***
— Когда на душе тяжело? — Когда человека кто-то обидел.
— Т… Тсуна? — Дино закусывает нижнюю губу и едва заметно сжимает кулаки, смотря в пустые глаза любимой младшей сестрёнки. Занзас невольно вздрагивает, когда Рокудо спускается с лестницы, неся одновременно знакомую и нет девушку в атласном кораллового оттенка платье в пол. У неё непривычные глаза, слишком бездушные и стеклянные, смотрящие на собравшихся на первом этаже с сожалением и скорбью. Как смотрят Ария и Юни Джиглио Неро, видящие будущее и знающие больше мира. Вот только Тсунаёши горько от настоящего. У неё непривычно длинные, расходящиеся волнами кофейного оттенка волосы, забранные в незамысловатую косу. Аристократично бледная, с едва заметным румянцем на слегка впавших щеках, Тсунаёши разрывает возникшую тишину глухим шепотом: — Как хорошо, что вы все в порядке. — Какое… Какое, к чёртовой матери, «в порядке», когда ты… — Занзас честно хочет крушить мебель, ругаться, возможно, испепелить что-то Яростью. Хочет, но не может. Потому что сил на это не находит, смотря в блестящие на свету абрикосовые омуты. Кавахира в углу прикрывает губы рукавом, сдерживая неуместное хихиканье. Система не стала делать несостоявшуюся Дечимо полноценным Шаманом, но дала ей некоторые привилегии древней расы. Воистину, чудны и необъяснимы выходки Три-Ни-Сетте.— А кто может обидеть? — Кто-то очень дорогой.
Тсунаёши чувствует себя не в своей тарелке, словно заново узнавая каждого члена своей семьи. Дино в её глазах окружён ореолом постоянно плещущегося Солнца, которое ласкает собственного хозяина, закручивается вокруг него в чудном узоре и рассыпается цветами из маленьких искорок, если Каваллоне слишком взбудоражен или взволнован. Занзаса защищают багряно-рыжие плети, расходящиеся по рукам брюнета подобно лепесткам распустившейся лилии. Они обводят кончиками шрамы от Колыбели, недовольно шипят и пытаются, честно хотят преобразоваться в Солнце, чтобы убрать следы ошибки Ноно Вонголы. Мукуро закрывает себя и всю переехавшую к Шахматноголовому банду Кокуё невесомой позёмкой, в которой смешались оттенки индиго и кобальта. Туман потомка Деймона Спейда — хищник, готовый принять любую боевую форму на усмотрение своего носителя. Тсунаёши сидит в мягком кресле-мешке кремового оттенка возле окна и иногда зажигает на ладошках янтарный огонёк, чтобы вызвать Натса из колечка — львёнку нравится играть с Хром и Мукуро. У неё и Рокудо больше нет перстней Вонголы, оставшихся в крови Савады-младшей на ковре в домике в Намимори. Тсуна счастлива избавиться от тяжёлой ноши, но в то же время у неё больше нет места в системе. Она всего лишь источник огромной мощи, питающий Три-Ни-Сетте.— А кто бывает дорог человеку? — Тот, с кем он счастлив.
Девушка заправляет прядку за ухо, вспоминая урывками проведённые с бывшими Хранителями весёлые деньки. Она не скучает по смеху Такеши, крикам Хаято о верности, мрачности Кёи и экстриму Рехея. Система объяснила любимому дитя, что пожелай они того сами, смогли бы защититься от атаки Америго — всё же пламени каждый из них пробудил в себе немало. Тсуне грустно и больно осознавать несостоятельность Хранителей, но жалеть их нет ни сил, ни желания — сбор их поколения как начался спонтанно, так же и закончился.***
Когда на улицах Саппоро начинают цвести деревья, Тсунаёши собирает корзинку для пикника, уговаривает Кавахиру закрыть на один денёчек лавочку и впервые за долгое время выходит с друзьями на свежий воздух, заново узнавая мир снаружи. В лёгком сарафане оттенка аквамарина Ёши скользит сквозь толпу, словно листик по водной глади, с грацией балерины огибая прохожих и даря каждому приятную улыбку. Зря братья боялись, что больше не увидят, как приподнимаются уголки губ в незамысловатом, но покоряющем сердца жесте. Шатенка кружит подобно снежинке на ветру, едва вся их шумная компания заходит в центральный парк, держа корзинку с закусками на вытянутых руках. — Тсуна, осторожно, — Конь задорно смеётся и отводит зазевавшуюся девушку за плечи в сторону, когда она чуть не сбивает молодую парочку, прогуливающуюся с мороженым. — Спасибо, Дино-нии, — Савада-младшая неловко чешет затылок и тут же находит взглядом подходящую для пикника полянку, расположенную достаточно далеко от дорожек. — Ну как вам полное единение с миром, Тсунаёши-сан? — лукаво улыбается Шаман, когда компания устраивается на покрывале и раскладывает вкусняшки. — Не сказала бы, что оно полное, но мне приятно и вполне комфортно. — Твой папаша мне весь телефон оборвал, — Занзас невольно одёрнул брючину на джинсах, которые его уговорили надеть всей семейкой. — А когда я перестал брать трубку, довёл Акулу. Всё выпрашивал, откуда на твоём доме столько пламени Тумана. — Действительно, откуда, — язвительно протянул Мукуро, покачивая ногами с нижней ветки массивного древа, в тени которого они устроились. — Может, к возращению домой госпожи Наны некоторые иллюзионисты переборщили с ментальными закладками для верной супруги советника? — Не поверишь, но именно это всё ему выложил патлатый. И телефон располовинил. Тсунаёши смеётся в кулачок и осторожно ловит двумя пальцами прилетевший с тёплым ветром лепесток. С одной стороны она недолюбливает Герру, но с другой благодарит за освобождение от гнёта Королевской Семьи.