Forza e rispetto

Прошло чуть больше недели с начала старшей школы, и Курису действительно за все это время ни разу не нарушила дисциплину, не давая Хибари и шанса сделать даже незначительное замечание. Не то чтобы ей очень и хотелось: обычные школьные хулиганства вроде разбитых окон, граффити на стенах или же кнопок на стуле учителя казались ей настолько мелкими и незначительными, что на них и время тратить не стоило. Поэтому основными проступками девушки в средней школе были, не считая драк, только постоянные опоздания — не смотря на все ее деяния, совесть позволяла спать ей настолько крепко, что порой Хакуджима не слышала даже будильник. Но сейчас ей приходилось вставать вовремя, и для нее это было в споре с Хибари, наверное, самым сложным. Обычно она приходила за несколько минут до звонка, но в этот день, неожиданно для себя, пришла пораньше. Неторопливо зайдя в кабинет, Курису осмотрелась. До начала урока оставалось чуть больше десяти минут, и большинство ее одноклассников уже были в классе. Пока еще было свободное время, они занимались своими делами либо болтая друг с другом, либо просто сидя в телефонах. За ближайшей к двери партой сидела Сасагава Киоко, одна из главных красавиц школы, занимающая в топе парней почетное второе место после одной спортсменки-третьеклассницы. Она разговаривала со своими подругами, но, увидев вошедшую Курису, отвлеклась от беседы и приветливо замахала ей рукой. — Доброе утро, Курису-сан! — улыбаясь, поздоровалась она. Девушка остановилась и задумчиво перевела на нее взгляд. Сасагава каждое утро упорно здоровалась с ней, ожидая ответного приветствия. Да и не только с ней — Киоко одинаково радушно встречала всех своих одноклассников, со всеми по-приятельски общалась и никому никогда не отказывала в помощи; в представлениях окружающих она была чуть ли не ангелом. Да и сама Курису, когда видела ее лучезарную улыбку и ласковый взгляд, как и все, поддавалась этим чарам, хотела ей поверить. Но обжечься, как уже случилось с ней однажды, она не хотела, и ее несколько циничный ум услужливо подсказывал, что доброта и участливость красавицы могут быть обычным лицемерием для поддержки хорошего имиджа. Метаясь между этими противоречивыми мыслями, в ответ хулиганка рассеяно кивнула и молча села на свое место. Подруга Киоко, Курокава Хана, фыркнула от такой невоспитанности. Но сама же блондинка только миролюбиво улыбнулась и вернулась к прерванному разговору. К доске уверенным шагом вышла бойкая черноволосая девушка с низко посаженными хвостиками и в очках с черной оправой, из-под которых строго смотрели большие изумрудные глаза, и громко хлопнула в ладоши, привлекая внимание к себе. — Всем внимание! Учитель скоро придет, поэтому быстро сдаем мне домашнее задание, — объявила она на весь класс и пошла по рядам собирать тетради. Это была Окамото Мисаки — единогласно выбранная староста класса. Не смотря на ее невысокий рост, внешнюю хрупкость и детские черты лица, она была очень суровой, бескомпромиссной девушкой, могла кого угодно поставить на место колким замечанием, и с которой не просто сложно, а невозможно было спорить. Она производила впечатление человека, который знал все на свете. Ведь если ей задавали какой-либо вопрос, она всегда четко и безошибочно, как по учебнику, давала на него ответ. В классе даже пошептывались и строили теории: «А не робот ли она?». Кто-то сдавал тетради спокойно, даже с какой-то обреченностью во взгляде. Кто-то отдавал нерешительно, оттягивая момент, некоторым и вовсе сдавать было нечего. Первым уроком был древний японский язык, изучение которого началось только в старшей школе. Всего за одну неделю старшеклассники успели убедиться в том, насколько этот предмет сложный и уже сейчас в нем мало что понимали. Как учить его дальше и сдавать экзамены в конце семестра никто и думать не хотел. Собрав тетради, староста недовольно скрестила руки на груди и с укором посмотрела на свой класс. — Пять человек не сдали тетради с домашним заданием, я очень разочарована. Несдавшие опустили глаза. Не от стыда, а от желания не встречаться с Мисаки глазами. У Курису возникла мысль, что они с Хибари точно спелись бы. — Надеюсь, что им сейчас очень стыдно. А еще я надеюсь, — староста сделала многозначительную паузу, а ее очки зловеще блеснули, — что этого больше не повторится, иначе мне придется уведомить ваших родителей и, возможно, завуча для проведения воспитательной беседы. Некоторых ребят прошиб холодный пот от страха. Поставить себя девушка умела, и смогла за короткий срок заработать себе такой авторитет в классе, что все ее серьезно побаивались. Довольная производимым собой эффектом, Окамото положила тетради на учительский стол и вернулась на свое место. «Нет, не спелись бы, — оспорила сама себя Хакуджима, — скорее поубивали бы друг друга, слишком уж они одинаковые». Учитель запаздывал. Прошло уже пять минут с начала урока, а его все не было. До этого молчавшие в ожидании учителя старшеклассники оживились и, решив не терять времени даром, начали разговаривать, причем с каждой минутой все громче. Староста молчала и нервно поглядывала на дверь, постукивая пальцами по парте. Курису, оперевшись подбородком на свою руку, начала проваливаться в сон. Ямамото тоже собирался вздремнуть и, зевнув, положил голову на парту. Вчера он допоздна засиделся за новой игрой и совсем не выспался. Учителем древнего японского языка был Матсушита Казума — сухонький маленький старичок с длинной бородой, глубокими морщинами и добрыми светлыми глазами. На вид он был такой старый, что казалось, что он преподаёт древний японский еще с тех пор, когда он был современным. Спустя еще пять минут дверь в кабинет наконец открылась, но на пороге стоял совсем не Матсушита-сенсей. Вошедший маленький человек в сером костюме и с черными, взъерошенными волосами буднично зашел в класс и, чтобы его было хорошо видно, встал на неизвестно откуда взявшуюся подставку. Все с недоумением смотрели на этого странного человека. Тсуна, узнав его, побледнел. «Только не это!», — про себя простонал он. — Доброе утро, класс. Меня зовут Рибояма-сенсей и сегодня я буду заменять вашего преподавателя по древнему японскому языку. Первым делом он с хитрой улыбкой посмотрел на Саваду Тсунаеши. Тот буквально сжался от страха и ожидания худшего от этого урока. Затем, окинув класс взглядом, бывший аркобалено заметил, что Курису так же продолжала сидя дремать и не обращала на него никакого внимания. Он усмехнулся и, взяв мел, бросил его прямо в лоб девушке. И, конечно же, не промахнулся. Хулиганка дернулась, ойкнула и чуть не упала со стула. Остальные девушки озабоченно поглядывали на Хакуджиму, Гокудера раздраженно цокнул, а Ямамото рассмеялся. — Я вас вспомнил! — сказал Такеши. — Вы ведь уже преподавали у нас в средней школе. Только это была математика. Тсуна перевел удивленный взгляд на друга. «Он что, серьезно не узнал Реборна? Почему его всегда никто не узнает?!» — Вы чего творите? Больно вообще-то! — недовольно произнесла хулиганка, потирая лоб. — Зато поучительно, — скрестив руки за спиной, ответил учитель. — Пора приступить к проверке домашнего задания. И начнем, пожалуй, с вас, Хакуджима-сан. Девушка удивлённо подняла брови, на секунду задумавшись над тем, откуда этот странный учитель мог знать, как ее зовут. — Эм… Я не готова. Реборн даже бровью не повел. Казалось, именно этого ответа он и ожидал. Бывший аркобалено вызвал еще пару человек, и все так же безрезультатно. Тсуна уже было подумал, что Реборн разозлится, но тот только загадочно улыбался, от чего Саваде стало не по себе. Видя, что дело не сдвигается с мертвой точки, Гокудера и Мисаки подняли руки, желая выйти к доске самим. Староста тянула руку так усердно, что уже чуть ли не в проходе стояла, Хаято же сидел в развалку совершенно расслабленно. На самом деле ему было лень выходить, и вызвался он только из-за желания закончить все побыстрее. — Тогда пусть выйдет Савада-кун. От чего-то я уверен, что он точно готов, — полностью проигнорировав отличников, сказал Реборн. В классе послышались смешки. Гокудера, услышав их, злобно зыркнул в сторону весельчаков, и они сразу же испуганно притихли. «Специально вызвал тех, кто точно домашку не сделал!», — обреченно подумал Десятый. Он встал, и еле переставляя ноги, вышел отвечать, прекрасно понимая, что его ждет в случае отказа. Если были бы соревнования по неуверенности в себе, то на первое место Курису поставила бы именно Тсуну. У него была аура человека, который хотел привлекать как можно меньше внимания к себе, жить спокойной и размеренной жизнью без сюрпризов. Даже странно было, что такой до нелепости обычный парень дружит с кем-то вроде Гокудеры Хаято и Ямамото Такеши, ведь они оба были популярными красавчиками и всегда привлекали к себе внимание, что совсем не скажешь о нем. «Странноватая компания», — подумала про себя девушка. Если дружбу с Такеши еще можно было как-то объяснить, то вот с Гокудерой было непонятно — они с Тсуной были полными противоположностями, блондин во всем был лучше Савады, но, тем не менее, отчего-то буквально боготворил его. Вообще, к Хаято Курису относилась если не с дружелюбием, то с некой солидарностью точно. Ведь он был нечистокровным японцем и хулиганом, как и она. А еще он тоже терпеть не мог Хибари и не желал ему подчиняться. Пока наследник Вонголы плелся к доске, Реборн быстро начал писать на ней иероглифы. Даже слишком быстро, ученики и просто прочесть их не успевали, как появлялись новые. И чем больше их появлялось, тем унылее становился Тсуна. — А теперь напиши ко всем этим словам их устаревшие формы, — закончив, приказал Реборн. — Но сенсей, здесь же гораздо больше того, что было задано! — послышался робкий голос Хром с последней парты. Ей было жалко своего босса, и она хотела смягчить его участь. Докуро, хоть и вернулась к Мукуро после битвы представителей, решила продолжать учиться вместе с остальными ребятами из Вонголы. Иллюзионист не возражал и, на удивление, даже поощрял это. — Действительно, здесь еще слова со всех предыдущих тем, — не стал отрицать сильнейший в мире киллер. — Но так как вы это уже проходили, с этим не должно быть проблем, верно? А проблемы, на самом деле, были. Тсунаеши быстро просматривал написанные Реборном иероглифы и с ужасом понимал, что почти не помнит ни одной их устаревшей формы, не смотря на всю свою зубрежку. Он сглотнул и осторожно дотронулся мелом до доски, решив положиться на свою гипер-интуицию Вонголы. «Хоть какая-то от нее польза должна быть…», — решил он и начал медленно вычерчивать первый штрих. Затем второй, третий. Скосив глаза на своего репетитора, который спокойно наблюдал за его действия, Тсуна убедился, что идет в правильном направлении и немного успокоился. Как оказалось, зря. Худо-бедно написав первый иероглиф, он ошибся в написании второго и в итоге вывел такой, которого и вовсе не существовало. Глаза Реборна, увидев это, опасно блеснули. — Сочинительством будешь заниматься на литературе, — сказал он и бросил под ноги своего ученика небольшую бомбу. Какого-либо серьезного урона она нанести не могла, а вот испугать — запросто. От страха Савада подскочил и спрятался за учительский стол. Первоклассники с дикими глазами наблюдали за происходящим. — Что за х… — хотела было выругаться Курису, но не успела она и договорить, как тут же еще одна бомба полетела и к ней. Девушка ловко пригнулась, и снаряд улетел в открытое окно. — Следите за языком, юная леди, — сделал замечание бывший аркобалено. Хакуджима, решив больше не связываться с этим сумасшедшим, прикусила язык и поспешно отвернулась. Пока Реборн отвлекался на нее, Гокудера пытался жестами подсказать Десятому, благодаря чему тот успел написать еще один иероглиф и поправить предыдущий. Однако от киллера ничего не могло укрыться и хранителю урагана в итоге тоже попало. Тсунаеши сразу же почувствовал укол вины и мысленно извинился перед своим другом. «Надо взять себя в руки, иначе Реборн под конец урока всех перебьет!», — запаниковал Савада. От страха он зажмурил глаза и начал писать слова вслепую. Его рука быстро скользила по доске и только каким-то чудом не заходила на написанное его учителем. Он судорожно вспоминал свои домашние уроки, где репетитор буквально вбивал в его голову эти устаревшие иероглифы. Какие-то ему все-таки удавалось вспомнить полностью, некоторые не очень, и только интуиция вела его дальше. Порой он все-таки ошибался, и наказания от Реборна не заставляли себя долго ждать. Закончив, он медленно открыл сначала один глаз, потом второй, и просто уставился на доску. От нервов Тсунаеши немного дрожал и не решался повернуть голову. — Ну вот, можешь же, когда захочешь, — удовлетворенно сказал Реборн. — Можешь сесть на место. Не веря, что его страдания закончились, Тсуна на ватных ногах пошел к своему месту. Его одноклассники сомневались, что он сможет правильно написать хоть что-то и теперь посматривали на него с большим уважением, а Ямамото, сидящий неподалеку, одобрительно похлопал Тсуну по плечу. Остаток урока прошел в непривычной тишине, и даже Хаято с Курису воздерживались от едких комментариев в сторону учителя. Им все еще хотелось жить. После урока Десятый Вонгола сразу же подбежал к Реборну, закономерно вознамерившись высказать свое возмущение. — Это что такое было?! — тихо спросил он, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Ему не хотелось, чтобы одноклассники знали, что они знакомы, но скрывать раздражение все равно было тяжело. Реборн, как обычно, не обращал внимание на недовольство своего ученика. — Ты ведь сам жаловался, что никак устаревшие иероглифы запомнить не можешь, — невозмутимо ответил киллер. — Серьезно? Все только ради этого?! На лице репетитора появилась ехидная улыбка. — А ведь помогло же. Савада хотел было возмутиться снова, но с удивлением обнаружил, что и правда теперь помнит все иероглифы, которые до этого не мог выучить. Он почувствовал себя немногим лучше подопытного кролика и мог только надеяться, что еще в состоянии выучить хоть что-то без угроз со стороны Реборна. — Твои методы обучения точно когда-нибудь сведут меня в могилу, — удрученно сказал он.