Кленовые листья

— Деда! Деда! С прошлого сна девочка еще подросла. Ребяческая пухлость сменилась подростковой худощавой угловатостью, сбитыми локтями и коленками. И вот теперь семейное сходство между ней и тем мужчиной, что она называла дедушкой, прослеживалось более явно. Об эти высокие скулы можно было порезаться. — Что случилось, Елена? — Мужчина распутался из медитационной позы, поддернул вниз широкие рукава простой рубахи, пряча стремительно выцветающие татуировки, повторяющие скелет, что вились пепельными линиями на коже. — Вот! — Девочка протопала по песку до коврика и шлепнула на прорезиненную ткань тот самый инкрустированный фолиант. Плюхнулась рядом, указывая на строки обгрызенным ногтем. — Тут сказано, что Боги тоже стареют! — И более того. — Спокойно кивнул на ее возмущение мужчина. — Боги умирают. Редко, но бывает и такое. Девочка присмиревшая от его мирного тона подняла книгу, прижав к себе, вскинула пылающий любопытством взгляд. — А как именно? — Спросила она. — Об этом я тебе расскажу. Но сначала завтрак. — Он подхватил девочку на руки, усаживая ее себе на сгиб локтя с легкостью с которой носят маленьких детей, а не тринадцатилетних пигалиц. — Тетушка Ева снова жаловалась, что ты сбегаешь. — Каша в обмен на историю! — Тут же сориентировалась Елена. — Подробную! Мужчина усмехнулся. — Идет. — Боги умирают от любви. — Рассказывал мужчина, голос его вкрадчивый, словно вплетающийся в мысли, звучал, словно истина. — Иные Боги творят миры. Прекрасные миры. Целые вселенные создают своей волей и силой, чаще они словно картины, как пустые сады. Куда реже Боги населяют свои творения, вплетая их в вечный круг перерождений, ведь у разумных душ нет расы, пола или возраста и рано или поздно они рождаются заново в иных мирах. И эти Боги умирают от любви, к своим творениям. Создав шедевр они не могут его отпустить и творить дальше, влюбленно качая в своих ладонях, словно дитя. А без жажды творения, Творцы хиреют и стареют однажды становясь просто Сутью. Обожествляя часть своих миров, даря движущей силе их свои святые души. Чтобы творение их жило и становилось лишь прекраснее. — Тихо закончил мужчина, с какой-то затаенной тоской смотря на огонь в очаге. — Поэтому так мало Богов способных творить. Куда больше других. — Великий Дух когда-то был Богом, и Звезды, что пролетают над нашим миром раз в пятьсот лет тоже, да? — Спросила девочка, задумчиво склоняя голову к плечу, и кутаясь в полупрозрачный платок. Она сидела на кровати у изголовья которой лежала та самая книга с которой девочка не расставалась. — Именно. — Кивнул мужчина, ласково взглянув на девочку, улыбнулся. — Но есть и другие Боги. Те, кому строят Храмы и молятся Жрецы. Те, чей бич и смерть — скука и забытие. Боги — проводники, шуты и покровители. Те, кто властвует над грехами, болью и страстями. Такие как… — Наш Бог, да Деда? — Да, Елена. — Подтвердил тот, вот только Хао увидел тень грусти в его глазах, когда мужчина подцепил девочку под подбородок, удерживая ее взгляд. — Как наш Бог. — Но не как дядя Хао? — Нет. Йо стоял перед этими людьми. Вода застыла над ним щерящейся пастью, полной ледяных клинков, но двинуться он не смел. Просто потому что трое нападавших прихватили за горло девчонку, приставив к бледной шее клинок. Девочка не трепыхалась, замерев в жестокой хватке, но свою свободу явно дорого продала. Ладони ее покрывала кровь, волосы были покрыты коркой, а обычно кипенные одежды разорваны и испачканы в земле. У ее ног валялся покрытый алым короткий серп. Видимо, оружие пару которого люди у нее отобрали, и которым теперь угрожали перерезать ей горло. Хао не чувствовал в них фуреку. Это были обычные люди, с оружием в руках, и странной экипировкой закрепленной на головах. Скорее всего именно она позволяла им видеть атаки шамана. Как же сейчас Хао хотел бы быть не просто духом, бесполезным видением внутри сна, а быть там — выжечь до тла всю эту погань, посмевшую поднять руку на ребенка, пусть и человеческого, но все же его родную кровь. Дочь его драгоценного брата. Разбираться он бы стал позже. — Так вот что здесь прятал Великий Йо Асакура. — Издевательски мурлыкнул один из мужчин. В голосе его звучали мрачное торжество и издевка, пальцы держащие серп чуть надавливали, но пока на коже девочки не оставалось следа. — Мы рассчитывали найти что-то интересное, важное, но это — это лучше всех наших предположений. Какой простор для фантазии, не так ли Великий? Я могу убить ее, а ты не можешь мне помешать, но думаю мы заберем ее с собой, и попросим пару вещиц взамен. И все же, кто бы мог подумать, что твоей сокровенной тайной окажется человек. Вы почти уничтожили нас, а тут, такая находка. Дочурка Великого — человек. Это просто бомба, а не новость! Вода бурлит, зубы-клинки щерятся ледяным оскалом, но Йо и вправду не трогается с места, опасаясь, что дочери причинят вред. Хао видит, как тяжело ему это дается. Стоять на месте, изображать переговорщика — ждать. Хао знает, не будь девочки в руках этих людей Йо бы смял их словно бумагу шторм, за одно лишь намерение, но сейчас он скован, теми узами, что невозможно разорвать — узами крови. — Я ранила их, папа. — Внезапно сказала девчонка. На лицо ее легла печать мрачного торжества. Улыбка ее сейчас так походила на его собственную, что Хао даже на секунду забыл о том, что происходит, просто залюбовался привычным оскалом на юном личике. Люди держащие ее переглянулись, но их лидер только нахально улыбнулся видимо решив, что девчонка со страху внезапно потеряла чувство опасности. — Не смей. Рано. — Внезапно рявкнул Йо. Сонм клинков за его спиной пошел волнами. Спросил. — Что вы хотите? — Это вот уже другой разговор. — Кивнул лидер, довольно сощурившись. — Что бы мы могли попросить у врага? Так много вариантов. Аж мысли разбегаются. Предательства? Может быть. — Оскалился. — Что ты выберешь, Великий — жизнь дочери, или жизнь своего Короля? А? Йо не ответил. Только смотрел перед собой, прямо дочери в глаза. Прикрыл веки, устало, обреченно. — Я знаю, папа, ты хотел, чтобы я свой выбор сделала по-другому. — Внезапно хрипло извинилась перед ним девочка. — И позже. К совершеннолетию может. По какому пути пойти. Но выбора нет. Судьба. Ты прав, иногда она его не дает. — Ну! — Взвился лидер. Грубо стряхнул девочку, слишком спокойную для той, у кого серп блестит у горла. — Ответ, Асакура! Или она умрет! Взрыв произошедший за домом заставил его руку дрогнуть, оставляя на молочной коже девочки алую полосу, а та вместо того, чтобы закричать или заплакать лишь сжала зубы, скалясь в торжествующей улыбке. И лидер понял — живыми они отсюда не уйдут. Взрыв означал одно, что даже десяти бойцов не хватило, чтобы одолеть человека присматривающего за девочкой. Вместо ожидаемой победы тот положил всех. Ну, значит, хоть девчонку заберут с собой в ад. Отродье шаманское, не смотря на человеческую кровь, иного и не достойно. Лидер нервно оскалился — загнанный пес, и нажал на серп, перерезая девчонке горло. Алая кровь хлынула потоком, покрывая руки. Раздался булькающий хрип, вот только захлебнулась собственной кровью не девчонка. Его люди были теми, кто упал на колени, зажимая шеи непослушными пальцами, стараясь зажать страшные раны, унять поток утекающей жизни. А потом девочка повернулась в его руках, рана на ее шее все же была, но лишь зияла темно-красным, не теряя ни капли крови, а пепельные метки поползли по ее лицу скрывая глаза в глубоких тенях, сияющие звериным золотом. Девчонка сейчас показалась лидеру страшнее Шамана, что все еще стоял напротив. Великий никогда не отличался жестокостью, он убивал быстро, девочка же… Из-за дома вышел мужчина. И все десять бойцов, что были отправлены его убить, шли за ним, подергиваясь конвульсивно, словно их на веревочках тащил кукловод, дергая за метки на изуродованных, но еще чудом живых телах. В их глазах горел сводящий с ума ужас. — Ты все же выбрала, Елена. — Мягко сказал девочке ужасающий кукловод, одной рукой сдергивая со своей шеи кулон. Круг вписанный в треугольник блеснул острыми гранями в полете, девчонка поймала его с изяществом хозяйки положения. — Прости, папа. Быть шаманом — не мое. — Тихо снова повинилась девочка, голос ее шипел, перерезанное горло давало о себе знать, а потом вонзила не понятно откуда взявшийся клинок себе прямо в сердце. И лидер, все еще держащий ее одной рукой, почувствовал острую боль там где бьется его собственное сердце. Обжигающе холодную боль. — Моя первая жертва. Тебе… - Лидер не разобрал, кому девчонка преподнесла его жизнь, хоть та едва слышно и почти ласково прошептала ему имя на ухо, а потом его накрыла тьма. Тьма в которой есть только звериный желтый взгляд. И это показалось ему почти милостью. Да.