* * *
Они проносятся мимо кухни, бросая в сторону Найла короткие приветствия, и едва успевают добраться до спальни, как рука Луи уже оказывается у Гарри на ширинке. Как только за ними закрывается дверь, Луи отпинывает в сторону сумку и ведёт Гарри к кровати, по дороге замечая лишь пару деталей: к стене над рабочим столом приколоты полароидные снимки, на полу разложены чёрно-белые фотографии — их Гарри сделал в Донкастере, когда приезжал знакомиться с семьёй Луи. Через огромные окна, высотой во всю стену, в комнату льётся свет медленно угасающего дня. На двуспальную кровать свалены два одеяла и целая гора подушек. Два одеяла. Луи очень надеется, что одно из них достанется ему. Возможно, даже то, что с Человеком-пауком. Упав на постель, Гарри принимается скидывать с себя одежду, а Луи замирает перед ним на секунду и просто его разглядывает, запоминая каждую деталь. — Не присоединишься? — спрашивает Гарри, ухмыляясь и похлопывая по матрасу. — Даже не знаю. — Луи склоняет голову на бок. — Отсюда довольно неплохой вид. Думаю ещё немного им полюбоваться. — А. Окей. — Гарри вытягивается во весь рост, в ямочках над его тазобедренными косточками скапливаются тени, а одна из рук скользит вниз и обхватывает член. На его губах расцветает невинная улыбка, и не менее невинным голосом он произносит: — Так, а мне стоит упомянуть, что я вроде как успел себя подготовить до того, как поехал тебя встречать? Блять. Просто блять, Гарри сведёт Луи в могилу. И его преждевременную кончину будут оплакивать все. Расстегнув штаны, он прямо вместе с нижним бельём стягивает их до лодыжек, затем выскальзывает из носков с ботинками и под конец во всём этом запутывается. — Передай моей маме, что я люблю её, — скинув куртку, Луи стягивает с себя свитер, который на самом деле принадлежит Гарри, — и что мне очень жаль, что мой парень довёл меня до сердечного приступа в таком юном возрасте. И я завещаю Зейну свои учебники. А вот ты, зай, остаёшься ни с чем. В ответ Гарри только проводит рукой по своему члену и, запрокинув назад голову, обнажает шею. Забравшись на него, Луи шлёпает его по руке. Мышцы на животе Гарри тут же напрягаются, рот распахивается, и о, до чего же прекрасная, прекрасная реакция, которую Луи непременно планирует изучить. Но тогда, когда он будет чуть более спокоен и чуть менее ослеплён сильнейшей необходимостью оказаться внутри Гарри. — Моя игрушка, — заявляет Луи. — Весь ты, всё моё, найди себе другую. — Но я уже нашёл, — отвечает Гарри, убирая руки от члена и накрывая большими тёплыми ладонями задницу Луи. — И мне она очень нравится. «Нравится», — думает Луи. Наклонившись, он касается носа Гарри своим, и они ещё друг другу не признались, но когда широко распахнутые глаза Гарри смотрят на него с такой нежностью и, может, даже каким-то трепетом… Да, Луи не сомневается в том, что это любовь. Просто он ждёт этих слов от Гарри, ждёт с тех самых пор, как тот, свято веря, что Луи крепко спит, прошептал их ему в кожу и попросил подождать (дай мне, пожалуйста, ещё чуть-чуть времени). Прошло уже три месяца. — Вот и замечательно. — Луи проскальзывает рукой ниже и надавливает на дырочку Гарри, такую растянутую и влажную, что два пальца легко проскальзывают внутрь. От одной только мысли о том, чтобы войти в него без презерватива, оказаться внутри его тела, наполнить во всех возможных смыслах… Господи, это закончится слишком быстро, если Луи не возьмёт себя в руки. Вытащив пальцы, он проталкивает обратно сразу три, и тело Гарри встречает их почти без сопротивления. Напротив, он толкается навстречу проникновению, шире раздвигает бёдра и хрипло выстанывает имя Луи. Пресвятой господи боже, Гарри готовился к этому, должно быть, лежал на этой самой кровати и растягивал себя, чтобы сейчас принять Луи как можно скорее. Всё плохо, а Луи вряд ли вообще доживёт до завтрашнего дня. Чтобы отвлечься от бешено бьющегося в груди сердца, он наклоняется к Гарри, раскрывает языком его рот и, засасывая нижнюю губу, целует до тех пор, пока тот, задыхаясь, не начинает извиваться на его пальцах. Отстранившись от него, совершенно раскрасневшегося и возбуждённого, Луи касается его опухших, розовых и просто очень красивых губ. И это Луи с ним сделал. — Готов ко мне, родной? — спрашивает он. В ответ на прозвище Гарри поднимает на него остекленевшие глаза, а затем кивает. Его голос напоминает звук трущейся о камень наждачки. — Смазка под подушкой. Луи выдавливает улыбку, и та выходит какой-то безумной, неконтролируемой. — Под какой из? Их тут слишком много, а я не в том положении, чтобы вызывать поисковый отряд. Гарри поднимает руку и начинает шарить под подушками, а его мышцы так красиво напрягаются, что Луи просто не может устоять перед подобным искушением. Подавшись вперёд, он прикусывает нежную кожу с внутренней стороны его предплечья, и Гарри, резко втянув воздух, замирает. — Смазку, — требует Луи. Ничто, абсолютно ничто не сможет сравниться с тем, как поспешно Гарри ему подчиняется. — Вот умница, — хвалит его Луи, открывая тюбик и выдавливая на ладонь несколько капель. На всякий случай он ещё раз проталкивает в Гарри уже скользкие пальцы, после чего покрывает смазкой свой член, пока Гарри пристально наблюдает за его движениями, слегка приоткрыв губы. Он так тяжело дышит, что даже внезапно включившаяся в гостиной музыка не может этого заглушить. Луи чувствует себя не намного лучше. Вообще не лучше. Он забирается на кровать и опускается на колени между разведённых ног Гарри. Тянется за подушкой и, когда Гарри приподнимается, подсовывает её ему под задницу, раскрывает его сильнее. Держа руки у него на бёдрах, Луи берёт паузу, чтобы немного отдышаться, вернуть себе хоть каплю контроля над происходящим, и как только всё это может быть настолько хорошо? Как он вообще мог думать, что без такого вот понимания, без доверия секс будет лучше? — Эй. — Гарри проводит ладонью по руке Луи и переплетает их пальцы. — Начинай, как будешь готов. Луи наклоняется за ещё одним поцелуем, затем выпрямляется снова. — Да. Готов, я готов. Просто, видишь ли, это вроде как мой первый раз. — Ты никогда… — Осёкшись, Гарри широко улыбается. — Ни разу? — У меня был только один недобойфренд, — напоминает ему Луи. — До тебя, то есть. Так что нет. Ни разу. И нечего так лыбиться, Стайлс. В ответ Гарри приподнимает бёдра и насаживается на его член. С углом он не угадывает, так что внутрь проскальзывает только головка, но даже этого хватает, чтобы Луи крепко зажмурился, секунду пытаясь просто дышать. Затем он хватает Гарри за бока, ногтями впиваясь в мягкую кожу, и медленно толкается внутрь, сдерживаясь даже тогда, когда Гарри подаётся ему навстречу. — Лу, — стонет Гарри так, словно имя вышибает из его лёгких вместе с воздухом. — Луи, пожалуйста. — Чего ты хочешь? Скажи мне. — Луи, как ни странно, всё ещё способен складывать слова в предложения, даже несмотря на то что всё его внимание сейчас сосредоточено на этом, на Гарри и на этих ощущениях. Этого так много и всё равно не достаточно, да и как этого может быть достаточно, когда с Гарри Луи всегда хочется большего — в лучшем смысле этого слова. И смысл этот в том, что Луи сомневается, что хоть когда-нибудь от него устанет. Да, он любит Гарри и продолжает в него влюбляться. Он надеется, что Гарри никогда не даст ему повода перестать. — Тебя, — говорит тот, перебивая его мысли. — Я хочу тебя. Прошу, пожалуйста. Por favor. Луи утягивает его в поцелуй, одновременно толкаясь до основания, и замирает, вжимаясь бёдрами в задницу Гарри и чувствуя биение сердца почти в самом горле. «Заставляй меня и дальше в тебя влюбляться, не останавливайся», — думает он, и Гарри, приподнявшись, углубляет поцелуй, сжимается и обвивает вокруг Луи руки, притягивая его к себе так близко, что между ними совсем не остаётся пространства. «Не останавливайся».* * *
На их телах постепенно остывает пот, и Луи ёжится, потому что Гарри не полностью закрыл окно и из щёлки тянет холодом уходящей зимы. Потому что Гарри занимается пропагандой свежего воздуха и не устаёт повторять, что он полезен для здоровья и всё в таком духе — обычно где-то на третьем предложении Луи перестаёт его слушать, вместо этого решая полюбоваться его глазами. Укрыв их обоих одним из одеял, Луи притягивает Гарри ближе и тянется пальцами к его заднице. Может, это и не совсем нормально, но он чувствует новый прилив возбуждения от одной мысли о своей сперме, вытекающей из его тела. Гарри удовлетворённо вздыхает и подаётся навстречу прикосновению. — Только не усни на мне, — предупреждает его Луи. — Ни в коем случае. — Вопреки своим словам он зевает Луи на ухо, и тот в отместку щипает его за бок липкими пальцами. Теперь, когда он наконец в состоянии уделить внимание комнате Гарри, Луи замечает над кроватью рамку с распечатанным чёрно-белым снимком пейзажа: горный утёс, а в небе над ним — ясная луна. — Ты об этой фотографии говорил? — кивнув на неё, спрашивает Луи. Гарри кажется удивлённым. — Ты запомнил? Естественно, Луи запомнил. Будь Гарри экзаменом, Луи сдал бы его на отлично. Ну, или у него вычли бы баллы за бессвязную речь, постоянное отвлечение на незначительные детали и неумение структурировать свои мысли. В любом случае, он помнит, как они переодевались после ночного погружения, а Гарри тихо рассказывал об этой самой фотографии. — Ты сказал, — Луи опускает ладонь ему на живот, — что перестал её замечать, потому что слишком привык к ней. И что, наверное, с отношениями может происходить то же самое. За рутиной другого человека просто уже не видишь. Какое-то время Гарри молчит, а затем приподнимается на локте и заглядывает Луи в глаза. — Я люблю тебя, знаешь? — говорит он тихо, но уверенно. — Кое-что, конечно, мне всё ещё нужно выяснить, как мне кажется, но… Я уверен, что люблю тебя. Люблю. Я очень-очень сильно тебя люблю. — Пауза. — Всем сердцем, что ли. Под его тяжёлым взглядом Луи краснеет, изо всех сил стараясь подавить неприлично счастливую улыбку. А затем понимает, что больше нет смысла сдерживаться, ведь Гарри его любит и он сам так сказал. Гарри действительно сказал это. Он сделал это, он признался, и блять… это стоило ожидания. Правда стоило ожидания. Луи отбрасывает все сомнения и улыбается. — Боже, наконец-то. — Серьёзно? — Гарри закусывает изнутри щёку, но его губы всё равно изгибаются в слабом намёке на ухмылку. — Я тут типа душу изливаю, и всё, что ты можешь сказать, это: «ах, да, спасибо, как раз вовремя»? Я, вообще-то, волновался, если что. Несколько недель был весь на нервах. — А я, дурак ты такой, — Луи щёлкает его по носу, — с самой Мадейры ждал, когда ты мне это скажешь. — Просто я думал… Как бы сказать. — Бегая взглядом по лицу Луи, Гарри колеблется. Губы его мягко изогнуты, а щёки всё ещё пылают послеоргазменным румянцем. — Я знаю, что у тебя никогда не было… Это твои первые серьёзные отношения, вот я и решил… Мне не хотелось тебя торопить. — Это не я тут боюсь обязательств, — возражает Луи, хотя на самом деле Гарри ни разу не дал ему причин сомневаться в серьёзности его намерений насчёт Луи, насчёт них. Наоборот, он был таким спокойным и уверенным, что Луи почти совсем позабыл о своём страхе однажды проснуться в пустой постели. Как бы между делом, будто в довершение к своей мысли он добавляет: — И я тебя тоже. Конечно же, я тебя люблю. — Мог бы, кстати, и сам что-нибудь сказать, а не меня дожидаться. — Как бы Гарри ни старался нахмуриться, его улыбка становится такой широкой, что ямочка проглядывает на левой щеке. Луи тычет в неё пальцем, и ямочка становится ещё глубже. Чего и следовало ожидать, потому что последнее время Гарри улыбается так часто, будто всё время ходит на грани улыбки. Луи это нравится. — Я думал, что будет справедливо, если ты признаешься первым, — говорит он. — Раз уж… ну, ты понимаешь. — Да, пожалуй. — Улыбка Гарри тускнеет, брови сходятся к переносице, и не этого Луи добивался. Совсем не этого. В каком-то смысле это был честный ответ, потому что да, он и правда ждал от Гарри первого шага, но… Но боже, это же пиздец как глупо. Смысл ведь не в этом, смысл любви совсем не в этом. В ней не ведётся никакой счёт и вестись не должен. — Если что, я пошутил. — Луи тянется к кудрям Гарри, накручивает один локон на палец и слегка дёргает за него, наблюдая за тем, как взгляд Гарри мутнеет, а потом снова возвращается к лицу Луи. — Я не спал, когда ты попросил меня ещё чуть-чуть подождать, помнишь, тогда, на Мадейре, когда мы с тобой снова сошлись? Ты попросил у меня больше времени — я дал тебе больше времени. Получу ли я теперь печенье за то, что был самым охуенно терпеливым бойфрендом в мире? — Ты меня слышал? — Гарри краснеет. — О да. Это было мило. — На лице Луи расползается ухмылка. — Приготовишь мне теперь ужин? За то, что я тебя люблю? И за то, что был таким терпеливым? Секунда — и вот уже Гарри снова расслабляется и расплывается в ослепительной улыбке. — Может быть. — Я хочу блинчиков, — заявляет Луи. — С шоколадом и взбитыми сливками. И ещё я хочу трахнуть тебя на кухонном столе, как думаешь, Найл не будет против? Плюс я очень, очень хочу… Тихо смеясь, Гарри наклоняется и ловит губами его последние слова. Да и всё равно они не были такими уж важными.* * *
Наконец Луи заканчивает гонять чаек и, надеясь, что они и правда красиво смотрелись на фоне апрельского грозового неба и снимки вышли отличные, медленно возвращается к Гарри, стараясь по дороге отдышаться. Заметив направленный в его сторону объектив, он улыбается и машет рукой, давно уже привыкнув к этому желанию Гарри фотографировать всякие странные моменты: будь то Луи, немного сонный после секса, Луи со скошенными глазами, ложкой во рту и мукой на щеке, налипшей туда после битвы едой, или же тени их переплетённых рук на тротуаре. Луи подходит ближе, чтобы не перекрикивать сильный ветер, и спрашивает: — Ну как, получилось? Мне теперь полагается титул величайшего в мире помощника фотографа? В сером свете дня глаза Гарри кажутся бледно-зелёными. Подавшись вперёд, он засовывает руку в карман джинсов Луи и притягивает его ближе к себе. — Я думаю поступать в магистратуру здесь, в Ливерпуле, — говорит он, чуть повышая голос, чтобы он не потерялся в шуме ветра и плеске волн. Луи застывает и одаривает его пристальным взглядом. — Не подумай, я не прошусь к тебе, ничего такого, — поспешно добавляет Гарри. — Просто, ну. Хотелось бы жить ближе к тебе с Зейном, да и Лиам сейчас тоже подумывает вернуться, найти работу в каком-нибудь фитнесс-центре или типа того. Найл ему сказал поискать вакансии здесь. Он тоже собирается приехать. Луи под куртку пробирается холодный воздух, будто ледяными щупальцами скользя по его пояснице, но отчего-то он всё равно чувствует тепло, даже жар. — Серьёзно? — Это не был визг, это точно не был визг, потому что Луи никогда не визжит. Но. Но Гарри. Возможно, даже очень может быть, Гарри переезжает в Ливерпуль. В Ливерпуль, потому что так он будет ближе к Луи. — Да, серьёзно, — то ли спрашивает, то ли утверждает Гарри, внимательным взглядом изучая его лицо. Отступив на шаг назад, Луи торжественно вскидывает кулак в воздух, а затем с чувством чмокает Гарри в щёку. — Да, да, миллион раз да. Тебе помочь с поиском жилья? Хочешь, перевезу твои вещи? Я легко перевезу твои вещи, я первоклассный водитель, и не ведись на переубеждения Лиама, потому что Лиам врун. К концу его речи Гарри смеётся. — Полегче. Сначала я должен поступить. — Плевать, ты великолепен, они с радостью тебя примут. — Обеими руками вцепляясь в его куртку, Луи тянет его на себя, и Гарри врезается ему в грудь. — Слушай, а ведь мы можем с парнями группу замутить. — Группу? — переспрашивает Гарри. — Ливерпуль — город номер один в мире поп-музыки. Ты знал, что именно ливерпульские музыканты написали большинство самых известных синглов? — Луи серьёзно кивает и, слегка подвинув Гарри, просовывает ногу между его бёдер. Они стоят прямо посреди улицы, но надвигающаяся гроза всё равно разогнала всех здравомыслящих прохожих по домам. Им-то не приходится потакать прихотям своего занимающегося фотографией бойфренда. Везёт им. Но Луи везёт больше. — Википедия, бесполезный факт номер триста девять? — В уголках глаз Гарри собираются морщинки, и Луи, привстав на цыпочки, целует его в них. Ему хочется расцеловать Гарри во всех возможных местах, усыпать невесомыми поцелуями его живот и бёдра, заставить беспомощно хихикать и извиваться. — А вот и не бесполезный, — возражает Луи. — Ясно же, что это идеальное место, чтобы замутить группу. Я знаю, что петь ты умеешь — прямо как милая диснеевская принцесса. Ты всегда поёшь, когда сушишь волосы. — Это, кстати, правда, и Луи влюблён в эту его привычку. — Найл с Лиамом тоже умеют петь, а Найл ещё и на гитаре играет. И Зейну хорошо даются высокие ноты — я слышал, как он пел в душе. — Ну а ты? — Точно любопытный котёнок, Гарри склоняет голову набок, и Луи вдруг особенно остро понимает, как сильно скучает по Бегемоту. Если Лиам в самом деле вернётся, нужно будет подыскать квартиру, в которой разрешено держать животных. С другой стороны, он не просто так решил пока оставить Бегемота на Мадейре. Было бы нечестно взять привыкшего к природе кота и поселить его прямо посреди оживлённого города. Нечестно и, вполне возможно, губительно. — Я встану сзади и буду играть на треугольнике, — предлагает Луи, и Гарри качает головой. — Не принижай себя. — Куда уж мне, родной, я и так низкий. — Приподнявшись на цыпочках, Луи прижимается бедром к его ширинке. — Я уже смирился с тем, что никогда больше не вырасту. Хотя кое-какие особо важные части моего тела всё ещё способны увеличиваться в размерах. — Он играет бровями, и Гарри разражается хохотом. Шутки про пенисы — вот он, верный путь к сердцу Гарри Стайлса. — Я люблю тебя, — говорит Гарри, а его глаза сияют. — По-настоящему. Моя первая и последняя любовь. Мой летний свет. O meu namorado. — Дурак ты, — отвечает Луи, потому что в противном случае он растечётся лужей по асфальту, а этого никто видеть не хочет. Гарри невозмутимо пожимает плечами. — Да. Но я твой дурак. — Он засовывает замёрзшие пальцы Луи под свитер, и тот недовольно шипит, но не отстраняется. С чего бы ему отстраняться. — И только попробуй об этом забыть, — говорит он. Гарри ему улыбается, и улыбка эта почему-то кажется очень личной. — Не забуду. Правда, честное слово, не забуду. — Верю, — отвечает Луи, но не беззаботно и самоуверенно, как планировал, а искренне, со всей серьёзностью. И раз уж в ответ на это признание Гарри утягивает его в настойчивый, вдумчивый поцелуй, Луи не то чтобы о чём-то жалеет.* * *
Если бы Луи ожидал тёплого приёма, сейчас бы он был глубоко разочарован. Присутствие Бегемота выдаёт лишь мелькнувший в кустах хвост, и сложно сказать, наказание это или же признак истинного безразличия. Луи склоняется ко второму варианту. Элеонор наверняка уже подкупила этого кота вкуснейшим кошачьим кормом и ежедневными объятиями. Ну и ладно, Луи ещё уговорит Гарри завести котёнка и будет потом торчать в гостях и играть с ним целыми днями, а Бегемоту останется только лить слёзы над своей миской молока и жалеть о каждом когда-либо принятом им решении. Да. Именно так всё и будет. — Я думал, ты приехал помогать мне собирать вещи, — говорит Лиам, высовываясь на террасу. — А ты вместо этого пялишься на своего кота, как отвергнутый любовник. Мне Гарри позвать, чтобы он тебя обнял? — Это не мой кот, — машинально поправляет его Луи. Но это правда. Бегемот больше не его кот, Луи его оставил, когда переехал в Ливерпуль. Ещё одно решение, которое он принял сам. Следом за Лиамом Луи заходит в дом, но тут слышит, как что-то тихо приземляется на пол, и вдруг у них из-за спин появляется Бегемот, один раз обегает вокруг ног Луи и, покачивая причиндалами, исчезает в открытой входной двери. Что ж, возможно, Луи и не был совсем забыт. И эта мысль, как ни странно, греет. В комнате Лиама из-за сборов царит хаос, и Луи идёт ему навстречу с улыбкой на губах.* * *
За весь день Луи если и удалось пересечься с Гарри, то только тогда, когда они все вместе рассовывали по коробкам вещи Лиама. Но он всё понимает, ему даже кажется милой эта цель Гарри дать ему возможность наверстать упущенное со старыми друзьями и бывшими коллегами. Боже, да, Луи любит Гарри так сильно, что это не описать словами, и уже через пару недель Гарри переедет в Ливерпуль. Наконец-то они будут жить всего в каких-то десяти минутах друг от друга, а то эти долгие поездки на поезде за последнее время порядком истощили их кошельки. Луи ждёт не дождётся. Так что сейчас, успев перекинуться парой слов со всеми, кто собрался у костра и чьё имя он ещё помнит, Луи по-настоящему хочет только одного: обнимать своего парня, слушать пение Найла с Лиамом, которые пошли уже на последний круг, и наслаждаться ритмичным шумом волн и ласковым летним ветерком. Он плюхается рядом с Гарри, и тот поднимает взгляд, улыбаясь каким-то словам Ника. — Свали отсюда, — требует Луи и показывает Нику язык. — Я хочу побыть наедине со своим парнем, а ты портишь мне всю малину. Ник фыркает. — Какое всё-таки счастье, что кое-что в этом мире не меняется, — отвечает он, но всё же улыбается, поднимаясь на ноги, и Луи улыбается ему в ответ, а сразу же после этого демонстративно хмурит брови. — Вы оба такие дураки, — говорит ему Гарри, едва Ник скрывается из виду. — Зай, мы просто стебёмся. — Луи смотрит на Гарри и ловит на себе его взгляд, гадая, помнит ли он, как Луи сказал ему то же самое почти что год назад, в день их самой первой встречи. Год. Прошёл уже почти год, и Луи чуть ли не впервые чувствует себя действительно на своём месте. Как бы в подтверждение этой мысли Гарри приобнимает его за талию и притягивает ближе, слегка надавливая пальцами на его голый живот. — Скучаешь? — спрашивает Гарри так тихо, что за треском костра его голос вряд ли кто-нибудь расслышит. — Ну, по этому месту? Опустив голову ему на плечо, Луи какое-то время размышляет над ответом. Моргая, он каждый раз видит под веками отблески танцующих языков пламени. — Иногда, — наконец произносит он. — Но совсем не так сильно, как думал. Плюс, знаешь, мне кажется, я не столько скучаю по месту, сколько по самой его идее. По бескрайнему летнему небу, по иллюзии рая на земле, по жизни без забот и печалей. Вторя Лиаму, Гарри напевает себе под нос припев 500 Miles. На Луи вдруг накатывает осознание: в будущем всё это наверняка будет происходить гораздо чаще. Они все переедут в Ливерпуль: Зейн с Перри будут жить недалеко от универа, родители Найла купят им с Лиамом шикарную квартиру, в которой те и поселятся, а Гарри съедется с людьми, которых встретил во время фотосессии для одного журнала. До сих пор ему удавалось отрицать все подозрения Луи по поводу того, что эти люди — модели. Он просто каждый раз на все вопросы отвечает одними и теми же словами: «Я не знаю никого красивее тебя, с тобой никогда никто не сможет сравниться». И правда, как после этого Гарри допрашивать, если можно просто его поцеловать? Голос Гарри выводит Луи из раздумий. — Но ведь заботиться о чём-то тоже неплохо? Или о ком-то? Повернувшись к нему, Луи ловит на себе его взгляд и видит на его губах робкую улыбку. Он задумчиво кивает. — Да, — соглашается он. — Это тоже неплохо. Просто потому, что может себе позволить, Луи накрывает губы Гарри своими и мягко его целует, а в ушах у него шумит океан и сердце ровно, спокойно бьётся в груди. Да, заботиться о ком-то совсем неплохо. Даже замечательно. Запустив обе руки в его кудри, Луи тянет за них, и Гарри жмётся к нему ближе, раскрывая губы и проталкивая язык ему в рот — шутливая борьба за доминирование, в которой Луи обязательно одержит верх (но только потому, что Гарри ему это позволит). — Люблю тебя, — выдыхает Луи в разделяющее их пространство. Гарри отстраняется, демонстрируя свою широкую улыбку и сияющие глаза. — Привет, — говорит он счастливым, тихим голосом. — И тебе привет, — отвечает Луи, улыбаясь в ответ. — Мы знакомы? Поджав губы, Гарри склоняет голову на бок, купаясь в золотом свете костра. — Вроде да. Может, ещё раз меня поцелуешь? Освежишь мне память? — Хорошая идея, — отвечает Луи и так и делает.