***
Общение – важно. С родственниками. Со сверстниками. С друзьями. Со всеми, в общем. И не так важно: правильное ли это "общение". Опыт есть опыт. И от него не убежать. Даже самый изолированный человек будет стремиться каким-нибудь способом потратить заряд социальной батареи. Сам с собой или с окружающими его предметами. Ему повезёт, если шальная пуля безумия, запущенная чередой несвязанных событий, которые привели к "изоляции", попадёт в лоб, убив его окончательно. Но если она всё-таки не убьёт... Прожить с такой раной можно. Однако наблюдать со стороны за тем, как собственное сознание медленно умирает... Стучать по стеклу колпака былой жизни, пытаясь достучаться до себя нынешнего – не самая лучшая судьба. Хотя, получить пулю прямо в голову можно и другими способами. Как и наладить общение. С дедом не сложилось – тот пока ещё не вернулся. Роузлес и бабушка никак не комментировали это. Сейчас, они сидели за обеденным столом, справляясь с ужином. Сегодня картофельно-кремовый салат с беконом, мясная лазанья и яблочный пирог. Выглядело, как всегда, не дурно, но он отказался от еды. "На время". Ведь бабуля оповестила его, когда тот вернулся со школы поздно, тем самым вызвав недоверительный взгляд дворецкого, что звонила Холли и хотела бы с ним поговорить, когда тот придёт. А он и забыл, что сегодня мама должна была позвонить. Видно, та не ожидала, что её сын в это время не будет дома. Для неё же, в первое время, было непривычно звонить так рано. Ведь, когда Джотаро возвращался домой, после школьных занятий, его родители только просыпались, как и многие в Японии. Всё же, тринадцать часов разницы это не так-то просто. Парень уже давно выучил порядок "ввода номера телефона". Код, сам номер. Всё просто. Главное – не запутаться в цифрах и очерёдность их написания. Однако, это уже в прошлом. За столько-то лет можно было бы уже и выучить родительский номер телефона. И код родной для него страны. Джотаро нахмурился от этих дум, сильнее прижимая трубку белого лакированного телефона, который стоял в гостиной на кофейном столике, сильнее отворачиваясь от любопытных взглядов Роузлеса и Сьюзи, обращенных к нему прямо из кухни, которая хорошо просматривалась через арку. Надо бы уйти от лишних глаз подальше: настолько, насколько позволяет телефонный провод и дом. Так он и сделает. Зажав трубку, которая всё ещё продолжала выдавать ему медленные монотонные гудки, между ухом и плечом, он, взяв подмышку сам аппарат и беря в руки провод, аккуратно распутывая его, чтобы тот не вылетел из "гнезда", медленно отходил от дивана, продвигаясь всё ближе к коридору, где был небольшой столик с телефонными справочниками. Законное место телефона. Бабушка постоянно утаскивала его в гостиную, когда звонили её подруги – стоять не удобно. Да и разговоры у них, собственно, "хоть стой, хоть падай". Но Джотаро не любил, когда кто-либо из взрослых лез в его личную жизнь, чувства и эмоции, заглядывая за его сильное плечо, в то время как сам парень прижимал эту "тайну" к своей груди, сильнее стискивая и отворачиваясь. Словно игрушку. Когда юноша станет старше, для него игра закончится. Реальная жизнь – не песочница. И ты не сможешь кому-нибудь заехать в нос лопаткой, в попытке отвоевать свой законный игрушечный самосвал. Но попытка, как правило, всегда одна. Что поделать. – Алло? – от неожиданности, Джотаро с шумом положил телефонный аппарат, который жалостливо звякнул, соприкоснувшись с поверхностью светлого столика. Не может быть... Вскинув брови и резко убрав трубку от уха, будто бы та его укусила, он с недоверием посмотрел на телефон, в поисках подвоха или же поломки. По ту сторону повторили настойчивее, но всё также терпеливо. – Алло? – дрожащими руками парень всё же вернул трубку "на место". – Отец? – еле выдохнул тот. Садао беззлобно усмехнулся. – А кто ещё может быть. Не узнал? – Я... Думал, что возьмёт трубку мама, – прочистив горло, тот ответил. Родной язык уже такой непривычный и немного приторно-сладкий "на вкус". И вновь тот дружелюбный смешок из далёкой для него Японии. И вправду, юноша ожидал быть снесённым шквалом материнской жизнерадостностью и разными рода вопросами, которые задают чтобы "быть ближе". Все мамы озвучивают эти вопросы, диапазон которых начинается с "Как прошёл день?" и заканчивается где-то в районе "Тебе кто-нибудь нравится?". Видно – отец вернулся из гастролей, поэтому и ответил ему. Обычно, в турне, он старался ни на что не отвлекаться, игнорируя все просьбы Холли хоть иногда звонить, полностью погружаясь в джаз. Такой он был человек: весь в музыке и работе. Появления и исчезновения его были внезапными, но привычными. Маленький Куджо никогда не обижался на него из-за того, что они мало проводили вместе время как единое целое: "отец и сын". Он всё прекрасно понимал – у каждого свои приоритеты. – Как гастроли? – Также, – дежурная фраза, дежурные ответы и диалог. Немного неловко и неуютно от этого. Джотаро сейчас ощущал себя маленьким. Как никогда. Хотелось... Хотелось прижаться к широкой отцовской груди, потираясь щекой о его неизменную любимую рубашку, подаренную его женой на годовщину, вдыхая при этом аромат его холодного спокойствия, музыкальной влюблённости и скрытой отцовской любви. Родной букет папиного "запаха" иногда проявлял себя, вылезая наружу из закутков памяти, больно царапая сердце. Всё же, тоскливо. Несмотря на то, что юноша больше был привязан к матери и имел с ней больше общих приятных воспоминаний, всё-таки оставался сыном Садао, к которому его тянуло, подобно рыбак тянет удочку, тонкая невидимая леска которой спряталась во мраке воды, и старается вытащить крупную рыбёху, зацепившуюся за крючок. Главное – чтобы та не порвалась. Всё может произойти. – Обо мне не беспокойся. Ты лучше расскажи: как ты сам? Как учёба, спорт, друзья? – почувствовав неприятное щекотание в груди, парень сильнее сжал в руках трубку, та в ответ опасно затрещала. И как он расскажет? Отец не любит лжи, да и, собственно, лгать перед ним у него никогда не получалось. Шумно вздохнув, парень подал голос. – Также, – сказать больше нечего. Пронесло? Вроде бы строишь "планы" на диалог, в голове прокручивая возможные фразы и то, куда это может зайти, а на деле... Лишь пустое "молчание" и пара дежурных фраз. С отцом он так и не научился разговаривать. – Уверен? – всё внутри оборвалось и с шумом упало. Он знает? Догадывается? Страшнее кары нет, чем гнев и разочарование Садао. Если он его огорчит, или же разочарует, то накличет на себя его фирменный взгляд. Что, собственно, Джотаро не хотелось видеть. В любом возрасте. – Абсолютно, – поставил "точку" тот. Ему показалось? Тяжёлый вздох и чей-то шум на фоне. Поезд давно ушёл и мужчина это прекрасно понимал. – Я рад... Береги себя. Ох, тут твоя мама просит передать ей трубку, – ответить юноша не успел – Холли вовсю уже щебетала по ту сторону. Оставшийся вечер прошёл, как всегда, ничем не выделяясь. Разговор, ужин, уроки. Ничего сверхестественного. Когда-нибудь. Когда-нибудь они скажут друг другу те заветные слова, в которых так нуждались.***
– А что она? – В общем, эта стерва наконец-то выкусила, отстав от моего Тимми, – продолжала Фрейа, намазывая на свои пухлые губы новый слой помады. В ответ девушки лишь захихикали, прикрывая, как одна, рот своими ладошками. Дуры. Они, как всегда, заняли всё пространство перед зеркалом школьного туалета. А по факту, оно требовалось только одной. Их сегодня уже три... Недолго они горевали по отсутствию Гилмор. Да и быстренько Фрейа всё пригребла в свои кривые тонкие ручонки. Чапман чинно прошла мимо них, цокая своими каблучками. Бернстон со своей, скорей всего, новоиспечённой свитой бросила пренебрежительный взгляд, немного потеснившись. Нужно собраться. Глубоко выдохнув, она включила воду, повернув винт только горячей воды. И опустила под струю, у которой стремительно повышалась температура, свои ладони. Тихо зашипев и резко вынув из-под крана покрасневшие руки, тем самым вызвав шепотки троицы, Даниэла, отдышавшись, выключила воду. Сама знала, что ошпарит их. Вновь и вновь она это будет делать, пока способ не исчерпает себя. Зато они теперь не чесались так, будто вот-вот её кожу изнутри разорвут черви. И повалят мерзкими тошнотворными шлепками на кафельный пол. Лишь единожды ей удалось расцарапать их до крови. Только-только подросшими ногтями, впиваясь ими в плоть и делая одни и те же движения, будто в трансе. Родители даже этого не заметили. Они – старые скучные библиотечные книги. К тому же, ещё и пыльные. Такими книгами только бить по головам непослушных учеников, которые пытаются сорвать урок, так и норовя подложить учителю на стул кнопку, или же в стол ужа. Бить, собственно, можно и без причины. Смотря на себя в зеркало, Чапман перебирала слегка растрёпанные локоны. Всё же, хоть как-то нужно собраться с мыслями. Сегодня... Её сегодня пригласили в кино на выходные. Боже... Был шанс забыть его, но может ли она играть с чужими чувствами? А что она сама чувствует? Внутри лишь сирена, поставленная родителями, которая вместо постоянных визгов издаёт указания. "Уроки. Обязанности. Уроки. Обязанности.". И так по кругу, как на ярморочной карусели. И больше ничего. Из-за дверей одной из закрытых кабинок всхлипы начали доноситься чуть громче. Летисия и Марика сразу же угомонили свои хихиканья, переглянувшись, они, лёгкими похлопываниями по плечам, скрытыми полупрозрачной блузой, дали понять о странных звуках Фрейе, которая уже заканчивала приводить себя в порядок. Кому-то сейчас было хуже чем ей. Нужно помнить об этом всегда. Натянуть улыбку, а затем... – Заткнись, грязная шлюха! – воскликнула Летисия, ударив по двери сжатым кулачком. Всхлипы тут же прекратились, перейдя в еле разборчивые мычания, а Чапман вздрогнула, резко развернувшись к троице. Её встретил взгляд алчно-зелёных глаз, блеснувших в свете люминесцентных ламп. А что она может сделать? И в этот раз ничего. Девушки вышли, посмеиваясь, громко хлопнув дверью. Когда до ушей Даниэлы донеслись вновь какие-то копошения по ту сторону двери, она не спеша подошла к ней. И постучалась. – Уходи-и! – произнёс мягкий заплаканный голос. Виола? В принципе, она и не удивлена. – Выходи, – настояла на своём шатенка, облокачиваясь плечом о белую дверь, находящуюся правее той, которую за сегодня успели избить, как минимум, один раз. – О-отстань... – заикаясь, пролепетала та. – Открой, иначе я её выломаю! А в ответ тишина. Чапман уже было хотела вновь обратиться к девушке, но медленно и гортанно скрипнула дверь, показывая Виолу. Вид у неё был не из лучших. А, в прочем, она никогда не выделялась особой красотой. Нос пяточком, длинные волнистые волосы, круглое лицо, лоснящееся от жира и усеянное прыщами. И полное тело, скрытое длинным синим платьем из грубой дешёвой ткани. От рыданий, у Фердисон сильно покраснело лицо, напоминая огромный помидор. А Даниэла всё ещё помнит: как эту девушку дразнили в начальной школе. – Что случилось? – подведя девушку к раковинам, спросила она. Чапман включила холодную воду и, недожидаясь ответа, наклонила Виолу, убирая её волосы чтобы те не намочились. Та лишь умылась пухлыми руками, пытаясь подавить оставшиеся всхлипы. Закончив, Чапман всё-таки отпустила девушку. Она растирала холодные капли воды по всему лицу, которое уже, судя по всему, успело остыть. Поддержка и дать выговориться – единственное на что способна нынешний президент школы. Несмотря на её "пост". – Он-ни вновь насмехались надо мной, – стуча зубами, пробубнила та. – И что на этот раз? – посмотрев поверх металлической оправы, спросила она. Религия, новая влюлённость, внешность? Удасться ли им удивить её сегодня? Кто знает. – Э-это всё из-за Ти-имоти Митчелла, – начала она, вновь рыдая и заламывая руки. – Я ему написала стихо-отворение... А он... А она... Виола прикрыла лицо руками. Всё же, она вызывала сострадание у Даниэлы. Та погладила её громоздкие плечи. На это Фердисон лишь сгребла в объятия Чапман, роняя крупные слёзы ей прямо заворот свитера. Ей надо выплакаться и успокоиться. Не велика беда – подобное случалось и раньше. Когда плачь девушки утихнет, она отведёт её в медпункт. Пусть обе примут успокоительное, которое так было необходимо. Иногда не следует принимать чужое горе на свой счёт и пройти мимо. Наверное.***
Шум. Гам. Всё как всегда. И все на "своих" местах. Он высматривал его в дверном проёме, ожидая появление парня, чтобы пригласить к ним. А его сосед, сидевший напротив него, угрюмо уткнулся в свой обед, не подавая каких-либо особых признаков заинтересованности в общении. Всё же, за их столом сегодня было как-то тихо. Эмиль ничего не рассказывал, а Нориаки ничего не выпытывал. Всё дело во вчерашнем разговоре? Мало вероятно. Но Гонзалес такой с самого утра. Вот только до школы он был какой-то нервный. А сейчас просто подавленный. Какёин успел заметить, случайно застав своего друга, в коридоре, вместе с Даниэлой, которые о чём-то разговаривали, что это всё как раз-таки из-за девушки. Больше похоже на правду. Хотя... Он решился позвать её на свидание, а та ему отказала? Или, может, что ещё похуже. Раз на лице юноши читалась досада. Возможно, та не оценила какой-нибудь "прикол" в его духе. Вишнёвоволосому даже стало не по себе от несвойственного настроения брюнета. – Всё в порядке? – повертев вилку в руках, неуверенно подал голос Нориаки. – А? Да, – вздрогнув, ответил тот. Он встрепенулся, помотав головой. Его коричневые волосы, концы которых слегка завивались, немного щекотали зажмуренные глаза, когда тот, в свою очередь, вертел ею из стороны в сторону. Будто корова хвостом отгоняет назойливых мух, он отмахивался от своих мыслей. Брюнет нахмурился, почесав костяшкой указательного пальца правой руки бровь, и глубоко вздохнул. Эмиль вновь поднял голову, в недоумении посмотрев на Нориаики. Тот, в свою очередь, махал кому-то, находящемуся за спиной Гонзалеса, приподняв руку не так высоко, чтобы не сильно привлекать внимание. Парень, потупив взгляд, повернулся, продолжая держать в левой руке недоеденный сэндвич. Ч-чего? К ним направлялся Куджо, хмуро смотря на жест Нориаки, со своим сегодняшним обедом в руках. Эмиль быстро развернулся, щёлкая пальцами свободной руки перед лицом вишнёвоволосого. Тот прекратил, обратив на юношу внимание. Какёин нахмурился, вопросительно кивнув и кладя руку на стол, слегка опираясь на него. "Не смей". Одними губами произнёс брюнет, прищурив глаза и сведя вместе брови. В ответ японец приподнял свои длинные брови, приоткрыв большой рот. До него наконец-то дошло, но было уже поздно. А черноволосый уже поравнялся с их столом. – Не отобедаешь с нами? – тут же приняв деловой вид, переплетая вместе пальцы, спросил Нориаки. – Куда я денусь... – лишь буркнул в ответ, бросая на стол бумажный пакет с едой, при этом не останавливаясь, Джотаро, направляясь дальше. Куда он? Парень потянулся в карман своих тёмных джинс. Ясно. – Ну и зачем? – скрещивая руки спросил Эмиль, перед этим положив сэндвич в свой пакет. Одну из сведённых бровей парень приподнял, делая из неё некую волну. – Он же сам сказал... – более тихо ответил вишнёвоволосый, опираясь щекой о руку теперь уже согнутую в локте. Гонзалес в ответ непонимающе блеснул глазами. – Просто посмотри на всех и всё, – махнул свободной рукой на это Какёин, а затем взял ею столовый прибор. Брюнет, похлопав глазами, всё же решил последовать его совету. Много. Очень много, кто смотрел в спину Куджо, направляющемуся к раздаче, при этом считая мелочь, которую достал из кармана. Влюблённые, насмешливые, ненавидящие... Об этом говорил парень? Интересно: какой у него самого? Сейчас, на этот вопрос мог ответить лишь сидяший напротив него юноша, перед этим оценив его своим особым взором. Изучающим, холодным и с хитрым прищуром, будто бы ему известно о каждом в стенах этой школы. Точно! По правилам школы он не мог вернуться в футбольную команду. А значит – больше не являлся спортсменом. Неделей ранее, Эмиль истолковывал это и многое другое Нориаки. Хорошо, что парень всё-таки его слушал. Это и объясняло мотивацию черноволосого сидеть рядом с ними. Только вот, где он обедал в день своего появления? В принципе, это его не касается. Гонзалес на это слегка ухмыльнулся, смотря на лоб своего друга, половина которого сейчас была скрыта длинным волнистым локоном. – Это понятно, но махать ему было зачем? – вновь доставая свой обед из пакета, медленно произнёс брюнет. Туда-сюда. Туда-сюда. Если бы сэндвич был бы "живым"... Ну, или по крайней мере мог разговаривать, то он бы уже молился всем Богам, при этом истекая "кровью": майонезом. Негодуя на жизнь и прося смерти. Сегодня, Эмиль как-то медленно справлялся с едой. Куда подевалась его былая скорость? Неужели Даниэле удалось придержать его коней? Кто знает. Оторвавшись от картофельного пюре и наггетсов, Какёин поднял голову, окотив юношу снисходительным взглядом. И, напоследок громко вздохнув, так, что его грудь заметно и стремительно увеличилась под свитером, он разомкнул губы. – Несмотря на всю мою, как ты тогда выразился, рациональность, я, в первую очередь – человек. И только поэтому в моём поведении может проскакивать "подобное". И на фоне всей "основной" моей модели поведения, это кажется странным, – просто и понятно, будто ребёнку, объясняя что-то сложное. Виляет, что поделать. Вновь. Гонзалес кивнул, так и не отводя взгляд от его лба за весь их "диалог". В принципе, юноша прав. Все мы, в первую очередь, люди. А уже потом всё "остальное", наклеенное на нас самостоятельно или же обществом. Эмиль как-то на прошлой неделе решил познакомить вишнёвоволосого со своими "коллегами", из музыкального клуба, представив его как "Чересчур рациональная машина. Сделано в Японии.". Те же, в свою очередь, лишь усмехнулись. А Нориаки только самодовольно улыбнулся. Всё же, быть рациональным довольно приятная вещь. Хотя, человек по своей натуре далеко не такой. Вскоре, вернулся бывший спортсмен, плюхнувшись на скамью со стороны Нориаки. – Молоко... – тихо и машинально прокомментировал Какёин, что-то подмечая про себя. У Куджо и вправду был в руках квадратный картонный пакет с молоком, на котором была нарисована голубая улыбающаяся корова с высунутым языком. – Тебя ебёт? – немного резковато отреагировал тот, когда до его ушей дошло слово сказанное парнем. Слишком резко. Даже сам не хотел этого. И быстрым движением Джотаро воткнул в упаковку трубочку, со слегка скрипящим звуком. – Никто меня не... ебёт, – выпрямляясь, произнёс вишнёвоволосый, косясь на ногу юноши. Та, в свою очередь, дёргалась. И он туда же... Среди всех его хороших знакомых только он один сегодня не был подавленным или же нервным? На реплику Какёина, Эмиль тихо прыснул в кулак. А Куджо непонимающе зыркнул на новенького, серьёзно восприняв его фразу. В ответ на взгляд холодных бирюзовых глаз, Нориаки смотрел также, слегка наклонив на бок голову. С ним вновь шутят? Кончики ушей парня слегка покраснели, а внутри груди пылал холод. Он сматерился. В этом нет ничего зазорного, но, когда юноша делал "подобное": действие, которое находилось в списке "неподобающее поведение", ему становилось тревожно и даже немного страшно. Вдруг об этом узнает отец... Мало ли. – Это хорошо, – сощурив глаза, сквозь зубы выдавил Джотаро. – Если бы это было бы не так... В общем, это мерзко и противно, – отворачиваясь закончил он. Гонзалес окончательно уткнулся в свой обед, абстрагировавшись от происходящего между парнями. А в ответ, Нориаки лишь как-то грустно пожал плечами, тихо хмыкнув. Как знаешь. – Кстати, – спустя какое-то время произнёс Какёин, привлекая внимание сидящих. – Джотаро Куджо, – лениво указывая на черноволосого, произнёс он. В принципе, того не требовалось представлять брюнету. Так, формальность. – Эмиль Гонзалес, – они лишь кивнули друг другу. – Если ты – Джотаро Куджо, – решил всё же озвучить, давно засевшую в его голову, мысль юноша. – То тебя можно называть ДжоДжо, сократив имя и фамилию, верно? – Звучит как кличка какого-нибудь кролика, – хмыкнул он, поедая зелень – сегодня без мяса. Посмотрев на обед юноши, брюнет хихикнул, возвращая глазам былую задоринку. Черноволосый посмотрел на него исподлобья, медленно сведя брови, возвращая между ними складку. – Знаешь, кролик из тебя так себе, – не поднимая головы произнёс Какёин. – Если это не какой-нибудь карикатурный кролик из мультсериала, – тут же подхватил его мысль сосед по дому. Парни встретились взглядами, а затем залились тихим смехом, стараясь его подавить руками или же едой. Довольно сложно представить такую махину с длинными ушками, пушистым мехом и маленьким хвостиком. Браво! У них это получилось. Один лишь Джотаро не мог уловить волну, на частоте которой сейчас пребывали юноши. – Окей, тогда... Кто вы? – Сложно сказать, кто я, – отдышавшись начал Гонзалес. – Но ставлю двадцатку на то, что Нориаки – лис! – Что? Ну и почему же, – Эмиль лишь пожал плечами. Сам Какёин знал причину выбора этого животного. Хитрый лис хитёр всегда. Что поделать. – Тогда ты – медведь! – на это брюнет лишь непонимающе усмехнулся. – Потому что они выступают в русских цирках? – принял участие в "дискуссии" Куджо. Теперь уже он и вишнёвоволосый залились смехом. В унисон, даже не сдерживая его. Тем самым привлекая внимание других учащихся, которые уже вовсю бросали свои любопытные взоры на стол отщепенцев. По крайней мере, один из них был таковым. Вскоре, карты перетасуются, а роли поменяются. Но сейчас, за их столом все расслабились, забывая свои переживания.***
Как мило. И как приятно. Подобного никогда не было. Ни одна девчонка не может похвастаться этим. Тимоти вновь пялился на помятую самодельную открытку, тупо улыбаясь. Булман нервно ходил туда-сюда, шоркая подошвой кроссовок, а Брайан и Гарет играли с перочинным ножиком, который уже начал ржаветь. – Заебал, – громко шлёпнул ему по запястью Ильхам, выбивая бумажку, которая за этот день повидала больше, чем эти четверо за все их жизни. Так уже несколько раз повторялось, поэтому Митчелл просто нагнулся за ней. Видно – ему это никогда не надоест. На это черноволосый лишь фыркнул, бросая взгляд на школьные ворота, которые в предзакатном освещении выглядели зловеще. Где его, блять, черти носят? – Может пойдём? Не думаю, что он придёт, – начал Хенкок, принимая у Гарета нож. Теперь уже его очередь бросать в землю, стараясь попасть лезвием. – Тебя забыл спросить. – Ну, правда... – Заткнись и жди! Он точно появится здесь с минуты на минуту. Не сам – так своего кого-нибудь отправит. Парни лишь, тихо цокнув, простонали что-то невнятное, задрав на миг головы. Ссадины и синяки на смуглой коже Булмана ныли и зудели, зато его ход будет куда более грандиозным! Если, конечно, Ковальски поможет ему с этим. Деньги для него не проблема – ему нужен гениальный план мести от "местного городского сумасшедшего". Булман зло ухмыльнулся своим мыслям, обнажая жёлтые зубы. Из-за ворот показался силуэт, затем он повернул к ним, неторопливо и деловито вышагивая. – А вот и он! Ха-ха! – потирая замёрзшие ладони, сказал Ильхам. – Это не он... – не поднимая головы, промямлил Тимоти. И вправду, походка не та. Чересчур обычная для Ковальски. Да и силуэт куда ниже. – Как же ты меня сегодня заебал с этой дрянной девчонкой... – прорычал в ответ араб, окончательно вырывая у него открытку. Разорвав на части, он растоптал их, втирая в грязный асфальт. И кто ещё не умеет сдерживать гнев и нетерпение? Тимми опустил свою светлую коротко стриженую голову, так и не проронив ни слова. Брайан и Донован окатили его мерзким смехом, убирая нож. В качестве наказания. Это был Фергусон. Со своей извечно испачканной в краске джинсовой куртке, засаленной курчавой головой и прыщавым недовольным лицом. Ильхам сплюнул, косясь на него. Значит, этот чёртов пшек не желал говорить с ним лично... Вот как. Шансы на сделку таяли, параллельно приближению Патрика. – Где Ковальски? – с чего-то надо было начинать диалог. – Как видишь, не пришёл, – остановился парень, не дойдя до четвёрки. Сзади Булмана уже встали на свои "позиции" ребята. – У меня мало времени. Говори или я уйду. – Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? – холодно отчеканил он, медленно приближаясь. – Ты хоть знаешь, с кем хочешь иметь дело? – парировал той же монетой Фергусон. В ответ черноволосый усмехнулся, остановившись на половине пути. Лучше не испытывать судьбу. – У вас хоть есть какие-нибудь... Я не знаю. "Материалы"? – приняв свой обычный деловой вид, спросил Ильхам, натягивая улыбку. – Обижаешь. – Чудно... Чудно! – Есть одно "но". Это будет стоить куда дороже, чем обычный заказ. Слить грязный слух или же информацию – одно, но "это"... – в его болотных глазах промелькнуло что-то непонятное, скрывшееся в наступающей темноте. – Деньги – не проблема. Главное – преподать ему урок, – улыбнулся араб. – Как всё будет готово... – нервно пожимая плечами, начал тот. – Он с тобой встретиться, дабы обсудить подробности плана и выставить тебе счёт. – Отлично! Хотя, мне казалось, что в эту встречу нас уже посвятят... – Не я это решаю, – опасно перебил его Патрик. Он прямо-таки упивается своим "положением". На его "дерзость" черноволосый скрипнул зубами. – Он мог и не соглашаться. В течение недели, – коротко окончил этот незадавшийся диалог. И поковылял дальше: по своим делам. Хотя бы предварительные идеи есть... Уже что-то. Что это будет? Как интересно! Злорадно усмехнувшись, Ильхам тронулся с места, свистнув парням, чтобы те следовали за ним. Распивать пиво после тренировки – довольно хорошее развлечение. Только один Тимоти стоял возле каменного забора, между зданиями школы и почты, с грустью глядя на еле шевелившиеся на ветру обрывки разорванной открытки.***
Сегодня холоднее, чем было вчера. Скамья стала более жёсткой, а тишина звенящей. Не очень и хотелось как-то, в этот раз, задерживаться в школе, но почему бы, собственно, и нет. Дома такого точно не позволят. В свободной стране лучше наслаждаться свободой. Дышать полной грудью, постепенно забывая тесноту острова. И испытывать куда меньше стресса. Чирк. Чирк. Неуверенно подавала свой хриплый голос спичка, которую Джотаро пытался зажечь вот уже который раз. Давно придумали зажигалки, но парень не спешил их использовать. И почему же? Кто знает эту причину. Хмуря лоб и пыхтя, он продолжал водить красной головкой по коричневатой намазки коробка. Резко. Чётко. Будто точил нож. Нориаки нервно теребил свою работу по изобразительному искусству, периодически бросая на юношу любопытные взгляды. Сможет? Не сможет? Под тихое "Да что это..." у него наконец-то получилось её поджечь. Сигарета, зажатая между зубами, давно уже его поджидала. Затягиваясь, Куджо потряс в воздухе спичкой, туша её. И столько мучений лишь для пары секунд? Извращенец. В какой-то степени. – Почему ты не пользуешься зажигалкой? – тихо подал голос Какёин, сильнее сворачивая лист бумаги в трубочку. Натюрморт он, как и многие, сегодня сдал. Джотаро тоже – Нориаки слышал похвалу его работе. Некоторые, естественно, не доделали, или же забыли дома. Мисс Дункан обычно такое прощает. Куда ей ещё деваться. – И нет. Меня никто не ебёт, – протараторив, добавил он. Джотаро усмехнулся, выпуская струю сизого дыма из носа и рта. – Дуешься? – беззлобно ухмыльнувшись, произнёс Куджо, стараясь заглянуть в глаза юноши, которые сейчас от него скрывались всеми подручными способами. Хотя, волнует ли его это? Дуется? Не то что бы да. Но и не то что бы нет. Однако, всегда можно подобное повернуть в выгодную для тебя сторону. Какёин показательно громко вздохнул, опираясь локтями о колени. И развернул слегка помятый лист, на котором виднелись линии. Если прищуриться, они напоминали череп. Интересно: как куратору клуба удалось уговорить мистера Хамфри на использование макета? – И... Извини меня. – Что? – так быстро? Какёин резко выпрямился, чуть не выронив рисунок, и посмотрел в бирюзовые глаза. Поймал. Но кто кого? Хитро прищурив глаза, перед этим на миг прикрывая их, он продолжил "спектакль". – А? – Я же... – Что-что? – более громко повторил вишнёвоволосый, прикрывая выступившую на замёрзшем лице улыбку. – Ты и так слышал, – потирая руки, ответил тот, не вступая в глупую игру юноши. Нориаки тут же притих, вновь сворачивая работу. Потом спросит. Канцелярская резинка непонятно куда делась, поэтому придётся нести её так. Нервно барабаня по коленям пальцами, он то и дело бросал свои взгляды на Джотаро. Черноволосый вопросительно промычал, заметив это. – Можно? – спросил он, указывая на... сигарету? Покурить? Маловероятно. Уши, как и его щёки, уже вовсю пылали. То ли от мороза, то ли от смущения. Убрав ото рта руку, оставив там сигарету, Куджо хмуро глянул на свою ладонь. Нориаки сразу же придвинулся, протягивая к нему свою, широко растопырив пальцы. И, цепко схватив, потянул на себя. – Решил погадать? – неуверенно и слегка смущённо, от странных и неожиданных действий вишнёвоволосого, начал он. Немного шепеляво из-за зажатым между зубов куревом. – Как давно и часто ты куришь? – будто бы не замечая смену настроения, спросил вишнёвоволосый. Двумя руками держась за его ладонь, аккуратно вертя её туда и сюда, что-то высматривая. – Решил поиграть в доктора? – неосознанно дёрнув рукой, произнёс он. Черноволосый старался не пыхтеть на парня, задирая голову повыше и выдыхая дым. – Просто интересно, – поднимая глаза, пролепетал тот. Ладони мягкие и не огрубевшие от работы и спорта. Тонкие и ни разу неломанные пальцы. Сейчас, они слегка сжимали более большие, которые так и дышали усталостью и силой. – Год. Или два. Раньше только в межсезонье*. И то, только когда выпивал. Чем больше пьёшь, тем сильнее хочется курить. Чем сильнее хочется курить... – дальше он продолжать не стал, оборвав себя на "полпути". Так и не закончив мысль. Зачем? Всё равно в голове она будет жужжать. Как сонная жирная муха, случайно залетевшая летом в дом. Какёин тоже решил не побуждать его к этому. В прошлый раз, подобное возымело не очень хороший эффект. – Сейчас где-то две или три сигареты в день. Кивнув, Нориаки отпустил его, отстраняясь. Теперь уже Куджо с любопытством рассматривал свои пальцы, позабыв о сигарете, с которой уже успела осыпаться часть пепла. Он, нахмурившись, непонимающе посмотрел на вишнёвоволосого. – Я слышал, что у курящих могут появиться никотиновые пятна. У нас в семье не принято курить, поэтому решил посмотреть у тебя, – пожимая плечами пояснил тот. К счастью, у черноволосого их не было. Пока что. – У всех малознакомых курильщиков ты осматриваешь пальцы? Или мне просто посчастливилось? – Какёин лишь хмыкнул, опуская на свои ботинки уставший взгляд. И вправду, что это он? Подобную желтизну он замечал у стариков, руки которых видел в разных местах. На заправке, в магазине, в школе. Которые, естественно, курят не один год. Если не десятилетия. Смерть за ручку с раком лёгких идёт за ними попятам. За Джотаро тоже. Только пока держались они не так уж и крепко. Черноволосый наконец-то потушил сигарету. И бросил её в урну. Попал. Сегодня, скорей всего, ему понадобится ещё одна. Дед, наверное, предвидев нервозность внука, сейчас упивается мыслью об этом где-нибудь далеко отсюда. Со дня на день. С часу на час. А, может, с секунды на секунду. Кто знает: когда он прибудет. Застать он может его в любой момент. И уже разговора не миновать. А что, собственно, ему сказать? И что скажут ему? Кто знает. – Слушай, а ты почему не торопишься, и второй день протираешь вместе со мной лавку? – Досаждаю? – Джотаро неопределённо пожал плечами. Какёин вздохнул, собираясь с мыслями. – В Японии, я практически сразу возвращаюсь, после занятий. – Запрещают? – выпрямившись, спросил тот. – Не совсем... Но это слово сюда идеально подходит. Отец сильно волнуется, – за него? За маму? За себя? Иногда Нориаки казалось, что за деньги. Как он ни старался отогнать от себя эти горькие, и в какой-то степени правдивые мысли, они всегда возвращались. – Поэтому, оставаясь здесь после занятий, я себя чувствую... бунтарем? – последнее слово вызвало у юноши улыбку, которую он вновь спрятал ладонью. – Одному не очень хочется сидеть на морозе, а у Эмиля обязанности по дому. – Ясно, – выдохнул черноволосый. Он потянулся в карман, извлекая спичечный коробок, на котором была нарисована цапля с моноклем и цилиндром. – Смотри что могу, – он положил одну из спичек в рот, головкой внутрь, зажимая зубами деревянную соломку. Обычно, этот трюк юноша мало кому показывал, но почему бы его не продемонстрировать новенькому. Такое точно не вытворишь с зажигалкой. Нажимая языком на спичку, стараясь не касаться головки, он положил её полностью на язык, шире распахивая рот, чтобы вишнёвоволосому было лучше видно. А затем, с помощью верхней челюсти, сдвинул её, зажимая меж зубов. Получится или нет? Решать это сегодня предстоит коробку. Резким и точным движением юноша провёл по головке коробочкой: той стороной, где была намазка. Спичка тут же вспыхнула, оповещая парней об удачности трюка. Было бы неловко, если бы в этот раз ему не удалось бы зажечь её с первой попытки. Это заставило черноволосого ухмыльнуться, потоком воздуха туша её. Какёин тоже не сдержал улыбки, всё ещё не закрывая от удивления рот, восхищённо смотря на Куджо. Спичка во рту оставила кислое послевкусие. Холод и некое смущение оставил пылание ушей. А разговор приятный осадок. Сегодня, общаться было легче.***
День... Ночь... День. Ночь. День-ночь. Время суток с каждым годом всё стремительно сменяют друг друга. В начале лишь лениво уступая место. Потом это перейдёт в чехарду, а затем в догонялки. Когда-нибудь, ночь и день сольются, кубарем покатившись под откос, будто в драке. И станут они едины. Время не подвластно человеку. Но как может быть не подвластно то, что человек сам и придумал? Кто знает. Время... Сколько уже? Скоро он придёт, и вновь будет барабанить в дверь. Ему это когда-нибудь надоест? Ему это доставляет удовольствие? Чёрт его знает. Выключатель старой настольной лампы скоро откажет, как печень неисправимого пропоицы. Но они исправно работали: и то, и то. Щёлк. Щёлк. Мирно бормотала кнопка. Когда Карен смотрела в потолок полуприкрытыми глазами, одной рукой прижимая к себе игрушку. Вторая же, покоилась на тумбочке с лампой. Снизу слышалось мамино копошение на кухне. А папа, скорей всего, был в кабинете. Наверное читал газету. Зачем для этого простого действия нужна целая комната? Кто знает. Любит он уединиться. Указательный палец правой руки уже начал ныть от усталости, поэтому девушка убрала руку, тоже ею обнимая самодельного невиданного зверя, сделанного из разных лоскутов. Чёрный, зелёный, розовый. Вместо улыбки и глаз – швы. Уродливо-мило. Через пару лет выпускные экзамены, а она до сих пор спит с игрушками и ночником. Поэтому Золтан её в тот вечер и дразнил... Он и предположить не мог, что усугубит ситуацию своим "посвящением во взрослую жизнь". Гейт передёрнуло. Она нахмурилась, переворачиваясь на другой бок, ныряя лицом в тень комнаты. От воспоминаний внутри всё холодело. Как он может быть таким мерзким мальчишкой? Можно было бы рассказать, но... Сама виновата – сама согласилась. Но всегда нужно читать в договоре те самые слова мелким шрифтом, которые, как назло, в самом конце. С того дня ей запомнилась лишь тупая боль и пустота, расползающаяся по всему телу. Начиная свой путь витиеватой змеёй прямо из груди, а конец приходился на запястья, которые что-то щекотало и царапало изнутри. Что поделать, раз с такими людьми приходиться уживаться в одном доме. Брат. Не брат. В общем, не совсем родные. Только отец "общий". Вильмош Гейт второй раз женился, а затем у них родилась дочь. Всё просто. Золтан же, был от другой женщины, которая умерла давным-давно, когда тому было около пяти лет. Что поделать. Они не сильно и общались, ссылаясь на этот факт. Наверное, Вилли и Лорейн зря посвятили в это ребят. С одной стороны, подобное лучше не таить, делясь с детьми. Но с другой... Карен это и ненавидела. Может, не знай они этого факта, то и правды скрывать не пришлось бы. Когда-нибудь, как она сама надеялась, её спасёт тот самый принц. Надёжный, весёлый и красивый. Витать в облаках – лучшее занятие по вечерам. А на утро надеваешь свой неформальный прикид, чтобы как раз-таки и найти этого принца. Но... Нужен ли он ей так уж и сильно? А, может, это лишь слепое желание защищённости, которое как котёнок цепляется за каждого прохожего, в надежде на тёплый дом. Раньше ей даже было страшно засыпать. Вдруг, под покровом ночи, это повторится – ранит сильнее. Куда бы она дела эту бурлящую пустоту, которая принимала в течение дня разный цвет? Агрессия, нервозность, раздражение. Палитра цветов не так скудна, но человеческий глаз всегда подмечает самое заметное, в первую очередь. Всё из-за частоты колебаний цветовой волны. Частота стука его тяжёлых рук о деревянную дверь будет эхом отдаваться в сознании. Её минутное колебание, а затем последующие действия с его стороны. Волна... Обычно успокаивает. Лёгкими волнами расходилась тёплая вода в ванной, когда она погружалась. Идеальное место, где можно бесшумно кричать, пока воздух не закончится в лёгких. Неприятное давление и щекотка. Затем приходится всплывать, шумно вбирая ртом воздух. Это и много других способов когда-нибудь исчерпают себя. Что поделать. Эту неделю у неё было светлое постельное бельё. То тёмное, она бы постыдилась оставить. Мысль о наваждении, которая появилась вследствие удовлетворения пьяного либидо, гораздо позже, своими громоздкими руками закрывала девушке глаза на память. Факт был. Осталось откопать правду. Мысли об этом неприятно опаляли в груди, резко перебегая на щёки, от которых отливала кровь в эти мгновения. А если... А если об этом узнает брат?! Что тогда будет? Судьбу, как правило, в этих вопросах, лучше не испытывать. Громкий резкий стук в дверь заставил Карен вздрогнуть. И тут же вжаться в кровать. Пришёл... – Эй! Сестрёнка... Тебя зовут ужинать, – как же мерзко он проговорил "сестрёнка", специально сделав свой высокий голос чуть ниже. Выйдет она только тогда, когда он уйдёт. На это лучше не вестись. И каждый раз он пытается её "поймать". "Можем повторить!". Подмигнув, как-то сказал тот, озаряя своё лицо лукавой улыбкой. Родители непонимающе переглянулись, в тот момент, когда у них был ужин. Девушка на него хмуро посмотрела исподлобья, слегка надувшись. Придурок. По ту сторону двери затихли. Но Золтан всё ещё находился под ней. Его пыхтение было слышно отчётливо. Как хорошо, что люди придумали такую вещь как щеколда. Раз! И никто к тебе не зайдёт. – Ты... – судя по паузе, он облизнул губы. – ...не рассказывала? – она, как всегда, молчала, игнорируя его. Как-то, один раз, это ей не помогло. И он с силой пнул дверь. Интересно: знал ли отец о его подобных заскоках? Скорей всего. Может, поэтому он и прятался в своём светлом кабинете? Прятался не только от сына, но и от былых грехов, спихнув их на жену и дочь. Весьма удобно. Трус... – Молоде-е-ец... – парень улыбнулся. Какой же он непредсказуемый в поведении, но в привычках всё такой же. Как по сценарию. Спасало её только то, что в доме родители – барабанить он не сможет. Помнил ли Золтан о своём поведении, переходя в нормальное состояние? Судя по его диким взглядам – да. – Выходи! – более громко сказал он, ударяя в конце дверь, будто делая акцент на своём желании. На всякий случай, девушка задержала дыхание, зажимая рот. В этот раз страха не было. Привычка? Кто знает. Карен закрыла глаза, отсчитывая про себя от десяти до одного, чтобы успокоиться. Тревога всегда присутствовала. Она прислушалась к звукам. Его там уже не было. Отец тяжёлыми шагами, сопровождаемыми скрипом ступеней, спускался по лестнице. Значит – Золтан не обманул. И хорошо... Вздохнув, она поднялась, продолжая стискивать в объятиях игрушку. Иногда не хватает объятий. От настоящих людей. Тёплых и искренних. Ведь игрушка не защитит. Игрушка не спасёт. Игрушка не утешит. А родители? Возможно, что и они жили в неком страхе перед рыжим психопатом. Иногда хочется закрыть на это глаза, смотря сквозь пальцы на девиантное поведение. Не проскальзывает в общество – и на том "спасибо".***
Один. Девять. Шесть. Шесть. Семь. Пропуск хода. Семь. Пять. Шелест пластиковых карт так успокаивал, вводя в некий транс. Доля азарта и небольшое напряжение. Парни старались поскорее скинуть карты, при этом не набрав в разы больше. Правила, предложенные ранее близнецами, по началу казались дикими и непонятными, по сравнению с оригинальными. Но сейчас, когда они вошли во вкус, стало ясно: почему братья её так яростно нахваливали. Сегодня вечером Эмиль за старшего – родители задерживаются в больнице. Реми, Максанс и Габриэль уже давно спят в своих кроватках. Хотя, судя по еле слышным хохоткам, братья уж точно ещё бодрствовали. Их смех доносился не так отчётливо, проходя их комнату и коридор. Достигал спальни Нориаки, несмело касаясь юношеских ушей. Всё равно взрослых не было в доме. Какая разница? Ведь завтра сами будут жалеть о том, что поздно легли. Когда они взъерошенные, подобно воробьям, начнут ныть на свою несчастную судьбу. Однако для них это будет не так страшно – проснутся они окончательно на первой же перемене. И будут играть с другими второклассниками в догонялки, пока учитель не видит. Они играют в "Uno" уже четвёртый раз. Видно – это будет продолжаться пока одному из них не надоест. Или же не вернутся взрослые, разгоняя парней по комнатам. С новыми правилами, "партии" стали гораздо длиннее. Хотя, в первый раз, всё произошло настолько быстро, что никто даже ничего и не понял: что произошло. В комнате мальчиков раздался тихий грохот. Какёин и Гонзалес подняли головы, как один, смотря на темноту коридора, которая начиналась практически сразу же за порогом. Брюнет вздохнул, сворачивая небольшой веер своих карт. И, беря их с собой, направился "укрощать" маленьких шкодников. Нориаки потянулся, приятно похрустывая затёкшими позвонками. Рубашка от пижамы слегка задралась, оголяя плоский живот и шрам. Он откинулся на кровать, слегка ею поскрипывая. В таком скрюченном положении было не очень удобно – ноги свисали, а туловище лежало, как обычно, когда спят. Вроде как спать не хотелось, но глаза настойчиво закрывались, а голова тяжелела. Судя по звукам, Эмиль отчитывает братьев. И, не закрывая дверей, возвращается. Так они хотя бы будут вести себя тише. В этом доме, на данный момент, собственные комнаты были лишь у Нориаки и Габи. Однако малышка вскоре будет потеснена. Соседом или соседкой. А может, "новых жильцов" будет несколько. Кто знает. Громкий шлепок. И сон, который уже начал пускать свои ядовитые щупальца в разум парня, быстро исчез. Юноша резко сел, прикрывая пижамой живот, по которому только что так бестактно хлопнули. Гонзалес, не сдерживая ехидной улыбки, садился на другую сторону кровати. – Закругляемся? – вишнёвоволосый отрицательно покачал головой, потирая кулаком глаз. – А откуда у тебя этот шрам? – беря в руки карты, которые тот припрятал в карманы шорт, как бы невзначай спросил Эмиль. Какёин всегда старался скрыть этот изъян своего тела. Видно, что только сейчас Гонзалес его заметил. Или, может, уже давно, в раздевалке, но просто сейчас подходящий случай задать вопрос, как и с сокращением имени ранее днём? Кто его знает. Было бы не очень хорошо, если бы о недостатке вишнёвоволосго из посторонних кто-нибудь ещё знал. Однако, это ещё не самый страшный "изъян". Самый страшный таится у него в сердце и в школьном шкафчике. Иногда, за него юноше страшно – вдруг кто-нибудь узнает, заглянув в железный жёлтый ящик. Хотя он сам виноват в своих тревожных мыслях – сам взял её с собой и положил в шкафчик. Не рационально однако... – Да так... В детстве пролил на себя кипяток, – стянутая множеством белых сеточек кожа, напоминала ему о том дне. Маленький Нориаки тогда решил помочь своему горячо любимому родственнику с ужином. Схватился за кастрюлю и, не удержав её своими маленькими ручонками, случайно вылил на себя. Обоим досталось от отца сполна. – А у тебя есть какие-нибудь подобные шрамы? – парень отрицательно покачал головой, разворачивая карты в аккуратный веер. – Так, ты ходишь? – у него не самый лучший расклад с картами, но и с ними есть шанс на выигрыш. Оторвавшись от них, Какёин поднял глаза на брюнета. Тот кивнул, раздумывая над своим ходом. И вновь возобновился неторопливый шёпот карт. В доме было тихо, а за окном шумно проезжали редкие машины. Партия сменяла игру, а победитель проигравшего. Спать уже хотелось сильнее. Пока Эмиль набирал приличное количество карт, вишнёвоволосый бросил взгляд на часы. Время близилось к одиннадцати. А их всё ещё не было. Может, что-то серьёзное? Отвлёкшись от карт, Гонзалес тоже обернулся, чтобы посмотреть время. Он присвистнул, оглядывая часы, висевшие над столом. Что поделать. – Я тут надолго, – тихо усмехнулся брюнет, продолжая набирать карты. Ещё не так давно он выкрикнул заветное "Uno", а теперь уже ищет необходимый ему цвет, чтобы продолжить игру. – Сможешь проверить детей? Не отвечая, вишнёвоволосый скрипнул кроватью. И поплёлся к двери. Тёмный и длинный коридор таил в себе опасность. Можно наткнуться на тумбочку с цветком, уронив его, или споткнуться о полосатый выцветший ковёр, который имел складки из-за того, что Реми и Максанс постоянно по нему носились и тем самым задирали его. Сколько бы Ева не отчитывала их, они не прекращали. Дети. Что ещё сказать. Придерживаясь за стену, Какёин прошёл дальше, углубляясь в темноту. Позади была его комната, расположенная в конце коридора. Интересно: Эмиль уже взял все карты? Рука наткнулась на гладкое дерево. А вот и первая дверь. Толкать её не пришлось – это сделал до него брюнет, оставив её открытой. В ночи узнавались силуэты двух кроватей: обычная и двухъярусная, стол и большой шкаф. Судя по всему, мальчики угомонились, после замечания их старшего брата, и сейчас спали. Кто-то из них даже мирно посапывал. Какёин тихо прикрыл дверь, и пошёл дальше. Вторая дверь тоже не заставила себя долго искать. Она же была закрыта. Парень, взявшись за прохладную металлическую ручку, и затем опустив её, медленно приоткрыл дверь, стараясь не скрипеть. Дверные петли всё же издали ворчливый скрип, но он потонул во мраке. Небольшая кроватка, комод, ящик с игрушками и стол. И что-то ещё на комоде. Странное и непонятное. Глубоко вздохнув, он открыл дверь чуть шире, сильнее стискивая ручку. Щурясь и пытаясь разглядеть этот непонятный силуэт, он опасно подставил своё тело неизвестности. Что это? Девочка перевернулась во сне, что-то промычав. Парень слегка вздрогнул от неожиданности, и быстро закрыл дверь. Какая разница? Может, это всего лишь игрушка. Младшие спят, и всё. Можно уже и возвращаться. – Что так долго? – вальяжно развалившись, спросил Гонзалес. Он чинно размахивал двумя большими веерами из карт, подобно придворной даме. – Все спят, – быстро сев на своё место и беря в руки карты, ответил тот. – Ты ходил? – Да. Жду когда ты возьмёшь свои карты, которые я уже давно успел посмотреть, – в ответ Нориаки тихо цокнул, карикатурно закатив глаза. – Давай доиграем и спать, а то я уже устал, – он кивнул, бросая в кучку использованных карт две шестёрки. – Даже не проверишь? Или доверяешь мне? – А... Точно! – спохватился Какёин, протягивая руку к картам. – А уже всё! – хватая его за запястье, остановил юношу тот. Парень явно парадировал кого-то в этот момент. Но вот кого? Они оба усмехнулись. Гонзалес отпустил руку, а Нориаки проверил карты. По правде, он уже и не помнил какая была верхняя до того как тот отправился на ночной обход, но всё вроде как "чисто". – Ты уже не грустишь? – С чего ты решил, что я сегодня грустил? – хмуря лицо и перебирая свои карты, в поисках нужной, поинтересовался Эмиль. – Утром и в школе был каким-то не таким, – он поднял на него глаза, при этом опуская в кучку несколько пятёрок. Желваки заметно двигались под кожей, а глаза бегали по простыне. – Даниэла... – он облизнул губы. – Отказалась пойти в кино на выходных. – Да ну... – Нориаки сделал удивлённое лицо. Одно из предположений подтвердилось. – А что она конкретно сказала? – Что не может... – Но ведь не отшила же! Чего подавленным ходил тогда? – юноша неопределённо пожал плечами. – В следующий раз согласится, если будет не занята. – Думаешь? – в глазах его плавала надежда. Какёин положительно кивнул, кладя карту. Эмиль помолчал, и спустя какое-то время неуверенно подал голос. – Может прозвучать не к месту, но... Ты неплохо ладишь с детьми. У тебя есть братья или сёстры? – А-а-а... И да. И нет, – Эмиль бросил на него взгляд полный непонимания. То есть как? Вишнёвоволосый и вправду довольно-таки быстро поладил с младшими членами семьи Гонзалес, завоевав доверие. И стал для них чем-то вроде короля. Виной тому детская беззаботность или же умение у Какёина расположить к себе человека одним лишь своим видом... Для брюнета и его родителей это остаётся загадкой. – У меня была старшая сестра. – Ой, извини меня... – Нет, она жива. Наверное, – Нориаки почесал затылок, мысленно подбирая нужные слова. Тяжело вздохнув, он всё же собрался с мыслями. – Она сбежала из дома. Практически сразу как окончила школу. Мне тогда было где-то около десяти. Я конкретно не знаю, что произошло у неё там с отцом, но после этого он переписал завещание, вычеркнув её оттуда. И сказал, что та ему больше не приходится дочерью. Так я и стал "единственным" наследником. Мы за разговорами не упоминаем её, а фотографий в доме не найти нигде. Будто бы её и не существовало никогда. Я не знаю что с ней. Жива она или нет, здорова или больна. Но надеюсь, что хотя бы счастлива, – выдохнул последние слова юноша. Эмиль кивнул, с толикой грусти в глазах, кладя несколько карт. – Но... Получается, что твой отец не такой хороший, раз она сбежала, – Какёин резко дёрнулся. И замер. – Извини, я не хотел. – Получается, что так, – чуть севшим голосом ответил тот. Когда мысль, крутящаяся в голове, как юла, несколько лет, кем-то озвучивается, то ты получаешь подтверждение ей. Не ты один это заметил, так сказать. А значит, это не твои домыслы, а реальная опасность. – Я и сам хочу сбежать, – вскинув брови, Гонзалес скептически на него глянул. – Но не так. Взять и уйти. Отец боится, что и я брошу его. Поэтому он был не в восторге, когда я впервые поехал учиться за границу. Он думал, что я сбегу, не вернувшись на самолёте в аэропорт, – усмехнулся вишнёвоволосый, беря из уже маленькой колоды карты. – А где ты первый раз учился? – В Канаде. Спустя два года после побега сестры. Вот из-за этого он и не доверял. Потом через год я был там же. Он уже более спокойно к этому отнёсся. В третий раз был в Германии, – Нориаки невольно улыбнулся, сразу же подавив улыбку. – Потом опять Канада и два раза Америка. Это как раз вторая поездка. – Подожди, но если он был против, то твой отец отказался бы оплатить перелёт. Разве нет? – оперевшись на руку, поинтересовался Эмиль. – Я в первый раз выиграл конкурс. И мне просто всё оплатили. Потом уже отец помогал, – разминая шею, ответил тот – А мать? – Дала немного на карманные. И всё. А когда я вернулся с первой поездки, то отец успокоился, поняв, что я не сбегу. А может мама его убедила, что практика языка среди носителей полезна для будущего. И он неволей согласился с ней. Кто знает, – под конец выдохнул юноша. – Так... Как ты собираешься сбежать? Посвяти меня в свой гениальный план. Будь добр, – зевнув и включив свою версию джентльмена, попросил Гонзалес. – Всё просто – поступлю заграницей и не вернусь. Отец этого боялся – он это и получит! – с некой искрой азарта, произнёс он, при этом улыбнувшись. – Сильно. А куда? – Я рассматривал Германию. Но вот только немецкого не знаю, – сбрасывая из своих рук несколько карт, торопливо добавил вишнёвоволосый последние слова. – Германия... Германия... Тебя там девушка заждалась? – ехидно подал свой голос Гонзалес. – Не-ет, – усмехаясь, ответил Какёин. – Парень? – тут же добавил он. Нориаки резко выпрямился, делая серьёзное лицо. – Нет. Не в любви дело. Страна понравилась. Да и воспоминаний приятных много, – брюнет вскинул руки, ретируясь и извиняясь уже который раз за этот вечер. Японец нахмурился, когда кончики его ушей опасно алели. – Я выиграл! – произнёс вишнёвоволосый, скидывая сразу несколько карт. – Опять... – тихо цокнув, прокомментировал Эмиль. Он помог собрать карты, и тихо удалился вместе с ними в комнату к братьям. Какёин ещё долго лежал без сна в кровати, рассматривая потолок, подсвеченный в темноте бледным светом уличного фонаря. Нужна ли ему эта Германия? Ведь не все же люди способны выполнять обещания.