Кленовые листья

Война не началась просто так. К этому шло и подталкивало многое. И их с Хао договор не в последнюю очередь. Йо действительно старался выполнить свое обещание, старались Манта и Рен и все остальные, через пару десятков лет выбравшись на вершины людского мира. И Йо до сих пор корил себя за это. За наивность. Позже за то, что не дал Хао тогда решить все силой. Раз и навсегда. А потом стало поздно. Потому что мир действительно начал меняться. Так действовала их сила и сила Короля, питавшая все вокруг, и мир пил эту силу горстями — жадно, словно умирающий от жажды, который нашел колодец спустя пятьсот лет блуждания в пустыне. И это сказалось. В первую очередь на людях. Всего-лишь тридцать лет и те, кто рождались чаще всего уже были Шаманами. Большей частью слишком слабыми, как Манта в начале своего пути, даже слабее, они никогда не были бы способны даже к единению, но и этого было достаточно. Они с рождения уже воспринимали мир по-другому. Чувствовали иначе и иначе старались жить. Видели немного дальше грани, и это не могло не сказаться. И первым пришел — восторг. Казалось — вот оно — решение проблемы, наконец, люди увидят так, как видят мир Шаманы, пусть не сразу но сменится несколько поколений и мир обновится — лучшая перспектива из возможных. И нет — они не спешили открываться, но и прятаться в мире полном юных одаренных, нуждающихся в опеке и наставлении, пугающихся шелеста духов природы на своем заднем дворе, подвергающихся нападениям неушедших, и не могущих себя защитить ни от злобных духов, ни от собственных родственников, детей, было невозможно. И это привело к краху. Люди всегда остаются людьми. А больше всего люди не любят терять одно — контроль и власть его дающую. И все те блага, что она дает. Хрупкий мир наступил не сразу. За него пришлось бороться, за столом переговоров — сначала, дальше с оружием в руках, но мир — шаткий, все же держался. Долгие годы. Но людей, людей без грани дара с каждым годом становилось все меньше. Как и рождающихся детей в целом. И как бы абсурдно это не звучало, те, кто не мог видеть сплотились, подпольно, с террористическим уклоном — стали называть себя — Чистокровными. И началась война. Сначала скрытая, диверсионная. Люди, обычные люди жившие по соседству могли просто убить своего ребенка, заметив что он вглядывается во что-то невидимое на потолке, поджечь соседний дом или однажды выйти в парк и подорвать там медитирующий класс районной школы, во главе с учителем — слабым Шаманом. Конечно, можно было подождать — пара сотен лет, и их не станет. Но даже Хао не был настолько жесток, что уж говорить о нем самом. Страдали Шаманы, но не только, никто не мог чувствовать себя в безопасности. Ни люди без дара, на каждого из которых смотрели косо — каждый мог оказаться Чистокровным, ни Шаманы, которых было вот уже почти половина населения земного шара. Так длилось долгие годы. Йо мотался по миру, вел переговоры с сотнями людей. Сражался — там где не мог договориться. А потом Чистокровные перешли в наступление. Теракты стали чаще, нападения на семьи тоже. И первой из них, тех кто стоял у вершины, погибла Жанна. Железная Дева — образец самопожертвования и призыва к Миру. Супруга Тао Рена, главы Китайского Совета Шаманов. Она не могла отказаться от той поездки. Слишком много сил вложила в совещание. И погибла там от взрыва. Неизвестной природы, от которого ее не смогла защитить даже уникальная броня. Чистокровные словно следовали ранним догматам Икс-Судей — победа любой ценой. На том саммите погибла не только Тао Жанна, но и сотни других людей, большая часть которых не были Шаманами. Рен после произошедшего разве что носом землю не рыл, согнал лучших специалистов, но ничего. Кроме пары бесполезных догадок о природе оружия. Тогда впервые за сотню лет Йо почувствовал, что чаша его терпения начинает переполняться. Что, возможно, скоро в нем не хватит моральных сил на мирные решения, на попытки урегулировать все бескровно. Чуть позже он пожалел о том, что смирил собственную жажду мести, жажду крови тех, кто посмел. Возможно тогда все было бы иначе. Потому что следующими жертвами нового оружия Чистокровных, не смотря на все меры предосторожности, стали Анна и Хана. Похороны тогда его чуть не уничтожили. Он вернулся в Токио, восстановил дом на Холме, но машинально, словно больше ничего его не интересовало. Ничего не было важно. Хао он прогнал, стоило брату лишь показаться на пороге, потянулся было к бутылке, но так и не сжал пальцы на темном запотевшем стекле. А потом-таки сорвался в бешенство, отправился к Рену, единственному понимавшему его на тот момент человеку, и на долгие годы стал самым страшным кошмаром для многих. Он сражался, зачищал, убивал. Куда бы он не приходил везде оставались руины размытые стихией. И да, Йо не гордился этими темными страницами своей жизни, но никогда и не испытывал за них вину. Тогда, возможно впервые, он действительно понял Хао. Что двигало братом когда-то. В тот комплекс он попал по наводке от Рена, чьи люди копали с упорством роющих ход к центру земли кротов. И таки кое-что нашли. И Йо тоже в том комплексе тоже кое-кого нашел. Девушку Чистокровные приняли за Шамана, Йо их винить за это не мог. Жрецы были товаром штучным, особенным. Со своими возможностями. А девушку явно привели сюда насильно, хотя судя по тому, как та впечатала носом в стенку допросной своего пленителя — она явно поддалась, преследуя свои цели. Йо же прибивший всех по дороге и заглянувший на шум, наблюдал за сценой из-за одностороннего стекла. — Мама тебя не учила, что хамить смиренной монахине это плохо? — Вкрадчиво спрашивала она у пленителя, с каждым словом ритмично впечатывая его лицо в стену с тихим хрустом ломающихся костей. — Учила или нет? Отвечай, презренный ты кусок еретика! Ничего смиренного в девушке явно не было. Ни в поведении, ни в весьма откровенном наряде. Йо смотрел на нее, сложившую пальцы одной руки в молитвенном жесте с бешеным оскалом и прямолинейной матерной молитвой добивающей об стенку своего пленителя, и любовался. А потом она обернулась, подняла взгляд от трупа и посмотрела прямо за зеркальное стекло, глаза в глаза. И улыбнулась, сверкая желтыми глазами, приглашающе и задорно, оскалив заостренные клычки. Что ж, ему всегда нравились решительные женщины. С ноткой насилия в изящных руках и характере, иначе он бы никогда не женился на Анне. И именно так, в подземном комплексе, посреди трупов и кровавых разводов он познакомился с ней. Матерью Елены. Да.