо с маленькими родинками на носу и у глаза. Идеальны пухлые губы, что слишком часто разбивают. И голос. И голос Тэхёна Юнги нравится очень, даже если слабо ему подходит. Он словно бы не от мира сего. Словно бы попал сюда по ошибке. Его, если брать во внимание ту же внешность, не должны травить. Не должны ненавидеть, ведь таких, как Тэхён, обычно любят и почитают, как идолов и Богов, иногда им всерьёз поклоняясь: он видел это дерьмо в приюте и всегда от него фыркал, но понимал, почему внешность в его стране так почитают. Что же пошло не так? Почему он не получил заслуженного внимания, вместо него пожиная чужую злость, попытку сублимировать за счёт унижений? В последнем, кажется, кроется большая доля правды. — Если ты собрался стать моим учеником, а дома, очевидно, тебя не ждёт ничего хорошего, может, останешься у меня на какое-то время? — Юнги доедает последний кусочек курицы и вытирает салфетками руки, от души наевшись. В компании получилось даже вкуснее. — А можно? — Тэхён запивает курицу колой и забавно бурчит с набитым ртом. — Я и так прилично навязался. — Так будет проще, — Юнги почему-то чувствует себя странно, ведь это для него в новинку за последние три года. Жить с кем-то вот так, за пределами приюта, должно быть ещё приятней, чем в одной комнате с Намджуном. — И тебе, и для наших будущих тренировок. — Тренировок? — Тэхён, кажется, воодушевлён, дожёвывая ножку. — А какими они будут? — Потом увидишь, — Юнги уже выбрал первый шаг и отступать от него не собирается: Тэхён, должно быть, сильно удивится. Стоит потом взять с собой пакет для рвоты, — а сейчас будет не лишним съездить к тебе домой и забрать необходимые шмотки. Хотя бы рюкзак. — Не хочу, — протестующе дует губы Тэхён, закончив с едой. — Не хочу встречаться с отчимом. Он снова меня побьёт. — Я пойду с тобой, — собирая мусор, Юнги протирает столешницу и останавливается рядом с Тэхёном, заглядывая ему в глаза. — Пьяный мужик-гомофоб мне не страшен. — Тогда он точно поверит в то, что я сплю с парнями за деньги, — Тэхён очаровательно хмурится, поднимая руки вверх, чтобы Юнги мог убрать с его стороны крошки, а Юнги и вправду чувствует себя намного лучше. Тэхён его исцеляет. — А разве уже не всё равно? — Юнги кидает полотенце в раковину и снова садится напротив, облизывая губы. — Эти слухи теперь ничем не перекроешь, а вот я вполне могу закрыть несколько крикливых глоток. — Тогда я буду выглядеть ещё более жалким, — Тэхён не унимается, скорее галочки ради упираясь, но Юнги, честно говоря, плевать на это. Если Тэхён от него что-то хочет, должен играть по его правилам, а их будет не так уж и много. — Ничего не знаю, — оплачивает Юнги той же монетой, лениво разминая шею, а Тэхён страдальчески опускает плечи, обиженно сопя. — Сейчас отвезу тебя домой за шмотками, а завтра повезу в школу. И, отвечая заранее на твоё недовольство, мне поебать, что подумают о нас твои одноклассники или просто рандомные школьники, не имеющие к тебе никакого отношения. Важно только то, что те пятеро ублюдков на какое-то время засунут языки в жопу, если увидят меня рядом с тобой, а этого вполне хватит, чтобы кое-чему тебя научить. Доходчиво объясняю? — Да, учитель, — басит Тэхён очень низко, имея на удивление острый язык, и Юнги это даже нравится. Нравится, когда Тэхён чуть более живой, чем всегда. — Буду дамой в беде до самого конца, мой рыцарь. — Пойдём, пока за окном ещё не слишком поздно, — Юнги успешно игнорирует его колкость и направляется к лестнице, захватив с журнального столика ключи от машины. — Школьничку рано вставать утром. — Тебе так-то тоже, раз везти меня собрался, — Тэхён не сдаёт позиций по подъебам, и Юнги принимает безоговорочное поражение, усмехаясь. Убедившись из-за плеча, что Тэхён идёт за ним, он снимает с вешалки у входа кожанку и отпирает гараж, проходя внутрь. Включив свет, он огибает мотоцикл, ехать на котором сейчас не имеет смысла, и снимает Chevrolet Camaro с сигнализации, услужливо открывая Тэхёну пассажирскую дверь. Тэхён мнётся на одном месте, вероятно, впервые сталкиваясь с настолько дорогой тачкой, но интерес всегда сильнее: он забирается в чёрный кожаный салон через пару секунд и увлечённо вертит головой по сторонам, пока Юнги открывает ворота и садится на водительское кресло. Юнги нравится краем глаза наблюдать, как Тэхён ведёт подушечками пальцев по приборной панели, останавливаясь на рычаге переключения передач: почему-то это простое действие имеет для слишком много подтекста. — Напомни, пожалуйста, сколько тебе лет? — заворожённо слушая львиное мурлыканье, когда Юнги заводит движок, Тэхён спрашивает с завистью в голосе, но Юнги вполне может его понять: он тоже завидовал, когда видел такие машины в фильмах. — Двадцать два годика, — хрипит Юнги без иронии и выезжает из гаража, останавливаясь в метре. — И что надо сделать, чтобы в двадцать два иметь такую тачку? — Тэхён интересуется достаточно искренне, заглядывая Юнги в глаза, но ответ его вряд ли обрадует. — Достаточно убить около двадцати мразей по чужому приказу, — с наигранной улыбкой совсем не издевается Юнги, опуская целую поэму кровавых подробностей, и выходит закрыть гараж. Когда он возвращается назад, Тэхён больше не задаёт вопросов, задумчиво смотря в лобовое стекло. Когда они по узкой вечерней улочке выезжают на широкую дорогу, немного разгоняясь, Тэхён отворачивается, подпирая подбородок, поставив локоть на колено. Когда они подъезжают к его дому, не испытывая проблем с парковкой, Тэхён не спешит выходить, не без отвращения смотря на дом, в котором тоже страдает. Юнги знает, каково это. Знает, насколько паршиво жить в месте, в котором нельзя вздохнуть полной грудью из-за опасности быть вздёрнутым за косой взгляд или лишнее слово. Знает, что их ситуации — небо и земля, но боль одинакова для всех, даже если кажется, что страдаешь намного больше. Юнги уяснил это в тот самый момент, когда познакомился с Чон Хосоком и его тёплой улыбкой. Юнги не обесценивает чужих страданий. Не дождавшись, пока он сделает это сам, Юнги открывает Тэхёну дверь и не спешит гнать его из салона, давая ему немного времени собраться с духом. Времени выходит, действительно, всего лишь минута, и Юнги следует за Тэхёном следом, ловя флешбэки с прошлой недели, но сейчас его спина выглядит слишком хрупкой. Сейчас он силой заставляет себя подниматься по лестнице на шестой этаж, чтобы снова встретиться с болью и страхом. Сейчас Ким Тэхён выглядит слишком беззащитным, и Юнги защитит его, даже если придётся прикончить отчима-ублюдка и спустить его куски в канализацию на поживу крысам. Он больше не позволить делать ему больно. Теперь Юнги имеет право вмешиваться в его жизнь, даже если Тэхён об этом праве не знает. Он не сделает хуже. Он хочет, чтобы Тэхён улыбался. — Подожди у двери, ладно? — просит Тэхён почти жалобно, а в глазах его стоит влажная печаль. Юнги за это не осуждает, но предпочёл бы зайти вместе с ним, чтобы при случае среагировать моментально. — И, прошу, даже если он меня ударит, оставайся здесь. Я привык. Мне уже не так больно. — Ничего не обещаю, — Юнги не обещает вправду, приваливаясь спиной к дверному косяку. Он просто не может. Не хочет. Не собирается, даже если Тэхён будет его ненавидеть. Наблюдая, как он отпирает дверь длинным ключом и заходит внутрь, Юнги достаёт из кармана узких брюк пачку сигарет и зажигалку, чтобы стравить сворачивающиеся колючим клубком внизу живота нервы. Он знает, чего можно ждать от пьяного человека. Знает, на что способен бухающий кусок дерьма, когда не осознаёт себя и последствия своих действий. Юнги знает об отбросах общества так много, что совсем не может Тэхёна на него оставить, но торопливо закуривает, глубоко затягивается, раскусывая мятно-ягодные кнопки, и прислушивается к шуму в квартире, ожидая на низком старте. Внутри пока тихо. Внутри еле слышно, как Тэхён осторожно шагает по паркету, теряясь через пару секунд в лёгких завываниях ветра. Становится волнительнее, а сигарета дотлевает до фильтра слишком быстро: Юнги хочет Тэхёна видеть, но сейчас для проникновения в квартиру не будет никаких оправданий. Исторгая из лёгких последний дым, чуть прикрыв глаза, Юнги всё ещё надеется на худшее, но худшего не происходит, а он тушит окурок мыском кеда, отпинывая его в сторону. Проходит минут десять. Юнги вспоминает о камере на решётке окна и аккуратно её снимает, ведь она больше не нужна, отслужив свою службу. Положив её во внутренний карман любимой косухи, он облокачивается обратно и хочет закурить снова, но слышит рядом с дверью копошение и слишком рано вздыхает от облегчения, чуть не оглохнув от внезапно истошного и абсолютно пьяного: — Куда собрался, малолетний педик?! Тэхён на это ничего не отвечает, подходя к двери ближе, и Юнги решает, что всё в относительном порядке, не спеша срываться в места. — Я тебя спрашиваю, щенок позорной шлюхи! — снова рявкает противный голос, и Юнги бездумно почёсывает кулаки, ощущая опасность. — Не твоего ума дело, — спокойно отвечает Тэхён, находясь от двери буквально в паре сантиметров. — Иди спать. — Спать? — не унимается пьяная мразь. — Твоя мамаша свалила, когда я влепил ей пощёчину за то, что её сын оказался педиком, отсасывающим по подворотням, а теперь сваливаешь и ты? Ну нет, малыш Тэхён, так не пойдёт. Я не могу отпустить тебя к твоему ёбырю. Я уже и так достаточно опозорен. — Хорошо, что мама ушла, — дверь слегка приоткрывается. Тэхён выходит. — Надеюсь, ты тоже съебёшь из нашей квартиры нахуй, неудачник, — Тэхён злится. Тэхён делает ошибку. Пьяная мразь громко взрыкивает. Пьяная мразь кидается на Тэхёна и не даёт ему выйти, заталкивая его обратно в квартиру. Юнги не может этого так оставить. Юнги не может, даже если Тэхён не хочет, чтобы он видел его посреди всей этой разрухи. С силой дёргая дверь, наплевав на жуткий треск, Юнги врывается внутрь, морщит нос от затхлого запаха перегара и бежит к Тэхёну, вырывая его из лап пропитого ублюдка, замечая новую ссадину на скуле. Этого достаточно, чтобы его накрыло. Достаточно, чтобы на глаза упала кровавая пелена, а слова Тэхёна растворялись где-то за пределами сознания, не имея никакого смысла. Достаточно, чтобы убить. Чтобы вспороть ублюдку брюхо маленьким перочинным ножом, лежащим в заднем кармане. — Так вот он — твой трахаль, о котором мне говорили? — изрыгая алкогольный смрад, скалится отчим Тэхёна, покачиваясь в разные стороны. — Ну ничего, голубки. Ничего. Папочка покажет вам, как правильно жить. Покажет, что значит настоящая любовь. Иди сюда, Тэхён-а. Я не сделаю тебе больно. — Рот закрой, — шипит Юнги зло, прикрывая Тэхёна спиной. Хоть одно резкое движение со стороны пьяной мрази — и он не оставит от него даже мокрого места. — Пиздуй спать, как тебе и сказали. — Юнги, тебе неза… — Ты всё собрал? — не давая Тэхёну договорить, спрашивает, не разворачиваясь. — Мы можем идти? — Да, — чуть приглушённо отвечает Тэхён, сжимая лямку спортивной сумки. Ему снова страшно. — Идём. — Никуда вы, блядь, не пойдёте! — кричит ублюдок в грязной футболке и делает резкий выпад вперёд, пытаясь схватить Тэхёна за сумку. Юнги реагирует быстрее, чем Тэхён успевает отдёрнуть руку. Юнги впечатывает ублюдку кулак в скулу и валит его на пол пинком в живот, попутно пиная в почку. Юнги пропускает мимо себя ругань, льющуюся из его поганого рта водопадом, и бьёт его по лицу снова, сворачивая нос, в кашу разбивая губы, прижав его руки коленями к грязному паркету. Он не может остановиться. Не сейчас, когда Тэхёну настолько страшно. Не сейчас, когда его лицо снова осквернено выблядком, недостойным зваться человеком. Он избавит Тэхёна от этой мрази. Он сотрёт его существование с лица Земли. Он всё делает правильно. — Юнги, — слышит он через красную пелену далёкий голос. — Юнги, пожалуйста, хватит. Прошу тебя, Юнги, пожалуйста. Не убивай его. Не нужно этого делать. Юнги. Мин Юнги! — Тэхён срывается на крик. Юнги его не понимает, озадаченно наклоняя голову. Юнги не понимает, почему он его останавливает, но опускает кулаки и встаёт с пола, разворачиваясь к нему с пугающей улыбкой. — Идём домой, — хрип Юнги с одышкой слишком густой и колючий. Пелена всё ещё стоит перед глазами. Со сбитых костяшек капает красное. — Теперь всё будет хорошо. Теперь я буду рядом. Тэхён ничего не отвечает, кидая взгляд на валяющуюся в луже собственной крови мразь, убеждаясь, что он всё ещё дышит. Тэхён ничего не говорит, когда они выходят из квартиры, а он буднично закрывает дверь на ключ, словно ничего не случилось. Тэхён молчит и по дороге к машине, наверняка разочарованный в том, что увидел, но не спешит осуждать или кричать, что Юнги монстр. Тэхён шумно выдыхает, легко хлопает себя по щекам и нарушает холодную тишину, когда Юнги садится на водительское кресло: — Я бы хотел, чтобы всё здесь сгорело. — Могу сходить за бензином, — Юнги смотрит на мир своими глазами, но не чувствует вины. Он сделал бы так ещё раз. — Лучше сходи в магазин и купи мне ещё колы, — Тэхён тепло улыбается сквозь разочарование в самом себе и смотрит на сбитые костяшки Юнги с сожалением, когда он заводит машину, — и пластыри для себя, если их не осталось. — Этого добра у меня навалом, — обнадёживает Юнги, разворачиваясь на дороге. Неловкая атмосфера в салоне давит на голову. Он не знал, что с людьми бывает так трудно. — Тебе тоже немного досталось. — Обычно бывает хуже, — Тэхён тоже пытается обнадёжить, но получается так себе: Юнги фыркает и неосознанно покачивает головой. — И, Юнги… — Да? — Спасибо, — он не уверен в степени искренности, но тон голоса Тэхёна чистый. — За меня ещё никто до тебя не заступался. — Привыкай, — чуть растягивая губы в улыбке, совсем не понимая, что она в себе несёт, тихо хрипит Юнги, чувствуя на себе наполненный чем-то тёплым взгляд. Ему этого не хватало. Не хватало Тэхёна. Остаток поездки проходит в очевидной тишине: им больше нечего друг другу сказать. Юнги бы сейчас свозил Тэхёна куда-нибудь. Юнги бы привёз его в самое лучшее место в городе, с которого невероятный вид на звёздное небо и ночной город, утопающий в ярких огнях, но Тэхёну утром в школу, а ещё они не настолько близки, чтобы смотреть вместе на звёзды. Впрочем, они недостаточно близки и для того, чтобы жить вместе, но у Тэхёна нет выбора, а Юнги не имеет ничего против: ему иногда бывает одиноко в большой квартире. Что будет завтра — ему неизвестно, но пока он довозит Тэхёна до дома и загоняет тачку в гараж, не забыв захватить из багажника его сумку. — Ты устал? — интересуется Юнги вскользь, когда они поднимаются наверх. Плечи Тэхёна снова опущены. Юнги всё ещё не чувствует себя виноватым. — Можешь лечь в любом месте: на диване, моей кровати или можно достать матрас, если хочешь. — Мне хватит дивана. Он вроде уютный, — Тэхён аккуратно забирает из рук Юнги сумку и тут же отстраняется, наверняка испугавшись в тот момент не на шутку, но Юнги не мог иначе. Тэхён должен понять его. Ему не нужно его бояться. — Ванная ведь там? — указывая пальцем в правильном направлении, дожидаясь утвердительного кивка, он скрывается за серой дверью. Шумно втягивая носом воздух, Юнги проходит к кровати, скидывает кожанку и падает на мягкий матрас, раскидывая руки в разные стороны. Он устал. Устал от всего дерьма, что происходит в мире. Устал от того, что дети страдают и не могут чувствовать себя спокойно даже в собственном доме. Он не один такой. Не один искалеченный, сломанный и надрессированный другим подчиняться, ведь взрослые даже за стенами приюта нагоняют страх своим эгоизмом. Им все должны. Они заботятся о тебе, а значит, ты должен уважать их и терпеть даже тогда, когда они распускают руки. Юнги этого не понимает. Юнги не понимает Тэхёна. — Теперь моя очередь, — доносится до Юнги откуда-то сверху, и он нехотя поднимает голову, смотря в улыбчивое тэхёново лицо. — Моя очередь обрабатывать твои раны, — и трясёт перед ним аптечкой, протягивая свободную руку. — Ничего серьёзного же, — бормочет Юнги недовольно, но крепко сжимает тэхёнову изящную ладонь, наслаждаясь её теплом, и поднимается, усаживаясь на задницу. Тэхён садится рядом, сдувая со лба прилипшие пряди. Тэхён ничего не говорит больше, открывая аптечку, и снова тянет к нему пальцы, подтягивая к себе его руки. Юнги не сопротивляется. Юнги привык к тому, что кто-то вечно зализывает его раны, но за последние три года это делают для него впервые. Он чувствует себя странно. Он из-под ресниц внимательно смотрит на Тэхёна, пока он промывает ссадины на его костяшках, увлечённо закусив кончик языка, и вовсе не ощущает боли: она для него слишком привычна, и лёгкий ветерок с влажных губ только щекочет. Юнги нравится видеть Тэхёна настолько близко. Ему нравится, как подушечки его пальцев нежно касаются огрубевшей кожи. — Тебе правда не стоило бить этого ублюдка, — клея маленькие кружки пластырей, которые только мешают, Тэхён быстро заканчивает и неловко отстраняется, а Юнги хочет, чтобы он залечил его израненную душу. — Он ведь чугунный. Ему плевать. Такие люди не меняются, даже если отрубить им ноги. Не то чтобы я не хотел, чтобы он умер, но тогда у нас с матерью были бы серьёзные проблемы. И у тебя, если кто-то видел нас вместе. — Я умею не оставлять следов, — хрипит Юнги, рассматривая свои руки. Можно ли ими к Тэхёну прикасаться? — Никто бы не связал его пропажу с нашим визитом в твою квартиру. — Пойду переоденусь, — Тэхён отводит взгляд, и в его голосе есть странное что-то. Что-то такое, что заставляет Юнги недоуменно смотреть ему в его спину, пока он идёт обратно до ванной. Он не знает, как ко всей этой ситуации относиться. Не знает, что ему ощущать и чувствовать, чтобы не быть бездушной машиной. Он напугал Тэхёна. Он прекрасно знает об этом, но ему придётся привыкнуть, если Тэхён хочет стать убийцей. Придётся смириться с тем, что Юнги может быть таким, с тем, что ему в будущем придётся поступать точно так же: они не бабочек на цветущем лугу ловить будут, держась за руки для пущего антуража. Им придётся убивать на глазах друг у друга. Придётся делать мерзкие, отвратительные, страшные вещи, выламывая все тэхёновы слабости, чтобы перестроить его хрупкий внутренний мир, чтобы вымести все осколки. Завтра всё решится. Завтра Юнги проверит Тэхёна на вшивость, а пока нехотя встаёт с постели и идёт к шкафу, доставая одеяло, подушку и постельное бельё с верхней полки. — Можешь положить сумку туда, — заправляя диван, краем глаза наблюдая, как Тэхён выходит из ванной, Юнги указывает пальцем на свободное пространство. — Завтра разберёшь, если захочешь. — Спасибо, — Тэхён подходит на расстояние достаточное, чтобы слышать его тихое дыхание, и ждёт, пока Юнги закончит, переодевшись в пижаму с теми же мультяшными персонажами, которых так любит Намджун. Они и вправду настолько популярны? — Спасибо, что приютил. Я пока не знаю, чем отплатить, но… — Ложись, — не желая слушать про «оплату», Юнги разглаживает одеяло и отходит в сторону. — Этот вопрос мы обсудим потом. Или не обсудим вообще: никакая оплата от тебя мне не нужна. — Тогда я сяду тебе на голову, — плюхаясь на мягкий диван, Тэхён блаженно откидывается на спинку и подбирает под себя ноги, поднимая к Юнги влажное от умывания лицо. Мокрая чёлка, лезущая в глаза, ему идёт: он слишком сейчас соблазнителен. — Да хоть на головку, — Юнги не до конца понимает, что только что спизданул, но делает вид, что ничего не было, пока Тэхён невинно краснеет и резко отворачивается, падая спиной в подушки. Понимая, что разговор окончен, Юнги тоже идёт готовиться ко сну, не забыв завести будильник: всё-таки ему действительно везти Тэхёна до школы. Переодевшись в домашние шмотки, наконец высвободив ноги из гнёта узких брюк, он тщательно чистит зубы и трёт ладонями лицо, пытаясь избавиться от произошедшего за короткий день дерьма. Избавиться от него совсем, к сожалению, не выходит — оно напоминает о себе и тогда, когда Юнги ложится в постель, закладывая руки за голову, — и он бездумно плюёт в потолок минут десять, прислушиваясь к копошению со стороны дивана: Тэхён, судя по всему, тоже не может уснуть, вертясь в одеяле. Юнги знает, что может помочь. Ему всегда помогает. Вставая с постели, включив ночник на прикроватной тумбе, он чуть слышно топает по паркету к стойке с гитарами, вспомнив, что Тэхён совсем не задавал по этому поводу вопросов, и берёт старую добрую Yamaha F310, всегда нагоняющую слишком много воспоминаний: именно её он нашёл на чердаке в приюте, а после купил точно такую же по неизвестной причине. Попутно захватив с компьютерного стола планшет, поймав на себе в темноте заинтересованный взгляд поднявшегося на локтях Тэхёна, он идёт обратно и забирается на кровать с ногами, откладывая гитару в сторону. Со всей этой беготнёй за Тэхёном он не снимал видео на Ютуб уже две недели, а сейчас хотел разучить аккорды песни, попавшейся в рандомном плейлисте на Spotify: она неплохо срезонировала с его душой, хоть он и не особо понимает, что должен был ощущать от текста. Ставя трек на репит, не забыв про лежащие на прикроватной тумбе наушники, Юнги удобно устраивает гитару в ногах и подбирает аккорды самостоятельно, внося их в программу на планшете. Закрывая глаза, погружаясь в песню настолько, насколько для него возможно, он понимает, что на электрогитаре она будет звучать намного лучше, понимает, что Тэхён теперь сидит рядом, не сводя взгляда с его пальцев: они размеренно перебирают струны. Он не думал, что ему будет настолько интересно, хмыкая чуть слышно под собирающуюся воедино картину, но продолжает заниматься подбором, и через двадцать минут готов полностью сыграть на суд заинтересованного Тэхёна, испытывая лёгкую сонливость. — Это ведь Palaye Royale — Lonely? — задаёт Тэхён вопрос воодушевлённо, а его глаза продолжают пристально следить за пальцами Юнги, словно он фокусник, искусно обдирающий зрителей до нитки. — Да, — Юнги отвечает не без лёгкого удивления, понимая, что их вкусы в музыке не так уж и далеки друг от друга, а это ещё один пункт за то, чтобы Тэхён жил в его квартире столько, сколько душе угодно. — Тебе нравится этот трек? — Мне нравится его текст, — с любопытством заглядывая в планшет, Тэхён задумчиво кусает губы и, кажется, пытается что-то вспомнить, усаживаясь удобнее: практически касаясь плеча Юнги. — Жизненный очень. Юнги в Тэхёне не сомневался. Юнги не сомневался в том, что он может простыми словами рассказать ему, о чём говорилось в тех прочитанных, но непонятых книгах, ведь текст трека так остался для него далёким, но даже если он не понимает чувств, заложенных между строк, может прочувствовать музыку. Может рассказать, о чём она повествует. Может выразить через неё то, о чём даже не знает. Это его лекарство. Это его якорь, удерживающий от падения в бездну. Это то, что может собрать весь бардак, творящийся внутри искалеченной души, и Юнги добавляет несколько аккордов от себя, пока Тэхён тщетно вспоминает текст, тихо намурлыкивая себе под нос, но и это мурчание звучит слишком хорошо, чтобы прогнать Тэхёна обратно на диван тапком, но…

So sick and tired of being alone So long, farewell, I'm on my own I'm sorry mom, I've got to go I dug this grave I call my home

Он всё же вспоминает слова припева и поёт с долей стеснения, но уверенно, а Юнги совсем не против записать полноценный кавер, пропуская по предплечьям мурашки: тэхёнов тёплый густой голос действует на него слишком магически. Он ему нравится. Нравится даже сильнее, чем раньше. Тэхёну бы пошло быть певцом. Пошло бы исполнять что-нибудь джазовое, лёгкое, но он хочет стать убийцей, загубив своё будущее. Хочет вымарать руки в крови и умереть в безвестности, хотя мог бы стать знаменитым и купаться в любви фанатов со всего мира, покоряя все возможные чарты и премии. Юнги, впрочем, тоже мог быть кем-то другим, но ублюдки свыше решили всё за него, а у Тэхёна есть и до последнего будет выбор. — Сыграешь мне что-нибудь в качестве колыбельной? — подбираясь ещё ближе, обжигая горячим выдохом у шеи, невинно просит Тэхён, когда Юнги заканчивает с Lonely. — На новом месте засыпать трудно. — Кто из исполнителей тебе больше всего нравится? — Юнги знает ответ на вопрос, но убедиться всё же стоит. — Лана Дель Рей, — отвечает он с детским восторгом в голосе, чуть отстраняясь назад: слишком близко. — Её песни делают моё существование чуточку проще. Юнги был прав в тот первый день слежки за Тэхёном. Юнги доволен собой и готов исполнить тэхёново желание, вставая с кровати. — Только одну песню, — Юнги слишком хочет спать, чтобы устраивать Тэхёну концерт по заявкам. Гитара ночью действует на него лучше любого снотворного, — а ты пока иди в свою постель, иначе вообще играть не буду. Тэхён безоговорочно слушается, легко кивая. Тэхён бежит до дивана с чистой ребяческой улыбкой, громко шлёпая босыми ступнями по паркету, и залезает под одеяло с головой, а Юнги тихо садится рядом на пол, облокачиваясь рядом с его торсом. В тишине, опустившейся на его плечи, он вспоминает разученные ранее песни из дискографии Ланы и извлекает из свалки памяти подходящую через слишком долгую минуту, несколько раз ударив по струнам, освежая в памяти простые аккорды. Он делал на этот трек кавер. Он знает, о чём в нём поётся. Тэхён — Юнги уверен — знает это тоже, и то, что в тёмной квартире сейчас приглушенно по спёртому воздуху льётся Money Power Glory, делает этот момент самым особенным для Юнги за долгое время. — Я научу тебя, как быть мной, а ты научи меня быть простым человеком. Научи всему, что знаешь, — чуть слышно шепчет Юнги, цепляя мозолистыми подушечками пальцев струны, и очень хочет, чтобы Тэхён его услышал. — Быть обычным достаточно просто, — он слышит. Юнги расплывается в тихой улыбке, устало прикрыв глаза. Тэхён засыпает с последним аккордом.