***
Что ж... когда Гарри говорил "просто обольем", он немножко недооценил противника. "Немножко" — это на сотню метров. И сейчас, смотря на один только палец твари, что была больше него раз в пятнадцать, мальчик ощущал полузабытый страх, все такой же неприятно-липкий и холодный. Оно было огромным. Серьезно, огромным. Как огромный скелет дикой помеси лягушки, человека и динозавра. Грязно-белые кости едва слышно стучали друг о друга, но ничего больше не было. Ни мышц, ни кожи, ни сухожилий. О том, что движение без всего этого невозможно, мальчик старался не думать. Это ведь, мать ее, ~магия~... Каждый шаг существа отдавался потоком ветра, но никакого шума не было, словно оно ничего не весило. Он появился прямо из воздуха, когда Винчестеры с Гарри и честно позаимствованной требуемой жидкостью ехали мимо леса на Импале в сторону гостиницы, в которой они остановились, и два Охотника, судя по всему, сумасшедших, решили использовать такой шанс. Голос разума в лице мальчика был успешно проигнорирован. Спрятаться ночью в лесу было совершенно не сложно, а вот не шуметь... с этим были некоторые проблемы, благо что звуки голого черепа существа не достигали. Сэм, находящийся рядом, мысленно прикидывал, насколько большим должен быть объем сосуда для кислоты и где взять шланг. Вот уж кто давно привык к подобному дерьму. Маг же таким спокойствием не отличался, сердце пропускало удары при каждом шорохе и, кажется, вовсе замерло, когда Дин, стараясь не шуметь, вылез из соседних кустов, сжимая в руках специальную тару для особо едких веществ. Серная кислота, кажется, входила в список "особо едких''. Тварь словно его и не замечала. Тихие шаги, едва слышный плеск жидкости о стенки сосуда, затаенное дыхание, стук собственного сердца и стрекот сверчков — вот и все, что было слышно все то время, пока старший Винчестер двигался к высматривающему что-то вдалеке костяному монстру. Все эмоции притупились даже без пелены, возможно, от шока и волнения, но факт оставался фактом. Только благодаря этому ребенок еще не закричал и не заработал инфаркт. Резкий поворот отливающего гнилостно-желтым под тусклым светом луны черепа вызвал мурашки по коже. Мальчик, конечно, многое видел, но это... это было даже отвратительнее купающихся в речке Дурслей. Те двигающиеся при малейшем движении слои жира и обвисшей, дряблой кожи еще долго снились ему в кошмарах... Звук тихо льющейся воды вывел его из противных воспоминаний, от которых он даже забыл о страхе перед монстром, полностью отдавшись отвращению и брезгливости. Зря. Дин тонкой струйкой лил тихо шипящую жидкость на гигантский вытянутый палец-кость, и та вроде бы даже начала разъедать верхний желтовато-белый слой, но... ...но он не видел, как пустыми глазницами на него уставилась тварь, опустив голову. Зато это видел Сэм, и лицо его перекосилось ужасом. — Дин, беги! — свистящий шепот-крик, и мужчина перевел недоуменный взгляд на брата, приложив ладонь к уху, словно пытаясь прислушаться. И Сэм практически в панике закричал, позабыв о том, что они вообще-то прячутся, о том, что их самих могут сейчас убить, позабыв обо всем: — Беги, черт побери! В то же мгновение огромная костяная рука бесшумно накрыла не успевшего даже дернуться старшего Винчестера, обдав сильнейшим потоком ветра все вокруг. Деревья закачались, некоторые просто переломились, как тростинки. Вдалеке взмыли в небо разбуженные птицы, и, кажется, ускорились даже облака. Мальчик с трудом устоял на месте, схватившись за основание ствола одного из деревьев. То качнулось, под потоком воздуха почти наполовину вырвавшись из земли прямо с корнем и обдав лицо инстинктивно зажмурившегося ребенка тысячами комочков холодной, влажной земли, но удержалось. Пелена почти сразу же, как он открыл глаза, накрыла сознание, заполнившееся иррациональным ужасом, и спокойствие накатило так же внезапно, как обычно исчезало. Это уже начинало раздражать. О том, что у Сэма такой пелены нет он, к сожалению, забыл. — Дин! "Безрассудно, глупо и совершенно бессмысленно," — отметил равнодушно и словно отстранённо разум, когда Винчестер, забыв обо всем, резко сорвался с места, ко все еще лежащей на земле неподвижной конечности монстра, тщетно пытаясь сдвинуть с места огромные костяные фаланги. — Сэмми, я живой! — с неверием и странным восторгом послышалось из клетки пальцев, и сквозь довольно крупную щель показалось лицо ошалело улыбающегося Дина — грязного, поцарапанного, с окровавленным виском, но живого. Глаза младшего Винчестера словно вспыхнули, когда он шумно облегченно выдохнул и уже куда спокойнее оглядел желтоватые пальцы, испещренные многочисленными трещинками и сколами. В ход шло все: кулаки, пистолет, нож. Сэм с каким-то странным для мальчика остервенением бил по неподвижной конечности, сбивая костяшки пальцев в кровь, бил острием ножа Руби, не оставив ни царапинки, стрелял, расходуя патроны и наплевав на все вокруг. Он словно не замечал, как к нему со свистом приближается вторая конечность монстра, полностью отдавшись этому дикому и глупому занятию. Для него существовало лишь оно. Этого Гарри не понимал. Зачем он рискует собой, пытаясь спасти того, кто от малейшего движения чудовища превратится в кровавую лепешку? К чему эта бессмысленная жертвенность? Вряд ли Гашадокуро с радостью отпустит Дина если Сэм умрет, скорее уж старший Винчестер будет сожран чуть позже, сначала в полной мере насладившись тем, как его брату откусывает голову почти неуязвимая костяная тварь и выпивает его кровь через шею, как чертов пакетик сока. Сэм вскрикнул и резко затих, когда его точно также прижали к земле костяные пальцы. Поток ледяного ветра с отвратительным запахом гнили на мгновение стер пелену с сознания, и спокойствие сменилось всепоглощающим ужасом, точно таким же, какой прозвучал в крике старшего Винчестера. Но это было лишь мгновение. Одно коротенькое, крошечное мгновение, после которого эмоций не осталось вообще. Лишь пустота и ледяное спокойствие, как во сне. Словно он — и не он вовсе. С этим спокойствием, несвойственным даже пелене, мысль казалась слишком громкой среди всех остальных, затихших, скрывшихся в глубине замерзшего разума. Гашадокуро убил Сэма Винчестера. Осознание было неожиданно четким.Эта тварь посмела покуситься на то, что принадлежит ему. Решила, что ей можно все. Решила, что может забирать у него что угодно.
Глухая ярость медленно закипала в груди, и пелена ей совершенно не препятствовала, напротив, даже будто таяла, умирала, отдавая все свои силы ярости и этой обжигающей, кипящей кроваво-алым ненависти. Смутно знакомый жар, зародившийся в области солнечного сплетения, стремительно побежал по венам, кровь в одно мгновение превратилась в жидкий лед, а перед глазами внезапно потемнело. Лишь изредка во тьме вспыхивали пронзительно-синие, изумрудные и ярко-алые искры, раззадоривая лед и пламя, струящиеся по голубоватым жилкам вен.Оно посмело покуситься на его собственность.
— Incendium, a mortuis stella. Тихий крик, самый громкий шепот, чистая ненависть и безумие в непоколебимо спокойном взгляде зеленых, странно-красных глаз. Совершенство во всем своем противоречии.Хах.
И мир утонул в огне.