***
Пробуждение её было медленным и плавным, словно она всплывала из глубины на свет. Мягкий персиковый рассвет потревожил её ресницы, и Сакура приоткрыла глаза. Рукой она ощупала поверхность, на которой лежала, и не сразу поняла, почему вместо холодного деревянного настила мягкий, слегка упругий материал поддался её движению. Ей потребовалась пара минут, чтобы узнать помещение, в котором она находилась. Их с Мадарой покои. Женщина перевернулась на бок, утыкаясь носом в ткань футона. Она пахла солнцем, что пробивалось сквозь молодую сочную листву, и послегрозовым озоном. Текучий и плавный аромат уговаривал её отложить наступление тяжёлого дня. Осознание того, что засыпала она на улице, пришло не сразу. Взгляд Сакуры зацепился за приоткрытую створку сёдзи, с которой вчера она довольно жестоко обошлась. А за ней — очертание разметанной по половицам ткани. Это был её собственный футон. Это значило, что сейчас женщина нежилась на спальном месте Мадары Учихи. Ткань одеяла была высвобождена из плена рук Сакуры; она села в постели. Ворот её халата нежно сполз со своего законного места, оставляя след ощущения на коже. Пояс был расслаблен, словно во сне женщина сама его с себя стянула. Это было похоже на неё: спать в столь неудобной одежде она отвыкла. Рядом с сёдзи, смежных с коридором, лежала ровной стопкой чистая одежда. Она поднялась на неокрепших после сна ногах и наклонилась, расправляя чью-то заботливо сложенную работу. Первым в стопке оказалось тёмно-синее платье с высоким воротом, она повернула его, чтобы убедиться, что спину украшал герб клана. Сакура усмехнулась про себя. Собственники до кончиков волос. Следом она узнала свою форму, в которой пришла. Ткань водолазки с характерными катышками после её лесного путешествия смотрелась неопрятной, но довольно чистой. Она начала поднимать свою форму с пола, и под ноги из складок одежды выпало чистое бельё. Сакуре стало неловко от мысли, что чужие руки простирывали её трусики. Но другого белья с собой у неё действительно не было. Она подавила в себе юношескую стыдливую истерику и подняла всё с татами. Женщина плавным движением спустила со своего тела халат, который очертил контуры её фигуры и опустился мягко на пол. Привычным движением она надела бельё. После некоторых раздумий, она решила надеть платье Учиха, чтобы хотя бы слегка утихомирить внимание посторонних людей, осматривающих её на улицах. Розоволосая зеленоглазая Учиха — очень сомнительная концепция для клана. Никакая одежда так или иначе бы не помогла. Далее Сакура принялась за складывание футонов. Когда её руки коснулись футона Мадары, в голову наконец невольно закрался вопрос: кто принёс её с улицы? Неужели слуги? Мысль о том, что такой равнодушный человек, как Учиха, был способен на нечто подобное, она совершенно отметала, поскольку вчера он показал ей свою точку зрения на этот счёт. Свёрнутые футоны отправились в угол комнаты, а чистый комплект одежды взгромоздился сверху. Первый помеченный ею угол в этом доме. Женщина с опаской вышла в коридор, осматриваясь вдоль его просторов. Никого не было видно. Она прислушалась, но, казалось, дом ещё спал. Тогда, сконцентрировавшись на способностях сенсора, женщина ощутила в доме несколько передвигающихся точек слабой чакры. Повинуясь этому ощущению, Сакура неуверенно прошла вдоль стены, спустилась по лестнице и увидела большое просторное помещение на первом этаже дома. Она видела, как слуги Учиха бегали из угла в угол, перемещая небольшие объекты. Прислуга к чему-то готовилась. А Сакура явно не находила себе места, не зная, что должна делать в своей новоиспечённой роли. В центре комнаты стоял старик, лица которого она не видела ранее, но его чакра казалось знакомой. Он был дирижёром этого синхронного танца слуг. Взглядом она искала Мадару, потому что он был единственным знакомым человеком здесь для неё, но его, как назло, даже чакры след простыл. В этом буйстве движения она была единственным безликим пятном. Что происходит? Завидев женщину, старик слегка поклонился, а затем указал на неё двумя пальцами нескольким девушкам в простых одеяниях. Три темноволосые девушки моментально оказались перед ней, низко поклонившись, уводя Сакуру под руки обратно вглубь комнаты. Розоволосая подчинилась увлекаемому её потоку женской суеты, поскольку просто не понимала, зачем сопротивляться и какую цель преследовать.***
Чёткими хлёсткими ударами Мадара парировал своей косой удары тяжёлого меча, которые с грохотом на него обрушил Хаширама. Их утренняя тренировка начиналась незадолго до рассвета, она стала традицией для мужчин за эти годы. Лишь серьёзные потрясения в клане заставляли на долгие месяцы откладывать спарринг. Мужчины сосредоточенно молчали, вместо них кричал на всю округу звон и лязг металла. В воздухе пахло мужским мускусным потом и утренней росой. Каждый шаг Хаширамы волнами поднимал капли росы с травы, заставляя их подлетать в воздух и отражать первые рассветные лучи солнца. Мадара, удерживая напор меча Сенджу, казалось, был не слишком сосредоточен на сражении, поэтому легко пропустил удар ногой прямо в живот. Учиха отлетел в сторону на добрую пару метров. Упав, он позволил себе раскинуть руки и расслабиться. Холодная, ещё мокрая трава приятно охлаждала разгорячённое тело мужчины. Он спокойно смотрел, как первые лучи солнца пропитывают нежную структуру облаков. Смотрел и блуждал в своих собственных мыслях. Со дня смерти Изуны мужчина не спал столь спокойно, как сегодня, видев во сне лишь ручей, усеянный по берегам мелкой галькой. Мадара не знал, что за технику на нём использовала розоволосая женщина, но лишь вчера, после её вмешательства, он ощутил, насколько плохо себя чувствовал до её применения. − Мадара, ты в порядке? — обеспокоенный Сенджу подбежал к другу, который слишком долго не шевелился после удара. Он склонился над его лицом, всматриваясь в глаза. Несколько чёрных прядей мужчины небрежно опустились на лицо Учиха, потревожив его спокойствие. − Хаширама, отвали, − спокойно выдохнул в ответ обладатель шарингана, дёрнув за волосы шатена. Тот упал рядом с другом на траву, отбросив в сторону тяжёлый меч. Сенджу просто вдыхал утренний воздух и гадал о причинах такого поведения Учихи. Мысли об его пробуждении сегодня утром сами дали о себе знать. Мадара вспомнил, как открыл глаза, привычно проснувшись в четвёртом часу утра. Он потянулся, разминая затёкшее тело. Поднялся на ноги и открыл сёдзи в сад, чтобы выпустить ночной спёртый воздух из комнаты, который он прогонял через себя всё это тёмное время суток. На улице ещё было темно, о предрассветном времени лишь намекала разбавляемая светлыми красками синева неба. Мадара опустил взгляд и увидел кокон, сконструированный из постельных принадлежностей. Надеясь найти в нём розоволосую женщину, он аккуратно потянул на себя край одеяла. Отковыряв вход в это таинственное укрытие от холодного ночного воздуха, он раскрыл её. В лицо ему ударило тепло, которое за ночь она успела накопить, а также запах её чистого женского тела. Сакура размеренно дышала, даже не отреагировав на его вторжение. Он накрыл её обратно и оставил лежать на веранде. Мужчина открыл сундук, что стоял у одной из стен, и извлёк оттуда длинную рубашку-мантию, пояс и штаны — одежду, что стойко терпела его жесткие тренировки. Домашнюю одежду он смял и бросил рядом с рамой сёдзи. Он знал, что слуги позаботятся обо всём в его отсутствие. Мадара уже собирался покинуть комнату, как снова вспомнил о Сакуре. Он в нерешительности постоял у выхода, но всё же развернулся и прошёл к ней. Женщина спала всё в той же позе, в которой он её оставил. На всякий случай он прислушался к её дыханию: не решила ли она помереть, притворившись спящей. «Чёрт, ещё жива, заноза»,− усмехнулся Мадара. Он раскрыл её, вытягивая из-под неё края одеяла, что оказалось слишком аккуратной работой для такого небрежного мужчины. Учиха запустил под её лопатки и колени ладони, отрывая женское тело от пола. Она оказалась тяжелее, чем выглядела, но для него едва ли имел значение фактический вес женщины, поскольку он был хорошо физически развит. Ворот её халата во время этого движения соскользнул, его конечный спуск затормозил ослабленный пояс на талии. Мадара поспешил скрыть из виду её тело в своих покоях, занося Сакуру в помещение. Его взгляд остановился на открывшейся груди. Он просто никак не мог поправить её халат в таком положении рук. Грудь Сакуры не была задорно острой и упругой. Контуры её были зрелыми: грудь была каплевидно опущена, округлая и мягкая на вид, с чётко очерченными ореолами, собранными в многочисленные складки кожи, и затвердевшим соском на вершине. Кожа груди была местами в застарелых растянутых трещинах, которые давно побледнели и стянулись в еле заметные неровные линии. Прохлада заставила её оголённую грудь покрыться мурашками. Он не знал сколько лет Сакуре и были ли у неё дети, но эта часть тела очень многое могла сказать о женщине. Учиха медленно опустил розоволосую на свой футон, придерживая голову, и накрыл своим смятым одеялом. Сакура поплотнее завернулась в него, мирно посапывая и хмурясь от выбившейся на лицо пряди волос. Он аккуратно поправил волосы, чтобы они не тревожили женщину. Створки сёдзи медленно отъехали в сторону; в проёме сидела молоденькая девчушка. Она явно не ожидала увидеть Учиху-сама, который давно должен был покинуть дом. Девушка неловко ойкнула и начала закрывать за собой сёдзи, но он остановил её жестом руки, позволив сделать свою работу. Маленькая Учиха неловко кивнула своему главе и быстро сгребла его домашнюю одежду в кучу, не вставая. На её месте она оставила чистую стопку. «Видимо, это для Сакуры», − подумалось мужчине. Прислуга низко поклонилась Мадаре-сама и закрыла сёдзи за собой дрожащими от волнения руками. Но он не обратил на это внимания.***
Сакура, одетая в официальное кимоно, ожидала Мадару у чайного домика. Прислуга настолько сильно затянула пояс, что она едва могла в нём шевелиться. Казалось, эта традиция обошла мужчин Учиха стороной, потому что сам Мадара был одет в стандартные — хотя бы чистые, — одеяния клана. Вся эта затея с чайной церемонией в честь свадьбы устраивалась старейшинами. Они были крайне недовольны тем, что на свадебной церемонии не присутствовал ни один член клана. Мадара лишь кинул им, что всё прошло на территории невесты. Утренняя чайная церемония начиналась в шесть утра, что позволяло разгрузить остаток дня. Преодолев каменистую дорожку через чайный сад, Мадара остановился у низкого входа в чайный домик. Женщина слегка наклонилась, насколько позволяло ей официальное одеяние. Он лишь удостоил её покровительственным взглядом. Ему нравилось, как она выглядела. Сакура, казалось, не решалась заговорить. Она теребила рукава кимоно, нервно вспоминая правила чайной церемонии, которые изучала во время путешествия в страну Чая будучи генином. Благо, все приготовления взяли на себя слуги, ей лишь оставалось стоять и ожидать своей участи, словно перед казнью. Высшая свита членов клана медленно тянулась через сад навстречу главе клана и его жене. Они восхищались каждой травинкой и влагой на их поверхности, как и полагалось, согласно традиции. Мадара ненавидел эти картонные фальшивые эмоции, считая многие ритуальные церемонии излишествами, навязанными предками. Но будучи главой клана, он выполнял свой долг хотя бы отчасти. Собравшиеся приветствовали хозяев церемонии, а затем прошли к каменному колодцу в саду. Сначала ритуальное омовение лица совершил Мадара, используя деревянный ковш, затем Сакура, а после неё пошли гости, которые выстраивались в очереди по старшинству. Закончив с омовением, гости вошли в небольшой, но просторный домик, наклонившись, чтобы не удариться о низкую раму на входе. У прохода организовалась небольшая очередь — каждый стремился как можно быстрее снять с себя обувь. Сакура поспешила последовать их примеру, но Мадара поймал её под локоть, покачав головой. Лишь спустя некоторое время они вошли следом и поклонились гостям. Сакура разглядывала вполовину пустое помещение: напротив входа стояло возвышение, на котором располагалась небольшая глиняная ваза с камелией и сосновой веткой, а рядом — курильница с благовониями. В помещении было тихо, лишь потрескивал очаг с закипающим на его пламени котлом. На стене над возвышением красовался длинный свиток, изречение на котором было выведено крепкой уверенной рукой:«Цветение одного цветка показывает приход весны».
Лаконичность и мудрость изречения не могли не восхищать Сакуру. Всё было настолько просто, но чинно, что ей становилось ещё больше не по себе от нереальности происходящего. Она осязала само время. Мадара не позволял ей останавливаться, медленно ведя свою новоиспечённую жену под руку. Они остановились рядом с очагом и присели. Рядом с местом Мадары располагались все предметы, необходимые для проведения церемонии. Лёгким движением руки он подал знак слугам, которые принесли простые, но красивые закуски. Сакура смотрела на них с сомнением: на вид они были безумно красивы, но скорее всего более чем безвкусны. Она так и не притронулась к своей порции. Мадара, казалось, чувствовал себя как рыба в воде. Сакура была в предвкушении главной части с подачей чая, но, к её удивлению, все гости встали и вышли в сад. Мадара положил свою ладонь ей на колено, подавая знак, чтобы она не смела подниматься вслед за ними, даже не смотря на неё. Она вздрогнула, опустив взгляд. Учиха размеренно поднялся, словно утомившись церемонией, выдохнул и снял свиток с высказыванием, убрав его в дальний угол. Вместо него на возвышении центральную роль он отдал цветочно-древесной композиции. Вода в котелке закипала. Когда освежившиеся гости вернулись на свои места, настало время приготовление чая. Каждое движение Мадары было чётким и отточенным, словно он готовился к этому дню годами. Это была явно не первая его церемония. Тишину церемонии никто не смел нарушать, все взгляды были прикованы к главе клана. Его холодность гармонировала с тихим горячим кипением воды. Сначала Мадара отчистил всю необходимую утварь, а затем приступил к засыпанию чая в большую − неопрятную на вид, − чашу. Учиха крепкой рукой поднял котелок за ручку и налил кипяток в чашу с чаем. Содержимое мужчина методично перемешал до однородной массы с помощью бамбукового венчика. Всё, что он слышал — его размеренное дыхание, в такт которому он двигался. Сакура была восхищена и напугана одновременно столь высоким уровнем проведения церемонии. Приготовленный чай Мадара передал Сакуре, чем заставил напрячься старейшин. Женщина интуитивно искала хоть что-нибудь, чтобы горячая чаша с кипятком не обожгла ей руки. Под рукой находился шелковый платок, который она закинула на левую руку, и приняла чашу у Мадары правой, придерживая рукой с платком за дно глиняной шершавой посудины. Сакура смотрела на Учиху, тот лишь взглядом поощрил её. Она повернулась к следующему гостю по левую руку и кивнула в знак уважения, пригубив чай. Насыщенно-зелёный напиток заставил Сакуру насладиться лишь своим сладковатым послевкусием. Далее она передала чашу следующему гостю, так и не распробовав церемониальный чай как следует. Обойдя круг из гостей, чаша вернулась пустой и снова оказалась в руках Сакуры. Даже без чая она могла оценить её тяжесть, но совсем не помнила, что с ней делать. Она осмотрела её снаружи и изнутри и передала следующему гостю. Мадара молчал, не выказывая эмоций. А это означало, что Сакура делала, пока что, всё правильно. Глава клана, выступающий в качестве чайного мастера, сложил часть своих обязанностей на слуг, велев разлить каждому гостю лёгкий летний чай по небольшим индивидуальным чашам. Гости, дождавшись самой неформальной части церемонии, начали перешёптываться. Каждый знал, что время от времени Мадара позволял себе подобные вольности. Сакура была в предвкушении: с самого утра её тяготил голод, который хотелось заглушить терпким напитком. Когда женщина получила свою чашу, она ещё пару минут грела о тёплую глину холодные от волнения пальцы. Розоволосая поднесла чашу к лицу, наслаждаясь запахом свежих обжаренных трав. Внезапно в её нос бросилась еле уловимая нотка знакомого запаха, но как бы она не принюхивалась, не могла понять, что же чувствовала. Она сконцентрировалась на способностях сенсора и почувствовала еле уловимые частицы чакры…прямо в чашке? Сакура Учиха была не просто самым знаменитым медиком своего времени, она была экспертом в определённой отрасли. Женщина славилась как эксперт по ядам. Активировав технику деликатного выведения токсикантов, Сакура поднесла ладонь с зеленоватым свечением к чаше и накрыла её сверху. Она резко оторвала свою ладонь, вслед за которой поднялся чайный пузырь жидкости. С помощью своей чакры медик окрасила частицы замаскированного чакрой яда в чёрный цвет. Гости, завидев происходящее, затихли. Глаза Мадары широко раскрылись, а губы оставались плотно сжаты. Женщина резким ударом ладони с пузырём шлёпнула о поверхность малого деревянного столика жидкость, которая грязными разводами разлетелась, оставляя на татами след из чернильного рисунка. Чай быстро впитался в мягкое татами, а тёмные примеси и чаинки остались на поверхности светлого напольного покрытия. − Это яд, Мадара-сама, − констатировала Сакура, сведя брови на переносице, между которыми залегла глубокая складка. − Кто?! — взревел Учиха, раскалывая свою чашу с чаем в руке. Глиняный сосуд осколками впивался в его ладонь; стекая густой нитью, кровь, смешанная с зелёным чаем, опускалась на его деревянный столик. Тёмная липкая чакра снова наполнила помещение.