Вскрывая душевные раны

Вбивая гвоздь в душу помните, что даже вытащив его своими извинениями, вы всё равно оставите там дыру, которая будет долго зарастать и мучить своего владельца Эрих Мария Ремарк

      Вопреки своим ожиданиям, я очнулась не в тёмных темницах, прикованная к потолку и стене, а в вполне приличной, просто огромной кровати. Постель была застлана белоснежными хлопковыми простынями, и отделялась от всей комнаты шифоновым балдахином. Сама она (комната) была обставлена довольно просто: диван и кресла у правой стены рядом с большой дверью, комод по левую сторону от кровати, высокий платяной шкаф напротив и одно единственное огромное окно в стене напротив выхода. Круглый блин луны явственно проглядывался сквозь решётки в нём.       Странно. И тихо. И темно.       Я села в кровати — пружины пышной перины мягко скрипнули под моим весом, хрустнули хлопковые простыни. Кожа на спине как-то неестественно неприятно стянулась и заныла, словно сдерживаемая чем-то. У меня было непонятное ощущение, словно бы я была пуста. Меня просто выпили. Сил почти не было. Я потянулась рукой к ноющей голове и… наткнулась на обрубленные короткие волосы.       — Ты немного ошеломлена, не так ли? — прозвучал откуда-то сбоку тихий мужской голос. Вздрогнув, я опустила руку и перевела взгляд в сторону источника звука.       Ну, конечно. Кто, если не он?       — Полагаю, брат не объяснил тебе в чём заключается секрет несокрушимости твоих волос? — проникновенно продолжал Айзен. Я была и вправду ошеломлена, совсем немного, поэтому только отрицательно покачала головой. — Твоя сила, с помощью которой ты поглощаешь духовные силы других существ, нестабильна и неуправляема. Потому что принадлежит не тебе. Наверное, ты уже догадалась, — на его немой вопрос во взгляде я только кивнула. Он снисходительно улыбнулся. — Твоё тело не могло вместить в себя силу той, чьи осколки души ты хранишь в своей, поэтому она окружила твои волосы. Реацу, что покрывает каждый твой волос, была настолько прочной, что даже занпакто Зараки Кенпачи разбивался вдребезги, соприкоснувшись с ней. Но теперь я запечатал твою силу, она больше не вырывается неуловимыми, но весьма мощными потоками из тебя, — он помолчал немного и продолжил:       — Прости за волосы — я просил Лоли лишь подстричь их, а она обкорнала тебя, как мальчугана. Глупая.       Вот что это за тянущее ощущение на спине. Отныне там стоит метка — печать, что сдерживает мою силу внутри моего тела и не даёт ей выхода. Теперь понятно, почему я не почувствовала присутствие Айзена в комнате. Больше я не могу этого делать. Теперь я просто обыкновенная душа, которую переломит любой мелкий пустой пополам. Я ничто, и звать меня в этом месте никак. Я даже права возмутиться не имею.       Мои пальцы непроизвольно сжали одеяло. Я вдруг обратила на них внимание. Они были в бинтах, и бинты тянулись до самых рукавов кимоно, в которое меня одели. Я ощущала, как они стягивают почти всё моё тело. Я прямо как мумия.       Но меня не покидало чувство, что всё это не так уж и плохо. То есть, не худшее, что могло быть со мной, чего я ожидала. Нет пыток, цепей, камер и издевательств. Только невероятно огромная комната, в которой я чувствовала себя, как диковинная зверушка в клетке.       — Почему ты молчишь? — вдруг подал голос Айзен. Я вновь подняла на него взгляд — пустой и тусклый.       — Что ты хочешь от меня услышать?       — Тебе нравится твоя комната? — любезно спросил мужчина. — Кровать удобная? Не хочешь поинтересоваться о своей дальнейшей судьбе?       — Комната прекрасна, — я вздохнула. — Постель мягкая и приятная на ощупь. А о судьбе своей я больше не пекусь. Отныне она вверена тебе, и только ты можешь распоряжаться ей.       — Ты не рабыня и не заключённая, Эрика, — он вдруг назвал меня мои настоящем именем. Это было так неожиданно, что мой пустой взгляд вмиг стал удивлённым и немного шокированным. Я слишком резко посмотрела ему в глаза — в них не было ненависти, коей я ожидала от него. Наоборот, он смотрел на меня с какой-то умиротворяющей улыбкой и спокойствием, а его тёмные глаза излучали тепло. — Я хочу помочь тебе. Вернуть твоё тело и исцелить душу. И вернуть Ренэйт.       — Прости, но мне кажется, она не очень этому обрадуется… — слишком нагло для той, кто является пленницей в руках такого жестокого человека, ответила я и тут же прикусила язык. Я не боялась смерти, но мне хотелось, чтобы тогда, когда она придёт за мной, я испытала как можно меньше боли.       Вопреки моим опасением, Айзен не взбеленился, не накинулся на меня с кулаками или занпакто, даже не выстрелил в меня никаким кидо. Лишь вновь как-то грустно усмехнулся.       — Почему ты так считаешь?       — А ты как думаешь? — я перестала контролировать свой язык, яд так и сочился из меня. Ненависть просыпалась во мне, хотя ещё минуту назад я ничего и ни к кому в целом мире не ощущала. — Ты уничтожил её душу и разум своими пытками, издевался, резал, бил, и всё оправдывал своей якобы любовью! Ты просто монстр!       — Это она тебе это сказала? — спокойно, со смешинками в глазах продолжал спрашивать меня Айзен. От его тихого вкрадчивого тона я вновь смутилась.       — Нет, — запнувшись, ответила я. — Я видела её воспоминания.       — И что же ты видела?       Вновь его вопрос смутил меня. Что происходит? Он смеётся надо мной? Он действительно не видит ничего такого в своих действиях?       — Я видела мрак коридоров и пустыни, по которым Ренэйт вечно бежала каждую ночь в моих ведениях. Я видела слёзы и отчаяние. Затем — круглую комнату с зеркалами и вечные пытки, кровь, боль, молчаливые истерики. Ты… ломал её с каждым разом всё сильнее и сильнее, вытягивал душу, словно вампиры-зависимые, подчинял себе, делал из неё живую куклу. Я видела всё ясно и чётко, как…       — Как наяву? — перебил он меня и подошёл размеренным шагом к моей кровати. Отодвинул балдахин, сел рядом — матрац снова едва слышно скрипнул. — Или же гораздо чётче? Ты видела это так же, как видишь сейчас меня перед собой.       Я задумалась… Нет, конечно же нет. Это были сны, ведения. Они отличались от картинки реальности. Сны всегда были размыты, неясны, нечётки. Но только не эти. Мои кошмары были всегда резки, точны, разборчивы. Гораздо выразительней той картинки, которую улавливали обычные человеческие глаза. И всегда были поддёрнуты какой-то серебряной пеленой.       — Вижу задумчивость на твоём лице, — Айзен сузил глаза и немого наклонил голову вбок. — Думаю, это значит — нет.       — К чему ты ведёшь? — требовательно спросила я. Мне не нравился его спокойный тон. В моей голове он представлялся мне безумцем, склонным к жестокости и всяким ужасным делам. Но сейчас я видела перед собой спокойного, уравновешенного человека, размышляющего здраво и не поддающегося на провокации со стороны собеседника.       — Да так, — он пожал плечами и, усмехнувшись, отвернулся. — А что думает по этому поводу сама Ренэйт? — как бы невзначай, поинтересовался мужчина.       — Она… — я на секунду задумалась над ответом, — молчит.       — Почему?       — Не знаю. Не любит говорить на эту тему, наверное.       — Ясно, — только и ответил он, потом вновь посмотрел на меня. — А можешь сейчас у неё спросить?       — Я… попробую.       Ренэйт. Ты слышишь меня?       В ответ была тишина. Это продолжалось почти полминуты, я уж и не надеялась на ответ, но тут на задворках сознания прозвучал тихий усталый голос.       Слышу.       Я хотела поговорить с тобой…       Я слышала ваш разговор. Ты хочешь знать, почему я не люблю говорить с тобой о моём прошлом?       — Да, — вслух сказала я, не сразу осознав это. Но Айзен ничего не сказал.       Потому что… я заметила то, о чём говорит Соскэ уже очень давно.       И что ты хочешь этим сказать?       Просто… я сомневаюсь, что мои воспоминания настоящие…       Я тихо выдохнула от изумления. Поддельные воспоминания? Но кому понадобилось создать настолько ужасные воспоминание, полные лишь боли и страданий? Кто-то хотел, чтобы я… нет, чтобы Ренэйт возненавидела Айзена. Неужели это был… Киске?       Я ошеломлённо посмотрела на бывшего капитана пятого отряда. Он молча наблюдал за моими эмоциями. Неужто правда? Это фальшивка? Но как же? И он знал, что во мне фальшивые воспоминание Ренэйт о нём? Неудивительно, что он так ненавидел меня и брата. Но как же это… что же было на самом деле?       — Ты устала, — тихо сказал он. — Твои раны ещё затягиваются. Отдохни. Позже мы продолжим разговор.       Он заправил мне прядь за ухо — единственную длинную, которая доходила мне до подбородка, — наклонился и… поцеловал в лоб. Как сестру на ночь. Как ту, что дорога.       Встав с кровати, Айзен вышел из комнаты, тихо прикрыв огромную дверь за собой. Снова он смутил меня.       Интересно, о каких ранах Соскэ говорил: телесных или душевных? Наверное, о всех сразу.       Я вновь легла и перевернулась на бок. Всё тело стягивала какая-то ноющая боль от множество поверхностных ранений — Улькиорра не пощадил меня, когда я сдалась на его милость. Наверняка за дверями стоит охрана, но даже сосредоточившись, я не могла ощутить ничьё присутствие. И я точно не знала, одна ли в этой удушающе огромной тёмной комнате.       Мне вдруг стало необъяснимо страшно и тоскливо. Из глаз потекли слёзы, опустошающие меня ещё больше от всего того мусора, что накопила моя душа за последние несколько месяцев. С мокрыми дорожками на лице я погрузилась в царство снов, ведений и воспоминаний.