MoDao: нефритовая шкатулка

      Гуанъяо еще со времен Цинхе понял, что косы — это довольно удобно. И, что уж таить греха, красиво. И потому изрядно удивляется, когда Лань Сичэнь, улыбнувшись и утаив от него взгляд, признается, что ему никогда не заплетали кос. Даже в детстве.       Сперва это было простым любопытством, темой, спонтанно вызвавшей у Яо желание расспросить подробнее, но после озвученного ответа стало гораздо большим: принципиальным вопросом.       Яо смотрит на густые шелковые волосы Лань Сичэня, кусает губу и мысленно недоумевает, как можно лишать такую красоту возможности еще одного ее проявления.       Гуанъяо стреляет глазами, не особо скрывая лукавую улыбку в уголке губ, складывает руки перед собой ˜— ладонью в ладонь ˜— и поднимает взгляд, вглядываясь в лицо Лань Сичэня.       — Эргэ позволит мне исправить это недоразумение?       Лань Сичэнь удивленно поднимает брови, стремительно подхватывая сложенные руки под локти и мягко потянув за них к себе и вверх, призывая выпрямиться из поклона.       — Если ты действительно так этого хочешь, А-Яо, то можешь делать все, что посчитаешь нужным.       Голос первого Нефрита мягок и бархатен, и Гуанъяо улыбается неприкрыто-радостно, лучезарно, простирает рукой, приглашая устроиться на циновку спиной к нему.       В его покоях дымятся благовония, успокаивая, расслабляя, делая обстановку доверительной и интимной. Солнце уже заходит за горизонт, его последние лучи ложатся через распахнутое окно на пол и стены, окрашивая золотистые цвета янтарным оттенком, и легкий вечерний ветер покачивает растущие в клумбе пионы.       Лань Сичэнь опускается на циновку, подгибая под себя ноги, складывает руки на коленях и поднимает голову, устремляя взгляд в поднимающийся от горящей палочки дым напротив.       Гуанъяо беззлобно посмеивается в кулак, находя очаровательным то, что Лань Сичэнь сохраняет церемониальность даже в подобной ситуации, и становится у него за спиной. Пальцы тянутся к заколке — и замирают.       Он сам останавливается, будто бы сомневаясь, что имеет право на подобные прикосновения, — на деле же сомневаясь в собственной выдержке — делает глубокий вдох полной грудью и аккуратно, медленно снимает дорогую заколку и опускает ее на столик.       При соприкосновении с поверхностью украшение не издает ни звука.       Обсидиановый водопад волос, теряя опору, рассыпается, обрушиваясь каскадом на плечи. Мэн Яо открывает глаза, которые закрыл в момент, когда чужая прическа начала свое падение, и резко выдыхает: без элемента официальной повседневности Лань Сичэнь выглядит домашним и будто бы более доступным.       Даже увлеченный созерцанием Яо не может не заметить, как слабо напрягаются плечи Лань Сичэня, потерявшего привычную тяжесть на голове, и как его выдох становится чуть более неровным: мгновение, прежде чем Нефрит возвращает контроль.       Гуанъяо достает резной гребень, в противовес всем богатствам клана Цзинь выглядящий изысканно, но просто, и забирает пальцами из общего «водопада» отдельную прядь. Деревянные зубчики рассеивают черноту волос, и с легким давлением начинают свое движение: от корней до самых концов.       А-Яо знает, как нужно действовать: его руки аккуратны и бережны, и Лань Сичэнь сам не замечает, как закрывает глаза, убаюканный этой окутывающей заботой и нежностью. Его плечи расслабленно опускаются, голова чуть запрокидывается, открывая взору полностью умиротворенное выражение.       Он чувствует сквозь тонкую вуаль дремоты, как пальцы А-Яо забирают все новые пряди, а гребень продолжает свое движение, и ловит сонно ползущую мысль о том, что не хочет, чтобы эта ласка заканчивалась. Кажется, он все-таки отклоняется назад чуть больше положенного, потому как А-Яо склоняется губами к его уху и просит потерпеть еще немного. Лань Сичэнь подозревает, что прошло уже не менее получаса, но и эта мысль уносится вместе с рассеивающимся дымом аромапалочки.       Наконец, Мэн Яо заканчивает свою работу и придерживает цзэу-цзюня за плечи.       — Можешь открыть глаза, эргэ, — негромко говорит он, чтобы не выдернуть Нефрита из дремоты неосторожным звуком.       Лань Сичэнь открывает глаза и медленно поднимается с места, уже чувствуя на своей голове какие-то перемены: у висков немного тянет кожу и оттягивает затылок, боковые пряди лежат немного иначе. Они с Гуанъяо приближаются к зеркалу в пол, и А-Яо становится рядом, смотря на чужую прическу через отражение. Завораживает.       Увиденное вызывает у Лань Сичэня одновременно изумление и улыбку: он заинтересованно наклоняет и поворачивает голову, рассматривая две тонких косички, что идут по бокам головы и скрываются под общей волной волос. А затем Мэн Яо приносит маленькое зеркальце, и Лань Сичэнь получает возможность увидеть еще одну косу сзади: более широкая, чем остальные, она и оттягивала затылок непривычным грузом.       — Нравится, эргэ? — негромко интересуется Яо, пока Лань Сичэнь кончиками пальцев проводит по сплетениям боковых кос, присматриваясь к своему отражению.       — У тебя золотые руки, А-Яо, — мягко отзывается Лань Сичэнь, и хотя ему непривычно, он бы солгал, если бы сказал, что ему не нравится то, что получилось. Ему не может не нравится: ему нравится и даже слишком. Ему кажется, что нет на свете таких вещей и таких занятий, за которые Цзинь Гуанъяо может взяться и которые у него не получатся. Ему кажется, что Цзинь Гуанъяо, его А-Яо, талантлив во всем.       Он разворачивается к нему, а затем мягко берет чужое лицо в ладони и склоняется, прислоняясь к его лбу своим. Киноварь эхом отдается ощущением на собственном лбу, но Лань Сичэнь достаточно счастлив для того, чтобы не обращать на такую мелочь никакого внимания. Его пальцы медленно гладят линии чужого лица, а он сам сморит на А-Яо с теплом и нежностью, улыбаясь, когда секундная растерянность в его лице сменяется восхищенным и радостным выражением.       — Все в порядке, эргэ? — взволнованно спрашивает Яо, и его ладони участливо ложатся поверх чужих.       Лань Сичэнь слабо и успокаивающе кивает.       — Я открываю с тобой новое для себя: разве что-то может быть не в порядке?       Лань Сичэнь мягко разводит собственные пальцы в стороны и чувствует, как чужие пальцы проскальзывают между ними, сплетаясь в крепкий замок.       — Я могу заплетать тебе волосы каждый вечер. Хочешь?       Цзинь Гуанъяо предлагает это с такой сияющей готовностью, что Лань Сичэнь крепче сжимает в своих его пальцы, не отстранившись ни на сантиметр.       — Да, А-Яо. Хочу.