Питер

Питер встречает солнцем. Прозрачным, обнимающим. Диана поднимает голову к небу и довольно хмыкает. Еще раз проверяет телефон. Самоизоляция с супругой не щадит никого. Кто бы мог подумать: тихая, скромная Светочка — святость во плоти до первой рюмки коньяка — и такое прямолинейное послание: «Жду на секс». Раз ждет. Диана не смеет отказывать. Водитель попадается молчаливый. Оно к лучшему. Не мешает думать. Хотя о чем тут думать? Я — вам, вы — мне. Все довольны, счастливы, удовлетворены. Деловой подход. И даже почти не бросает в воспоминания. Да, старая квартира. Только в их первые встречи здесь была сплошная стройплощадка, а теперь — типичный спальник. «Кто бы мог подумать: кто здесь обитает». Ухмылку сдержать не получается. Диана поправляет респиратор, кивает водителю и выходит. «Здравствуй свет», — звучит двусмысленно, да? Ее встречают на пороге. Расслабленная поза, штаны с вечной мотней держащиеся на бедрах на честном слове. — Что, Светуля, готовилась? Все для моего удобства? — А ты нет, — Сурганова окидывает гостью чуть насмешливым взглядом, поправляет очки, будто проверяя: ничего ли она не упустила? Да вроде нет. Байка с капюшоном, натянутым до глаз. Узкие брюки и наверняка широкий ремень. Нихрена не видно. И как возбуждаться прикажете, по воспоминаниям? Память напрягать? — Ну ты это, проходи, милости прошу, выпить нечего. — Теряешь хватку, Светка, гостей зовешь, а ничего не предлагаешь, — Диана по хозяйски осматривает квартиру. Хмыкает на застеленную кровать, проводит пальцем по слою пыли на столе, рисует фирменное «Д.Ар.» и вытирает палец о ненавистные штаны: слишком удобно стоит Сурганова в проходе. Привалилась и самодовольно наблюдает. Ей идет. Такой тяжелый, изучающий взгляд. Не молящий котенок, а самодовольная кошка. Которая сама по себе. — Как супруга? Не болеет? — вопросы получаются глухими. Респиратор. — А вы Диан Сергеевна поэтому маску не снимаете? Боитесь? Похвально, но зря, — Света настигает ее за секунды. Впечатывает лбом во входную дверь, хозяйски разворачивает к себе и сдергивает: капюшон вверх, респиратор вниз. Оглаживает ладонями затылок, оттягивает волосы и впивается в губы. Договор подписали, расчет по прайсу. Получается резко, и от того только слаще. Сколько раз ее брали в оплеванных подворотнях? Сколько штанов потом приходилось зашивать? А теперь она вырывает резинки «средства защиты» и слушает недовольное сопение. — Не волнуйся, у меня маска есть, одолжу, — минута меняет диспозицию. Диану Арбенину хватать нельзя. И так хозяйски сдергивать капюшон тоже. Губы встречаются вновь. Сминают, кусают, то и дело сбиваясь на другие территории. Почему у Дианы всего одно солнце? И Света бесцеремонно восполняет симметрию. Впивается у сонной артерии, кусает и даже не хочет зализывать. Зачем? С мамой за стенкой ведь тоже все было быстро. — Хочу тебя здесь, — голос Арбениной хриплый, хуже заядлого курильщика, а пальцы достойны матроса. Такие же грубые от ветра и канатов, такие же наглые. Легко ныряют под резинку штанов, раздвигают ягодицы. — Нееет, сегодня я, — Света чувствует проникновение и сразу же начинает играть свою партию. Сегодня ведет она. «Ты проиграла, Динечка, ровно когда приехала», — сладкий шепот в губы обманчив. Удав тоже смотрит на кролика приглашающе. А руки, ловко посадившие на тумбу, вполне реальны. Диана даже не понимает. Она ведь спортсменка, она ведь подтягивается. Йога, бокс, зал, а ее так легко усаживает на тумбу обычная скрипачка? И не просто усаживает: разбирается с ремнем, стягивает брюки, чуть приподнимая, откидывает джинсу, и с грохотом садит обратно. Непостижимо. — А ты хороша, раз два и готово, — ладонь гладит промежность. Через белье, чуть нажимая, чтобы ткань утонула в набухших складках. Наблюдать за проступающими следами влаги — свое удовольствие. Диана дышит громко, комкает толстовку у себя на груди и сама задирает ее наверх вместе с футболкой, обнажая соски. Маневр не остается незамеченным. — Учитесь, Диан Сергеевна, урок двенадцатого года усвоен, фанаты до сих пор на ту майку молятся, или ты тоже? — Ответить Диана не может, только шумно выдохнуть и сдернуть наконец мешающую ткань. Она никогда не думала, что трусы будут настолько не в кассу. — Оу, прям так? Заигрывающий взгляд она чувствует, а закинутые на плечи ноги видит. Не может не смотреть. Чертово зеркало в полный рост: Светка, опустившаяся на колени, ежик волос, виднеющийся из-за бедер и язык уже внутри. Такой внимательный, мягкий. Гладящий изнутри, то и дело возвращающийся обратно. Или это ладони? Или ладони разводят бедра? И надавливают так, что свести их обратно будет трудно. Света берет жестко. Добивает ритмом, непрекращающимся движением. Сменяет язык на пальцы и остраняется лишь для одного — прикусить клитор. Соседи будут в восторге. Чуть за полдень. Давно они не слышали чего-то подобного из этой квартиры. Диана уже не смотрит. Не может подавить внутреннюю дрожь. Просит только одного: — Глубже, глубже, глубже, — и тут же впивается пальцами в край тумбы. Рычит, чувствуя внутри даже не четыре пальца, ладонь. Осторожную, почти не двигающуюся, но дающую то ощущение наполненности. Края. Язык на клиторе добивает. Вспышка накрывает в момент. Какой там лучший секс? После которого хочется уснуть? Диане не хочется даже открывать глаза и двигаться с твердого дерева. — Светка, ты изверг. — Я знаю, — язык скользит по складкам еще раз. Контрольный. И Диана не может сдержать стон. Кожа стиснута мурашками, глотка высохла, а тело… Оно хочет только сползти на пол. — Я пойду, как оклемаешься дверь захлопни. Глаза открыть так и не получается, но Диана слышит возню, слышит шелест завязанных шнурков и перезвон автомобильных ключей. — Что, Динка, даже «Пока» не скажешь? — она ощущает ее дыхание, совсем рядом, все-таки приоткрывает глаза и натыкается на блестящий кончик носа. Ее влага. Очень хочется стереть. Еще больше хочется вытереть блеск из глаз. Такой довольный. Напившийся с дороги путник. Вылакавший источник до дна. От мысли, где был этот источник мышцы сводит. Опять. — Ты звони, если что, как буду в Москве — сразу. Долгие прощания Света не любит и смотреть в туманные глаза, согнувшись в пояснице тоже. Хлопок двери. «Арбенина, ты дура. Как можно было просрать это?»