Да поздно менять ремесло

В казематах под крепостью тевтонцев сыро. Пахло плесенью и кровью. Редкие капли с потолка падали на холодные камни. Но вот одна особо смелая капля упала на разгоряченную голую кожу, заставляя ее обладателя мелко вздрогнуть. Альтаир стоял в колодках. Все мышцы онемели еще в первые минуты. Пальцы на руках и ногах задеревенели от холода в помещении, приобретая синеватый оттенок, перебивавший смуглость кожи. Ягодицы горели от кожаного кнута, яркие алые полосы доходили до поясницы, разгоняя боль по всему телу. Сейчас Альтаир мог лишь позорно опустить голову, силы покинули его, а голос был сорван после трехдневных пыток. Одинокий факел отбрасывал на стены тусклый свет, совсем немного освещая помещение. Оглушительный удар разнесся по каземату. Похоже пришло время для новых страданий. Альтаир знал этот удар, так крестоносцы открывают дверь в эту холодную, сырую комнатушку. Грязная речь из французского, немецкого и английского, смешивались и создавали отвратительный вой из звуков, оседающих на подкорке уставшего разума. Резкий рывок за волосы, громкий хруст затекших шейных позвонков и томительный, хриплый стон. В английской речи Альтаир с трудом разобрал что-то про "другую новую игру". Через мгновения на медовые глаза ложится льняная, пропахшая потом, повязка, погружая мир во тьму, обостряя чувства. На ягодицы опускается мозолистая грубая ладонь, разжигая затухающий костер боли, тревожа свежие рубцы. Но тут истерзанную кожу решили помучать еще больше. От наспех распаленного огня к беззащитной нежной коже приближались раскаленные щипцы для клеймения. Резко раскрыв глаза от жгучей боли и запаха жженой кожи, Альтаир попытался задавить рвущиеся крики, но его тело устало, и с губ позорно сорвались охрипшие стоны. Вырываться бесполезно, это Альтаир понял еще в первый день его заключения, в особенности после того, как ему сломали пару ребер за укушенное запястье тамплиера. Смех крестоносцев оглушил его, а звук отброшенных щипцов заставил напрячься. Рука, лежавшая на крепкой ягодице, сильно сжалась, вырывая из горла новые стоны. Раздвинув половинки, к дырке прижалось холодное навершие эфеса. Сильно надавливая, металл раздвигал тугие стенки, погружаясь глубже до самой гарды. Соленые слезы пропитали ткань, скатываясь по щекам. Из уголков приятно очерченных губ стекала кровь вперемешку с вязкой слюной. Из горла рвались болезненные стоны и хрипы. Боль волной разливалась по позвоночнику, вновь разжигая едва затухшие костры. Движения неоднородного металла разрывали нежные стенки, подбрасывая больше дров в пылающий костер. Кровь вытекала из развороченной дырки вниз по бедрам и щиколоткам, оседая багрянцем на холодных камнях. Сильный удар по ягодицам, заставил вздрогнуть измученное тело и вымученно простонать. Эфес клинка покинул плохо растянутые мышцы, заменяясь на член, резко входящий до основания, разрывая стенки еще больше. Грубые движения убивали Альтаира. Он мог лишь глотать слезы и хрипло стонать, раздирая горло еще больше. Но вскоре рука другого крестоносца легла на смуглые скулы, раскрывая исчерченные шрамом губы, вгоняя член в истерзанную глотку по самые яйца. Рефлекторно сомкнув зубы на органе, Альтаир навлек на себя гнев тевтонца, грозно что-то прокричав, тот ударил его по скулам, почти ломая челюсть и вновь вгоняя член в теплый рот. Рука крестоносца крепко сжимала выгоревшие темные волосы, не позволяя отстраниться. Кислорода катастрофически не хватало, от чего смуглая кожа раскраснелась, неловкими пятнами расцветая на лице и шее. От грубых движений воротило, хотелось скрыться, убежать от них, но сбежать нет ни сил, ни возможности. Тошнота подкатывала к горлу неприятным комком, готовая вырваться в любой момент, но сперма, заполнившая рот, загнала ком обратно с паническим глотком. Резкие вдохи оборвались, когда тевтонца заменил другой крестоносец. Вогнав член в многострадальный зад, рыцарь замер и спустя мгновения отстраняясь. Из покрасневшей дырки вытекала сперма, смягчая проникновение для нового члена. Грубые движения сводили с ума, любое движение постороннего органа раздавалось искрами пылающего огня. Сознание помутилось, а тьма перед глазами надвигалась непреклонно и быстро - Альтаир терял сознание. Резкий плеск ледяной воды привел его в чувство, но до конца прийти в себя Альтаиру не дали, продолжая мучительно-сладкую "игру". Визг проржавевшего металла колодок звонко отозвался от плесневелых стен. В голове Альтаира промелькнула мысль о побеге, но оборвалась после сильного удара по алым ягодицам. Грубо подхватив за истерзанное запястье, тевтонец скотски вдавил Альтаира в рыхлый стол, оставляя на смуглой коже занозы. Ледяная вода неприятно жгла холодом горячее тело, Альтаир уже не мог ни сопротивляться, ни отчаянно дергаться от легких заигрывающих ударов плети. Ее томительные ласки и ожидание последующего настоящего сильного удара не давали расслабиться и хотя бы немного успокоится после богомерзкого унижения. Альтаир знал, что Мастер никого не пошлет за ним, он этого еще не достоин. Выкручиваться надо самому, вот только как? Первые три дня он пытался, действительно пытался, однако за это получал сполна, словно провинившаяся собака, стащившая кусок упавшего мяса. Это было слишком для него, конечно ассасинов воспитывали так, чтобы они казались бездушными орудиями для убийства, но на деле все было не так, они были живыми из плоти и крови, они могли чувствовать. Альтаир был на пике, балансируя между реальностью и иллюзией. Но когда на растертые запястья легла шершавая веревка, он очнулся от наваждения мыслей. Глухие смешки тевтонцев напрягали, а веревка, туго оплетающая шею, лишала кислорода, нагоняя волны страха и беспомощности. Тяжкие мгновения ожидания прервали оглушительным ударом плети по, начавшим едва затягиваться, рубцам и клейму, разрывая тонкую пленку кожи, разжигая пожар вновь. Голос сел до конца и из разодранного горла вырывались лишь хрипы и вой. Плеть хлестала нещадно, быстро и болезненно, заставляя слезы навернуться на глаза, выпуская их с горечью, пропитывая и без того мокрую ткань. Град ударов прекратился так же быстро, как и начался, кожа горела, доставляя извращенное удовольствие от визжащих в агонии открывшихся рубцов. Грубые пальцы опустились на смуглые ягодицы, а к, уже растянутой, дырке прижалась налитая головка члена. Альтаир чувствовал, как в него проникает горячая плоть, разрывая нежные, едва начавшие заживать, стенки кишечника. Из открывшихся ранок потекла кровь, разжигая новые пожары в его теле. Животные сильные толчки каждый раз выбивали из его глаз искры, жалкие всхлипы вырывались из разодранной глотки, заставляя ее гореть от боли. Чужое дыхание обжигало смуглое плечо, а после зубы впились в нежную кожу, прокусывая ее до крови. От боли Альтаир прикусил язык, тихо воя. В его нос ударил сильный мускусный запах, а на голову легла тяжелая рука в кольчужной перчатке сильно сжимая короткие волосы. Вторая рука сжала челюсть, раскрывая губы и резко вгоняя член в горячий рот. Смуглые пальцы сжались в кулаки, издавая громкий противный хруст костей. Внезапно, Альтаир прогнулся в спине, расслабляя мышцы поддаваясь назад, силясь продлить сладостно-неожиданное чувство. Где-то позади раздалось немецкое "schickse". Боль пронеслась по позвоночнику от сильного давления металла на истерзанную кожу. С пошлым звуком член покинул теплый, влажный рот, кончая на раскрасневшееся лицо. Белесые капли стекали по щекам вниз очерчивая губы, задерживаясь на них и нервно срываясь к подбородку и потом вниз, на холодный плесневелый пол. Остатки спермы доставляли неприятные колющие ощущения на треснувших губах. И язык слизывает ее остатки с мягких губ, получив на это неопределенное хмыканье. На тихое поскрипывание двери никто не обратил внимания, все были заняты вещами поважнее, чем наблюдение за тем, кто входит в помещение. Над головой раздался глубокий размеренный, но гневный голос. И после него все закончилось, лишь пара испуганных голосов грубым писком раздавались по каземату, но резко прервав их, первый голос в приказном тоне что-то сказал, сильно ударив по столу. Пару мгновений, мерзкий скрип петель двери и все стихло. Настала долгожданная тишина. Остался лишь он и обладатель этого глубокого голоса. Тихий шорох и кольчужные перчатки грузно ухнули куда-то на стол, заставили Альтаира боязнено мелко вздрогнуть. На скулу легла теплая ладонь, слегка поглаживая смуглую кожу, успокаивая. Опустив голову, Альтаир немного ластился к этой неожиданной нежности, хотя бы чуть-чуть расслабляясь. Грубые мозолистые пальцы размазывали останки спермы по щекам, втирая ее в кожу. Свободной рукой мужчина слегка огладил спину, подобрался к веревке, ослабляя ее на руках и шее. Затем и вовсе снимая удавку со смуглой глотки. Альтаир опустил голову, неуклюже двинулся и почувствовал, как по бедрам потекла новая порция семени и крови. Ладонь мужчины поползла со спины вниз, к алым ягодицам, слегка оглаживая одну из них. Подушечки пальцев задевали, вспухшие от плети, рубцы, разжигая затухшие костры. Пальцы добрались до копчика, едва они остановились, как Альтаир начал вяло вырываться из силков веревки, боясь получить новые унижения и удары. Ладонь опустилась на поясницу и медленно поползла обратно к шее. Горячее дыхание обожгло ушную раковину, мужчина тихо произнес: "Успокойся, ассасин". Его голос был смутно знаком Альтаиру. Тихий скрип двери заставил человека отстраниться от смуглого тела. Голос вошедшего был крикливым и наглым, с насмешкой. Оба мужчины о чем-то спорили, но вошедший, похоже, проигрывал. На стол упал сверток и через мгновения дверь гулко захлопнулась. — Слушай меня внимательно, ассасин, сейчас, я развяжу тебя, и ты будешь вести себя хорошо, без лишней строптивости. Понял? Альтаир кивнул. Мужчина развязал веревки и снял повязку с глаз. Резко зажмурившись, Альтаир оперся ослабевшими руками о стол, слегка приподнимаясь и через мгновения раскрыл янтарные глаза, переводя взгляд на мужчину. Им был Робер де Сабле. — Видимо, теперь ты мой хозяин, тамплиер, — Альтаир говорил слабым охрипшим голосом. — Возможно.