* * *
Адам симпатичный и совершенно не стеснительный, а оба эти качества Луи высоко ценит в потенциальном партнёре на одну ночь. Ну и ещё он не мог не оценить то, как откровенно Адам пялился на его задницу, пока Луи объяснял основные принципы работы акваланга… Хотя, если честно, отсутствие даже намёка на внимание к его словам раздражало. Мягко говоря. Ну, зато тут очевидно, что личность Луи Адаму ни капли не интересна. А взаимность — это всегда хорошо. Так что Адам не виноват, что Луи никак не может настроиться на… эм, нужный лад. И тем более не виноват в том, что у него тёмно-карие глаза, или в том, что Луи с трудом игнорирует желание отпихнуть от себя его приставучие руки. Адам совсем, совсем не виноват в том, что, как бы ни старался, он не сможет превзойти поцелуи со вкусом пива, долгие ночи у костра и глубокую личную связь. Господи, как можно так сильно влюбиться всего за какие-то три недели? Да уж, Адам в этом точно не виноват. Его можно упрекнуть разве что в том, что он не Гарри, но и это обвинение будет притянуто за уши. Луи оглаживает язык Адама своим и приоткрывает один глаз. Ярко светит полуденное солнце, они стоят перед самым дайвинг-центром — прямо у всех на виду, но Луи ни за что не пустит этого парня к себе в постель. Ни за что и никогда. Он отстраняется, одной рукой мягко приобнимая Адама за плечи. На его загорелой коже нет и следа татуировок, а светлые проблески в достаточно длинных волосах — это, скорее, вина осветлителя, чем солнца. Но неважно. — Не хочешь переместиться в твой номер? — предлагает Луи. Адам ухмыляется и энергично кивает. — Да, было бы супер. — Супер, — повторяет Луи. Да уж, супер. Просто суперская идея. Суперская не то слово. Не двигаясь с места, он ещё раз оглядывается вокруг и прочищает горло. — Слушай. Просто хотел уточнить: это же у нас на одну ночь, да? Ухмылка Адама становится шире. — Чел, я и не собирался делать предложение. У меня девушка есть. Хорошо, значит, у них и правда полное взаимо… постойте, какого хуя? Девушка? Вряд ли после «Ты что, угораешь?» у Луи останется шанс на секс, так что он останавливается на более приемлемой формулировке: — И она не против твоих интрижек с парнями? Очень великодушно с её стороны. — Она не может быть против того, о чём не знает. — Адам беззаботно пожимает плечами и тянет к Луи руку, но тот отступает на шаг, в последний момент уворачиваясь от прикосновения. Нахуй секс, ей богу, да и вообще Адам далеко не так симпатичен, как Луи показалось из-за блестящей на его коже воды и золотистого света полуденного солнца. — Прости, — говорит он, — но как-то по-свински получается. Не моё это. Но всё равно спасибо. И увидимся завтра на утреннем погружении. Он уже собирается развернуться и уйти, как вдруг Адам не сильно, но достаточно ощутимо впивается пальцами в его бицепс. — Ты что, мораль мне читаешь? С хуя ли вообще? Всего минуту назад ты был от меня без ума. Сраный динамщик. — Минуту назад я не знал, что кого-то это может ранить. Считай, что планы изменились, заюш. — Луи высвобождает руку и оглядывается на Адама, который смотрит на него так, будто это с ним тут поступили несправедливо. Какой же урод, с ума сойти. С чего вообще Луи решил, что он симпатичный? Совсем, наверное, крыша поехала. — Серьёзно? — переспрашивает Адам, и честное слово, неужели в это настолько трудно поверить? Может, пацан просто немного тормознутый? — На все сто процентов. — Луи вскидывает брови. — Благодарю покорно. — Да пошёл ты. Хороший человек, да ещё и не обделённый красноречием, ну просто прелесть. У них точно ничего не будет. Луи фыркает. — Я как раз собирался. Взгляд Адама вдруг становится сосредоточенным. — А знаешь, я ведь могу твоему начальству донести. Не хочется, конечно, повторяться, но, серьёзно, какой же урод. Покачав головой, Луи очень широко и очень фальшиво улыбается. — И что, подашь на меня жалобу за то, что я отказался тебя трахать? Что ж, желаю удачи. — Нет, просто на тебя, — отвечает Адам. — Скажу, что с тобой на дайвинге боюсь за свою жизнь. И что ты непрофессионально себя ведёшь. Ха. Да, он, очевидно, считает себя очень умным. Вот только он и не подозревает, что у Луи иммунитет к таким жалобам до тех пор, пока Найл на его стороне (хотя не то чтобы ему очень нужно на него рассчитывать). Работу свою он выполняет хорошо, даже более чем хорошо, хотя некоторые гости и вызывают у него желание что-нибудь пнуть. Желательно их самих и желательно по почкам. Луи издаёт приглушённый смешок и медленно поднимает средний палец. Улыбается. — Нахуй иди, будь добр. С этими словами он разворачивается, и на этот раз Адам не пытается его остановить. Что хорошо, потому что если бы попытался, то вызвал бы у Луи непреодолимое желание ему врезать. А после такого выхода за рамки профессионализма ему даже Найл вряд ли смог бы помочь. Так что лучше не надо. «Гондон, — думает Луи. Мысли будто бы отбивают ритм шагов. — Гондон, гондон, какой, же, гондон». Если к утру Адам вдруг не отрастит себе новый характер, завтра на дайвинге их ждёт веселуха. Что ж, пусть тогда лучше им займётся Джордж. Так вот почему отношения между гостями и сотрудниками не поощряются. Не то чтобы Луи впервые сталкивается с неприятными последствиями (ох уж эти разные ожидания), но раньше ему не угрожали жалобами в администрацию отеля. С другими, скорее, получалось так, что… ну, они верили, что у них есть шанс на серьёзные отношения с Луи. И только посмотрите, как всё обернулось. Если уж так подумать, то это, наверное, карма, и прошлое Луи просто догнало его, чтобы пнуть под зад. Может, так ему и надо. Он возвращается в пустой коттедж, стены которого дышат тишиной и землистым запахом сырой древесины. Забрав с кухонного стола свой ноут, Луи выходит на затенённую террасу с твёрдым намерением заняться… он даже толком не знает чем, просто чем-нибудь. Может, изучением требований к поступлению на факультет морской биологии в Ливерпульском университете. Вместо этого он заходит на Фэйсбук, кликает на красный значок уведомления и принимает заявку Гарри в друзья. Блять. Блять, блять, блять. Блять, нельзя было этого делать. Он не готов простить Гарри, он ни к чему не готов, не готов к случайным взаимодействиям, коротким перепискам на Фэйсбуке или напоминаниям о его дне рождения и уж тем более не готов видеть Гарри в своих новостях в те редкие дни, когда захочет туда заглянуть. Не готов. Нет, не готов ни капли. А ещё… А ещё последний пост Гарри выложил две недели назад, и это фотография рук Луи. Фотография. Рук Луи. Фотография рук Луи, завязывающих морской узел, а под ней подпись: Мне хватило одного привет. Привет. Первое слово, которое ему говорит Луи. Едва выпутывается из объятий Найла и тут же случайно налетает на Гарри. Привет, привет. Лежат нос к носу — лица так близко друг к другу, что черты слегка расплываются. Привет. И тебе привет. Маркером выводит на руке Гарри, а тот смеётся и щёлкает фотоаппаратом. Гарри забирает полароидные снимки с прикроватного столика и сбегает, даже не разбудив Луи. Мудак. И, может, Гарри даже не это имеет в виду, может, для него эти воспоминания ничего не стоят. Но это ведь руки Луи — на фотографии, которую он выложил к себе на страницу, руки Луи. Мне хватило одного привет. Луи отодвигает ноутбук и откидывается на спинку шезлонга, чувствуя тошноту от свернувшейся клубком в его животе тревоги, надежды, и… нет, нет, больше он на это не поведётся. У Гарри уже был второй шанс, и Гарри его использовал, а потом бросил Луи с истекающим кровью сердцем. Да, возможно, Гарри напуган, возможно, он растерян и сбит с толку, но это не оправдывает его ужасный эгоистичный поступок. Это не оправдывает то, как он обошёлся с Луи. Если Гарри хочет третий шанс, ему придётся за него побороться. Таинственных обновлений на Фэйсбуке не достаточно. Ой, да пошло оно всё. Луи снова притягивает к себе ноут и, стараясь игнорировать тяжесть в груди, открывает переписку с Гарри. Держу в курсе: вчера вечером потрахался . Было супер . Вообще по тебе не скучаю . Всё ложь, от начала и до конца. Луи всё равно отправляет сообщение.* * *
Луи сложно назвать жаворонком, но повтор будильника четыре раза подряд — это слишком даже для него. Он проворочался всю ночь, сообщение, которое он отправил Гарри, не давало ему покоя, ведь он давно уже должен был отпустить, должен был радоваться молчанию, наступившему после того, как в ответ на попытку Гарри с ним поговорить Луи послал его нахуй. Не нужно было ему нарушать это молчание. Не нужно было снова связываться с Гарри первым. Серьёзно, Луи и без общения с ним жилось хорошо. Даже замечательно. Возможно, он сам себя обманывал. С улицы доносится шорох листьев, и Луи выныривает из беспокойного сна. Может, это Бегемот прокрался в комнату через стеклянную заднюю дверь и теперь только и ждёт возможности броситься Луи на живот, вот только, судя по звукам, это что-то покрупнее худого полосатого кота. Но ведь там никто никогда не ходит. Приоткрыв глаза, Луи обращает взгляд на дверь. За ней он видит тёмный силуэт и тут же резко садится, стараясь нащупать на прикроватном столике телефон. И замирает, потому что… Гарри. Какого хуя, что за… Что Гарри здесь делает, почему он шныряет по саду, зачем, как? Кровь бурлит у Луи в венах и стучит в ушах, а сердце колотится так громко, что Гарри наверняка его слышит, и Гарри, Гарри здесь. Это что, какое-то дежавю? Что это, блять? Луи сглатывает и моргает, но Гарри никуда не исчезает, всё так же стоя в дверях и пялясь на него в ответ. Это прикол какой-то, что ли? А то что-то нихуя не смешно. Резко втянув носом воздух, Луи прикрывает свои обнажённые плечи одеялом, с опозданием понимая, что это был защитный жест, он будто пытался спрятать слабое место. Нет. Вот уж нет. — Ты учти, — начинает он, и его голос даже почти не дрожит, — что бы ты там ни вычитал в каких-нибудь тупых подростковых романах, но вот так тайком пробираться через чужой сад — крипово. И было бы ещё хуже, если бы ты застал меня спящим и пялился бы на меня, пока я не проснусь. Хотя, — он взмахивает рукой, а затем снова опускает её на кровать, — восемь баллов по десятибалльной шкале крипоты — это тоже вполне неплохо. Гарри отвечает почти сразу. Восходящее солнце светит ему в спину, так что выражение лица сложно разобрать, но Луи всё ещё видит, как напряжены его плечи, и слышит осторожность в его медленном, хриплом голосе. — Ты что… Ты нервничаешь? Луи пробирает дрожь, но ему почти удаётся не подавать виду. Сев ровнее, он облокачивается на спинку кровати и скрещивает на груди руки. — Ты нервничаешь? — передразнивает он. — Мои поздравления, теперь это тянет на все восемь с половиной. — Лу… — начинает Гарри, но Луи его перебивает. — Нет. — Покачав головой, он тычет в Гарри пальцем, а потом снова сжимает руку в кулак и вдавливает его в матрас. — Нет, Гарри. Ни за что. Даже не думай меня так называть. Что вообще ты забыл здесь? У меня дежавю? Или, может, это какой-то сбой в Матрице? — Речь выходит слишком грубой, но Луи всё равно запрещает себе останавливаться. — Не дороговато платить за авиабилеты ради секса? В борделе бы вышло дешевле, или мог бы вообще снять кого-нибудь в клубе бесплатно. Я почти уверен, что там обязательно кто-нибудь под руку бы подвернулся. Или под член. У Луи, когда он наконец заканчивает, болит и голова, и горло, будто его со всех сторон обступает зимний холод. Гарри делает один маленький шажок в сторону комнаты. Ласковый утренний свет всё так же обрамляет его силуэт, и Луи бесит, что он сидит на кровати, пока Гарри перед ним стоит, его бесит, что Гарри торчит в его комнате, такой близкий и такой далёкий одновременно. Но больше всего Луи бесит то, что даже сейчас, даже после всего пережитого, часть его всё ещё хочет схватить Гарри, утянуть его в постель и больше никогда не выпускать из объятий. Нет уж, дудки. — Я не… — голос Гарри стихает, и он дрожащей рукой проводит по волосам. — Я здесь не ради секса. Луи. Не ради секса? О, так значит, всё это ради того, чтобы разбить Луи сердце в третий раз, потому что, как известно, бог любит троицу? Очаровательно. — В такую рань вообще есть рейсы? — спрашивает Луи, хотя должен просто послать Гарри куда подальше, выгнать его отсюда. Горло сдавливает так, что становится трудно дышать. — Как давно ты здесь? Сделав ещё один шаг в сторону кровати, Гарри выходит из облака света. Он опускает на пол сумку… и постойте, сумку? — Ещё с ночи. Пришлось лететь через Лиссабон, так что до Фуншала получилось добраться только к полуночи, и я подумал, что лучше будет подождать до утра, а потом уже… — Ага, жаль только, — перебивает Луи, сильнее сжимая кулаки, — что мне плевать. Он должен одеться, должен сбежать от Гарри и этой робкой надежды, исходящей от него. Должен, должен, должен. На Луи нет ничего, кроме пары боксеров, и обычно он только рад демонстрировать своё тело, вот только это Гарри, и Луи уже чувствует себя выставленным напоказ. Гарри переступает с ноги на ногу, и теперь, когда ему в спину не светит солнце, становится проще различить черты его лица и застывшую в них усталость. Не то чтобы Луи это волнует. Не волнует абсолютно. Его не волнует то, что Гарри сейчас просто стоит перед ним и не говорит ни слова, будто они у него закончились, будто дорога сюда полностью его истощила, высосала из него все силы. Вздёрнув подбородок, Луи указывает на дверь в сад. — Слушай, спасибо, конечно, что заглянул, но меня ждёт работа. Где выход, ты знаешь, так что будь так любезен… Гарри резко втягивает воздух и заговаривает, но его голос едва ли громче шёпота: — Por favor, ouve. Por favor, ouve-me? Луи не сразу улавливает смысл его слов, и… выслушать? Гарри просит его выслушать? Но это ведь… Это был португальский. Португальский. С каких это пор Гарри… он произнёс эти слова довольно свободно, явно не в первый раз, то есть он практиковался, учился у носителя языка, и… что. Просто что. Кажется, Луи забыл как складывать слова в предложения. — С каких это пор… С каких это пор ты говоришь на… Он так и не заканчивает вопрос, но Гарри всё равно отвечает: — Не прямо чтобы говорю. — Он замолкает, а на его губах проскальзывает слабый намёк на улыбку. — Я его только начал учить. Пару недель назад приблизительно. После того, как отсюда уехал. Уехал. Луи издаёт хриплый смешок. — В первый раз или во второй? Гарри склоняет голову, в его голосе слышится опасение. — Ты очень злишься, да? Что за тупой вопрос? Луи прищуривается. — Естественно, блять, злюсь. Ты мудак, Гарри, и я понятия не имею, чего ты хотел добиться своим приездом, но… — Ты принял мою заявку в друзья, — перебивает его Гарри, и блять, Луи так и знал, что это было ошибкой, он понял это в ту же секунду, как нажал на кнопку и ответил на запрос Гарри, хотя должен был игнорировать его и дальше по мере своих сил и возможностей. Не то чтобы такая тактика приносила блестящие результаты, но со временем образ Гарри выцвел бы, а то, что происходит сейчас, делает всё только хуже. Присутствие Гарри здесь делает всё в разы хуже. — Это ничего не значило, — говорит Луи. — Значило. Не могло не значить. — Глаза у Гарри усталые, измученные, и как бы прямо он себя ни держал, по позе видно, насколько он истощён. — Просто ты… Ты всё ещё обо мне думаешь. Ты не… Когда ты меня послал после того, как я попросил тебя со мной встретиться, а я очень хотел с тобой встретиться, потому что я… И я узнал, что ты дома, поэтому… — Мой дом здесь, — перебивает Луи, с огромным трудом отводя от Гарри взгляд. Что Гарри вообще пытается до него донести? Ни одна из его обрывочных фраз не несёт в себе никакого смысла. — Когда ты был в Британии, — исправляется Гарри. — Ты меня послал, и я подумал… я подумал — вот и всё, я окончательно всё проебал, и ты больше… Больше ничего ко мне не чувствуешь. Но ты всё ещё… Ты принял мою заявку в друзья. — Его голос, обычно такой низкий и спокойный, становится надрывным, слова звучат напряжённо, почти отчаянно. Отчаяние. Блять, он, наверное, и правда отчаялся, действительно, по-настоящему отчаялся, если что-то такое незначительное, как подтверждение дружбы на Фэйсбуке, заставило его всё бросить и потратить последние деньги на билет на первый же самолёт, только чтобы увидеть Луи как можно быстрее. Это иррациональная, нелогичная, опрометчивая реакция на не более чем слабое проявление симпатии со стороны Луи. Отчаяние. «Ты всё ещё обо мне думаешь». Ну да, разумеется, блять, Луи всё ещё думает о Гарри. Сложновато забыть парня, который первым разбил твоё сердце на мелкие острые осколки. А именно это Гарри и сделал, причём сделал дважды, дважды бросил Луи, и сука, нет, почему Луи должен верить, что в этот раз всё будет по-другому? Не будет. Не будет. Одной рукой Гарри теребит край своей футболки. Не отводя от Луи взгляда, он наклоняется вперёд, и с его губ слетает едва различимый шёпот, мольба: — Ouve-me. Луи всё ещё не может пошевелиться, не может произнести ни слова, не может оторвать от Гарри взгляд. И Гарри, сконцентрировав на этом, должно быть, всё своё внимание, смотрит ему в глаза. Какое-то время они стоят неподвижно, секунды перетекают в минуты, и Луи ощущает во всём теле странную невесомость. — Гарри, — беспомощно начинает он, даже не зная толком, что хочет ему сказать. Но он так и не успевает договорить, потому что его перебивает тихий стук в дверь и голос Джорджа: — Луи, пора на выход. На выход, Луи пора на выход. Нет, это Гарри пора на выход, но Гарри никуда не идёт, а только лишь переводит взгляд с Луи на дверь и обратно, а затем выпрямляется и отводит назад плечи. — Ты видел мою… фотографию, видел, как я её подписал? Пост на Фэйсбуке. Ты его видел? «Нет, — хочет ответить Луи. — Нет, убирайся, оставь меня в покое». Но Гарри начал учить португальский. Он купил билет на первый попавшийся самолёт и примчался сюда только потому, что у Луи временно отказал мозг и он прервал их стабильное уверенное молчание. Незначительное, такое незначительное проявление внимания, а Гарри уже тут как тут. В голове эхом звучат слова Найла: «Он пиздец как напуган» и «Ты представляешь вообще, каково это — вдруг осознать, что ты себя обманывал шесть ебучих лет?» Блять. Теперь Луи растерян, а в его сердце закрадывается слабая надежда, которую он тут же, едва заметив, пытается задушить. Получается плохо. — Ага, видел. — Я не врал. — Гарри говорит всё настойчивее и не отрывает от Луи глаз, практически не моргая. — Я думал… Лу. Слушай, я думал, ты научил меня ловить момент, ценить каждый прожитый день и всё в таком духе. И в каком-то смысле ты и правда научил, но… По большей части ты, скорее, научил меня ценить каждый день, прожитый с тобой. — Он глубоко вздыхает и опускает плечи, ресницы прикрывают его глаза, а голос становится ниже и грубее. — Я скучаю по тебе. Я так сильно по тебе скучаю. Прошу, поговори со мной. Дай шанс всё объяснить. Объяснить. Что именно объяснить? Боже, Луи и как двигаться-то не помнит. Тут Джордж снова стучит в дверь, и всё это уже слишком: приезд Гарри, его слова, его Мне хватило одного привет и всё остальное. Луи скидывает с себя одеяло и поднимается, держась рукой за стену. На Гарри он не смотрит, хватая со спинки стула первые попавшиеся пляжные шорты и натягивая их прямо поверх боксеров, а затем подбирая с пола футболку. Обернувшись, он встречается с Гарри взглядом, и тот не разглядывает его тело, а смотрит прямо в глаза, и Луи уже не уверен. Он не уверен ни в чём. Он так сильно устал. Гарри тоже выглядит уставшим. — Луи? — зовёт из-за двери Джордж. — Иду, — кричит Луи в ответ. — Сейчас буду. Их роли будто поменялись: теперь Луи уходит, а Гарри пристально смотрит ему вслед. Если бы дышать не было так тяжело, Луи бы, может, даже посмеялся. Сейчас же он не может даже пошевелиться, может только пялиться на Гарри в ответ, точно загнанный в ловушку. Что ему с этим делать? — Por favor, — шепчет Гарри и запинается на втором слове. Ты представляешь вообще, и нет, Луи не представляет. На миг он прикрывает глаза. Затем отталкивается от стены и шагает в сторону выхода, до побелевших костяшек стискивая дверную ручку. Оглянувшись через плечо, он замечает, как меняется выражение на лице Гарри, а губы сжимаются в тонкую линию, будто он старается не заплакать. Луи не знает, сможет ли вынести его слёзы. Он не хочет узнавать. — Если ты всё ещё будешь здесь, когда я вернусь… — Луи открывает дверь и замирает на пороге, встречаясь с Гарри взглядом. — Если всё ещё будешь здесь, — повторяет он, — возможно, я тебя выслушаю. Секунду длится молчание, а затем губы Гарри растягиваются в робкой улыбке. Луи выходит из комнаты, в ушах у него шумит океан, а сердце в бешеном ритме колотится о рёбра. Возможно, только возможно, Гарри действительно дождётся его возвращения.* * *
Итак. Луи проработал в этом дайвинг-центре три сраных года, но не может вспомнить, как работает компрессор. Где-то минуту он тупо пялится на кнопки, пока к нему на помощь наконец не приходит Джордж. Едва взглянув на Луи, он разражается хохотом. — Ого, секс у тебя, наверное, был просто охренительный. Ты имя-то своё хотя бы помнишь? Что, какой секс? Луи удивлённо косится на Джорджа. — С чего ты решил, что у меня был секс? — Да ведь этот Адам вчера глаз от тебя оторвать не мог, — объясняет тот, широко ухмыляясь. На голове у него полный бардак, а радостные, сияющие глаза напоминают Луи о его собственных первых днях в этом месте. Он тогда был по уши влюблён в солнце и океан и просто не мог поверить своему счастью. И да, Адам. Луи уже и позабыл об этом говнюке. — Стал бы я спать с этим уродом, — говорит он. — У него есть девушка, и он думает, что раз она не знает о его похождениях, то и за измену это не считается. Настоящий козёл. Я как раз хотел тебя попросить забрать его у меня. — Конечно, без вопросов. — Джордж морщит нос. — Странно получается. Мне показалось, я слышал в твоей комнате голоса. — Это был Гарри, — отвечает Луи и в ту же секунду жалеет о своём решении, потому что лицо Джорджа становится мрачнее тучи. — Гарри, — медленно повторяет он. Его голос сочится осуждением. — Чего он хочет, ему всё ещё мало, что ли? Хочешь, давай я пойду его вышвырну? Так, вот теперь Луи начинает бояться за жизнь Гарри, потому что если даже Джордж так реагирует, то что же будет, если Гарри случайно наткнётся на Лиама? Пожалуй, стоит его предупредить. Но пусть это делает тот, кого волнует судьба Гарри. Луи не волнует. Но немного всё-таки волнует. Боже, он просто ни в чём уже не уверен. Луи, не нажимая, опускает палец на одну из кнопок. Подняв на Джорджа взгляд, он качает головой. — Нет, не надо. Мне кажется… Мне кажется, в этот раз всё может получиться. — Джордж уже открывает было рот, но Луи поспешно добавляет: — Понимаешь, он даже португальский начал учить. Глаза Джорджа удивлённо распахиваются, и он, рассмеявшись, легонько хлопает Луи по плечу. — Реально? И почему тогда ты всё ещё здесь? Просто удивительно, но одних этих слов хватает, чтобы успокоить бешено бьющееся у Луи в груди сердце. Раз уж Джордж считает, что всё это что-то да значит, то и Луи не обманывает сам себя, принимая желаемое за действительное. Гарри начал учить португальский не просто так, наверняка же не просто так. — Нет, правда, — произносит Джордж, а Луи чувствует на своих губах потихоньку зарождающуюся улыбку. — Почему ты ещё здесь, чего ты ждёшь? Луи снова опускает взгляд на ряд кнопок, вспоминая, что ему ещё нужно заполнить баллон, из которого за ночь вышло немного воздуха. Да, точно, мир просто так не остановится и не начнёт перестраиваться в угоду пожелавшему вдруг приехать Гарри. — Эм, мне нужно работать? — Возьми отгул. — Джордж пожимает плечами. — У нас из новичков только Адам, а он всё равно засранец, так что… Я не расстроюсь, если его первое погружение мы отложим на завтра. С остальным я и один справлюсь. Из уст Джорджа всё это звучит так просто. Луи колеблется. — Кстати, знаешь… Мне стоило только подать ему вчера слабую надежду… И вот… Гарри сел в первый попавшийся самолёт, причём ещё и с пересадками. Не знаю даже, спал ли он вообще. — И я повторюсь, — Джордж тщательно, с чувством выговаривает каждое слово, — чего ты ждёшь? — Сам не знаю. — Луи медленно, размеренно вдыхает и сосредотачивается на знакомом запахе неопрена и моющего средства, постепенно успокаиваясь. Это обычный день, самый обычный. Ничего подобного. — Ты правда не против меня прикрыть? — спрашивает Луи. В ответ Джордж пинает его ногу и указывает на дверь. Ладно, хорошо. Он обязательно с этим справится. Он поступит разумно и рационально: возьмёт и выслушает Гарри, а потом решит, заслуживает ли тот ещё один шанс. Разумно. Рационально. Да. Луи кажется, что его вот-вот вывернет наизнанку и он превратится в кровавую смесь органов и нервных окончаний.* * *
В свою комнату Луи, будто вор, пробирается через сад. Дверь оказывается открыта, он проскальзывает через неё внутрь и останавливается. Гарри исчез. Гарри исчез. Но на столе у Луи стопкой лежит сложенная одежда, которая… в этом нет смысла, ни в чём уже нет смысла. Гарри обещал быть тут, так почему его нет? Луи делает ещё шаг и сквозь оглушительный стук собственного сердца улавливает звуки, похожие на глубокое, ровное дыхание спящего человека. Гарри. Но если он не на кровати, то где… Обойдя кровать, Луи останавливается перед раскинувшимся на полу Гарри: он лежит на животе, а руки служат ему подушкой. От одного его вида тугой узел у Луи в животе немного ослабевает, а воздух наконец находит путь в лёгкие, наполняя их до тех пор, пока грудь не начинает гореть. Всё ещё здесь, Гарри всё ещё здесь, и он спит на полу, не осмелившись лечь к Луи в кровать. Это как проявление уважения к личным границам — Гарри словно… он словно признаёт, что больше не имеет права претендовать на постель Луи. Деталь, всего лишь крошечная деталь, а какое она имеет значение. Находясь в каком-то странном оцепенении, Луи садится на кровать и опускает взгляд на лицо Гарри — с этого ракурса ему видна лишь одна щека: тёмные ресницы отбрасывают тень на больше не загорелую кожу, и волосы сильнее завиваются у виска. Он выглядит очень маленьким с этими его худыми ногами, стройными бёдрами и острыми лопатками, резко выделяющимися под футболкой. И с каждой секундой тишины из тела Луи понемногу испаряется всё раздражение, пока наконец он не чувствует себя совершенно опустошённым, выжатым. Не тратя времени на раздумья, Луи ложится на кровать, спускает вниз руку и осторожно гладит Гарри по спине. Гарри просыпается не сразу. Сперва ускоряется его дыхание, затем он ворочается, и Луи, сжав руку в кулак, упирается костяшками во впадинку между его лопаток. Мышцы Гарри напрягаются, а после расслабляются снова. На мгновение повисает молчание, и Гарри наконец поворачивает голову и поднимает на Луи затуманенные глаза. — Ты уже вернулся? — Его голос хриплый ото сна, и в голову невольно лезут воспоминания о ленивых утрах и тёплых поцелуях. Луи напоследок сильнее надавливает на костяшки и убирает руку. — Надолго планируешь остаться на этот раз? Гарри приподнимается на локте, не отводя взгляда. — По идее, пока ты меня не выгонишь. Выгнать его, ага, конечно. Если бы. Теперь уже Луи достиг точки невозврата и прошёл её, и почему, почему Гарри так легко удалось это с ним сделать? — У тебя универ. — Не убьют же меня, если я неделю пропущу. Да и вообще. Придумаю что-нибудь. — Гарри полностью садится, сгибая ноги так, чтобы они уместились между стеной и кроватью. На его чёрную футболку налипла пыль, и да, давненько Луи не проходился тут пылесосом, но почему он вообще об этом думает? Видимо, он слишком долго молчал, внимательно изучая выражение надежды на лице Гарри, потому что тот откашливается и заговаривает снова: — Ты знал, что в университете Фуншала есть Факультет искусства и гуманитарных наук? Это не сказать чтобы идеально — магистратуры у них нет, но… — Гарри, — перебивает Луи его путаную речь, и что? О чём Гарри говорит вообще? — Луи, прошу, послушай. — Гарри встаёт на колени и, спустя секунду, добавляет: — Por favor, Louis. Deixa-me explicar. Дать ему объяснить. А потом что? Он объяснит и счастливо уйдёт восвояси? Но он ведь сказал, что останется до тех пор, пока Луи его не выгонит. Гарри искал информацию про университет в Фуншале. Сжав одеяло в руках, Луи кивает. — Ладно. Объясняй. — Спасибо, — бормочет Гарри, но вдруг замолкает, уставившись на Луи, словно не знает, с чего начать. И как раз когда Луи уже собирается его поторопить, Гарри наклоняется и, опустив голову на кровать, тяжело вздыхает. Матрас заглушает его голос. — Ты просто невозможный, ты в курсе? Тебя будто слишком много. Не знаю даже… Этого не должно было случиться. Всё должно было быть… не так. Луи хочет погладить его по волосам. Но не двигается. На какое-то время между ними повисает тишина, и до слуха доносится лишь отдалённый шум волн, и этот звук будто разрывает голову Луи изнутри. Наконец Гарри поднимает на него взгляд своих широко распахнутых, серьёзных глаз. — С Джейми я был целых шесть лет, но никогда не чувствовал с ним того, что чувствую с тобой. Ни разу. С ним такого даже близко не было, причём не только в плане секса, а вообще… — Он беспомощно взмахивает рукой. — Вообще всего. С тобой я провёл три недели — за три недели ты будто… не знаю, отправил меня в свободное падение. Ты хоть представляешь, насколько это страшно? Как сильно… Типа… Блять. Свободное падение. Господи. Горло Луи саднит. — Я прекрасно представляю, насколько это страшно, — умудряется выдавить он. — Но я не сбегал. Дважды. Ресницы Гарри опускаются, и тени от них падают на его скулы. Комнату на долгие секунды окутывает молчание, прерываемое лишь тихим плеском разбивающихся о берег волн. Гарри заговаривает снова, и его голос едва прорезается сквозь эту пелену. — Это потому, что ты сильнее меня. Смелее. И ещё потому… потому что я… я был не готов. Я думал… Я не подумал, я просто… — Он осекается и в завершение неуверенно взмахивает рукой. — Что «просто»? — спрашивает Луи. Что-то болит у него в груди, словно сломанное ребро пронзило лёгкие и режет внутренности с каждым новым вдохом. — Я не понимал, чего хочу, — секунду спустя отвечает Гарри. Его голос всё ещё едва слышен, а мускулы напряжены. — Я, когда вернулся… Мне нужно было тебя увидеть, я мог думать только о том, что, может быть, если я увижу тебя ещё раз, в моей голове что-нибудь прояснится. Замолчав, он запускает руку в волосы, и, если глаза Луи не обманывают, она дрожит. Гарри продолжает, но его бормотание становится совсем тихим, а слова сливаются друг с другом. — Потом я проснулся, а ты всё ещё спал, и я просто… Лу. Луи. Тогда я ни в чём не был уверен. Зато уверен сейчас. — Он поднимает взгляд, и по блеску в его глазах видно, что он на грани слёз. — Мне нужно было время, чтобы всё понять, возможно, даже слишком много времени, но ты… Ты особенный. С тобой всё совсем по-другому, словно ты… словно ты выпустил меня на свободу. За этими словами следует звенящая тишина, и Луи нечем дышать, ему нечем, блять, дышать. Точно, в ловушке… Гарри не хочет снова оказаться в ловушке. Не хочет снова чувствовать себя виноватым за то, что в одиночку видится со своими друзьями, не хочет придумывать отговорки, чтобы вырваться ночью потусить. Луи никогда бы с ним так не поступил. Никогда. Он уже собирается это сказать, как вдруг Гарри сжимает в кулаке край своей футболки и добавляет: — Но ты не похож на него. Джейми меня ограничивал, с ним я… был словно в клетке. Мне казалось, что я без него и шага не могу ступить, будто без него меня не существует. — От его голоса стены словно перестают сдвигаться, комната больше не давит на них, не грозит превратиться в подобие пресса, чудом не раздавившего насмерть Люка, Лею и Хана Соло… и что? О чём только Луи думает? — Хорошо, — выдаёт он, но это не так, всё не так. Всё смешалось, запуталось и закрутилось так, что голова идёт кругом. — Хорошо? — Гарри быстро моргает и, не дождавшись ответа, резко втягивает воздух. — Я это. Я снова его видел. Джейми, то есть. Где-то пару недель назад. Луи не хочет об этом слышать. Он твёрдо, на все сто процентов уверен, что не хочет об этом слышать, но он напрочь забыл, как выговаривать слова, так что не может попросить Гарри заткнуться. Он может только беспомощно на него пялиться в ожидании продолжения. Глаза Гарри загораются, но тут же снова потухают. — Мы, правда, едва парой слов перебросились, но я осознал… С ним я был несчастен. Не всё время, но… Как бы большую его часть, но не всегда. Наши отношения не были здоровыми, нам не было хорошо вместе. Но то, что у нас с тобой, оно очень, очень особенное. Ты особенный. Знаю, у нас было всего три недели, но… Блять. Издав тяжёлый, протяжный и, кажется, немного дрожащий вздох, он снова роняет голову на кровать. Луи хочет до него дотронуться, хочет утешающе провести рукой по его волосам. Он постоянно хочет касаться Гарри. Три недели. Чтобы так сильно влюбиться, должно быть мало трёх недель. Мне хватило одного привет. Повинуясь одному лишь инстинкту, Луи очень легонько, едва касаясь, смахивает волосы у Гарри со лба. И едва осознав это, он тут же отдёргивает руку, а Гарри резко поднимает голову и устремляет на Луи взгляд широко распахнутых глаз. На миг время будто останавливается. Затем Гарри, кажется, берёт себя в руки. Поджав губы, он снова заговаривает всё так же тихо и невнятно: — Меня просто так пугало то, что я из-за тебя чувствовал. Я боялся опять оказаться в такой же ситуации. Как было с Джейми. — Не отводя взгляда, он резко вдыхает. — И пусть не сразу, но в итоге я понял. Понял, что на этот раз всё может быть иначе, и… блять, ты полная его противоположность. — Ещё один дрожащий вздох. — Ты уверен в себе, ты… Ты даёшь мне свободу, делаешь меня сильнее, и с тобой просто… с тобой просто всё по-другому. Мне лучше с тобой, и я хочу попробовать. Хочу попробовать всё. У Луи в горле будто открытая рана, и отвечает он не сразу: — Что это значит? Что всё это значит? — Это значит, что я хочу тебя, — отвечает Гарри с такой искренностью на лице, что на него больно смотреть. — Хочу быть с тобой. Хочу сделать всё, чтобы у нас получилось. Его голос едва ли громче шёпота, но оглушает Луи так, словно раскат грома, словно взорвавшаяся прямо под ногами петарда. Он не отрывает взгляда от Гарри, едва сдерживая дрожь. Как, блять, как ему теперь поступить, что они будут делать с этим дальше? Блять, просто… Господи. Гарри хочет сделать всё, чтобы у них получилось, он хочет… но как, как у них может получиться, как у них хоть что-то может получиться после всего, через что они прошли? Как, если Гарри всё ещё не оправился от предыдущих отношений, после которых ему пришлось снова себя искать, в которых он был точно в клетке, в которых ему было запрещено столько всего, слишком много всего? Как? Луи не знает. Он знает одно: Гарри только что сказал, что он чувствует себя свободно рядом с ним, и абсолютно то же самое он говорил несколько недель назад, когда их тела ещё не обсохли после ночного купания, а темнота окутывала их, точно бархатное одеяло. «С тобой я чувствую себя свободно». Кроме того, Гарри, похоже, ради Луи готов переехать на Мадейру и зашёл в этом так далеко, что даже начал учить португальский и искать информацию об университетах, и… и сейчас они смотрят друг на друга, в голове у Луи шумит океан, а сквозь пальцы утекает целое столетие. Как. Как, как, как? Гарри неуверенно, будто боясь лишний раз пошевелиться, протягивает к нему руку. «Как? — снова и снова думает Луи, и это слово будто бы отбивает в его голове стаккато. — Как». — Лу, — шепчет Гарри, а в его глазах столько надежды, что у Луи сжимаются внутренности от внезапного приступа паники. Но паника ему не свойственна. Ему не свойственен страх, не свойственна слабость, а оттолкнув Гарри сейчас, Луи поддастся не чему иному, как слепому и трусливому желанию защитить самого себя. Себя он защитит, но вместе с тем откажется от шанса получить то, чего хочет так сильно, как ничего ещё никогда не хотел. Схватив Гарри за руку, он утягивает его на кровать и вовлекает в объятия, поначалу осторожные, напряжённые, неуверенные. И вдруг Гарри, точно марионетка с перерезанными ниточками, обмякает у него в руках, прижимается к Луи и утыкается лицом ему в шею, дыша быстро и прерывисто. Дрожа всем телом, он льнёт ближе к нему, а Луи льнёт к Гарри в ответ, зарывается носом в его волосы и глубоко вдыхает царапающий нёбо воздух. Он словно вернулся домой, словно после долгой задержки дыхания наконец-то смог сделать вдох. Пальцами впиваясь Гарри в бока, Луи обнимает его слишком крепко, слишком отчаянно и закрывает глаза, забывая про вращающуюся вокруг них комнату и сосредотачиваясь только на успокаивающем тепле прижимающегося к нему тела. Где-то хлопает дверь, и мимо их комнаты проходит Лиам, что-то напевая себе под нос. Это выводит Луи из оцепенения. Слегка отстранившись, он вглядывается в лицо Гарри: в мягкий изгиб его губ и тёмные веера ресниц. Глаза Гарри открывает не сразу, но открыв их, он встречает взгляд Луи с какой-то решительной смелостью, а между его бровями залегает маленькая упрямая складочка. Луи хочет разгладить её большим пальцем… и не делает этого. — Что теперь? Гарри отвечает медленно, осторожно, словно пытаясь нащупать в темноте дорогу: — Это не… Не думаю, что решать мне. Теперь, мне кажется, всё зависит от тебя. Но если ты дашь мне ещё один шанс, я уже не убегу. Зависит от Луи. Теперь всё зависит от Луи, а он в таком шоке от неожиданного приезда Гарри, от его тепла и запаха, что даже думать не может. Гарри сказал ему почти всё, что Луи хотел от него услышать: «С тобой я как в свободном падении», и «Хочу, чтобы у нас всё получилось», и «Я не уйду, пока ты меня не прогонишь». Ёбаный господи боже, Луи нужно принять решение, и как вообще он может отказаться от этого, от Гарри, от них? Но как он может на это согласиться, если едва чувствует пальцы на собственных ногах? Если, войдя в комнату и не увидев Гарри, он первым делом подумал, что он ушёл, конечно же, ушёл, хотя на самом деле Гарри лежал здесь, на полу, и ждал его? Гарри. Гарри, который, совершенно не двигаясь, смотрит на Луи с плохо скрываемой тревогой во взгляде. Из-за недавних объятий они сидят совсем близко, даже не распутав ног, и это слишком, просто уже слишком. Высвободившись окончательно, Луи слезает с кровати и, встав к ней спиной, какое-то время просто вглядывается в яркие лучи света, льющиеся в комнату через дверь в сад. Каждый раз, моргая, он видит под веками безостановочно кружащиеся оранжевые пятна. — Луи? — тихо зовёт Гарри, и его голос звучит… нетвёрдо, как будто земля вот-вот уйдёт у него из-под ног. Да, Луи прекрасно его понимает. Именно так он себя чувствовал, когда Гарри первый, а затем второй раз ушёл от него в закат. Но Гарри здесь. Он здесь, и на этот раз они не набросились друг на друга не подумав. На этот раз Гарри пришлось выложить карты на стол. — А не хочешь… — Луи сглатывает и слегка поворачивается к сидящему на кровати Гарри, замечая его сгорбленную фигуру и несчастно опущенные плечи. — Не хочешь пойти понырять? Давай пойдём поныряем? Гарри медленно, осторожно выдыхает. — Это ведь не «нет», да? Ты просто хочешь сказать, что тебе нужно подумать? Потому что сейчас решить ты не можешь? Как он только… Как после всех этих тяжёлых недель он всё ещё умудряется так хорошо его понимать? Кто дал ему право видеть Луи насквозь так легко, будто тот стеклянный? Кто, блять, дал ему на это право, если от этого равновесие в душе Луи только сильнее расшатывается, если от этого он чувствует себя растерянным и беспомощным, как в бреду, как в бреду. Как в свободном падении. — Да. — Луи слабо кивает. — Ты правильно понял, да, просто… Я не могу думать, когда ты весь такой… сидишь здесь и смотришь на меня так, как будто… — О. — Гарри склоняет голову, пряча лицо. Его плечи опускаются ещё ниже. — Окей. Тогда мне, наверное, лучше, ну. С тобой не ходить. Хочешь, я подожду здесь? Это же ничего? Ничего. Да, он так хорошо понимает Луи… за исключением тех случаев, когда дело касается того, что между ними происходит, того, что Луи чувствует по отношению к Гарри. Луи медленно подходит чуть ближе к кровати и останавливается, позволяя себе немного полюбоваться изгибом губ Гарри, разрезом его глаз и завивающимися у ушей кудрями. Тот ловит его взгляд с поразительной искренностью в глазах, кричащей о том, что ему больше нечего терять, и от одной мысли об этом дышать становится труднее, будто у Луи в лёгких что-то тяжёлое, вроде наковальни или… Как там звали того греческого бога, который катил один и тот же сраный камень на одну и ту же сраную гору снова и снова и безрезультатно? И так без конца? Сизиф? Он вообще был богом? Возможно, но хрен с ним, это неважно, потому что у них всё не так. Совсем нет, они не ходят по кругу. Это сравнение не имеет никакого, блять, смысла, а Луи нужно уже заткнуть наконец свой мозг. — Ты не обязан со мной идти, — говорит он. — Но я был бы тебе рад. Если ты сам хочешь. Осторожно, невыносимо осторожно. Это не они, это полная противоположность тому, как легко они друг в друга влюбились. Блять, Луи не знает даже, сломало ли их всё это, сломало ли окончательно и безвозвратно, или же просто немного вывело из строя. Он знает только одно: — Мне бы очень хотелось, чтобы ты пошёл со мной. — Было бы потрясающе. — На губах Гарри вдруг мелькает улыбка, но он тут же снова берёт себя в руки, и она сползает с его лица. — То есть это. Да. Мне бы тоже очень этого хотелось. — Он торопливо поднимается на ноги, словно боясь, что, если он будет слишком долго копаться, Луи передумает и уйдёт один. Луи не уйдёт.* * *
К погружению готовятся в тишине, быстро синхронизируясь благодаря механической памяти. В тусклом свете хижины лицо Гарри видно плохо, и Луи невольно вспоминает о дне их самой первой встречи, о том, как легко он был очарован… и как быстро это очарование вышло из-под его контроля, превратившись в нечто яркое, ослепительное и просто не поддающееся описанию. Поймав на себе взгляд Луи, Гарри, моргнув, замирает, а затем робко улыбается. На нём нет ничего, кроме облегающих плавок, весь трёхнедельный загар уже сошёл и хаотично разбросанные татуировки снова резко выделяются на бледной коже. На нём нет следов маркера, нет засосов, нет никаких меток Луи. От внезапно вспыхнувшего желания это изменить из головы мгновенно улетучиваются все мысли, оставляя после себя один белый шум. Подумать, ему нужно подумать, и Гарри его о чём-то спросил, что он?.. — Прости. — Луи качает головой. — Что ты сказал? Ещё одна улыбка, на этот раз чуть смелее. — Я спросил, не поможешь ли ты мне найти мой гидрокостюм? — Нет, в том коротком ты себе яйца отморозишь. — Обойдя Гарри, Луи подходит к сложенным у стены гидрокостюмам и решительно отказывается думать о том дне, когда они вдвоём стояли на этом же самом месте, Гарри старался вести себя тихо, пока рука Луи была у него в штанах, а снаружи сидели их друзья. Нет. Он совершенно об этом не думает, совершенно. Взяв с полки длинный раздельный гидрокостюм, Луи разворачивается и протягивает его Гарри. — Вот, этот должен подойти. Родной, лето кончилось, если ты не заметил. Родной. Прозвище просто… Оно просто сорвалось с языка, потому что мозг решил предать Луи и вложить нежность в его слова. Гарри наверняка это заметил — хоть он и стоит наклонив голову, Луи всё ещё видит маленькую ямочку на его левой щеке. Ага. Значит, ямочки прилетели с ним вместе. Нужно запомнить. Может быть, Луи любит эти ямочки. Может быть, Луи любит Гарри… возможно, может быть, наверное. Как прежде и как в первый раз. Он не знает, сколько ещё раз Гарри сможет разбить ему сердце. Сунув гидрокостюм Гарри в руки, Луи отходит в сторону, стараясь не касаться его голой кожи. Сердце бьётся где-то в горле, и голос звучит приглушённо: — Давай, собирайся. Хочу вернуться до того, как Джордж с группой придёт с утреннего погружения. — Окей, — только и отвечает Гарри, но Луи, подняв на него взгляд, видит, что он всё ещё улыбается, опустив глаза и натягивая на ноги неопрен. Похоже, он полон надежды и какого-то робкого счастья. Не похоже, что он снова решит бросить Луи.* * *
Едва Луи уходит под воду, его пульс успокаивается, а дыхание постепенно замедляется и выравнивается. Мысли наконец-то замолкают. Рядом с ним барахтается Гарри, рассекая конечностями воду и воюя со своим инфлятором. Луи дотрагивается до его локтя и, подплыв ближе, помогает поправить жилет, а когда отстраняется, ловит на себе пристальный взгляд. Даже за маской видно, как расширены у Гарри зрачки. «Порядок?» — жестом спрашивает Луи, и Гарри кивает, но тут же опомнившись, показывает большим и указательным пальцем букву «О». Всё окей. Всё погружение они держатся рядом, петляя между камнями, разбросанными по песчаному дну, напоминающему лунную поверхность со встречающимися то и дело кратерами. Лучи солнца ровными полосами пробиваются сквозь толщу воды, окрашивая её в более светлый оттенок голубого. Уже через пять минут Луи замечает, что Гарри начал дышать с ним в унисон: его регулятор вторит каждому шипящему вдоху Луи, а после каждого выдоха над их головами начинают плясать пузырьки. Когда они оба протягивают руки к одной и той же сверкающей ракушке и хватают её, невольно сплетая пальцы, Луи понимает, что улыбается, а его мысли окутывает спокойный ритм окружающего их мира. Подняв на Гарри глаза, он замечает, что тот смотрит на него в ответ, и как только их взгляды встречаются, Гарри улыбается так широко, что вода просачивается ему под маску. Дурак. Прелестный, чудесный, очаровательный дурак. Уступив ему ракушку, Луи наблюдает за тем, как Гарри предлагает её детёнышу осьминога, который до сих пор живёт недалеко от пирса. Когда из щели появляется щупальце и выхватывает протянутый ему сияющий подарок, Гарри торжествующе вскидывает вверх кулак, что выглядит абсолютно нелепо. И всё же Луи над ним смеётся — смеётся вместе с ним. И дело в том… Дело в том, что Луи любит его. Он влюблён в Гарри, вот и всё. И Луи не пойдёт на поводу у страха. Может, на самом деле это не такое уж и сложное решение. Когда они вылезают из воды, Гарри стягивает с лица маску, стряхивает с волос воду и наконец поднимает на Луи тёплый, ясный взгляд. — Спасибо, — хрипло говорит он, и его голос сливается с тихим плеском волн. — Было очень круто, я и забыл… Я и забыл, какое там внизу всё красивое. «Это ты красивый», — не говорит Луи. Скинув ласты, он снимает жилет, акваланг тяжело падает на землю, и от него во все стороны разлетается крупный песок, попадая Луи на щиколотки. Гарри вопросительно наклоняет голову. Луи жестом командует ему снять со спины тяжесть, и тот моментально подчиняется, неуклюже роняя и опрокидывая акваланг и протаскивая по песку регулятор. С этой проблемой можно разобраться и позже. За один шаг преодолев расстояние между ними, Луи утягивает Гарри в объятия и утыкается носом в мягкую кожу у него под ухом. Он закрывает глаза и дышит. Проходит всего секунда, и с Гарри спадает оцепенение, он оборачивает вокруг Луи руки и прижимает его ближе к себе. Они стоят вплотную друг к другу, ладони Луи холодит мокрый неопрен, а в живот врезается грузовой пояс. Ближе, Луи хочет быть ещё ближе, ему нужно быть ещё ближе, чтобы окончательно убедиться в том, что всё это правда. Тело Гарри правда у него в руках, и Луи легко может прощупать острые выступы его лопаток даже сквозь плотный материал гидрокостюма. — Лу, — беспомощно бормочет Гарри. Луи зарывается лицом в его волосы, и мокрые кудри щекочут ему нос. Они оба дрожат, и он не уверен, что виной тому один лишь бриз, обдувающий их влажную кожу. Отстранившись, он вглядывается в лицо Гарри — ресницы слиплись от воды, а мокрые волосы торчат в разные стороны. Луи хочется их пригладить, а потом взъерошить снова. Он этого не делает. Вместо этого он дышит в такт волнам, которые накатывают на берег, пенятся, шипят и, облизнув его лодыжки, отступают, разглаживая за собой песок. — Почему ты вернулся? — Потому что хочу всего этого, хочу тебя. — Глядя Луи прямо в глаза, Гарри отводит назад плечи. От солёной воды его губы потрескались, или, может, он просто их искусал. — Хочу быть с тобой. Как я и сказал тебе, а я не шутил. И сейчас не шучу. — Он замолкает, а затем тихо, но твёрдо добавляет: — И даже через год я всё ещё буду серьёзен. Было бы так просто слиться с ним сейчас в одно целое. Луи уверенно отступает назад, подальше от Гарри. Личное пространство, ему нужно личное пространство, чтобы подумать. Он не может и дальше наступать на одни и те же грабли. Руки Гарри на мгновение повисают в воздухе, а после безвольно опускаются. Он склоняет голову, явно пытаясь скрыть от Луи эту глубокую, тёмную тоску, наполнившую его взгляд, но Луи всё равно её замечает, и нет, нет, этот лёгкий зуд у него в костях, это желание протянуть к Гарри руку — всё это может ещё немного подождать. Сейчас им нужно поговорить. Но Луи всё равно протягивает к Гарри руку и приподнимает его подбородок. Теперь они смотрят друг другу в глаза. Луи медленно качает головой. — Не почему ты сейчас вернулся. Думаю, на этот счёт я тебе верю. Я говорю о том, что было в прошлый раз. — В прошлый раз. Воспоминание оседает режущей болью прямо в горле, но Луи, с трудом сглотнув, всё же продолжает: — Зачем было возвращаться? Зачем… — Гарри явно хочет его перебить, но Луи отстраняется и предостерегающе поднимает руку. — Так, нет, дай мне закончить. Потому что я до сих пор не понимаю, чем ты вообще думал. Ты ведь знал, чего я хочу, знал, как на меня повлияет твоё возвращение. Так чем ты вообще думал, когда решил вернуться, только чтобы снова сбежать? К концу речи из его лёгких выходит весь воздух, а сам он вдруг отчётливо осознаёт, что стоит на крупном, колючем песке, а воротник гидрокостюма натирает шею. Гарри смотрит на него так, будто больше ничего не видит, будто больше ничего не имеет для него значения, и это опасно, это пьянит, от этого Луи чувствует себя невесомым, но вместе с тем крепко привязанным. Он хочет, чтобы Гарри так смотрел на него всю оставшуюся жизнь. Он повторяет вопрос, понижая голос до шёпота: — Чем ты вообще думал, Хаз? Из позы Гарри немного уходит напряжение — возможно, под влиянием прозвища. Луи не собирался его использовать, но рядом с Гарри ему очень тяжело выстроить вокруг себя защиту — это попросту противоречит всем его инстинктам. — Я и не думал, — тихо отвечает Гарри. — Я только… Я наконец решил посмотреть фотографии — те, что сделал тут. Я их, ну, избегал первые пару недель, и я был… — Он обрывает себя на полуслове, и несколько долгих секунд тишину нарушает лиш шум океана и бьющееся у самого горла Луи сердце. Затем Гарри вздыхает, щурясь, поднимает взгляд на солнце, и хриплым голосом продолжает: — Всё так запуталось, понимаешь? Из всех друзей рядом со мной на тот момент был только Найл, потому что остальные дружили и с тобой тоже, и разве я мог ставить их перед выбором? И мне казалось, что я вроде как застрял в промежуточной фазе: уже не тот, кем был раньше, но ещё и не тот, кем должен стать. Ещё и эти попытки Джейми вернуть меня назад, и ты такой далёкий… — Он снова опускает взгляд, останавливая его на лице Луи. — Такой яркий. Вот ты каким был. Вот ты какой. «Летний свет, — всплывает у Луи в голове. — Знаешь, ты как будто мой личный летний свет». Тогда Гарри произнёс эти слова с таким трепетом, и сейчас, кажется, трепет снова его охватывает и он будто даже забывает, что именно хотел сказать. Луи дотрагивается до его шеи, едва задевая кожу подушечками пальцев, но Гарри тут же льнёт к прикосновению. — Продолжай, — подсказывает Луи. — Да, так вот. — Гарри откашливается и быстро моргает. Затем делает глубокий вдох. — Так вот, когда я наконец набрался смелости и посмотрел те фотографии… Я должен был тебя увидеть. Я правда, правда должен был тебя увидеть, мне казалось… что это наведёт порядок в моей голове. — Это было эгоистично, — говорит ему Луи, и в его голосе почти совсем нет тепла. Всё тело ноет, но есть в этой боли что-то приятное, как на утро после тяжёлой тренировки. — То есть окей, я понимаю. Я понимаю, что сейчас тебе хочется немного побыть эгоистом, но есть разница между тем, чтобы не делиться своим одеялом или забирать себе последний кусок пиццы, и тем… Что ты со мной сделал. Просто… вот так бросил. — Он говорит это, но в противовес своим же словам неосознанно протягивает к Гарри руку. Костяшками проводит по коже на его животе. — Ты должен был понимать. — Да, должен был. — Кивнув, Гарри ловит руку Луи в свои и сжимает её легонько, едва ощутимо. Все силы, видимо, уходят на то, чтобы говорить дальше. — Я должен был. Но просто… не понимал. — Как ты мог не понимать? — Я не подумал. За словами следует пауза. Гарри мягко тянет руку Луи на себя, как бы спрашивая разрешения, и тот колеблется всего лишь секунду, а затем всё-таки сдаётся перед надеждой, так явно написанной у Гарри на лице. Подойдя на шаг ближе, Луи опускает ладонь ему на грудь и, кажется, даже сквозь плотный слой неопрена чувствует бешеный стук его сердца. — Спасибо, — слабо, неразборчиво шепчет Гарри. — Не за что, — выдавливает Луи. — Теперь объясни. Глядя на их сложенные вместе руки, Гарри хмурится. — Ну, как я уже сказал, я не подумал. Я и так был весь на нервах, а потом ещё посмотрел фотографии, и мне стало ясно одно: я должен тебя увидеть. Потому что с тобой всё всегда встаёт на свои места. — Он коротко сжимает ладонь Луи, и тот переплетает их пальцы. Его лицо горит, а кожа на скулах кажется слишком тонкой. — Это не объяснение. — Он старается говорить ровно, не даёт мыслям закружиться, точно пылинкам, пойманным в луч прожектора. — Объясни. — Не думаю, что могу. Как объяснить панику? В ней нет логики. — Гарри на мгновение прикрывает глаза, будто пытаясь сосредоточиться. Когда он открывает их снова, в его взгляде чувствуется твёрдость. — Было похоже… Я приехал, и мы так легко вернулись к тому, на чём закончили, так… Будто были созданы для этого. А потом я проснулся, а ты всё ещё спал, и я подумал… Блять. — Это ругательство не громче вздоха, и, пробормотав его, Гарри высвобождает руку и запускает её в волосы, выдавая этим до боли привычным жестом своё волнение. — Блять, — всё так же тихо повторяет он. В отдалении появляется пара отдыхающих, и как они могут смеяться, когда у Луи живот крутит от напряжения? Такое ощущение, что этот день длится неделю, а время едва ли перевалило за полдень. — Я подумал, — тихо продолжает Гарри, как только пара удаляется, — что никогда больше не хочу уезжать. Что я столько готов ради тебя сделать, готов сделать буквально всё, о чём ты ни попросишь, хотя едва ли понимаю, кто я и чего хочу сам. То есть… Боже. На тот момент, со всей этой неразберихой вокруг, я просто не смог уложить у себя в голове эту мысль. И запаниковал. Пару секунд Луи молча обдумывает его слова. Так, окей. По крайней мере, в планах у Гарри не было потрахаться, а потом снова бросить Луи. Слепая паника. Слепая паника, очень похожая на ту, которую почувствовал Луи, когда много лет назад едва не треснул Дина за то, что тот его поцеловал, всего лишь столкнул лицом к лицу с тем, чего Луи и так безумно сильно хотелось. Но Луи его не ударил. Ему хватило на это смелости даже в свои шестнадцать. Но он был к этому близок. А ему ведь не довелось годы жить в пучине нездоровой лжи. «Ты представляешь вообще?» Опустив свободную руку Гарри на талию, Луи впивается пальцами в неопрен. На лице Гарри вспыхивает облегчение, и он придвигается ближе — так близко, что Луи чувствует на коже призрачные прикосновения его выдохов, чувствует, как с каждым вдохом вздымается его живот. Близко, близко, почти так близко, как нужно. — Значит, — приглушённо бормочет Луи, — обратного билета у тебя с собой тогда не было? — Нет. — Гарри качает головой, не сводя с него внимательного взгляда. — Купил билет только в один конец. Это было очень спонтанное умопомешательство. Я сюда ехал совсем без плана, просто должен был тебя увидеть, и… — А полароидные снимки зачем забрал? — прерывает его Луи. Он усиливает хватку на его талии, и ноздри Гарри раздуваются от резкого вдоха. — Мне нужно было что-то забрать. Не знаю. Мне нужно было уйти, но ещё мне нужно было оставить себе какое-то напоминание о тебе, о нас, и… К тому же… Я решил, что не должен заваливать тебя моими проблемами, когда у тебя своих навалом, отчасти ещё и поэтому… Я ведь совсем ни в чём не был уверен. — А может, мне хотелось разбираться с твоими проблемами, — говорит Луи. — Это тебе в голову не приходило? — Всё может быть. — На пару мгновений взгляд Гарри задерживается на лице Луи, а затем следует кивок. Едва заметно пожав плечами, он продолжает так тихо, что Луи с трудом удаётся разобрать слова: — Прости. Прошу, пожалуйста, прости. Если ты дашь мне ещё один шанс, клянусь, я никогда в жизни больше так не поступлю. Луи хочет ему верить. Он так сильно хочет верить Гарри, что это желание распирает его грудь, а в лёгких не хватает воздуха. — Откуда такая уверенность? — Просто я уверен в этом. — Улыбка внезапно появляется на его лице, такая же тёплая и неожиданная, как пробившийся сквозь густую листву солнечный луч. И вау, банальнее этой метафоры могут быть только поцелуи под дождём, но… Что сказать, из-за Гарри Луи начинает мыслить банальностями, и хрен он возьмёт свои слова обратно. — Уверен в тебе. И в себе тоже. Это. Ты и я. Мы. Это уже похоже на мантру, клятву, которую нельзя воспринимать легкомысленно. Которая будет иметь силу долгие годы. Мы. Ты и я, мы. Это. Боже правый, Луи никак, совсем никак не может отказать Гарри. Он будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, будет жалеть, что, возможно, упустил навсегда что-то по-настоящему восхитительное. Нет, это и правда не такое уж и сложное решение. Наклонив голову, Луи касается губами его шеи, чувствуя вкус солёной воды. Гарри сильнее сжимает его руку и весь напрягается, будто боится резким движением разрушить этот момент. Его голос едва слышен. — Лу? Ты… — Привет. — Луи прячет в его коже улыбку. Он вдруг чувствует себя таким лёгким, как пёрышко. Парящим. — Мне тут стало интересно… Ты теперь определился, действительно ли Hallelujah твоя любимая песня? Гарри опускает одну руку Луи на поясницу, слегка надавливая на обтянутую неопреном кожу. — Ты запомнил? — Ну разумеется. Я запомнил тебя. — Получается нежнее, чем Луи планировал, но вполне под стать ласковому ноябрьскому солнцу и ритмичному плеску накатывающих на берег волн. Гарри ничего не отвечает, и Луи отстраняется, заглядывая ему в глаза. — Ты чего? Гарри пытается улыбнуться снова, но его губы дрожат. — Просто я… Я очень по тебе скучал. Прости. Прости, что струсил, прости, что… — Я тоже вроде как скучал, — перебивает его Луи. — Так, совсем чуть-чуть. Это правда, это чистая правда, и даже если он чувствует себя до ужаса уязвимым из-за этого признания, наградой ему служит то, как напряжение наконец покидает тело Гарри, и он медленно обмякает в его руках. Луи даже не осознавал, насколько скованным он был всё это время. Они всё ещё стоят лицом к лицу, их тела плотно прижаты друг к другу, уже так близко, но этого всё ещё не совсем достаточно. Но полдела сделано. — Честное слово, я так сильно по тебе скучал. — Гарри подаётся вперёд. Он не отводит взгляд от губ Луи, а слова его не громче шёпота. — И да, точно. Hallelujah — классная песня, с этим не поспоришь. Но знаешь, она всё-таки немного депрессивная, а это не то чтобы мне подходит. — Он опускает голову, глядя на Луи из-под ресниц. — Думаю, мне больше по душе что-то из песен The 1975. Может, Chocolate. Знаешь её? Ближе, ближе. Сейчас Луи знает только одно: он очень сильно хочет поцеловать Гарри. И никогда не останавливаться, никогда больше не останавливаться, «нет, мы никогда не перестанем, никогда не перестанем, нет», — напевает Гарри, волны плещутся у их ног, и да, конечно же, Луи знает эту песню. Его голос кажется охрипшим. — И сейчас, здесь, со мной — это ты? — Да. — Гарри отвечает без малейшего колебания, просто и уверенно, а его глаза светятся упрямством. — Это я. Это правда я. Понимаешь, не думаю, что секс без обязательств — это про меня, и это не… Я хочу… — Закусив нижнюю губу, он замолкает, но не опускает взгляда. Рёбра впиваются Луи в лёгкие. — Чего ты хочешь? Чего ты хочешь от меня? — Хочу называть тебя своим парнем. — Резко выдохнув, Гарри втягивает воздух через нос. — Можно? Можно я буду называть тебя своим парнем? Meu namorado? Это португальское «мой парень» эхом отдаётся у Луи в голове. Слова перекатываются у Гарри на языке, словно он пробует их на вкус, и его медленный глубокий голос делает из них что-то совершенно непристойное. Луи хочет сцеловать их с его губ, хочет отсасывать Гарри и слушать, как он бормочет что-то на португальском и постепенно слова становятся всё менее разборчивыми, а слоги сливаются друг с другом. Хочет, хочет. Он не пойдёт на поводу у ёбаного страха. Луи обхватывает запястье Гарри там, где рукав гидрокостюма открывает небольшую полоску голой кожи, и сжимает пальцы. Ресницы Гарри трепещут, а затем взгляд снова обретает фокус. Его переносица блестит от солнца. — Если уж идти на это, — Луи ослабляет хватку, — то идти до конца. Ты ведь понимаешь, да? Я тебе не мальчик на одну ночь, мне нужно, чтобы ты… был рядом. Я не хочу… Не хочу типа менять тебя или что-то такое, но если ты так и будешь жить прошлым… — Он снова сжимает ладонь и видит, как тяжелеют веки Гарри. — Мне нужно, чтобы ты был со мной. Понял? — Я и хочу до конца. — Держась почти неподвижно, он смотрит на Луи из-под ресниц. — Луи. Я ради тебя начал учить португальский. Потому что планирую часто с тобой видеться. — Хорошо. — Луи кивает и делает вдох. — Хорошо. Иди сюда. Хорошо. Он резко тянет Гарри за запястье, тот врезается ему в грудь, и, утягивая его в поцелуй, Луи встречает уже приоткрытые губы. Как было бы просто отдаться ему целиком, спустить тормоза и забыть об этом зудящем беспокойстве где-то на задворках сознания, затаившемся там сомнении: возможно, только возможно, Гарри всё ещё не знает, кто он на самом деле, возможно, он просто сбит с толку, ведь Луи помог ему испытать то, чего он больше ни с кем не испытывал. Возможно, Гарри ошибается и принимает желаемое за действительное. А возможно нет. Возможно, он сказал правду, возможно, он действительно знает, чего хочет, и понимает теперь, что Луи никогда не захочет его ограничивать, никогда не захочет видеть, как он теряет самого себя. Всё возможно. Луи старается сохранить поцелуй лёгким и нежным и отстраняется, едва Гарри пытается его углубить. Ещё рано. Ещё рано. Моргнув, Гарри поднимает на него взгляд, и его глаза такие зелёные, губы до смешного розовые, а в волосах путаются искры солнечного света, и Луи почти передумывает, но нет. Нет. Опустив палец на нижнюю губу Гарри, он улыбается. — Эй, куда так спешишь? Уж не знаю, как ты, а я прошлой ночью почти не спал, так что с радостью вздремнул бы сейчас. Какое-то время Гарри тихо его изучает будто бы сквозь туманную пелену, а потом наконец стряхивает наваждение. Его взгляд проясняется. — Да, я, э-э… Да. Я прошлой ночью совсем не спал, так что… Мне бы вздремнуть тоже не помешало. Теперь, когда его подозрения оправдались, Луи не знает, как раньше не замечал тёмные мешки под его глазами, не замечал эти усталые, серые круги. И всё равно с этой его бледной кожей и спутанной копной мокрых тёмных кудрей Гарри красивее всего, что Луи когда-либо доводилось видеть. Возможно, Луи предвзят. Он снова утягивает Гарри в объятия и, когда тот сворачивается у него на груди, изо всех сил старается укрыть его со всех сторон, несмотря на их разницу в росте. Получается плохо, но Гарри всё равно утыкается носом ему в шею, и Луи чувствует его влажное дыхание на своей коже. Несколько долгих мгновений они так и стоят, крепко обнимаясь и дыша друг с другом в унисон, пока их окутывает ласковый прилив. Наконец Луи выпрямляется и, дождавшись, когда Гарри его отпустит, отходит на шаг назад. На бёдрах до сих пор болтается грузовой пояс, и ах да, точно, пожалуй, перед сном им стоит вернуть снаряжение на место, вытереться и переодеться в нормальную одежду. Точно. Но это детали. Гораздо важнее то, что Гарри смотрит на него с такой теплотой, от которой у Луи сводит живот. Он отступает ещё на шаг. — Спать, — объявляет он. — Давай только сначала закинем это всё в центр, а потом пойдём спать. Ну и дальше уже видно будет. Идёт? — Идёт, — тихо соглашается Гарри. Улыбаясь, он приседает на корточки и подбирает свой жилет. Его долговязое, обтянутое чёрным неопреном тело приковывает к себе взгляд, и Луи с трудом заставляет себя его отвести.* * *
В коттедже тихо — никаких признаков того, что вернулся кто-то ещё. Раздевшись до трусов и футболок, они ложатся на кровать Луи, укрываясь одним одеялом на двоих. Нужно будет на ночь выпросить у Элеонор второе, да и вообще на будущее, и да, чёрт возьми, Луи уже думает о будущем, о завтрашнем дне. Он натягивает одеяло им на плечи и хватает Гарри за футболку, крепко сжимая в руке ткань. — Клянусь богом, Стайлс, если, когда я проснусь, тебя здесь не будет, я тебе и слова больше не скажу. Никогда. — Никаких больше побегов. — Одарив его уверенным взглядом, Гарри качает головой и подаётся вперёд, проводя носом по челюсти Луи. — Я буду здесь. Обещаю. Обещаю. Чувствуя под щекой кудри Гарри и упираясь костяшками ему в грудь, Луи закрывает глаза.* * *
Луи просыпается в одиночестве. Его тут же охватывает паника, но она так же быстро сменяется осознанием: дверь в комнату приоткрыта, одежда Гарри по-прежнему лежит на столе, а с кухни доносятся голоса. Ладно. Хорошо, всё в порядке, нет никакого повода для истерики, господи. Свесив с кровати ноги, Луи бросает взгляд на часы, выясняя, что проспал почти целых три часа. Тогда ладно. Не виноват же Гарри в том, что заскучал. Из комнаты Луи выходит на цыпочках и подкрадывается к кухне как раз в тот момент, когда оттуда доносится голос Лиама: — Ну ладно. Но если ты ещё хоть раз… — Ни за что, — быстро, настойчиво перебивает его Гарри. — Я был дураком и не знал, чего хочу. Но теперь знаю. Я знаю. Знаю. И я не настолько глуп, чтобы рисковать лучшим, что… ну, ты понимаешь. Больше ни разу. Больше никогда. Пауза. Наконец Лиам отвечает: — Ладно, хорошо, смотри у меня. Они с Гарри как раз заканчивают обниматься, когда на кухню входит Луи и останавливается, пытаясь скрыть улыбку. Он склоняет голову на бок. — Ничего не хотите мне рассказать? Нам с Найлом пора волноваться? Фыркнув, Лиам делает шаг в сторону. — Ага, щас. Гарри, кстати, делает тебе обед в постель. — Пытаюсь, — поправляет его Гарри. — Серьёзно? — Луи проходит через кухню и в качестве приветствия отбивает кулак Лиама, направляющегося к выходу. — Ещё увидимся, — бросает Лиам, и вот на кухне остаются только они вдвоём, только Луи и Гарри, Гарри и Луи. На мгновение в воздухе повисает напряжение, но затем Луи берёт себя в руки и подходит ближе к Гарри, заглядывая ему в лицо. После короткого сна он выглядит куда бодрее, его глаза сияют, а влажные волосы спадают на шею маленькими завитками. Луи поднимается на цыпочки и целует его в щёку, и Гарри краснеет. Краснеет. Луи хочется кричать от восторга. Вместо этого он прижимается к Гарри сбоку и опускает взгляд на плиту. — А что это? Оно уже готово? — Просто паста с томатным соусом. — Гарри слабо пожимает плечами, ни капли этим не мешая Луи его обнимать. — У вас тут почти ничего нет, но мне не хотелось идти в отель за нормальной едой. Подумал, что мало ли ты проснёшься и… Ну, ты знаешь. Смысл его слов ясен как день, и тот факт, что он не захотел даже пятнадцати минут тратить на поход до отеля и обратно, что он понимает, как сложно Луи поверить в реальность происходящего… Для Луи это важно. Это очень, очень важно для него. Луи снова его целует, и на этот раз глубоко. Он проскальзывает языком Гарри в рот и подталкивает его назад прямо к кухонным шкафчикам. Слегка ссутулившись, Гарри поворачивается к нему всем телом, опускает руки Луи на талию и раздвигает ноги, давая ему встать между ними. Они не отлипают друг от друга до тех пор, пока Гарри не подскакивает от запаха горелого соуса. Он испуганно таращится на плиту и наконец, тихо ругаясь себе под нос, выбирается из рук Луи, на его смех отвечая коротким: — Не смешно, это был твой обед. — Компенсируешь мне его ужином, — предлагает Луи, и Гарри на миг замирает, а затем поворачивается к нему с широкой улыбкой на лице. — Это я могу. — Это будет свидание, — говорит ему Луи, и улыбка Гарри становится всё шире и шире, пока на его щеках не появляются глубокие ямочки.* * *
В итоге соус пригорает и превращается в буро-чёрную массу, а паста разваривается в кашу, так что пообедать они решают в баре на пляже, где соприкасаются под столом ногами, пока Луи обменивается с Ником плохо завуалированными оскорблениями. Будто колесо сансары дало оборот. После они гуляют по пляжу, и хоть Луи и высмеивает Гарри и его банальные представления о первом свидании, руку его всё равно не отпускает. Не-а, простите, это обязательно. Всё ради того, чтобы Гарри не споткнулся о собственные ноги, только и всего. Луи должен ему сказать, что собирается переехать в Ливерпуль. И он уже собирается сделать это, правда собирается… но тут Гарри поворачивается к нему с этими растрёпанными ветром волосами, с этой ослепительной улыбкой и зелёными-зелёными глазами, и тогда уже гораздо важнее становится необходимость покрыть его засосами, заставить задыхаться и смотреть на Луи с открытым ртом и расширенными зрачками. — В кровать, — говорит Луи, перебивая Гарри, который только-только пускается в рассказ о том, какие фахитас он собирается готовит на ужин. Гарри резко замолкает, а его взгляд застывает на лице Луи. Он обнажён по пояс, вечернее солнце красиво подсвечивает его бледную кожу, и Луи так хочется снова увидеть на нём загар, но ещё ему хочется увидеть его в тусклом свете Лондонской зимы, хочется увидеть, как он кутается в одеяло, сидя на улице в первый день весны и готовясь к занятиям, хочется всего и сразу и даже больше. Желание зудит у Луи под кожей, кровь кипит от напряжения и заставляет его сделать шаг вперёд, запрокинуть голову и посмотреть Гарри в глаза. — В кровать, — настойчиво повторяет он. — Мне ещё вчера нужно было забраться тебе в штаны. А здесь для этого не место. Гарри коротко и быстро кивает. Ответить словами он, похоже, не в состоянии.* * *
Луи захлопывает дверь, выпутывается из рук Гарри и тяжело садится на кровать. — Раздевайся, — отчасти просит, отчасти командует он. Склонив голову и глядя на Луи из-под ресниц, Гарри стаскивает джинсовые шорты со своих бесконечно длинных ног. Он уже наполовину возбуждён, а Луи всего-то зажал его в коридоре у стены и целовал до тех пор, пока они оба совсем не потеряли голову, задыхаясь от отчаянного желания, а Гарри не начал без конца повторять «Por favor» ещё более глубоким, чем обычно, голосом. — Иди сюда, — мягко говорит Луи, раздвигая ноги. Гарри встаёт между ними и прижимается коленом к выпуклости под его шортами, полностью обнажённый и совершенно не смущающийся своей наготы. Боже правый, Луи понятия не имеет, как умудрился не сорваться и не завалить его на кровать ещё несколько часов назад. Всё это время он, судя по всему, обладал просто нечеловеческим терпением и даже не подозревал об этом. Он наклоняется вперёд, носом задевая пупок Гарри, и касается губами тонкой дорожки волос, уходящей вниз. «Путь искупления», — думает Луи, пряча улыбку в его животе. Или, может, это путь разрушения, но… нет. Нет, это даже не смешно, потому что в прошлый раз всё было по-другому. Теперь же всё правильно, всё как надо, на всё есть обоснованные причины. На всё. Луи проводит зубами по тазобедренной косточке Гарри, слыша в ответ слабый вздох и чувствуя пальцы в своих волосах. — Хочешь, оставлю засос? — спрашивает он, поднимая взгляд. — Пожалуйста. — В голосе Гарри уже слышна восхитительная хрипотца. И всё это для Луи, только для Луи, потому что делиться он не собирается. — Как скажешь. — Луи впивается зубами в кремовую кожу, и в нос ему ударяет горячий, мускусный запах возбуждения. Колени Гарри слабо подгибаются от боли, и Луи хватает его за бёдра, чувствуя крепкие мышцы под кончиками пальцев. Отстранившись, он поднимает взгляд и видит расширенные зрачки и покрасневшие щёки, а с губ Гарри срывается дрожащий вздох. Его руки всё ещё запутаны у Луи в волосах, и когда он легонько, только чтобы выразить своё желание, за них дёргает, Луи запрокидывает голову и сильнее впивается пальцами в его кожу. Не то чтобы он против время от времени передавать Гарри контроль, но уж если тот так этого хочет, ему придётся это право заслужить. — Скажи, — голос Гарри напоминает тёмный, выдержанный виски, — что не делал этого с тем парнем, с которым переспал. Скажи, что не оставлял на нём своих меток, что это только для меня, что ты… Оу. Луи ослабляет хватку и слегка отстраняется. — Поэтому ты здесь? Запрыгнул на первый попавшийся самолёт, потому что приревновал? — Что? Нет. — Гарри качает головой, и его кудри слегка пружинят. — То есть да, я и правда приревновал, и я ревную, но я не поэтому… Я не хочу, чтобы кто-то ещё тебя касался, я хочу… ты знаешь чего. — Он немного торопится и путается в собственных словах, хмуря брови. — Но я не поэтому приехал. Не поэтому. Это… После того, как ты послал меня, типа, дважды, сначала на Фэйсбуке, а потом когда я попросил тебя со мной встретиться… Я подумал, что это конец и что я, ну, заслужил это. Ты меня отверг, и я заслужил это. Даже если мне пиздец как было больно, даже если я себя чувствовал… — Он обрывает себя на полуслове, его глаза блестят от влаги, и сам он выглядит разбитым. Луи инстинктивно запускает руку ему в волосы, и одного этого прикосновения хватает, чтобы вытянуть Гарри из воспоминаний. Он моргает, прогоняя слёзы, и медленно, грустно продолжает: — Но я это заслужил. Да. Но потом ты принял мою заявку в друзья, и я подумал, ну, ты знаешь… подумал, что вдруг. Я подумал, что, может, ещё не всё потеряно и, может, у меня есть шанс. Поэтому я здесь. Потому что даже после ночи с кем-то другим ты всё ещё думал обо мне. Всегда, Луи всегда думает о Гарри. Он скользит ладонями выше и опускает их на его задницу. — Не было никакого парня. — Что? — Гарри морщит лоб и щурится, и Луи коротко целует его прямо в наливающийся синяк. — Не было никакого парня, — повторяет он. — Я соврал. Мне просто хотелось… Ты сделал мне больно, и я захотел тебе отомстить. Вот. Какое-то время Гарри вообще не двигается. Затем он толкает Луи на кровать, садится сверху и придавливает его тело своим. Волосы у него на голове торчат в разные стороны, и их кончики кажутся бронзовыми в свете солнца, обрамляющем его силуэт. На его лице широкая, искренняя улыбка, которая проникает Луи в кровь, как крепкое вино. — Больше никого? — спрашивает Гарри. — Правда? — После тебя никого. Был один… Но с ним ничего не вышло, я не смог. Это казалось неправильным. Прости, что заставил тебя думать, будто я… Прости, что соврал, только чтобы сделать тебе больно. Это было неправильно. — Луи качает головой, лёгким движением пальца очерчивая переносицу Гарри и опускаясь к впадинке над его верхней губой. Следующий вопрос звучит тихо, едва громче шёпота: — А у тебя? Сколько?.. Гарри отводит взгляд. — Три. Или, вернее, два с половиной. Два. Или три. Кроме Луи ещё три человека прикасались к Гарри вот так, держали его так же крепко. Луи пытается, пытается изо всех сил не представлять Гарри ни с кем другим, но у него не выходит. Конечно же, не выходит, и он роняет руку на кровать и напрягается всем телом под весом придавившего его Гарри. Напряжение просачивается и в его голос. — С половиной? Что это вообще значит? — Это значит, что я, э-э… — Ресницы Гарри резко выделяются на фоне белоснежной кожи. Сглотнув, он чуть приподнимается, ненароком так приятно проезжаясь по промежности Луи, что тот, вопреки всему, подаётся бёдрами навстречу прикосновению. Его тело — самый настоящий предатель, чёрт бы его побрал. — Что ты что? — спрашивает он, когда Гарри опускает голову и, приоткрыв губы, с шумом втягивает воздух. — Сбежал от него. — Он старается сконцентрироваться, но это, судя по всему, даётся ему с трудом. Слова звучат так, будто их из него вытягивают клещами. — Просто я… Понимаешь, я пытался убедить себя, что это всё просто… просто мои домыслы. Эти чувства к тебе. И я сказал себе, что дело только в сексе, потому что не хотел этих чувств, они меня пугали, вот я и попытался… Типа того. — Он быстро моргает пару раз, и его голос слегка дрожит. — Но я сам себя обманывал, потому что дело было только в тебе. С другими мне даже не особо понравилось. Мне не хотелось, чтобы они оставляли на мне засосы, и я им не позволил. Ну, тем двоим. То есть не то чтобы это было плохо, просто… — Пауза. — Это был не ты. И всё же Гарри с ними потрахался. Господи. — И ты просто решил сбежать от них? Так же, как от меня? — Это другое, — поспешно отвечает Гарри и поднимает на Луи ясный взгляд, из которого испарились все следы туманной дымки. Наклонившись вперёд, он опускает ладонь Луи на рёбра, за которыми тяжело бьётся его сердце. — Это совсем другое. От него я убежал потому, что понял, что хочу совсем не этого. Что ничего не хочу ни с кем, кроме тебя. — Он качает головой, надавливая пальцами на кожу Луи, и с серьёзностью в голосе продолжает: — А с тобой было наоборот. Я убежал потому, что буквально задыхался от того, как сильно этого хотел. — Хорошо, — тихо отвечает Луи. И да, всё правда хорошо — плевать на противное чувство, засевшее где-то глубоко внутри, ведь всё это в прошлом, в прошлом. Может, не сделав этот крюк, Гарри не оказался бы здесь. Луи хватает его за талию, Гарри вздрагивает всем телом, и мышцы сокращаются на его животе. Вечерний свет окрашивает его самыми нежными оттенками, красиво подсвечивает километры обнажённой кожи, которую Луи хочет исследовать зубами, усыпать метками, кричащими о том, что Гарри принадлежит ему. Он как раз собирается об этом сказать, как вдруг Гарри прочищает горло и его тёплое дыхание опаляет губы Луи. — Когда я сбежал от того последнего… Сразу после этого я выложил на Фэйсбук тот пост, потому что очень боялся тебе звонить. А потом я пошёл к Зейну, и… — Зачем? — перебивает Луи. — Зачем было встречаться с Зейном? Он ведь мог знать, что ты снова меня бросил. Ты об этом не думал? Гарри слабо пожимает плечами. Их лица находятся так близко друг к другу, что Луи может разглядеть в его радужках крохотные голубые искорки. — Я надеялся, он скажет тебе, что я… Я подумал, что вдруг, если я заставлю его убедиться в серьёзности моих намерений… — Но он сказал, что ты меня даже не упомянул. — Я зассал. Я вроде как, э-э… — На его губах мелькает самоироничная улыбка, но тут же снова исчезает. — Я стараюсь избавиться от этой привычки. Ну, перестать быть таким ссыклом. Типа того. Потом я стал искать курсы португальского, потому что подумал, что если я хочу, чтобы ты меня простил, то мне нужно предложить хоть что-то в ответ. Не мог же я и дальше тобой пользоваться. Взамен тоже нужно было что-то сделать. Что-то болит у Луи в груди от того, каким маленьким сейчас кажется Гарри. — Ты сделал. — Для большей убедительности Луи надавливает большим пальцем на мягкую кожу его бедра. — И продолжаешь делать. Ты был рядом, когда мне звонила сестра, когда был весь этот замес с отцом, и дело не только… Знаешь, ты помог мне кое-что понять. Чего я хочу, как планирую жить, куда собираюсь двигаться дальше. «Ливерпуль, я переезжаю в Ливерпуль». Луи ёрзает под Гарри, ненароком задумываясь о том, что между их телами сейчас нет ничего, кроме его собственных тонких плавок. Взгляд Гарри затуманивается, он закусывает губу и заглядывает Луи в глаза. Его слова звучат увесисто, серьёзно. — А ты научил меня тому, что за кое-что в этой жизни стоит бороться. Никогда у меня не было для этого причин, никогда раньше. Словно золотой солнечный свет, словно ярко сияющее обещание, это признание проникает Луи в кровь. — А теперь появились? — Теперь это ты. — Гарри смотрит на него прямо, смело, его пальцы лежат прямо над сердцем Луи. Будто претендуя на него. — Просто… Луи. Не думаю, что я хорош в сексе без обязательств. Да и не моё это. Ладно. Ладно. Протяжно выдохнув, Луи протягивает к нему свободную руку. Ладно. — Тогда можем вместе придумать что-нибудь с обязательствами. — Подушечкой пальца он очерчивает нижнюю губу Гарри, и улыбка расцветает под его прикосновением. — Бойфренды с обязательствами? — спрашивает Гарри, глядя на Луи с такой надеждой, что тому сдавливает горло. — Ага. Бойфренды с обязательствами. С этими словами Луи притягивает его к себе и целует, вскидывая бёдра и потираясь о член Гарри своей эрекцией, всё ещё скрытой под тканью плавок. Гарри выдыхает ему в губы, и Луи, расценив это как приглашение, проникает ему в рот и начинает его грубо вылизывать, сплетая их языки, и Гарри буквально плавится у него в руках, придавливая его к кровати. Луи снова выгибает спину, и на этот раз Гарри подаётся ему навстречу — так резко, сильно и до одури хорошо, что Луи приходится на миг отвернуться, только чтобы перевести дыхание. Тем временем Гарри продолжает выписывать бёдрами небольшие круги, одной рукой упираясь Луи в грудь, а другую опустив чуть выше его головы. Когда он склоняется ниже, Луи поворачивается обратно и поднимает на него взгляд. Они смотрят друг другу в глаза, жадно глотая воздух, и Гарри, устроившись прямо над выпуклостью в плавках Луи, сильнее к нему прижимается. Воздух кажется густым, точно патока, а секунды растягиваются, как жевательная резинка. — Привет, — немного надрывно выдыхает Луи. Он запускает руку Гарри в волосы и разводит колени шире, и от приятного трения, возникающего с каждым движением, искры бегут вверх по его позвоночнику. — Привет, — отзывается Гарри. Он улыбается, и Луи улыбается ему в ответ, и тут Гарри опускает голову и прижимается к его лбу своим, опаляя горячим дыханием его губы и держа глаза широко открытыми. Их лица так близко друг к другу, что вокруг всё слегка расплывается. Луи резко тянет Гарри за волосы, и тот закрывает глаза, а воздух вырывается из его лёгких с протяжным стоном. — Скажи, что останешься, — требует Луи, но звучит это не совсем разборчиво, глухо. — Пообещай, что утром будешь здесь. — Обещаю. — Бормотание Гарри становится почти совсем бессвязным, а чёрные зрачки затапливают радужку. Он смотрит на Луи из-под полуприкрытых век, выписывая бёдрами небольшие круги, от каждого из которых по телу разливается волна тепла. — Я больше не убегу. Останусь до тех пор, пока ты сам меня не прогонишь. — Может надолго затянуться, — отчаянно и надрывно предупреждает Луи. Он крепче сжимает в руке волосы Гарри, ещё раз вскидывает бёдра, и о, блять, под этим углом даже лучше. В низу живота скапливается напряжение, а по спине пробегает электрический ток, от которого тяжелеют веки. — Да, хорошо. Надолго — это хорошо, — совсем тихо бормочет Гарри. — Namorado. Meu namorado. «Бойфренд, мой бойфренд». Луи весь вжимается в Гарри, и напряжение закручивается в животе узлом. — O meu namorado, — исправляет, подтверждает он, и, похоже, это подталкивает Гарри почти к самому краю: он вздрагивает у Луи в руках и издаёт задушенный стон. Открыв рот, он смотрит на Луи затуманенным взглядом, и боже, господи, помилуй. Бойфренд. Бойфренд. Луи притягивает Гарри к себе, и так угол получается просто идеальный. Накрывая его губы своими, Луи проталкивает между ними язык и ловит дыхание Гарри, втягивает его и тут же снова выдыхает ему в рот, разделяя на двоих воздух, тепло и преодолевая всё разделяющее их пространство. Неосознанно, он пытается двигаться в одном ритме с короткими, отчаянными толчками Гарри, под веками разливается бархатная темнота, а узел в низу живота затягивается туже. Ярче, выше, тяжёлый и невесомый одновременно. Крепко зажмурившись, Луи последний раз выгибается над кроватью, и в глазах всё белеет. — Бойфренд, — бормочет он, с трудом узнавая свой собственный голос. Жарко, в ушах грохочут волны, а вокруг тёплая влага. Гарри над ним выдыхает что-то, отдалённо похожее на имя Луи, замирает, напрягаясь всем телом, и изливается Луи на живот и плавки. «Грязно и красиво», — думает Луи. Грязно, неопрятно и так красиво, и Гарри красивый, и это всё, и то, что между ними, и они тоже, тоже красивы. Даже успокаиваясь, они всё ещё жадно, настойчиво дышат друг другу в губы. Вдруг Гарри прижимается к челюсти Луи поцелуем, слегка прикусывает кожу, а затем ещё раз и ещё, пока тот не чувствует боль от расцветающего на шее засоса. Метки, которую Гарри сам оставил на нём. Ох. — Вот уж действительно финальный штрих, — кряхтит Луи, едва ли осознавая собственные слова. Гарри смеётся ему в шею, но тут же вздрагивает и валится на него сверху, словно не в силах всё это вынести. Луи тонет в простынях, придавленный абсолютно обмякшим, расслабленным телом. Он тихонько трогает Гарри за плечо. — Слазь с меня. Ты меня раздавишь, великанище. — Вообще-то, для тебя я теперь бойфренд, — отвечает Гарри. Он поднимает голову, и с его лицом опять происходит что-то невозможное: глаза сужаются от восторга, а ямочки на щеках становятся глубокими и до абсурда, до абсурда неотразимыми. Это просто несправедливо. — Бойфренд, — медленно повторяет Луи. Ему нравится, как это звучит. — А ты уверен? А то у меня тут есть одна теория, согласно которой ты на самом деле робот. Знаешь, такой робот, созданный мышками? Посланный ради эксперимента сеять хаос в моих хрупких эмоциях. Ресницы Гарри красиво завиваются кверху, его улыбка становится шире. — Это была отсылка к «Автостопом по галактике»? — Да. — Выходи за меня, — говорит Гарри, и Луи секунду на него пялится, а потом разражается громким смехом и щёлкает Гарри по носу. — Мечтай, Стайлс. Гарри ему улыбается, а когда тянется за поцелуем, Луи ловит его губы на полпути.* * *
Весь день они то занимаются сексом, то просто валяются вдвоём на кровати, и Гарри тихим, гипнотизирующим голосом говорит о том, что без Луи не мог нормально спать, и ещё о том, что любит фотографию за возможность с её помощью запечатлеть что-то особенное, что-то неприметное для большинства людей. Когда же Луи признаётся, что оставил себе его свитер и он всё ещё лежит где-то в глубине шкафа, Гарри называет его маленьким подлым воришкой, а потом осыпает его челюсть лёгкими поцелуями в качестве извинения. Только за ужином их разговор возвращается к желанию Гарри сменить университет и переехать в Фуншал, чтобы они с Луи могли быть ближе друг к другу. Он говорит об этом абсолютно серьёзно, и, может, дело как раз в этом его чересчур рассудительном тоне, или, возможно, в коротких поцелуях, которые он дарит сидящему на столе Луи в перерывах между нарезкой овощей, помешиванием соуса и прочей готовкой… в любом случае, как только Гарри предлагает съездить на день в Фуншал и заценить университет, Луи качает головой и, обхватив его ногами, притягивает к себе. — Ты же понимаешь, что я не могу этого допустить? — спрашивает Луи. — Там даже нет тех предметов, которые ты хочешь изучать, Хаз. По отношению к тебе это будет несправедливо. Ты не можешь ради меня жертвовать собственными интересами. — Но… — начинает Гарри, но осекается, вглядываясь Луи в лицо. Какое-то время он так и молчит, а потом очень мягко произносит: — Спасибо. — За что? — За тебя. — На его левой щеке появляется крошечный намёк на ямочку, и Луи думает: «Робот, робот, робот». Но зато его робот. — Всегда пожалуйста. Да и вообще… — Луи просовывает большой палец под пояс шортов Гарри. — Мне кажется, тупо получится, если ты будешь тут, пока я в Ливерпуле изучаю морскую биологию. Ты не думаешь? Гарри резко выпрямляется. — Ты… Я… Что? — В Ливерпуле, — повторяет Луи. — Ну, знаешь, большой такой портовый город на севере Англии, примерно в двух с половиной часах от Лондона, совсем рядом с Донкастером. У них ещё футбольный клуб крутой. Ни о чём тебе не говорит? Гарри выглядит абсолютно сбитым с толку и смотрит на Луи так, словно тот только что объявил о своём намерении принять обет безбрачия и уйти в монастырь. Луи щёлкает пальцами у него перед носом. — Родной, ты живой там? — Я… С каких это пор ты переезжаешь в Ливерпуль? — Он говорит так медленно и тягуче, словно его только что выдернули из крепкого сна. Огладив пяткой его бедро, Луи упирается рукой в столешницу. На кухне пахнет специями, и для него это, в каком-то смысле, дом, но и Донкастер — дом, и этот мальчик в его руках — дом тоже. Всё зависит только от выбора. — Я об этом уже пару недель думаю. — Свободную руку он запускает Гарри в волосы, нежно массируя кожу головы кончиками пальцев. Будто инстинктивно, Гарри льнёт к прикосновению и прикрывает глаза. — По ряду причин, — продолжает Луи. — Во-первых, раз уж мои родители наконец разводятся, я хочу быть рядом с семьёй, помогать маме и сёстрам. — Они разводятся? — распахнув глаза, переспрашивает Гарри. — Пиздец, ты как? Луи его обнимает. Потому что это Гарри, потому что он невыносимо очаровательный (как и всегда) и потому что с каких это пор Луи нельзя просто так обнимать своего бойфренда? — Нормально. — Скользя губами по коже Гарри, Луи выдыхает слова ему в висок: — Лучше не бывает, если честно. Но я просто хочу быть с ними сейчас, понимаешь? И ещё я посидел на одной лекции с Зейном и решил, что, может, изучать всё это не так уж и скучно. — Только из штанов от восторга не выпрыгни, — дразнит его Гарри, но всё же улыбается, и Луи тычет его в щёку. — Не смей надо мной издеваться, а то я тебя накажу, — советует он. Гарри прищуривается. — В каком смысле накажешь? — Раздену, — отвечает Луи. — Привяжу к моей кровати. Буду снова и снова подводить к краю, пока ты все слова не забудешь. Накажу. Гарри тяжело сглатывает, и Луи ему безмятежно улыбается.* * *
Этой ночью они ложатся в кровать голышом и засыпают в обнимку, а Гарри до пояса натягивает на себя второе одеяло. В крови Луи шумят океанские волны и постепенно его убаюкивают, мысли в голове вьются, точно виноградные лозы, а дыхание медленно выравнивается. Он уже почти проваливается в сон, как вдруг Гарри придвигается ближе и утыкается носом ему в шею. Луи чувствует на груди его руку, но старается не шевелиться. — Ты спишь? — тихо интересуется Гарри. Луи дышит всё так же медленно и глубоко. Минуту в воздухе царит молчание, а затем Гарри вздыхает. — Знаешь, кажется, я люблю тебя. Уверен в этом где-то на девяносто девять процентов. — Темнота комнаты поглощает его слова одно за другим. — Люблю, понимаешь, действительно люблю, с ума сойти можно. Сердце Луи останавливается, а после начинает биться с новой силой, но он надеется, что это ускользает от внимания Гарри. «Я люблю тебя». — Просто, — добавляет тот спустя пару секунд, понижая голос до шёпота и прижимаясь губами к шее Луи, — мне, наверное, нужно больше времени, чтобы признаться. Не хочу с этим торопиться, так что ты это. Если не спишь, просто… ну, ты знаешь. Дай мне, пожалуйста, ещё чуть-чуть времени. — Он веером растопыривает пальцы, тёплой тяжестью давящие Луи на рёбра. — Но я так рад, что ты переезжаешь поближе. А то видеть тебя всего где-то раз в месяц было бы просто невыносимо. Правда. Не открывая глаз, Луи тихонько улыбается себе под нос. Больше времени. Да, хорошо. Сейчас, спиной прижимаясь к груди Гарри, а на шее ощущая его горячее дыхание, он думает, что готов запастись терпением. Пока они с Гарри вместе, Луи может и подождать.