Пальцы дрожат, на стекле чертят символы силы, смотрят в холодную тьму орёл и змея, острая боль, словно скальпелем, сердце вскрыла, демон свободы сумел спрятать там смерть огня — огня, что лишён покоя, огня, что с тобою спорит, но не может вывести на свет!
У Неро была мечта. Да, глупая и детская для некоторых, но казавшаяся такой
правильной, что и в мыслях не было, что могло пойти что-то не так.
Но с его феноменально ужасной удачей, конечно же,
всё покатилось к чертям.
Во-первых, Неро хотел стать рыцарем. Не для славы или силы (
может только если самую капельку; нечто в нём громогласно требовало всего этого), но ради защиты своей прекрасной приёмной семьи.
Во-вторых, рыцарем было тяжело стать, особенно будучи «
четырнадцатилетним сопляком». Неро самостоятельно тренировался со старым мечом, покрытым ржавчиной на треть, ему помогал Кредо, иногда подтягивая неуклюжее фехтование, из-за выделяющейся внешности и вспыльчивого характера (
а ещё додуманного всякими болтунами происхождения) его всегда цепляли всякие шайки мальчишек или мужланов, жаждущих помахать кулаками… Но этого было недостаточно. Это же не с демонами бороться.
Настоящие рыцари должны это уметь —
убивать чудовищ.
Как делал Спарда, которому в Фортуне поклонялись. Как делал его
сын, также погибший в схватке с огромным количеством демонов, когда самому Неро не было и пяти лет. Он смутно помнил те времена, разрушенный до фундамента старый приют, пасть монстра, нависшего над ним так низко, что можно было учуять запах свежей людской плоти на зубах, и заляпанного вонючей кровью
человека в красном с огромным мечом. Многим позже Неро узнал, что это и был потомок Спарды, оставивший на его голове и плечах свой потрёпанный плащ небрежным движением руки, как символ защиты и обещания, что с ним —
и с Фортуной — всё будет в порядке. Так и было. Самого же легендарного охотника на демонов после той дикой бойни так и не нашли. Говорили, что он одолел всех сильных монстров, но на это ушло столько сил, что в конце концов волна мелких демонов загнала его в угол и разорвала на куски. Говорили…
говорили.
Тело так и не нашли. Лишь лужу крови и воткнутый в неё меч охотника —
Мятежник. Который оправдывал своё имя: он позволил себя перенести только для того, чтобы превратиться в недвижимую часть надгробной статуи хозяина посреди полузаброшенного кладбища на окраине города. Все молодые рыцари Ордена проходили негласное посвящение через попытки выдернуть меч. Кредо говорил, что некоторых рукоять обжигала до мяса, а некоторым, как ему, хоть меч и дозволял прикоснуться к себе, но это было как будто попробовать сдвинуть гору. По мнению Мятежника, никто не мог заменить его прежнего владельца, никто не был настолько же силён — и потому человеку, который смог бы вытащить его, Орден даровал титул рыцаря незамедлительно вне зависимости от пола, возраста и других обстоятельств.
В-третьих, в этом и заключался план Неро —
вытащить чёртов меч любым способом! Но даже в том, чтобы подступиться к величественному ансамблю, были некоторые проблемы. Из-за неслыханной силы оружия к нему постоянно стекались демоны — то ли в попытке присвоить, то ли чтобы уничтожить ненавистное напоминание о Спарде и его потомке. А потому там днями и ночами дежурил почётный караул. То есть попытка у него в случае нападения демонов была всего одна и на это отводилось крайне мало времени.
Вот он и выжидал на холме под деревом неподалёку от кладбища, наслаждаясь светлой лунной ночью и обманчивым майским теплом. Пока с злополучного дерева прямо ему на голову не упал огромный
кот.
Неро не заорал на весь окрест чудом: паршивец больно вцепился ему в ухо и наглухо застрял когтями в ткани футболки, дополняя своё необыкновенное появление злым шипением и пушистым белым хвостом аккурат парню в рот. Чтобы точно не разразился криком.
— Да отцепись ты от меня, животное! У меня и без тебя дела есть! — он зашипел не хуже кота, тщетно пытаясь отодрать его от себя, но тот грациозно спрыгнул сам и весь настороженно распушился, потеряв к Неро интерес. — И что с тобой…
Договорить он не успел. Как в карикатурных фильмах меж надгробных плит начали появляться бафометы и ярости, рыцари схватились за мечи и с боевыми кличами пошли в атаку, а Неро, игнорируя белого кота, рванул к мечу. Ночь вмиг перестала быть светлой и безмятежной.
«Мой единственный шанс! Пока рыцари заняты демонами, а демоны — рыцарями, никто не будет обращать на меня внимания!»
Кот одним прыжком повис у него на спине, из-за чего Неро даже немного запнулся: животное оказалось на редкость тяжёлым и таким толчком чуть не заставило их обоих покатиться кубарем по склону, прямо в гущу сражения. Он сцепил зубы, подавив в себе очередную порцию ругани, но сбрасывать неожиданного попутчика не стал — не до того. Ловко виляя между надгробиями, Неро упорно приближался к цели, когда один из бафометов с совершенно неуместным рыком «
Спарда!» кинулся на парня. От удара он отлетел прямо к Мятежнику, врезавшись правым боком в основание надгробной статуи. Неро показалось, что у него разом треснули все рёбра с левой стороны. Кот же предусмотрительно спрыгнул с него ещё в полёте и теперь восседал на рукояти оружия, требовательно поблёскивая голубыми глазами.
— КРОВЬ ПРЕДАТЕЛЯ! — взревел демон, атакуя, но Неро уже сомкнул подрагивающие пальцы на рукояти Мятежника, молясь всем мыслимым и немыслимым богам, чтобы меч его сейчас послушался, а иначе — ему конец.
И Мятежник ответил на зов, обдав его горячей волной силы, забурлившей в крови пламенем настолько жарким, что на пару мгновений спёрло дыхание. Он сперва повёл его руку сам, приучая к весу и новым способностям, проводя неожиданно холодное лезвие прямо через череп врага, а после отпустил, позволяя добить демона самостоятельно. Теперь-то Неро понимал, почему это оружие носило такое имя: столь
своенравное поведение мог вынести не каждый, как и не каждый мог вынести свинцовую тяжесть подаренной мощи, раскрывающей следом и
что-то внутри него самого.
Неро не мог видеть, как его глаза в ночной темноте зажглись двумя зловещими красными огнями, как он парой лёгких движений прикончил ещё двоих демонов, переключивших своё внимание с рыцарей на более важную добычу, как за его спиной сияющий синим силуэт недоумённо сжимал призрачную красную копию Мятежника. И как белый кот, довольно сощурив хитрые глаза, наблюдал за отличным представлением со своим
племянником в главной роли.
Честно говоря, почти десять лет, проведённых в кошачьей шкуре, дали
Данте большое количество времени не столько на разброд и шатания, сколько на размышления о том, о сём, — обо всём. Поначалу его мысли чаще занимало привыкание к роли дикой животины: как правильно ходить, бегать и прыгать, как охотиться на еду и есть её, справлять нужду, вылизываться, привыкать к новому обращению со стороны людей, зверей и демонов. Кстати, о них: твари не чуяли его больше и игнорировали, но как с цепи срывались, стоило Данте вальяжно посетить кладбище, где фортуновцы расстарались и в надгробную плиту, под который была лишь земля, вставили Мятежник.
Порой бывший легендарный охотник на демонов неделями не уходил оттуда, и рыцари Ордена меча (
боги, какое же глупое название и какие они все глупые по определению) пыхтели в сражениях с монстрами, охраняя Мятежник и напрочь игнорируя большого белого кота. Порой на его символичную могилу приходила Леди, рассказывала, как у неё дела, приносила красные розы, как кровь и вино,
не иначе как для контраста, и один раз даже всплакнула. Что поделать, цена победы была неизбежно высокой, но он заплатил сполна и мало о чём жалел.
Порой Данте бродил по Фортуне и её окрестностям, но в другие города не перебирался, словно что-то держало его тут.
К середине девятого года с его смерти на могилу Данте приходили разве что демоны и рыцари на патруле. Да он сам в облике кота. Фортуновцы помнили: потомок Спарды спас их...
когда-то. Память человеческая была хрупка, и люди больше не приносили к его надгробию даже элементарные цветы и не совались на кладбище. В последнее время демоны стали появляться всё чаще и чаще, чем-то взволнованные и жадные до крови, и Данте, лениво свесивший хвост с ветки вниз, меланхолично смотрел на почти полную луну и размышлял о причинах такого странного поведения, когда под деревом нарисовался
пацан.
Данте не помнил его имени, но видел, как мальчишка либо тренируется, либо дерётся с кем-то в подворотнях, либо целенаправленно изучает город. Бывшему охотнику было откровенно плевать на то, чем тешился этот ребёнок. Он не лез к кладбищу, что было хорошо.
Как оказалось позже, это было всего лишь делом времени.
Если бы Данте мог, он бы приложил руку к лицу и грязно бы выругался, но он был котом отныне и навсегда, и поэтому, аккуратно примерившись, прыгнул прямо на мальчишку. Вцепившись в него до крови, он смиренно пережидал бухтение, желая, чтобы непутёвый сорванец понял, что ему тут не рады, и испарился, но не успел.
Демоны всегда портили ему жизнь — ещё с детства. Такого далёкого и полузабытого, что Данте редко, но думал, что это было не с ним. Что он всегда был котом, который жил около дома, где счастливая —
и необычная во всех смыслах пара — растила послушного, умного, способного и единственного сына.
Вергилий.
Пахло…
Вергилием?
Прокушенное до крови ухо пацана соблазнительно манило страшным старшим братцем, о котором Данте предпочитал не вспоминать без лишних поводов. Но повод появился. И он, из любопытства ради, решил рискнуть и косвенно подтолкнул и мальчишку, и Мятежник к совместной драке.
Вместе они смотрелись несуразно. Тощий подросток с взлохмаченными светлыми волосами без имеющихся в его распоряжении крох демонических сил, бешеной дозы адреналина и помощи Мятежника никогда бы не поднял огромный меч, но обстоятельства были на его стороне. Горящий синим пламенем до боли знакомый призрак того, кого следовало похоронить как и в собственной памяти, так и в земле, смотрелся не многим лучше и орудовал Мятежником явно не умеючи. Но он быстро приноравливался и так же быстро учил нового владельца — чёртов гений и в такой форме!
Данте медленно обернул хвост вокруг лап и себя самого, застыв красивой кошачьей статуей на вершине какого-то каменного надгробия, поросшего мхом почти полностью. На фоне сюрреалистично вопили демоны, пацан неумело подначивал их атаковать, а рыцари, пускай и были пустоголовыми, но не настолько, чтобы целиком доверить бой мелкому самоуверенному выскочке. За такое поведение в любом сражении его бы давно убили, но поток силы напрочь отбил ему инстинкт самосохранения и в драку он бросался самоубийственно.
А Данте не очень-то хотелось терять единственного своего живого родственника, пусть он и был котом.
И потому в его хитрой голове быстро созрел
план.
